Война состоит из непредусмотренных событий. Наполеон I Бонапарт
Поле боя было затянуто пороховой дымкой. В воздухе стоял кисловатый вкус пороха и тяжёлый запах серы. Солнце уже клонилось к закату, и на поле брани стояла тьма. Слабенькие лучи солнца были просто не в состоянии пробиться сквозь толщу порохового дыма, окутавшего всё в радиусе трёх километров вокруг Вальденбурского моста на северо-восточной границе Тристейна, соединявшей Тристейн и Германию. И сейчас исход целой кампании решался тут. Если семнадцатитысячный корпус генерала фон Цербста сможет перейти ущелье глубиной в сто двадцать метров и перебраться через границу с Тристейном, то через две-три недели войска императора будут маршировать в Тристании. Этого нельзя было допустить. Мост нужно было отстоять любой ценой. Ценой любых потерь и любых жертв. Юная королева Генриетта не понимала значения этого ущелья и этого моста, именно поэтому прикрыть столицу Тристейна остался корпус капитана Акиро Хатори численностью в тысяча двести человек. Юный капитан, которому ещё не исполнилось даже восемнадцати лет, стоял на холме в двухстах метрах от моста и осматривал поле боя. Он командовал самым необычным и новаторским корпусом во всей Халкегинии, который он сам и создал. И теперь, ему предстояло своим же детищем прикрыть участок фронта шириной в полтора километра против сил, превосходящих его почти в семнадцать раз! Закованные в кольчугу, вооружённые мечами и щитами войска Германии заходили на мост, но только для того, чтобы получить залп из мушкетов, которые спроектировал сам капитан. Оборону в самом начале моста держала первая рота первого экспериментального корпуса её Величества королевы Генриетты. Сто шестьдесят бойцов, облачённых в тёмно-синие мундиры и перетянутых крест на крест белыми кожаными ремнями, держали в своих изнеможённых руках мушкеты с примкнутыми штыками, которые издавали залп раз в двадцать-тридцать секунд. На холме корпус прикрывала батарея из четырёх орудий, которые вели непрерывный огонь по позициям противника на той стороне ущелья. Ситуация казалась безнадёжной. С каждой атакой войска императора оказывались всё ближе к позициям обороняющихся, но капитан оставался внешне спокоен. Он знал, что если не задержать германцев тут сейчас, то остановить их дальше не получится. На его молодые плечи легла обязанность не по защите, а по спасению всего Тристейна, того, что фактически не был его родиной, но он поклялся защищать его до последнего вдоха. Он защищал Тристейн так, как не защищал бы свою родную страну, которую он уже начал забывать. В его голове была только одна мысль. Либо они победят, либо погибнут. Иного выхода не было. Юноша оторвал глаз от подзорной трубы и осмотрелся вокруг. Всё было затянуто белым дымом. В рот лез кисловатый привкус серы и металла. Он облизнулся и продолжил наблюдать за полем боя через трубу, но спустя две минуты его отвлёк прискакавший к нему командир его второй роты. Антуан де Моро был высоким и статным юношей в возрасте около двадцати лет. Поверх тёмно-синей офицерской формы на ротного был накинут такого же цвета плащ, который опускался чуть ниже колен. А голову украшал солдатский кивер, из-под которого торчала небольшая чёлка из его тёмный волос, которая слегка прикрывала его глаза. Моро, спрыгнув с лошади, бегом метнулся к командиру и, козырнув ему двумя пальцами, произнёс то, что Акиро слышать не хотел: — Капитан! Германцы подтянули резервы! Маги Брюмера в двух километрах от моста! — лицо ротного было взволнованным, но страха и ужаса на нём не было видно. Юноша верил в своего командира точно так же, как и командир верил в Моро. — Мда… — из-за того, что Хатори простоял молча с полчаса, голос его дал петуха. — Это плохо… — Так что делать будем? Ситуация на поле критическая! Я потерял пятую часть роты за два часа! — Что делать?.. Что делать… — капитан обращался в пустоту. Никто не мог подсказать ему, что делать в такой ситуации. Оставался только один вариант, который сразу же пришёл в голову Хатори. — Что делать? Ничего не делать. Глаза ротного вылезли из орбит. Он просто не знал, что на такое ответить. В голове сразу вспыхнули образы павших товарищей. Тело налилось усталостью. Он вяло опустил голову вниз, в связи с чем кивер чуть съехал на глаза. — Но… — это был жалкий хрип, на который был сейчас способен Антуан. — Ничего не делать. Стоять и умирать, — голос командира корпуса был твёрже металла. Казалось, будто он знал, что говорит. Подняв голову, ротный наткнулся на уставшее, но всё так же уверенное в победе, лицо командира, с которым он прошёл путь от обычных наёмников на службе у Галии до командиров боевых подразделений в Тристейне. Он видел в лице Хатори то, что всегда видел у командира в тяжёлой сече. Он явно не собирался погибать. Твёрдый, уверенный взгляд взбодрил уже опустившего руки Моро. Он поднял голову и, вытянувшись в струну, козырнул своему кумиру и командиру: — Есть, стоять и умирать! После чего, поправив палочку, стилизованную под рапиру, на поясе, вспрыгнул на коня и умчался в сторону расположения его роты. Тем временем на мосту первая рота ожесточённо отбивала атаки германской пехоты.***
— Пли! — скомандовал белокурый юноша, опуская свою палочку в сторону атакующих германских копейщиков. Спустя ещё секунду по ушам ударил почти синхронный звук выстрелов. Вокруг роты взмыло ещё одно облако порохового дыма. Вслед за пулями командир первой роты послал ещё огненный шар. Метрах в сорока от них передняя линия атакующих копейщиков почти полностью упала. Несколько человек загорелись от пущенного им огненного шара. Как только Тристанийские пехотинцы начали перезаряжать свои мушкеты, ротный скомандовал: — Отставить перезарядку! Приготовиться к бою! В штыки! — юноша поднял вверх свою палочку. Стилизованная под шпагу, она засияла голубоватым цветом. Заклинание «Лезвие» позволяло орудовать палочкой так же как и мечом, острым со всех сторон. Не зря капитан просто до посинения гонял всех ротных с фехтованием. В штыковой рубке полагаться на привычные заклинания было просто невозможно. — В атаку! За королеву Генриетту! — услышав эти слова, белокурый ротный обернулся. За его ротой в бой шла ещё одна. Впереди этой роты в солдатском кивере и с палочкой наизготовку бежал брюнет. Антуан де Моро. Значит, и вторую роту тоже бросили в бой? Завидев приближающуюся помощь, юноша скомандовал построение в колонну по три, чтобы дать возможность бойцам второй занять место в строю. Спустя секунду Моро оказался на одном с ним уровне. — Ну, дружище! Как в старые добрые времена? Господин Ней? — де Моро был болтлив даже в такие трудные времена. — У нас одно время, господин Моро. Только сейчас! — Ура! — во всю глотку заорал Антуан. Его поддержали обе роты, переглушив свои криком треск аркебуз германцев. В отличие от всех других командиров, Хатори приказывал ротным лично водить в штыки своих подчинённых. И офицеры Первого Экспериментального Корпуса гордились этим. Каждый из них был награждён боевым орденом. У озера Лак ДʼОриент, в эльфийской пустыне. Среди гор Ромалии. Под городом Тулуз. Всегда и везде они вели свои роты в бой. Под тот же неизменный крик: «Ура». И сейчас, у Вальденбурского моста, быть может, в последний раз они ведут свои роты в штыки. На неприятеля, превосходившего их числом. Они ведут своих бойцов в страшную рубку, но яростные улыбки всё равно не сходили с их губ. Сейчас или никогда! Наблюдая за яростной штыковой атакой первой и второй роты, капитан только усмехнулся. Столько пафоса и отваги в этих молодых ребятах. Он уверен в них так же, как и уверен в себе. Он верил и любил их так же, как верил и любил Наполеон свою Старую Гвардию. Нет, эти люди составляли его «Старую Гвардию». Но были люди, которые действительно были его «гвардией». Оторвав глаза от подзорный трубы, Хатори обернулся и крикнул: — Мюрат! Сюда! Спустя пару секунд за спиной командира послышался топот копыт по грязи, и с коня спрыгнул среднего роста человек. Одет он был в ту же офицерскую форму, что и все. Только его плащ был скатан и висел у него на пояснице за спиной как валик. Слева на бедре была закреплена палочка в виде роскошной рапиры с дорого отделанным эфесом. Лицо того, кого назвали Мюратом, было скрыто под маской, которая закрывала всю нижнюю часть лица, оставляя открытыми только глаза. А на голове уверенно сидела чёрная кожаная треуголка. Отсалютовав, Мюрат подошёл и встал справа и чуть сзади от командира. Он уже понимал, зачем Хатори позвал его. Оставалось только самолично это услышать. — Гвардию в огонь! — произнёс командир, складывая и убирая подзорную трубу.