В спальне с Aen Elle

— Ох и зря мы все это затеяли. Ох, зря… Трое друзей по несчастью и пока несостоявшихся женихов Кагыр, Галахад и Скъялль стояли на узенькой тропинке посреди дремучего Черного Леса и растерянно озирались по сторонам. После долгих раздумий и гложущих душу сомнений они все-таки решились на это сомнительное предприятие ради призрачной надежды завоевать руку и сердце прекрасной Цириллы. Забрели в земли дальние, в дебри непролазные, в Лес, называемый Черным, место гиблое, заколдованное. Запетляли, заплутали, заблудились. — По-моему, мы кругами ходим, — высказал витавшую в стылом ночном воздухе мысль Кагыр. — Мне тоже кажется, что мы здесь уже были, — вздохнул Галахад, — причем не раз и не два. — Ни зги не видно, — поежился Скъялль. — Может, до утра устроим привал? — Вот дурень! — отвесил Съяллю подзатыльник Кагыр. — Лес заколдованный, ты забыл? Лучи солнца даже днем не пробиваются под кроны здешних деревьев. Нельзя нам останавливаться, иначе совсем в пути ослабеем. Вода у нас почти закончилась, да и с едой ситуация не лучше. Хочешь тут уснуть, чтобы нас во сне какие-нибудь твари навроде волков поели? — Что-то не заметил я здесь никакой живности, — покачал головой Галахад. — Прислушайтесь. Ни пения птиц, ни уханья сов, ни стрекота насекомых. Вообще ничего! Только ветер воет. И то воет-то как-то по-человечески, словно стонет. — Галик, — усмехнулся Кагыр, — тебе нянька явно сказок перечитала на ночь. Тут и так жутко, а ты еще нагнетаешь. Поехали уже! — Так куда? — почесал лохматую башку Скъялль. — Тут везде одно и то же. — Замолчи и не паникуй! — прикрикнул на сына рыбака Галахад. — Дай благородным господам подумать… Долго ли, коротко ли блуждали по Черному Лесу трое молодцев, как наконец совсем обессилели и устроились на траве отдохнуть. Только успели сомкнуть веки, как вдруг раздался вдалеке потусторонний свист и скрежет. Поднялся ветер и зашептали кроны деревьев на незнакомом языке. Тут же пробудились молодцы, повскакивали на ноги, смотрят — а стволы деревьев с одной стороны леса расступаться начали. Задрожала земля, и явился словно из ниоткуда целый табун единорогов, да непростых, а големов каменных, черных, с пустотами вместо глазниц. Страшно заржали големы, встали на дыбы и дали дорогу черному всаднику, закованному с головы до пят в черный доспех. Громадны были и всадник, и его конь и страшны, как самый жуткий кошмар. А на голове у всадника шлем шипастый в виде черепа. — Мертвяк! — проскулил едва не обделавшийся Скъялль. — Все, братцы, вот и смерть наша пришла, — обреченно сказал Галахад. — Чтоб эта Цирилла вместе с папашей своим Геральтом… — процедил сквозь сжатые до боли зубы Кагыр. — В аду буду чертей умолять, чтобы семейка эта после смерти в самый жаркий котел угодила. Тут конь под Черным Всадником заржал, и единороги-големы ему ответили. Словно смеялись чудища над страхом своих жертв, словно предвкушали грядущее веселье…

***

— Пап, — Цирилла потянула отца за рукав, когда тот уже был готов залезть в седло, — а может, все-таки не поедешь, а? Подумаешь, какие-то трое парней пропали. Да это сейчас сплошь и рядом случается. Может, на охоту поехали да волки их погрызли. Или на ярмарку поехали, и разбойники их побили. Нам-то что? — Нет, Цири, — Геральт проницательно посмотрел дочери в глаза. — Мы оба знаем, куда они уехали и почему не возвращаются. Я сам их туда услал, хоть и без умысла. Думал, не поедут. Думал, что они умней. А оно, видишь, как вышло. Я им идею подал, мне их и выручать. — Но пап! — Нет, Цири, не спорь. Я должен, понимаешь? Или ты забыла, кто я прежде всего? Я не охотник и не земледелец. Я убиваю чудовищ, а в том лесу что-то определенно водится. Я это найду и уничтожу.