Янтарь и Антрацит

В комнате царит приятный полумрак. Мягкий, бархатистый и такой по-домашнему уютный, что по телу разливается приятное тепло. Даже пляшущие по потолку и стенам тени кажутся сегодня особенными, завораживающими, а мягкий свет, что дарят горящие свечи в позолоченных канделябрах, дополняют эту пленительную атмосферу и придают ей загадочности и даже интимности, ограждая сидящих за большим дубовым столом двух человек от всего Мира. Границы комнаты очерчивает слабый, но такой теплый свет свечей и танцующие вокруг тени. Обитатели Корво-Бьнко давно спят, утомленные безумным днем. Усталая с дороги Цири ушла спать к себе самой первой. Варнава-Базиль и Марлена еще какое-то время сидели на кухне, но позже и они разбрелись по своим комнатам. Остались лишь двое — Регис и Геральт — что сидят за дубовым столом, который еще совсем недавно был устлан разнообразными яствами, что заботливо приготовила Марлена. Сейчас же на столе стоят лишь позолоченные кубки и пара бутылок вина: княжеского Сангреаля, что заботливо даровала княгиня, да Белого Волка, вина, которое родилось только благодаря Геральту и его действиям по примирению виноделен Верментино и Кароната. Регису не нравится Сангреаль. Он хмурится от одного лишь вида надписи на бутылке. Делает только один глоток княжеского подарка и отставляет подальше, словно опасаясь, что оно может укусить. Регис не хочет слышать ни о чем, связанным с княжеской семьей. Не хочет оставаться в Боклере. Не хочет видеть дар от княгини за убийство друга. Это тяготит его душу и заставляет глубоко внутри все занеметь от заглушенной боли. Но Геральту Регис этого не поведает. Они разрешили это все еще утром. Тогда, когда Регис решил остаться с Геральтом. Поэтому вампир пытается расслабиться. Он тянется к другому кубку и наливает себе «Белого Волка», и Регису кажется, что это вино во сто крат лучше и богаче на вкус и ощущения, чем многострадальный Сангреаль с княжеского стола. Регис пьет неспешно и не отрывает взгляд от Геральта, что так же пристально рассматривает его. Ведьмак глядит завороженно, очарованный пляской пламени золотистого огонька свечи, что отражается в глубоких антрацитовых глазах. Оба сейчас сидят в тишине, не смея нарушать мягкую и обволакивающую атмосферу домашнего уюта и некой сказочности. Есть только сильное желание, чтобы эти пленительные мгновения с терпкими винными нотками, пряным запахом трав и золотистыми отблесками в глазах длились вечно. — Хороший выдался день, — глухо шепчет Геральт, решившись заговорить, но очень тихо, словно боясь, что его хриплый и гулкий голос может разбудить всех обитателей Корво-Бьянко. — Воистину так, Геральт. Воистину, — кивает Регис, привычно улыбнувшись ему, не размыкая губ. — Я был очень рад встретить Цири. Геральт чуть улыбается ему в ответ и откидывается на спинку резного стула. Прикрывает глаза, вспоминая эту удивительную картину, все еще предстающую пред его взором во всех красках. Цирилла обрушивается на них как гром среди ясного неба, вместе со зловонным запахом отсеченной головы поверженного чудовища. Она встречает обоих пристальным взглядом зеленый глаз. Чуть торжествующим, гордым и счастливым. Ее рот чуть приоткрывается от удивления, когда она замечает Региса. Переводит удивленный взгляд с него на Геральта, будто бы вопрошая: «Это может быть правдой?» Она слегка теряется, когда завидевший ее вампир кланяется и мягко говорит ей: «Я очень рад видеть тебя в добром здравии, Цири. Сколько же лет прошло…» Она не говорит ему ни слова. Подходит к Регису вплотную, не сводя с тепло улыбающегося ей вампира взгляда изумрудных глаз. Чуть растерянно, со смешанной гаммой эмоций и чувств, бурлящих в душе. Она тянет к нему тонкие руки, крепко обнимает, цепляясь пальцами за узорчатый кафтан, и вдыхает пряный аромат шалфея, аниса и кориандра. «Спасибо Вам. Спасибо…» — сбивчиво шепчет она, а голос предательски срывается. Цири все еще винит себя во всем произошедшем в замке Стигга. Она помнит этот день слишком четко и явно. Так же, как Геральт. И корит себя за смерть всех его товарищей. Она прониклась к ним всем, хоть и видела всего раз в своей жизни. Она не успела узнать лучницу Мильву, но слышала о ней столько, что сразу может сказать, насколько она была хорошим человеком. Ровно, как и Ангулема, с которой ведьмачка могла бы подружиться. С вечным неунывающим светловолосым ураганом. У Цири до сих пор щемит сердце при мыслях о Кагыре. Ей его до боли жалко. Этого юношу, снившегося ей в кошмарах. Юношу, что оказался не тем страшным, объятым мраком и заревом пожара рыцарем в шлеме с крыльями хищной птицы. Он другой. И он тот, кто спасал Цири не раз, кто любил ее всем сердцем несмотря ни на что. И он ради нее прошел самый настоящий ад; и погиб он, спасая ее. И Регис… Регис, что погиб самой страшной смертью. За нее. И сейчас он стоит перед ней, гладит по голове и мягко улыбается, успокаивая ее. Давая понять, что ни за что ее не винит. А поодаль стоит Геральт, сложив руки на груди, с легкой и довольной полуулыбкой, играющей на покрытом шрамами лице. «Не стоит благодарности, — шепчет Регис, когда Цири наконец отстраняется. — И переходи со мной на „ты“, хорошо?» Девушка кивает, поначалу растерявшись в том, как обращаться к древнему вампиру, отдавшему за нее жизнь, а затем поворачивается к Геральту и идет обнимать уже его. — Она тоже была счастлива увидеть тебя. Теперь хоть меньше перестанет себя винить, — кивает Геральт, открывая глаза. — Я рад, что вы поладили. — Юная ведьмачка смогла поладить со всеми, — смеется Регис, качая головой. — Даже несмотря на напугавших некоторых обитателей винодельни ведьмачий трофей. Марлена, кажется, стала относиться к Цири, как к собственной внучке. — Ты имеешь в виду то, как она пыталась накормить ее пирожками? — вскидывает бровь Геральт. — И это тоже. Марлена о ней заботилась весь вечер. — Думаю, что даже Цири прониклась. Такого домашнего тепла и уюта она не знала давно. Марлена воистину смогла оживить это место. В Корво-Бьянко всегда будет хотеться вернуться. Не столько в сам Туссент, сколько сюда. К ним. — Думаю ты и сам испытывал нечто подобное очень давно, — резонно замечает Регис. — Ты прав. И все же этот день сделал хорошим не только приезд Цири, — Геральт бросает красноречивый взгляд на вампира, делая глоток пряного княжеского вина, а у Региса перехватывает дыхание. За целый день не было возможности обсудить произошедшее утром, когда Регис согласился путешествовать с ведьмаком. Не было в этом наполненным событиями днем и секунды, чтобы побыть вдвоем и вновь окунуться с головой в вереницу чувств и эмоций, испытанных ранее. Но они оба помнят. У Геральта все еще горит щека от недружеского прикосновения Региса. Он все еще может вообразить его крепкое объятие, и ощущения заставляют ждать новых минут близости. Не совсем телесной, скорее духовной. Пока есть возможность. Пока Корво-Бьянко стоит, объятый тишиной, а кругом все спят крепким сном. Регис ловит себя на мысли, что и ему хочется вновь окунуться в омут янтарных глаз, хочется даже больше, чем утром. Он всем своим естеством жаждет переступить некую черту, что все еще была между ними. Это сводит с ума, кружит голову сильнее, чем утренняя мандрагоровая настойка. Но Регис, как девка на выданье, теряется и не знает, что сказать, что ответить. Он просто придвигается ближе к сидящему рядом с ним Геральту. Пристально глядит на него, осторожно накрывая ладонью покрытую только недавно затянувшимися рубцами руку Геральта и крепче сжимая ее, нервно облизывает пересохшие от волнения и наполняющего душу трепета губы. — Геральт… Дорогой мой Геральт… — тихо шепчет вампир, придвигаясь ближе, а от его слов, его действий, взгляда у ведьмака вышибает дух, а по телу разливается приятная, тягучая истома. — Ты не представляешь, сколь многое значило для меня сегодняшнее утро. Я должен был это тебе сказать. Откровенность за откровенность. Геральт хрипло выдыхает, когда Регис касается своим лбом его, чувствует, как сердце сходит с ума, как оглушительно стучит кровь в висках, а тело в предвкушении сотрясает мелкая дрожь. Он не может сдержаться. Он с силой, резким движением тянет Региса на себя, усаживает себе на колени, и, крепко прижав к себе, хаотично водит по спине мозолистыми руками. Он обнимает столь крепко, что мог бы рискнуть сломать какой-нибудь хрупкой девушке ребра. Но высший вампир не хрупкая девушка. И Геральт может себе позволить это. Он утыкается носом вампиру в шею, щекоча ее грубой щетиной, и вдыхает пряный запах трав, что всегда оставался в его памяти и наваждением приходил в красочных, но таких тоскливых снах о былых временах. Геральт хрипит, когда Регис обнимает его в ответ, когда касается своим носом его колючей от щетины щеки и опаляет обветренные и потрескавшиеся губы ведьмака своим горячим дыханием. Геральт шепчет его имя трясущимся голосом, и это просто сносит вампиру голову. В этот раз он делает первый шаг. Его очередь. Регис целует сладко, томно и горячо. В отличие от Геральта — медленно, не торопясь, будто бы в их запасе целая вампирская вечность. И в этом пряном поцелуе — сам Регис. Такой, какой он есть. Спокойный, бесконечно притягательный и галантный, чуткий и заботливый. Он зарывается пальцами в белые волосы, чуть оттягивает их, вырывая из груди ведьмака рваный вздох. Вампир оттягивает нижнюю губу, проводит по ней языком, углубляет поцелуй, а Геральт чувствует, что с каждой секундной он теряет контроль, что здравость покидает его, а разум отходит на второй план, уступая место эмоциям. И кто же мог придумать такую глупость, что ведьмаки лишены их? Геральт не обращает внимание на то, что ему нужен воздух. Он не в силах противится своему порыву и с громкий гортанным рыком перехватывает инициативу. Он с жаром, требовательно сминает тонкие губы Региса, показывая ему всю гамму чувств, что разрывают его изнутри не хуже когтей недавно убитой экиммы. Он водит языком по острым зубам, тянет его язык, чуть прикусывает губу, вырывая у Региса тихий стон и разочарованных вздох, когда ведьмак наконец отстраняется. Он — растрепанный, немного взмокший, но до жути довольный — рвано дышит и не может отвести взгляд от такого же растрепанного Региса с чуть припухлыми губами, полностью отдается этой тягучей слабости, что разливается по телу. Ведьмак сам еще не верит в то, что произошло, и, приобнимая талию вампира одной рукой, глухо, чуть ошарашенно проговаривает: — З-зараза… И почему я не сделал этого раньше? — выдыхает он, глядя прямо в теплые антрацитовые глаза, что смотрели с такой преданностью и любовью, что перехватывало дыхание. — Может быть потому, что кое-кто был во власти очарования прелестной Фрингильи Виго? — чуть насмешливо вскидывает бровь Регис. — Да ну тебя! — фыркает Геральт. — Чтобы там она не говорила, больше всех я доверял тебе. И рассказывал я все именно тебе. Ну уж никак не Фрингилье. — Я помню. И я был очень польщен оказанным доверием. Но это не отменяет того факта, что ты бродил с влюбленными глазами. Какое-то время. — Я вовремя одумался, — хмурится ведьмак, а Региса тут же посещает желание разгладить грубую складку, что залегает меж подернутых сединой бровей. — И не без твоей помощи. — И вот тебе еще одна причина, почему мазель Виго меня терпеть не может, — улыбается Регис. — Ага. Ты единственный, кого она не смогла раскрыть и обвести вокруг пальца. Хотя она очень пыталась и почти догадалась, намекнув на «некого упыря, что встречался с суккубом под луной», — криво усмехается Геральт, на что вампир лишь качает головой и крепче обнимает ведьмака. — Она не так хороша, как пыталась себя позиционировать перед нами. — Кхм… Ну кое в чем она, кстати, действительно была хороша, — кашляет ведьмак и отводит взгляд. — Но даже тут она не идет ни в какое сравнение с тобой. — Я очень рад это слышать. На минуту вновь опускается тишина, которая прерывается лишь треском догорающих свечей. Скоро на эту комнату опустится полная темнота, но она не сможет помешать ни ведьмаку, ни вампиру. Они сидят в объятьях друг друга и завороженно глядят на маленький язычок пламени, что вскоре и вовсе исчезнет. Он тоскливо пляшет, теряя с каждой секундой самого важно для себя спутника, за счет которого живет. И он прощается с пламенем, роняя на стол восковые слезы, вмиг затвердевающие без желанного тепла губительного пламени. Регис целует ведьмака в краешек губ, а Геральт задумчиво гладит вампира по спине, не сводя взгляда с одинокой свечи. — Нам пора идти к себе, — шепчет Геральт и переводит взгляд на вампира. — Ты спишь в моей комнате. Со мной. — Будто бы я мог бы спать где-нибудь еще, — улыбается Регис, чуть обнажив клыки, и подносит руку Геральта к своим губам в тот самый миг, когда свеча затухает, опуская комнату во мрак.