Сломанные Крылья

…и все они превратились в прекрасных принцев, только у самого младшего вместо одной руки так и осталось крыло: не успела Элиза докончить последнюю рубашку, недоставало в ней одного рукава…©

*** День, когда юная королева, приговоренная к сожжению на костре жестоким архиепископом, своей смелостью и преданностью разрушила злые чары, освободив своих братьев от заклятья, навсегда стал частью истории королевства. Придворные летописцы трудились, не покладая перьев, стараясь записать для потомков каждый миг ее чудесного спасения, но в этом не было необходимости — этому дню не суждено было потеряться в пыли бесчисленных сухих страниц исторических хроник. Он врезался горожанам в память, взволновав их воображение, и вот уже которую неделю жители королевства не могли говорить ни о чем другом. Радостное шествие к дворцу короля растянулось на много дней, превратившись в невиданное празднество, веселее которого королевство еще не видывало. Вокруг прелестного розового куста, распустившегося на сухих бревнах, что должны были стать для Эльзы погребальным костром, теперь всегда собиралась толпа, где очевидцы рассказывали об увиденном ими чуде, а зеваки жадно внимали их словам. История, множество раз пересказанная из уст в уста, давно превратилась в местную легенду, а центральная площадь стала для горожан излюбленным местом прогулок. Любуюсь алыми цветами, горожане славили небеса и королеву, которую они полюбили теперь еще больше и потешались над злым архиепископом. Лишь один человек во всем королевстве, проходя мимо площади, отводил глаза, стараясь не глядеть на прекрасные розы. Один лишь человек всем сердцем желал забыть этот день всеобщего ликования, вспоминая его с тоской. Лишь только на его губах улыбка была вымученной, с них не слетал радостный смех. Лишь только в его глазах плескался не восторг и удивление, а раздражение и боль. Самый младший, одиннадцатый принц, один во всем королевстве не разделял всеобщего ликования. В этой стране он не находил себе место среди воцарившейся в ней атмосферы покоя и счастья. Его не радовал утопающий в зелени очаровательный городок с уютными маленькими домиками. Красота дворца, с его подвесными мостами и башенками, прозрачными витражами и бурлящими фонтанами, отражающими блеск ласкового солнца, не трогала его сердца, он чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Повсюду царило умиротворение, что было чуждо его сердцу, терзаемому обидой и горечью. Не было принцу дела до прелестей повседневной жизни — он застрял между небом и землей. Никогда бы он не открыл свои мысли никому на свете, но миг, когда Эльза набросила на него рубашку из крапивы, стал для него поворотным моментом, после которого блеск новой жизни и старых желаний померк для него. Как он мечтал о нем, как ждал, как хотел снова стать собой! И как жестоко он был обманут, когда его заветное, горячее желание, исполнившись, обернулось против него! Пролетая над бушующим морем, сражаясь с холодным ветром и тяжелыми солеными брызгами, он вспоминал свой родной дом, мечтая стать снова тем Принцем, каким был когда-то. Но сейчас, положа руку на сердце, Принц признавался себе, что предпочел бы жизнь птице тому существованию, на которое был обречен. Больше он не был лебедем, но не был и человеком. Урод. Посмешище. Принц всей душой ненавидел свой новый облик, считая себя прокаженным. Как же было странно желая сделать жест рукой, слегка взмахивать одним крылом. Принц чувствовал себя прокаженным, не понимая, как другие люди этого не замечают. В королевстве его любили, как и всех других его братьев и сестры, никто ни разу не сказал ему вслед дурного слова, но от этого становилось еще горше. Люди не понимали его, считая всего лишь еще одной частью их любимой истории, они вызывали у Принца лишь злость. Лишь дети иногда смеялись ему вслед и указывали на его крыло пальцами, рискуя получить от родителей взбучку, но этот смех и удивление были ему приятней, чем глупое восхищение. Да и если бы он и хотел жить, как все, то не смог бы. Обычные, простые движения были ему неподвластны — ведь у него не было одной руки. То, что другие люди делали без малейших затруднений, у Принца вызывало трудности. Ему тяжело в этом странном, не слушающемся его теле, а необходимость просить помощи во всевозможных проблемах унижала. Он не мог теперь даже обнять своих родных. Он не мог принимать участия в королевских развлечениях. Когда братья с королем отправлялись на охоту, юноша оставался в замке — ему не удержать лук одной рукой. Даже книгу ему порой было сложно удержать в руке, мешало ненавистное крыло. Порой Принц ловил себя на мысли, что мечтает просто выщипать все перья, отрезать никчемный кусок плоти. Ведь летать с одним крылом он тоже не мог. Никому Принц никогда не рассказывал о своих печалях, постепенно отдаляясь от братьев и сестры. Часами всматриваясь в небеса Принц вспоминал все прошлые годы и удивлялся тому, как братья могли стать ему почти чужими. Прежде неразлучные, они вместе покоряли небесные пространства днем и скитались по неизведанным землям ночью, разделяя все тревоги и печали. Они были настоящей стаей, а теперь ему казалось, что прежде связывающая его с братьями нить лопнула, отбросив его прочь. Но разве он мог винить их за то, что судьба с ним обошлась так жестоко? Разве они не заслужили этой новой жизни, которой ждали много лет? Принц издали наблюдал, как братья вливаются в водоворот придворной жизни, становятся верными друзьями и преданными спутниками их короля, так любезно принявшего их, даровав им почести и титулы. А Эльза? Ни слова упрека не слетало с его губ, когда Эльза начинала сбивчиво извиняться при виде его белого крыла. Как можно укорять ее такую добрую и нежную, обжигавшую себе тонкие руки крапивой без единого вскрика ради их спасения? Он был искренне рад видеть ее такой счастливой с королем, что вымаливал у нее прощение. Руки ее почти уже зажили, следы от старых ран были теперь едва заметными. Он никого не винил, но сомнения с каждым днем все сильнее разъедали его сердце. Как он хотел быть таким же, как его братья, так же беззаботно радоваться жизни. Все бы он на свете отдал, лишь бы вернуться на землю. Или же обратно на небеса. Он и сам рвал бы крапиву, проводя ночи на кладбище, сам бы плел рубашки, но знал, что это бесполезно. Ах, если бы ему явилось видение, показавшее, как избавиться от уродства? Но сны его по-прежнему были полны ветра и морских брызг. Принц приобрел новые, странные привычки. Погруженный в собственные мысли, он почти все время проводил в одиночестве. Он занял самую высокую башню дворца и с заката до самого рассвета смотрел в небесную даль, пытаясь сквозь причудливые силуэты тумана разглядеть очертания своей родной страны, такой далекой. Иногда ему чудилось, что он и вправду видит шпили башен и колыхания флагов. Сколько прошло лет с тех пор, как он покинул родной дворец? Что стало с его подданными, с отцом? Вспоминает ли он о них хоть иногда или полностью попал под власть колдуньи-мачехи? Горькая тоска накатывала на Принца при мысли о том, что отец смог так легко вышвырнуть их из своей жизни. А мачеха. Его уродство — ее вина. Как же желал он отплатить ей за все, что она сделала с ним! Как же жаль, что теперь нет пути в родную страну — больше он не сможет перелететь океан. Другой же странностью Принца была внезапно вспыхнувшая любовь к морю. Прежде оно казалось ему опасным и коварным. Будучи лебедем, Принц всегда стремился поскорее достичь суши, только там чувствуя себя в безопасности. А сейчас он бесстрашно бороздил морские просторы в полном одиночестве на своей маленькой лодке с белыми парусами, шелест которых так напоминал ему взмахи крыльев братьев. Все чаще он вспоминал их жизнь, проведенную в лебедином облике, но теперь видел в ней то, чего прежде не замечал. Они с братьями повидали немало горестей, но тогда у них была и надежда, и единство. А сейчас он не мог заставить себя находиться рядом с ними. С каждым разом все тяжелее и тяжелее было улыбаться и скрывать злые слезы зависти. Все тяжелее сдерживать вот-вот готовый сорваться с губ единственный вопрос «Почему я?!» Мысли рвали его душу, терзали когтями его сердце, наполняя его чернотой. И поэтому он старался остаться один. В одну из ночей Принц остался на своем судне один на один с грозой. Небо горело белым светом от бесчисленных вспышек молний, которые казалось, взрывали бушующее потемневшее море. Волны сходили с ума, будто желая разбить на осколки неприступные скалы, они бесновались, вновь и вновь обрушиваясь на камень со своей бессильной, но неистовой яростью. Лодка Принца давно разлетелась на щепки, белые паруса унесло ветрами, а сам он, оглушенный раскатами грома и ослепленный сиянием молнии, просто отдался во власть стихии. Волны играли его телом, бросая подобно марионетке, а Принц лишь спокойно улыбался, будто наблюдал за своей беспомощностью со стороны. В его сердце не было страха, он внезапно осознал, что жизнь ему совсем не дорога и он уже почти хочет расстаться с нею. Быть может сумасшедшая, жестокая стихия оборвет его блуждание между небом и землей? Принц не замечал ни холода, ни тяжести промокших одежд, тянувших его вниз на дно. Он смеялся, глаза его застилали одно за другим видения прошлой жизни. Перед ним мелькали образы персонажей со страниц книжки Эльзы, он снова слышал их детский смех и поскрипывание алмазных грифелей на алмазных досках, звон сабель и ласковые слова матери. А потом глаза его заволокло туманом, где среди миражей ему чудились образы таинственных замков, полных волшебных существ. Ему показалось, что они снова несут Эльзу через море, а после она расспрашивает их о видениях и феях. Быть может ее сон, подсказавший ей как их спасти, родился из такого же призрачного фиолетового тумана, что сейчас клубится перед его взором? Быть может, погибнув в морских просторах, он и сам станет миражем, туманным духом? Все лучше, чем жизнь прокаженного. Принц улыбался, погружаясь в свои предсмертные грезы, думая о феях. Они не явились ему во снах, не ответили на его зов, так может, они проводят его в последний путь? Причудливо извиваясь, в тумане начал появляться новый силуэт, с каждой секундой обретавший все большую четкость. Принц ахнул, узнав его. Еще мальчиком он, листая книги сказок, навсегда запомнил этот образ. Фата-Моргана. Весь ее облик, будто сотканный туманом — летящие, переливающиеся одежды, сверкающие фиолетовые глаза и длинные, синие, как морская гладь волосы, падающие волной на плечи, казался нереальным, волшебным, чуждым земному миру. Волшебница принадлежала другому — миру фантазий и волшебства. Принц замер, пораженный увиденным. Исчезло море, сейчас он находился в зале из прозрачных кристаллов, переливающихся фиолетовым блеском. Таким же блеском сияли и прекрасные глаза Фата-Морганы, но сейчас это было сияние гнева. — Юноша, — медленно произнесла волшебница, — Как можешь ты ждать от судьбы подарков, если тебе не дорога сама жизнь — ее главное сокровище? Принц тут же раскаялся в своих недавних мыслях. Как же он мог шутить с этой неведомой силой, как мог злиться на нее? — Я вижу, — продолжала Фата-Моргана, — все твои желания, такие противоречивые, раздирают твою душу. Ты проклинаешь судьбу, сам не зная чего ты хочешь. Ты не ценишь жертвы своей сестры, которую она готова была принести ради твоего спасения. Принца мгновенно захлестнула волна стыда. Как он ни старался, порой погруженный в собственные обиды, он забывал о том, как много сделала для него Эльза. — Ты малодушно винишь ее в том, что она спасла всех кроме тебя. Ты завидуешь своим братьям, втайне мечтая, что б на твоем месте оказался один из них. Принца снова обдало жаром мучительного раскаянья. Фата-Моргана видела его душу насквозь, поднимая с ее глубин все самые темные мысли, что он прятал в пучинах сознания, сейчас рождая в его сердце бурю смятения и хаоса. — Нет! — закричал Принц, — Я… — Ты не ценишь то, что имеешь. Твои желания переменчивы, как ветер в шторм. Ты отвергаешь дар судьбы и просишь о другом, сам еще не зная, что хочешь. Ты хочешь быть человеком, но манят тебя и небеса. Ты винишь судьбу и ждешь от нее новых подарков, забывая о чуде, которое совершила твоя сестра. — Но я… — Довольно, — жестом остановила его волшебница, — Я помогу тебе, но скажи же наконец, какой путь ты выбираешь. На мгновение перед Принцем промелькнули туманные облака алых закатов и золотых рассветов, нежная туманная дымка и теплый свет первых лучей солнца. Он почувствовал на своей коже дыхание легкого ветерка, ему грезилось, что за спиной заново выросли крылья и он парит в небе безмятежной вольной птицей, ощущающей лишь бесконечную свободу. Но тотчас же за видением небес пред ним предстали образы его братьев и сестры. Как опечалена будет Эльза, узнав, что он решил покинуть их, как погаснут ее лазурные глаза, как опустятся ее хрупкие плечи. А братья, с которыми он прожил бок о бок большую часть жизни, будут так опечалены его уходом, причин которого они не узнают. Нет, он не мог бросить их, сердце его заныло от тоски и жгучей, как крапива, вины. — Я хочу быть человеком, — твердо произнес Принц. — Ах, юный Принц, если бы ты выбрал жизнь птицы, я бы лишь взмахнула рукой, и ты бы отправился парить в бесконечной выси. Но теперь путь твой будет долог и тернист. Принц лишь кивнул в ответ. — Оставайся же там, где очнешься. Над морем о скалы день за днем разбиваются стайки птицы. Найди же этих мертвых птиц и вырви им перья и собери их для своего нового крыла, а после возвращайся в королевство, твои братья скоро найдут тебя. Когда вернешься, найди тот розовый куст, что цветет на месте позорного костра. Сорви его, а ветками, как жилами, сплети из перьев себе новое крыло. А потом лети домой, в свое королевство и найди свою мачеху. Там ты найдешь ответы на все свои вопросы. — Но как же я это сделаю? Но у меня ведь нет руки! — Per aspera ad astra, юный Принц. Твои мысли нечисты, а желания порочны, поэтому для его исполнения тебя ждет самый страшный способ. Голос ее звенел от холода, последние свои слова волшебница почти прошипела, на мгновение ее глаза сверкнули яростным зеленым светом, а волосы ее, растворявшейся в дыме, показались ему почти черными. Вместе с видением ее яростных глаз исчез и фиолетовый зал, сверкающие светом стены, померкнув, растворились в тумане, а после Принц понял, что волнами его прибило на берег одного из островов. Тот показался ему смутно знакомым — не здесь ли они однажды переживали бурю, после которой Эльза молчала до самого конца работы? Мысль о сестре придала ему решимости. Если Эльза вынесла свое испытание, то и он сможет. Но тут же Принц поежился, вспоминая предсказание о том, что ему предстоит вернуться домой. Сколько лет он в тайне мечтал об этом и как боялся этого сейчас. Что же ждет его в конце пути? Но он отбросил эти мысли, обращая взор на светлеющее небо. Фата-Моргана обещала ему, что братья скоро вернутся за ним, а ему предстоит нелегкая работа. Он устремил свой взгляд на пролетающих в дали птиц. Сперва он и не думал, что исполнить задуманное будет настолько тяжело. Мучительно тяжело было карабкаться по скалам без всякой опоры в поисках мертвых птиц, ужасно трудно было удерживать под рубашкой их холодные изуродованные тельца, от прикосновения к которым Принца бросало в дрожь, его передергивало, когда он чувствовал, как по его коже течет холодная птичья кровь, как мерзко касаются его голого живота их выпадающие внутренности. Вырывать перья, как выяснилось, тоже задача не из легких. Порой они держались так крепко, что ему приложилось вырывать их зубами, придерживая тельце одной рукой. Принц проклинал свою беспомощностью, тщетно отплевываясь — его продолжало мутить от вкуса стухшей крови и гниющей плоти, который надолго поселился в его рту. Тошнотворный запах всюду преследовал, и он, ослабевший от ветра и голода, не мог заставить себя откусить и проглотить хотя бы кусочек птичьего мяса. С одной рукой он не мог развести костер, ему осталось лишь верить словам феи о том, что его заберут отсюда. Почти падая от усталости, Принц продолжал свою работу. Но худшим было не это. Намного мучительнее было смотреть на этих птиц, выслеживать их, раз за разом наблюдать, как они разбиваются. Все мечты о небе оставили его, уступив место былым страхам, которые он наивно хотел оставить в прошлом. Слабость, тошнота и голод меркли перед оживающими кошмарами прошлых лет. Перед глазами Принца вставали все их прошлые полеты, особенно первые, неуверенные, насквозь пропитанные страхом разбиться. Воображение окрашивало крылья падавших птиц в белый цвет, вместо неуклюжих уточек ему виделись грациозные лебеди, в каждом из которых ему мерещился один из братьев, искалеченный, умирающий от мучительной потери крови, сломанный, разбитый. Поднимаясь на скалу, он гнал от себя страх того, что вместо птичьего тела увидит мертвое тело золотоволосого принца. Когда братья нашли его, разум был его совсем истощен кошмарами и усталостью. Волна радости так сильно захлестнула его, что почти граничила с безумием. Дико смеясь, Принц пытался обнять их своим белым крылом. Никогда еще чужая страна не была для него такой желанной. Но, подобно тому, как Эльза не расставалась с крапивой, он все же взял с собой собранные с таким трудом перья. Пестрые, разноцветные, разных форм и размеров — их было у него теперь достаточное количество. Когда он наконец оказался в замке, таком светлом и уютном, Принц готов был расплакаться от счастья. Его переполняла любовь к братьям, мужественно бороздившим моря в его поисках, к Эльзе, такой взволнованной и радостной из-за его возвращения. В зале, освещенном мягким светом множества свечей, за столом, полном яств, рядом с самыми близкими людьми ему особенно не хотелось думать о пугающих целях и их последствиях. Глядя на Эльзу, Принц испытывал острые, как стекло, ранящие уколы чувства вины за то, что он собирался сделать. Эльза наверняка огорчится, когда увидит, что он вырвал ее розовый куст, но Принц тут же напомнил себе о том, что после того, как он вернет себе человеческий облик, он сможет все свое время проводить с братьями и сестрой. И у него не будут вызывать трудностей ни приемы, ни обеды, ни охота. Поздно ночью, дождавшись, пока замок уснет, Принц пробрался на площадь, захватив с собой перья. Стараясь не смотреть на розовый куст, он резко начал задуманное, мысленно извиняясь перед Эльзой. Куст сопротивлялся изо всех своих сил — Принц изранил себе в кровь руку, шипы царапали его кожу и проникали под ногти, заставляя его закусывать губы от боли. Куст будто ожил, он вцеплялся Принцу в лицо, рвал одежду, насмехаясь над его уродством и беспомощностью. Принц опять вынужден был помогать себе зубами, шипы распороли ему щеки, от чего его рот наполнился соленым привкусом крови. Терпкий запах роз прежде в детстве, в другой жизни, казавшийся утонченным, сейчас стал таким же мерзким, как запах мертвой плоти. Не обращая внимания на ноющие раны и текущую из многочисленных порезов кровь, Принц разложил перья в форме крыла, положив ветки поверх, не заметив, как на его творение упало несколько капель его крови, и ветки тут же ожили, извиваясь как змеи, они обвили перья, соединяя их между собой в причудливом узоре. Крыло срасталось, перья затрепетали на ветру и взлетевшее крыло, словно приклеилось к спине Принца. В тот же миг Принц завыл от нестерпимой боли — ветки разрывали его плоть, проникая по кожу, заставляя его почти потерять сознание от боли — ему казалось, будто ветки царапают и обвивают его кости, дробя их. Неужели это и есть та цена, которую он должен заплатить? Но ведь он ни на шаг не приблизился к человеческому облику — его тело стало еще более уродливыми, теперь его венчали сразу же два крыла, разного цвета, несимметричные, что делало его похожим на сломанную и кое-как починенную игрушку, нелепую куклу, разбитую и склеенную неловким ребенком. Пытаясь отдышаться, Принц судорожно вспоминал все слова Фата-Морганы. Теперь его ждет долгий и тернистый путь домой. Глубоко вдохнув, Принц подпрыгнул и вскинув руки, вдруг почувствовал, как ветер отрывает его от земли бросая навстречу воздушному пространству. Все тело горело, ныло от нестерпимой, разрывающей на части боли, казалось, что целым его удерживают лишь крылья, вживленные магией в тело. Но забытое ощущение полета, в котором причудливо смешивались дикий неистовый восторг и оглушающий страх, заставили его забыть о страданиях. Ночной ветер приятно холодил его пылающую полопавшуюся кожу и свежие раны. Принц совершенно не думал о направлении пути, казалось, что тело с этим новым, нелепым крылом само ведет его по ночным небесам через горы и моря. Наконец в темноте засияли огни родного королевства, которыми он столько времени грезил, которые искал в туманных миражах, которые уже много лет видел в своих болезненных снах. Сердце Принца забилось так, будто готово было вырваться из груди птицей, что порвет его грудь и унесется прочь, заставив его пасть на скалы, как сотен птиц, чьими перьями он сотворил себе крыло. Принц отбросил эти мысли прочь, стараясь сохранить в памяти каждую деталь родной страны, не зная, вернется ли он в нее когда-либо еще. Сотни мыслей со скоростью света мелькали в его голове, одна ловя за хвост другую. Что с отцом? Жив ли он? А мачеха? Что же он должен сделать с ней, чтобы вернуть себе человеческий облик? А какое колдовство она придумает на этот раз? Снижаясь, Принц с жадностью рассматривал замок, в котором он вырос, отмечая каждую деталь. Быть может, это было простой игрой теней, иллюзией, обманом зрения, но он почти не узнавал родных стен, от которых будто веяло сыростью и холодом. Приглядевшись, Принц заметил пустые проемы окон, оплетенные паутиной, что придавало им сходство с пастью дикого животного, из которой капает слюна в предвкушении расправы и пиршеством над телом своей жертвой. Охваченный тревогой, Принц бросил взгляд на башню, в которой прежде жил отец. Огромное витражное окно было целым, но темным, не сиял на прозрачных стеклах блеск свечей, которыми прежде всегда освещались покои отца, не играли на них искорки и яркие блики. Сердце Принца заныло от плохого предчувствия — его разум будто кричал, неистово, истошно о том, что ему стоит вернуться назад, бежать прочь от этого гиблого места, овеянного страхом и дыханием пустоты. Он будто чувствовал их на своей коже, заползающих ядовитой змейкой в самое его сердце. Он не узнавал родного дома, прежде такого светлого и яркого, а сейчас охваченного каким-то неведомым холодом, что навевал лишь мысли о побеге. Замок казался старым, полуразрушенным, даже флаги на башенках и те поникли. Яркий, пылающий свет горел лишь только в одном окне — окне комнаты его мачехи. Разум Принца заполнило предчувствие беды, он устремился к ее окну, мечтая лишь обо одном — скорее покончить со всем этим. Что же скажет ему Фата-Моргана и когда? А пока он летел на огонь, цвет которого казался ему нереальным, отливающим какой-то неестественной изумрудной зеленью. Принцу не нравился этот оттенок, он силился вспомнить, где видел его прежде, но не мог. В ее горящем окне было что-то от того пламени, что привлекает бабочек своим заманчивым светом, а после безжалостно сжигает в прах. Не в силах больше совладать с собой, Принц проскользнул в замок через одно из выбитых окон и почти бегом бросился в покои мачехи. Неожиданно дверь в них оказалась открытой, и в этом странном приглашении ему чудилось что-то зловещее. Стараясь не дышать, прокравшись тенью в покои, Принц понял, что было источником света. Мачеха стояла к нему спиной, листая огромную книгу на резной подставке, отдаленно похожую на детскую книжку Эльзы — с ее страниц, залитых зеленым светом, слетали существа, изображенные на ее картинках. Подобно бабочкам, вокруг книги, очага зеленого сияния, порхали диковинные дьявольские создания — ехидные бесы, крылатые горгульи, летучие мыши с острыми клыками и прочая нечисть. Принц поймал себя на мысли, что совершенно не знает, чего ожидать. Ведь он совсем не знал свою мачеху, ему известна была лишь ее жестокость и ненависть к детям короля. Сколько же ей лет? Кого он увидит перед собой, когда он обернется? Принц понял, что боится этого мига, еще несколько минут назад бывшего для него столь долгожданным. Он вдруг понимает, что ветер, гнавший его через океан, не позволяя ни на минуту задуматься ни о чем, стих, оставив лишь растерянность. В его мыслях звучал голос Фата-Морганы, обещающий ему ответы на все его вопросы. Но секунды, каждая из которых казалась вечностью, мелькали под оглушительный стук его сердца, но ничего не менялось. Ему казалось, что вот-вот комнату заволочет туманный дым, из которого ему навстречу шагнет волшебница, а зеленый огонь сменится фиолетовым сиянием. Но призрачного чуда, которого Принц так ждал, готовый уцепиться как утопающий за соломинку, не произошло. — Здравствуй, мой юный принц, — все так отвернув от Принца, мачеха первой нарушила вязкую тишину, — Я вижу, ты прошел тернистый путь. Еще секунду назад он всем сердцем жаждал услышать этот голос, но сейчас лишь беспомощно замер, оглушенный им. Тот самый звонкий голос Фата-Морганы сейчас ядом лился с губ его мачехи, медленно поворачивающейся к нему. Взгляд ее глаз — колкий, насмешливый, торжествующий, острой стрелой поразил его душу, разрывая ее на кусочки. Теперь он понял, где видел это изумрудное сияние — в последнем мгновении перед тем, как та, кого он принял за Фата-Моргану, растворилась в тумане. Годы почти не коснулись ее лица, колдунья по-прежнему казалась молодой девушкой, чуть старше самого Принца, но успели стереть его из памяти юноши, а сейчас воспоминания нахлынули вновь, вместе с ужасом, злостью и таким привычным чувством беспомощности. Ее глаза были огнем, на который он так беспечно летел, не сумев понять в какой момент обжег свои крылья. Он оказался так же глуп, как и яркие, но безмозглые мотыльки. — Порочны твои желания, — улыбалась мачеха, — Я ведь предупреждала тебя о том, что за это тебе придется заплатить.