«Любовь отвергнута, душа уволена, ничто не истина, всё дозволено». Хасан ибн ас-Саббах. Предсмертные слова
— Ну, парни, мы сегодня славно поработали… — я выдохнул, закрывая дверь клубной комнаты. День сегодня и вправду получился продуктивным. Мы с клубом почти закончили делать панораму для городского конкурса панорам. — Надо было сегодня закончить, — с толикой грусти сказал один из моих товарищей. — Там всего один четвёртый прусский корпус остался. — Ага, и потом мы отсюда только к девяти вышли бы? — в беседу встрял ещё один мой одноклубник. Мы — клуб любителей зарубежной истории, и каждый год мы готовили свою панораму для токийского конкурса. Но каждый год мы терпели поражение. Сейчас уже третий раз, когда мы пробуем себя там. И если победим, то весь следующий учебный год нам будет сопутствовать удача. Ну-у-у, мне так казалось. — Слушайте, есть идея. Давайте отпразднуем это событие бургерами! — знаете, в любой компании есть такой…. Толстый парень, любящий бургеры? В каждой же? — Ты собрался что-то праздновать бургерами? — если бы «толстый» предложил нам отпраздновать наше… почти завершение(?) за кружкой пива, это было бы более понятно, чем празднование за бургером и порцией средних наггетсов. — А почему бы и нет? Я голодный, как собака, а мама с работы не скоро придёт. — Сами готовить не умеем? — что за несамостоятельность? Я сам себе завтраки с семи лет делал. — Зачем? Если есть мама? Лишь вздохнув, я сдал ключ в учительскую, и мы дружной компанией направились в сторону станции. Решение праздновать бургерами да наггетсами было принято почти единогласно. Что-что, а сотнями клеить акриловые модели утомительно. Так что есть хотелось страшно. Не спеша мы добрались до Макдональдса на станции. Там ничего необычного не произошло. Мы дружно ели и общались. Я любил такие сборы после клубной деятельности. Действительно любил и ценил. Мне нравилось то, что я имел сейчас. В отличие от миллионов других подростков, я никогда не пытался бунтовать и что-то высказывать системе. Я был много опытней всех этих ребят. И этот опыт мне давала история. Знание истории сразу возвышало меня над своими сверстниками. И не потому, что я знал много имён и дат. Нет, тут всё далеко не так. Знание истории — знание того, что нужно делать дальше. Как нужно поступать в той или иной ситуации. Именно поэтому я считал себя старше, чем есть на самом деле. Я реже ошибался из-за того, что использовал опыт предков в свою пользу. Пускай дураки учатся на своих ошибках и не особо умные на ошибках дураках. Я буду учиться на ошибках умных. Я буду учиться на успехах и неудачах своих предков. И знание истории позволяло мне эти вольности. Так что я любил своё настоящее. И не хотел, чтобы что-то менялось. Закончив трапезничать, мы разошлись по домам. Половина моих товарищей двинулись на станцию, так как жили в нескольких остановках от школы, мой же дом располагался метрах в четырёхстах от станции, так что, бросив привычное: «До завтра», я развернулся и побрёл в сторону жилых кварталов. Пройдя минуты две вдоль дороги, я повернул в тёмный переулок. До дома оставались считанные минуты пешком. Я думал, что я уже дома. Как же я тогда ошибался… Асфальт прямо передо мной начал плавиться. Я резко остановился. Холодный пот начал стекать со лба. Что делать? Остановиться? Идти дальше? Глюки после клея и акриловых красок?! Вот это уже было более вероятно. Мы редко когда проветривали клубную комнату, так что там постоянно стоял крепкий запах клея и акрила. Всё, решено! Теперь всегда будем проветривать. Что-то не больно-то мне и хочется, чтобы меня вот так плющило. Выбросив из головы все ненужные мысли, я двинулся дальше. И тут мои ноги словно приварились к той расплавленной плите асфальта. Я замер в ужасе. Одно дело видимые галлюцинации, но когда ты не только всякий бред видишь, но его ещё и чувствуешь… Перед мной медленно проявилась какая-то чёрная, почти бесплотная, материя. Оно было похоже на призрака. Существо было почти бесформенное, но такие детали, как голова и руки, очень очевидно просматривались. Там, где у материи должны быть глаза, горели два ярко-бордовых уголька. Осмотрев моё лицо, это произнесло: — Вот ты и нашёлся… — голос был абсолютно монотонный, но с хрипотцой. — Что ты такое?! — я сорвался на крик, но существо стало уходить в асфальт, словно в воду. Спустя ещё мгновение я отправился вслед за этим. Как только моя голова погрузилась в дорожное полотно, сознание сразу же окутал мрак.***
Незнакомые голоса вывели меня из бессознательного состояния. Они говорили на каком-то очень странном и непонятном языке. Я слышал в нём характерный для французского языка оттенок, но это был не французский. С силой открыв глаза, я заметил кого-то в голубом мундире времён века этак восемнадцатого с плащом поверх этого мундира. На голове у этого мужчины была такая же роскошно обшитая шляпа с широкими полями, а в руках у незнакомца была некая пародия на шпагу, только чуть короче и явно специально затупленная. Уставив её конец к моей груди, он что-то произнёс. После его слов моя правая рука стала полностью чёрной, а там, где проходили вены, под кожей, потекло что-то похожее на лаву. Моя рука превратилась в обугленный вулкан. Острая боль сковала моё тело. Но кричать я не мог. Было такое ощущение, что горло что-то сжимало, не выпуская оттуда крик. На лице мужчины напротив расцвела улыбка. Тут я услышал голос слева от себя. Говорил какой-то мужчина, лицо которого скрывал коричневый капюшон. По голосу ему было уже за сорок, и он отдавал немного арабскими нотками. На поясе у него находился фиранги в ножнах. И явно не декоративный. Он что-то объяснял человеку со шпагой, но тот лишь улыбался. В какой-то момент я почувствовал, что моя правая рука тянется к нему. Против моей воли я выставил свою руку напротив мужчины в шляпе. Сильная боль скрутила меня. И тут глаза мужчины со шпагой застекленели. Из его тела начало выходить нечто, что было точной копией этого мужчины, но голубоватое и прозрачное, подобно призраку. Как только моя рука поглотила всю субстанцию, она сразу же приняла привычный облик, а боль сразу же ушла. Спустя ещё мгновение моё сознание опять отправилось в царство грёз.***
Стон сорвался с моих губ. Голова трещала так, как будто я выучил несколько учебников математики, физики и иностранный язык. Облокотившись на стену позади меня, я вымученно открыл глаза. — Очнулся? — раздался голос слева от меня. Спустя ещё секунду рядом со мной загорелся факел, и я смог лицезреть мужчину. Он был одет в песочного цвета одежды с капюшоном на голове. На ногах у него были чёрные кожаные сапоги, а всё тело было перетянуто ремнями, на которых висели различные сумки и подсумки. На руках у него были надеты наручи, на концах которых тускло блестели лезвия. Поставив факел в специальный держатель, мужчина сел напротив меня. Когда он скинул капюшон, стало возможно видеть его лицо. Это был мужчина лет за сорок уже. Волосы, некогда бывшие чёрными, почти полностью стали седыми. Щетина на лице была тоже почти полностью седой, лишь выразительные чёрные глаза выглядели молодо. В какой-то момент меня кольнула мысль, я ведь понял, что он говорит. Что за… — Ты чего молчун такой? — весёлый с хрипотцой голос вывел меня из прострации. — Меня зовут Хасан ибн Саббах. Я родом из Аль-Руби. Тот, кто назвал себя Хасаном, протянул мне руку для знакомства. Подождав пару секунд, я ответил на его рукопожатие и представился: — Акиро Хатори, родом из Токио. — Токио… Никогда не слышал о таком месте. Я вижу, у тебя есть много вопросов? — Хасан улыбнулся мне, явно готовый отвечать на них. Складывалось такое ощущение, что он знал обо всём, что сейчас тут произошло. — Что сейчас, чёрт подери, произошло… — я выговорил это медленно. Сил говорить почти не было. — Ах, ты про это?.. — Хасан достал из-за пазухи флягу из шкуры какого-то животного и протянул её мне. — Тебя выбрал Альдебаран. Во фляге оказалось молоко. Настоящее, чуть прохладное молоко. Такое в Токио было просто не найти. — Что за Альдебаран? — вопросы не покидали меня. Отпив из фляги, я протянул её обратно Хасану. — Дух. Или нет, вернее сказать, что это демон. С ним не смог справиться даже сам Бримир. — Что за… — и тут в моей голове стали проясняться какие-то образы, чьи-то воспоминания. Увидев моё замешательство, Хасан продолжил. — Альдебаран выбрал тебя своим новым хозяином. У него есть способность поглощать души людей. Вместе с душами ты получаешь все их знания, способности и воспоминания. Судя по всему, поглотив этого виконта[1], ты выучил язык Халкегинии. — Что такое Халке… — тут я запнулся. Информация сама начала приходить мне в голову. Халкегиния — материк на какой-то планете? Что за? Я на другой планете? Или в другом измерении? — Я слышал о людях, верящих в другие миры, но тут я увидел такого человека… — Хасан почесал затылок. — Альдебаран не ищет лёгких путей. На губах мужчины появилась улыбка. Он по-доброму смотрел на меня, будто старец или какой-нибудь монах. — Ты находишься в крепости Аламут, это на северо-западе Тристейна, в восьмидесяти километрах от Ла Рошеля. Не знаю почему, но я понимал, где я нахожусь, я даже смог бы показать крепость на карте. — Как я уже говорил, меня зовут Хасан ибн Саббах. Я глава ордена Сарацинов. — Сарацинов? — в моей голове всплыла справка по сарацинам, но из моего мира. — Да. Мы простолюдины на службе у дворян. — голос Хасана стал жёстче. — В наши обязанности входит убирать тех, кто неугоден нашим нанимателям… — всё ясно. Пародия на хашишинов из моего мира. — Вот как… А кто этот? — я указал на труп лежащего мужчины. — Этот… — Хасан закатил глаза. — Виконт. Капитан какого-то из полков Магической Стражи Тристейна. То ли кардинал, то ли сама королева решили нас… Так скажем… Прикрыть нашу лавочку. Но этот решил договориться. Он даст нам уйти взамен на то, что мы предоставим ему око Альдебарана. — Око Альдебарана? — я решил уточнить. — Да, это древний артефакт, способный пробудить демона Альдебарана. Этот человек думал, что сможет его подчинить… А подчинился он тебе… Странно. Ладно… Акиро? Да? Ты что собираешься делать? Я тебя тут не держу. Прежде, чем он пришёл договориться, тристанийцы положили половину ордена, — в глазах Хасана проскользнула боль, которую он всеми силами пытался заглушить улыбкой. Боль от потери своих боевых товарищей. — А что я могу сделать? — тут я осознал всю критичность ситуации. Я был в неизвестном мире, измерении, планете. Называйте, как хотите. В моё распоряжение попали знания одного из дворян Тристейна. Судя по всему, я умел читать и писать на местном языке. Это сразу облегчало мне жизнь. Благодаря Виконту я неплохо знал географию Халкегинии. В голове стали всплывать различные политические факты. Мне, можно сказать, повезло, что мой Альдебаран проглотил именно капитана Магической Стражи. Но всё равно оставался вопрос: что делать дальше? Мне нужно время, чтобы адаптироваться и завести какие-то знакомства. И, кажется, я понял как это сделать. — Ну, так что, юноша, что вы решили делать? — на секунду мне показалось, что Хасан добивается от меня какого-то конкретного ответа. — Хасан ибн Саббах, я выказываю своё желание примкнуть к остаткам ордена Сарацинов, — надеюсь, что именно тут я получу необходимую информацию о мире, а там посмотрим, что будем делать дальше. — Хм… Я почему-то знал, что ты ответишь мне именно так. А ты, оказывается, не глупый, хоть ещё и сопляк. Добро пожаловать в орден Сарацинов. Помни. Любовь отвергнута, душа уволена, ничто не истина, всё дозволено, — произнеся эти слова, глава поднялся с пола и снова накинул капюшон. — Запомни это хорошенько.