Медовый месяц

Яков медленно убрал руку с револьвера, лежащего на столе, и оглядел комнату. Анны в гостиной не было, и он выдохнул с облегчением. Впрочем, радоваться было, пожалуй, рано: Аня имела обыкновение появляться неожиданно, да еще и в самой гуще событий. Повернувшись, Яков посмотрел на вошедших. Трое. Двоих он уже видел — лже-плотники. Третий, надо полагать, Мыльников Иван Иванович, держал по револьверу в обеих руках. Система смит-и-вессон, машинально отметил Яков. Новенькие. Только бы Анна не вмешалась. Господи, в тебя уверую, только удержи ее там, в спальне! - Господин Штольман, - Мыльников подошел к столу, смахнул карты и забрал и револьвер Якова, и оружие застывшего неподвижно Голубицкого. - Ротмистр. - Господин Мыльников, я так полагаю? - Яков улыбнулся криво. - Мне встать? - Да нет, сидите, сидите, господин Штольман. И вы, Голубицкий. Угрожающий взмах револьвером заставил ротмистра дернуться, после чего он, кажется, примерз к стулу. - Дамы там? - Мыльников дулом револьверным указал на дверь спальни. - Заприте их. Нам ведь жертвы не нужны, верно? И никто не пострадает, если вы будете разумны. Яков расслабился, устроился на стуле поудобнее, откинувшись на спинку, и руки скрестил на груди. Всей позой своей он выказывал лень и полнейшее нежелание шевелиться вообще, однако каждая мышца была напряжена. Нужно только дождаться подходящего момента. Мыльников головорез, конечно, но едва ли закоренелый преступник. Что-то есть неуверенное, неловкое в том, как он держит оба револьвера. Да и нужно ли их два? На понт берет. - А теперь, - медовым тоном сказал Мыльников, - я хочу знать, куда Шиловский дел золото. - Ну, мне это знать неоткуда? - вежливо улыбнулся Яков. - Я не имел чести знать его. А вы, Федор Петрович? Ротмистр нервно дернул головой и бросил короткий взгляд на дверь спальни. Плотники-головорезы стояли там, плечом к плечу, не позволяя женщинам выйти, а мужчинам — войти к ним. Пока такое положение дел устраивало Якова. - А я думаю, вы знаете, господа, - ответный оскал Мыльникова мало походил на улыбку. - Иначе что бы вам делать ночью именно в этом номере? - В карты играли, - Яков кивнул на разбросанную по столу и полу колоду. - Не прикидывайтесь идиотом, Штольман! - резко бросил Мыльников. - Вы знаете о кладе в этом номере. - Откуда? От духа Шиловского? - вежливо уточнил Яков. - Я слышал эти разговоры про вашу жену, - фыркнул Мыльников. - Горничные болтают. Но мы с вами прекрасно знаем, что никаких призраков не существует. А вот своевременно прибывший в наш тихий город господин из Петербурга, вот он, имеется. - Да что там за «клад» такой, - рассмеялся Яков, - что я за ним прибыл из самого Петербурга? - Кажется, Шиловским досталась от бабки брошь драгоценной работы, - тихо сказал Голубицкий. - Позье, должно быть. Мне Мария показывала. Исключительной красоты вещь, и по всему видно — дорогая. Шиловский ее проиграл скопом со всеми прочими фамильными украшениями. - Процветают книготорговцы, - проворчал Яков. - Так где драгоценности? - повторил Мыльников, очевидно, убежденный в своей правоте. Якову это нравилось. Он всегда полагал, что с фанатиками дело иметь проще, чем с людьми рациональными, разумными. Да, разумного человека можно уговорить, а фанатик непредсказуем, не знаешь, чего и ждать от него. Зато человека столь горячего и неблагоразумного, как Мыльников, легко вывести из себя. Или обмануть. - Отпустите женщин, - сказал он спокойно, - и тогда я все вам расскажу. - Штольман, не будьте идиотом, - посоветовал Мыльников. Хороший совет. Яков посмотрел на Голубицкого, взглядом, как он надеялся, достаточно выразительным. Только бы мальчишка этот самодовольный не вздумал удивляться или возмущаться. - Да, - сказал он. Взял в руки часть колоды и принялся тасовать машинально. - Я знал Шиловского, и о его богатстве знал. Незадолго до смерти он написал мне письмо. Писал о том, как недоволен выбором сестры, как боится, что ротмистр растранжирит ее приданое. И о том, что намеревается спрятать кое-что, чтобы это не досталось Голубицкому. - В гостинице? - удивился ротмистр. Яков посмотрел на него, криво ухмыляясь. - Ну не в доме же это прятать. Он хотел, чтобы я приехал и перевез драгоценности в безопасное место. У меня связи в Петербурге, я бы непременно сделал так, чтобы сохранить золото в безопасности. Но письмо запоздало, и я получил его уже после того, как узнал весть, что Шиловский повесился. Вернее, как я сейчас понимаю, вы его повесили, Иван Иванович, - ухмылка Якова стала еще кривее, даже злее. - И тогда я решил, что мои услуги уже без надобности. Но сейчас вот проездом в вашем городе, вспомнил о золоте и… - Решили его прикарманить? - понимающе кивнул Мыльников. - Решил отдать его сестре покойного Шиловкого, - поправил Яков оскорбленно. - Так где же тайник? Скажете, и будете жить, Штольман, это я вам обещаю. - А если нет? - поинтересовался Яков. - Ночная игра в карты в пустом номере, - Мыльников развел руками. Палец его, как мог заметить Яков, дрожал на курке. Стрелок скверный, но оттого более опасный. - Два господина заспорили из-за выигрыша, подрались и, какая неприятность, оба скончались. А может быть, в нумер ворвались грабители? Изнасиловали и убили женщин, мужчин застрелили. - Ваша взяла, - Яков поежился почти непритворно. Мыльников вызывал у него омерзение, которое он мало к кому испытывал. - Ваши идиоты были на верном пути. Там на потолке есть небольшое отверстие, замазанное побелкой. Слева от люстры. Там шкатулка. Мыльников посмотрел на Якова внимательно, а потом взмахнул револьвером с прежней удалью. - Туда отойдите. И если вы солгали, можете быть уверены, смерть ваша легкой не будет. - Учту, - кивнул Яков, поднимаясь, и спокойно отошел к стене, где замер, скрестив руки на груди. Голубицкий встал рядом. Шепнул: - У вас ведь есть план? - У меня всегда есть план, - тихо ответил Яков. - Вопрос только в том, сработает ли. Лестницы на этот раз у «плотников» не было, поэтому они втроем с примкнувшим к ним Мыльниковым подтащили стол в центр комнаты, почти под самую люстру. Один из «плотников», самый высокий из троих, с инструментами полез наверх, второй держал пленников на мушке. Мыльников замер, напряженно оглядывая потолок. - Вопрос у меня, Иван Иванович, - Яков чуть повысил голос, привлекая к себе внимание. - Шиловского вы убили? - Он повесился, - отрезал Мыльников. - Оставьте это. Я желаю успокоения духу своего друга. А уж коль скоро я материалист, то всегда полагал, что это успокоение лежит в правде. Вы убили его или ваши приспешники? - Ничего он вам не скажет, - пробормотал Голубицкий. - Скажет. Потому что собирается нас с вами, Федор Петрович, убить, - улыбнулся Яков. - Женщин только не трогайте. - Вам это так знать хочется? - Мыльников взвел курок. - Я любопытен. Есть такой порок. - И что же, вы умереть готовы за удовлетворение своего любопытства? Эх, - Мыльников изобразил сожаление, впрочем, не слишком убедительно. - Вы ведь, кажется, женились только что? Что бы вам куда в Гурзуф не поехать? В Кореиз? А теперь вот оставляете молодую жену свою вдовой. - Супруга у меня — медиум, - на этот раз почти против воли улыбка вышла нежная. - Как-нибудь справимся. Мыльников расхохотался. - Ну так, Иван Иванович, уважьте, удовлетворите мое любопытство: вы убили Шиловского, или один из ваших мастеров? Яков кивнул на «плотников». Один ковырял потолок, второй кривил лицо, бросая нервные взгляды то на Штольмана, то на Мыльникова. Люстра качнулась. - Вот он убил, верно, - Яков кивнул на нервного. - Вы-то рук своих не пачкаете. А узнали как о деньгах, расписках и драгоценностях? Впрочем, можете не говорить. Ваш старший брат ведь при клубе офицерском? Там и узнали. А братья ваши в доле? Мыльников промолчал. Хоть бы слово из него вытянуть. - Конечно же, они ни о чем не подозревают. Иначе давно бы забрали золото. А, может, уже и забрали? Странно, но эта в общем-то невинная фраза подействовала наконец. Мыльников покраснел. - Матвей — идиот! Ему и в голову не придет забрать деньги. Как он причитал из-за этого Шиловского! Как он осуждал меня! Подозревал, что я забрал расписки. Как же ты получил его магазин, братец? - Матвей Иванович, выходит, человек порядочный, - хмыкнул Штольман. - Как приятно слышать. - Порядочные люди, Штольман, обречены на бедность и смерть, - резко ответил Мыльников. И в этот самый момент, точно сказана была некая условная фраза, люстра вдруг зашаталась и рухнула вниз вместе с частью потолка и кусками лепнины. Комнату заволокло мелкой белой пылью. Воспользовавшись неразберихой, Яков метнулся вперед, выбил пистолет у подручного мыльниковского, второго спихнул со стола на пол. Дверь распахнулась с треском, впуская красного от ярости Мыльникова-старшего, а вместе с ним и Яковлева. Яков бы, честное слово, предпочел, чтобы они явились чуть раньше, и не заставляли его нервничать. Кивнув коротко, Яков подобрал ключи и отомкнул дверь в спальню. Анна, бледная почти до синевы, перепуганная, с ссадиной на лбу, но такая живая, такая настоящая в это мгновение, бросилась к нему в объятья. Яков спрятал лицо в волосах ее, вдыхая чистый свежий запах, присущий ей одной. - Все закончилось, моя хорошая, все закончилось. - Господь всемогущий! - прозвучал вдруг изумленный голос Марии Шиловской. - Это же бабушкино обручальное кольцо!