Сукровица

Алек много курит. Преимущественно ночами, когда все либо спят, либо давно ушли на задание. Смолит дымом, пропитывает им собственную комнату, не открывая окна. При тусклом, мутном освещении перебирает бумаги увлеченно и совершенно не замечает, что пепел сыпется на пол, прямо под ноги. Иногда на ноги. На брюки, на свитер. Пепельница, стоящая на письменном столе, заполнена почти полностью. Когда он мыл ее последний раз, Алек уже и не помнит. Да и не до этого сейчас. Времени и так почти не на что не хватает, не говоря уже о том, что стекло закоптилось настолько, что отмыть его когда-либо вряд ли задача из простых. На эту пепельницу его педантизм не распространяется. Он затягивается в который раз и щелкает пальцем по сигарете, стряхивая пепел. Не смотрит, куда стряхивает. Потому светло-серая мягкая крошка сыплется еще и на поверхность стола. Буквы перед глазами уже начинают расплываться. Надо больше спать, наверное. Или хотя бы вовремя вспоминать, что часть из этих бумаг он уже просматривал. Алек не замечает, когда читает их по второму разу. На самом деле информации так много в последнее время, что она почти не задерживается в голове. Основная мысль, суть — и то хорошо. Он укладывает руку с зажатой между пальцами сигаретой на подлокотник, на каркас стула и подносит лист бумаги ближе к настольной лампе. Глаза режет от сухости и усталости, эту резь он смаргивает, продолжает бегать взглядом по строчкам. Окурок в ладони тлеет, пепел хлопьями серовато-белыми медленно падает на пол. К запаху сигаретного дыма он давно привык. Последнее время новая документация начинает раздражать, последнее время он все чаще читает новостные сводки, чужие отчеты и любые заметки о ситуации от других уполномоченных. Как наркоман сидит на дозе, так же Алек выискивает любую возможную информацию. И все чаще и чаще не находит. Все чаще и чаще заходит в тупик. Подобное уже не злит. Давно, кстати, не злит. Скорее — вводит в состояние, близкое к ступору. Безнадежное и от того давящее, тяжелое. В усталости еще дело. В усталости и недостаточном количестве часов в сутках. Как он засыпает, не замечает сам. Прикрывает глаза на некоторое время, лишь бы справиться с резью, лишь бы дать им отдохнуть немного, чтобы продолжить чтение, и так и проваливается в сон. Обратно в реальность его выбрасывает резко, когда кто-то касается руки. Он дергается, почти подрывается со стула. — Тшш, — мягко произносит Изабель, тушит в пепельнице дотлевшую до середины фильтра сигарету, которую вытащила у него между пальцев пару секунд назад. — Такими темпами ты не только спалишь весь Институт, но и в неврастеника превратишься раньше времени. Она улыбается широко, в ответ ей он беззлобно фыркает. Какой бы час ни был, его сестра при полном параде: яркая помада, каблуки и идеально сидящая одежда. Он говорит: — Ты почему не спишь еще? Усмешка. Почти снисходительная. И заботливая?.. Усмешка вообще может быть заботливой? Она касается его плеча и заглядывает в глаза. — Тебе необходим отдых, Алек, — и добавляет: — А еще проветрить комнату. Сплошной табачный дым, как ты еще дышишь? Нормально он дышит. Нормально. И если ей не нравится запах, то она вполне может выйти и пойти спать. Вслух ничего из этого он не говорит, трет глаза пальцами и кладет, почти швыряет лист бумаги на стол. — Мне нужно еще много всего сделать, Изабель. Не заставляй объяснять тебе в который раз, почему, для чего и как, — выдержанно, с налетом почти что обреченности. — Завтра сделаешь. Пару часов твои бумажки потерпят, не переживай. Война резко не изменит свой ход, если ты перестанешь спать, погрязнув под всем этим, — говорит она, и надо признать, что звучит достаточно убедительно. — Ну давай же, не упрямься. Иди спать. Война. Война, черт бы ее побрал. Они все еще называют происходящее войной, хотя знают, что та давно закончилась, что сейчас — ее последствия, итог, не больше. Изменить что-то с каждым днем все сложнее. А в скором времени станет совсем бесполезно. Но ведь намного проще верить, что еще ничего не потеряно. Проще, чем сдаться и смириться. Не для всех, для них так точно. Ладонь Алека непроизвольно тянется к полупустой пачке сигарет, но Изабель умудряется зажать ту в руке быстрее. — На сегодня хватит, — чуть ли не нравоучительно. Она складывает раскиданные листы на его столе, папки, мысленно удивляясь тому, что он тут же не начинает орать, что она все перепутает, сделает не так. Усталость, все дело в усталости. Ее брат сам загоняет себя до такого состояния, что проще лечь на пол и сдохнуть. Проблема в том, что сам не замечает этого похоже. И Изабель — всегда счастливая и уверенная Изабель — широко улыбается, держит лицо, раскладывая все по ровным стопкам. Она говорит: — Все наладится. Рано или поздно все наладится, — он фыркает, но она делает вид, что не слышит. — А сейчас ты пойдешь спать, встанешь абсолютно другим человеком через несколько часов и сможешь вернуться к своей нудятине. Но не раньше. — Изабель, — обрывает он ее откровенно замотанным голосом. И она останавливается, смотрит на него, улыбка медленно сползает с лица. Во взгляде откровенно читается, что он неблагодарный. Даже если этого там нет, то Алек видит в радужке темных, почти черных при таком освещении глаз. Неблагодарный и эгоистичный, не видит, как сильно она старается. Или не хочет видеть, что еще хуже. — Как давно ты виделся с Магнусом? — спрашивает она, ее тон падает на несколько нот вниз. Все еще пытается. Все еще пытается держать все под контролем, вселять в него собственный оптимизм, пытается поддерживать его. Быть сильной в семье, которая трещит, прогибается под обстоятельствами. Пытается выстоять, избавившись от собственных демонов, страхов и предрассудков. Настойчиво продолжает делать все, что от нее зависит. Проворачивает ручку на оконной раме, запуская в комнату холодный воздух. Он бурчит: — Неделю назад. Больше. Не помню. Снова трет глаза, откидывает голову на спинку стула. — Хотя бы позвонил бы ему, — произносит она заботливо. Но заботы он не слышит. Слышит другое, совершенно другое. То, чего там и нет, наверное. Очередной укор. Упрек. И ему хочется, чтобы она замолчала. Замолчала и ушла. Ее забота — иногда он ее просто не выносит. Иногда эта забота встает поперек горла и вдохнуть нормально не дает, мешает, словно душит. Они пересекаются немыми взглядами. Ей хочется сказать, что он не помнит, какой день сегодня. Дату банально без календаря не назовет. Был бы такого же возраста, как Макс, она бы без разговоров затолкала его в кровать, накрыла одеялом, выключила свет и строго сказала спать. Но для Алека авторитет из нее слабый. Для него и его извечного упрямства, за которое иногда хочется треснуть. Вместо ответа она только качает головой. Все ее попытки бесполезны. Его упрямство все равно не свернуть, потому ей ничего не остается, как направиться в сторону выхода. Изабель уже практически в дверях, когда он произносит: — Нормально уже ничего не будет. И ты это знаешь, кстати. Она улыбается. Говорит: — Ложись спать, Алек. Дотрагивается пальцами до дверного косяка, смотрит еще какое-то время на брата, а затем уходит, закрыв за собой дверь. Конечно, она знает. Сейчас все это знают. Почти весь Сумеречный мир горит в агонии из-за того, что творит Себастьян. Он ведь буквально насилует, ставит на колени всю веками строившуюся систему, все законы и принципы нефилимов. Запускает склизкие руки и вырывает с корнем саму суть, сам смысл существования расы. Извращает и убивает первозданный смысл. Все это видят. И почти никто ничего не делает. Нью-Йоркский Институт пока стоит. Стоит и не подчиняется новым порядкам, установленным этим ублюдком с избытком дьявольской крови. А это уже победа. Хоть какая-то, маленькая, почти незначительная, но победа. Какое-то время Алек еще сидит на месте, крутит в руках пачку сигарет, но не курит. Но к тому времени, когда Изабель заканчивает смывать макияж, переодевается в пижаму и заглядывает к нему в комнату, он уже успевает нормально лечь в кровать и уснуть. В какой момент он перестал каждый раз запирать дверь в свою комнату? Ответ не находится. На этот вопрос и на несколько других, которые она хотела ему задать. Но теперь остается осторожно прикрыть за собой эту самую дверь и отправиться спать самой. Ночь теперь стала короткой. Та ночь, что отводится на сон. Через пару часов настойчивый стук будит его, вырывая из забытья. Глухой, кулаками по дереву. Гулкий такой, отдающий в голове. Раздражающий. Хочется накрыться подушкой и не вставать. Всего несколько часов сна, отодрать тело от кровати кажется невозможным, неосуществимым. Усталость бетонной плитой прижимает к матрацу. Другие два удара и чуть погодя третий. Не ритмичные, совершенно хаотичные. — Алек! — громкий голос Джейса будит намного быстрее, чем стук в дверь. Очередной удар. — Алек, вставай! Пробурчать бы в подушку, чтобы пошел нахрен. Но вместо этого Алек открывает глаза и не без труда все же поднимается с кровати. Он открывает дверь — незакрытую; хорошо, что Джейс не знал, что дверь открыта, иначе бы решил его расталкивать — и смотрит на брата заспанно, раздраженно, недовольно. — Что? — резко. — Клэри пропала, — моментально выдает тот, будто только и ждал момента. — О, — усмехается Алек. — Это сразу нет. И начинает закрывать дверь. Джейс вовремя ставит ногу у дверного косяка так, что она мешает. Дверь натыкается на препятствие, Алек поднимает взгляд обратно на парабатая. — Алек, — многозначительно, почти с упреком. Он делает глубокий вдох и закатывает глаза. Пробуждение недели — проснуться и узнать, что беспокойная рыжая девушка парабатая снова вляпалась в какую-то историю. Года идут, а Клэри не меняется. Несколько минут он тупо смотрит на Джейса, как будто тот может передумать, решить, что оно ему и не надо, что справится сам. Ничего подобного не происходит. Да и вряд ли бы произошло. Из-за ерунды ему бы не понадобился парабатай. — Ладно, — соглашается наконец Алек, практически переступая через себя. — Спущусь через пять минут. Джейс не говорит спасибо, Джейс сухо кивает и уходит. И дверь наконец спокойно закрывается, не встречая никаких препятствий на своем пути. В который раз за последние несколько лет Алек не понимает, почему эта рыжая до сих пор вообще жива. С такой-то скоростью, с которой она влипает в неприятности, ее труп давно уже следовало вытаскивать из реки, еще и по частям. Но от того, что он снова будет громко возмущаться, никому легче на станет. Даже ему самому. Потому через пять минут он действительно уже оказывается в основном холле. Сбегает по лестнице и подходит к Джейсу, напряженно листающему один за другим экраны на панели управления. Снова и снова пальцами по загорающемуся голубым экрану. Снова и снова. Акцентировать на этом внимание некогда. Но тот, судя по всему, напряжен не слабо. Алек пытается его понять, пытается. Думает о том, как бы сам чувствовал себя, если бы пропал Магнус. А потом вспоминает, что слишком давно слышал голос мага хотя бы по телефону. — Ты уверен, что она и правда пропала? — звонко произносит сестра, спускаясь по лестнице. Цокот каблуков бьет по голове так, как будто Алек пьяный. Он поворачивается в ее строну. — То есть она ведь могла просто выйти прогуляться или в ближайшую забегаловку кофе купить. На лице у Изабель ни капли усталости, заспанности. Ничего подобного. Макияж лежит ровно, точно не за две минуты собиралась. Уложенные волосы, все в слишком идеальном состоянии. Алек зевает, Алек не помнит, сколько часов ему удалось выкроить. Он говорит: — Ты вообще спишь? Изабель кокетливо улыбается. — Такие вопросы не принято задавать девушкам, Алек. Проходя мимо, она кладет руку ему на плечо, практически проводит по давно застиранной до начинающего выцветать черного футболке, чуть задевая кожу. И сразу же подходит к Джейсу, забирая у того планшет из рук. — По-твоему, я настолько неадекватная истеричка? — раздраженно, почти оскорбленно проговаривает тот. Алек хмыкает, и Джейс тут же добавляет, направив ладонь в его сторону. — Не начинай. — Спокойно, мальчики, — произносит Изабель, даже не переводя на них взгляд. Широкая улыбка, практически насмешка и блестящий взгляд идет на резком контрасте с совершенно спокойным и холодным тоном. — Мне разнимать вас некогда. Моментально она будто в лице меняется, смотрит серьезно. Выводит карту города на экран, перекидывает на стол, чтобы было проще разобраться. — Как давно, говоришь, она пропала? Они все переходят к столу, обступают его. Изабель возится с картой, Алек взглядом по улицам скользит почти равнодушно, скрестив руки на груди, и лишь Джейс постукивает костяшками пальцев по углу, по поверхности. Практически нервно. Он говорит: — Клэри должна была вернуться вчера вечером в Институт. Не имею понятия, куда она там ходила, но должна была вернуться. — В этом и проблема Фрэй, — перебивает Алек. — Вечно лезет, куда не нужно. — Алек, — одергивает его сестра. Паузу Джейс выдерживает длиной всего в две с половиной или три секунды. А затем продолжает: — Она не возвращалась. Кровать не расстелена. Вы оба знаете, в каком мы положении. Сидеть и ждать, что она может вернуться через пару часов, как вариант не рассматривается. Изабель поворачивается к сводному брату, опускает медленно планшет в руках, кладет на стол. Слишком опасно. Вот в чем проблема. Слишком опасно отпускать ситуацию на самотек. И уж тем более выпускать из поля зрения Клэри. Она не под домашним арестом, нет, ни в коем случае; все происходящее касается ее как нельзя более прямо. Это ведь ее психопатичный братец подчиняет себе нефилимов пачками. Хорошо еще, что не создает новых, как некогда делал его папаша. Взгляд переводит на Алека, как будто может найти у него поддержку. Не в этом вопросе. Он и без того редко разделяет ее точку зрения, так тут еще и Клэри. Он ее на органическом уровне не переносит. Сколько лет прошло, сколько всего они прошли все вместе, а он до сих пор убежден, что та притягивает проблемы слишком мастерски из-за отсутствия мозгов и нехватки контроля. Изабель поджимает губы. — Предлагаешь искать ее самостоятельно или подключить Лидию и Конклав? — спрашивает она на выдохе. — Не мешай Лидию и Конклав. Она точно не станет искать Клэри, чтобы пристрелить или пытать. Вспомни историю с Элдетри, — произносит Алек. Лидия и Конклав и правда вещи разные. И если обратиться к первой кажется еще неплохой идеей, возможно, оправданной отчасти, то ставить в известность Конклав нет смысла. Не хватало еще, чтобы они решили, будто бы Клэри решила примкнуть к своему брату в его начинаниях. А учитывая нынешнюю ситуацию, подобное предположение вполне вероятно. Более чем вероятно. Логично и закономерно отчасти. Джейс пару раз постукивает кулаком по поверхности стола. И Изабель тут же отключает сенсорную панель, чтобы он случайно не сбил настройки или не наделал других неправильных операций, который потом придется чистить, исправлять и сбрасывать. — У нас нет времени привлекать кого-то стороннего, — выдает он чуть быстрее, чем стоило бы. — Сейчас я уже начинаю жалеть, что позвал вас двоих. Вы только тянете время, которого у нас нет. Он отталкивается от стола и направляется в сторону выхода, но голос парабатая заставляет его все же остановиться. — Говоришь так, будто она уже мертвая, — фыркает Алек. — Ничего с ней не случилось. По крайней мере, я в этом сомневаюсь. Несколько часов у нас точно есть. — Считаешь? — с откровенной иронией в голосе. Так они препираться могут часами. Особенно из-за Клэри. Изабель отходит, дает им возможность выговориться, а себе подумать. Если Клэри вышла прогуляться, то ее прогулка затянулась. Если же она и правда пропала, как уверяет Джейс, то они вляпались. Они все, а не она. И почему она вечно делает все сама? Почему не может прийти к одному из них и сказать, что собирается делать? И нет, она не под домашним арестом. Хотя иногда Изабель кажется, что той не помешал бы постоянный присмотр. Особенно теперь, когда Себастьян как никогда опасен. Глупая маленькая рыжая девочка. И дело не в возрасте или росте. Ее бы оберегать постоянно. От всего и всех, от любых нападок. Клэри чертовски повезло с Джейсом, потому что он именно тот, кто ей нужен. Потому что только такой, как Джейс может снова и снова вытаскивать ее из любых передряг, при этом продолжая любить. Проходит минут пять, пока голова более-менее не встает на место, пока опять не получается мыслить логически. — Раз уж ты вытащил нас из кроватей в такую рань, то тогда предлагаю начать поиски, — устало соглашается Алек. — Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим. И можно будет наконец заняться более важными вещами, чем бестолково бегать по Нью-Йорку, будто других занятий нет. Джейс усмехается, почти прыскает. — Ты когда-нибудь перестанешь воспринимать Клэри в штыки? — спрашивает он снисходительно, почти добродушно, когда они направляются в сторону оружейной. — Можно не отвечать на этот вопрос? — почти раздраженно. — Да, думаю, можно. Любая несанкционированная вылазка никого не волнует уже. В состоянии войны регистрировать каждую вылазку просто глупо и бессмысленно. Особенно учитывая то, что перехватить любой запрос или отчет можно в два счета. К тому же, связь с Аликанте как нельзя более нестабильна и едва возможна вообще. Привлекать Конклав не вариант. А значит, все должно остаться в который раз в тайне. Уж к тайнам-то им точно не привыкать. Найти одну охотницу втроем вполне возможно. Да и упрекнуть их по факту не в чем особенно. То, что их нет, никто и не заметит. Да даже если и заметит, то что это изменит? Им необходимо вернуть Клэри. Найти и вернуть. Потому что это же Клэри, потому что своих не бросают, потому что причин бесчисленное множество. У Изабель азарт в глазах блестит. Она пальцами водит по лезвию одного из ножей, а потом поворачивается к братьям, молча собирающим снаряжение. — Знаете, это все слишком увлекательно, чтобы идти в чем попало. — Только не говори, что ты собираешься переодеваться, — кидает ей Джейс. Она довольно ухмыляется. У Алека на лице откровенно читается: «Этого еще не хватало». — Именно это я и планирую сделать, — радостно проговаривает Изабель и направляется в сторону комнаты. — Не надо так обреченно смотреть, я догоню вас через пару минут. Иногда Джейс думает, что хотел бы хоть раз попасть в голову к Изабель, чтобы понять, как в любой ситуации ей удается сохранять оптимистичный настрой и приподнятое настроение. Как будто все это игра, чуть затянувшаяся, но безусловно увлекательная. Как у нее еще остается способность в такой момент думать о нарядах? А Алек просто привык уже к подобным выходкам сестры. Для нее поправлять макияж между миссиями — часть рутины. А после очередной битвы не раны перевязывать, а сломанные ногти подпиливать. Только наивной и поверхностной дурой ее это нисколько не делает. — Неужели нельзя было сразу надеть что-то универсальное? Вопрос Джейса так и остается без ответа, потому что Изабель быстрым шагом уже скрывается за поворотом, а Алек лишь многозначительно поднимает брови, закидывая на плечо колчан со стрелами. Знакомы не первый год, можно было бы и привыкнуть. Они оба и не задумываются, что подобное поведение сестры абсолютно разряжает всю эту плотную, темно-серую атмосферу войны, которая пластом давит, придавливает к земле, напоминая, что расслабляться некогда. Им как будто снова лет восемнадцать или девятнадцать, они как будто снова всего лишь собираются на очередное задание. На задание, а не на поиски Фрэй, которая может находиться в смертельной опасности. Возможно, уже на поиски ее трупа. Хотя о таком раскладе думать хочет меньше всего. Исключать все же не стоит любой исход. И лишь Изабель — с ее вечными улыбками броскими, помадами яркими, каблучищами этими высоченными — ярким пятном, практически красным на фоне почти черного дыма войны. Она держит их на плаву, сама вряд ли зная об этом. Алек и Джейс ждут ее у выхода из Института, не уходят вперед, хотя она и правда догнала бы их вне зависимости от того, как далеко они умудрились бы уйти. И слишком долго ждать не приходится, она появляется спустя несколько минут, еще до того, как они начинают раздражаться из-за задержки. Платье черное обтягивающее, закрывающее руки, но зато вырез глубокий, длина оставляет желать лучшего. Браслет-кнут обмотан вокруг запястья и выше. И все те же азартные, блестящие глаза. — Готовы? — спрашивает громко еще до того, как подходит. — Пойдем, — кивает Джейс, убирая клинок, и направляется в сторону выхода. Как только она равняется со старшим братом, тот окидывает ее внешний вид коротким взглядом. — Серьезно? В этом ты пойдешь? — тонкие, почти не ощутимые нотки возмущения будто случайно попадают в спокойный тон. — Именно, — довольно кивает Изабель. — Я знаю, оно хорошо сидит. Правда, Алек? Что скажешь? У него почти готовая речь есть на тему того, что в подобном драться будет неудобно, что она и сама это знает, что это не рационально идти в таком виде, но Алек оставляет эту речь себе, направляясь за Джейсом в сторону выхода. Потому что у сестры на все свое мнение, да и одеваться она может так, как посчитает нужным. Взрослая давно, не ему напоминать ей, что практичности в ее гардеробе почти не наблюдается. Нотации читать ей он не намерен. Да и возраст для нотаций прошел, остался где-то в прошлом. Сама разберется. А она почти дразнится, усмехается и смотрит на него хитро. Остается лишь закатить глаза. Потому что ничего он ей не скажет. Потому что никогда ни слова ни говорил по поводу ее внешнего вида и начинать не планирует. — Так и думала, что тебе понравится, — победно роняет она, чуть спешно следуя за ним, за ними. Как будто на слабо развела, честное слово. И он улыбается ей уголком губ. Быстро, коротко, но все же улыбается. Она ведь и правда не представляет, как сильно помогает держаться и продолжать день изо дня не терять надежду на что-то возможное. Ту самую, которую они по сути давно уже потеряли. Все без исключения. Джейс предлагает начать поиски со старой квартиры Фрэй. Да, вероятность крайне мала, квартира ведь несколько лет уже как брошена, оставлена за ненадобностью. Но отбрасывать ни один вариант они не могут. Не могут себе позволить такую роскошь. Глупость, если быть точнее. Тем более такой вариант — один из самых вероятных. Один из самых логичных и закономерных. И значения не имеет, что Клэри особой логичностью и закономерностью никогда не отличалась. Не в этом дело. Вариант разделиться и не всплывает. Можно хоть всю квартиру перерыть, действительно можно. Только это никак не поможет, потому что Клэри тут нет, как выясняется спустя несколько минут. И вряд ли в ближайшее время она могла здесь быть. Вещи не тронуты. Они давно не нужны никому уже, все необходимое давно переехало в Институт. Клэри забрала что-то к себе в комнату, первое время и правда бегала сюда. Так раньше было, сейчас ей сюда ходить ни к чему. Абсолютно. Все, что здесь есть, больше никому не нужно. Все, что здесь есть, безвозвратно брошено и забыто. Так бывает, и это нормально. И главное — Клэри здесь нет. Пыль, грязь и остатки чьей-то бывшей жизни. Алек лишь быстро обходит все комнаты, все и так понятно: нет тут девчонки, нет и не было. — Лучше осмотреть все более внимательно, если не хотим возвращаться, — настаивает Джейс. И Изабель указательным пальцем задумчиво ведет по книжной полке, пыль в подушку вжирается, цепляется мягким комком темно-серого, грязного цвета. Она поднимает палец и изучающе смотрит на пыль, пока ее братья проверяют шкафы, пространство под кроватью. Сдувает серую массу и переводит взгляд на них. Подушечки пальцев трет друг о друга, избавляясь от остатков пыли. — Знаете, отследить ее телефон было бы намного умнее. К тому же, это не так сложно, как может показаться, — а потом протягивает ладонь, говорит: — Джейс, давай телефон. Тот хлопает себя по нагрудному карману куртки. — Не вариант, Иззи. Я бросил его где-то в Институте, наверное. — Алек, — тут же находится она. Вопросов он не задает, не возмущается даже, хотя она почти готова выдать убедительную речь, почему стоит найти Клэри как можно быстрее и почему для этого ей нужен его телефон. Изабель не находит номер Клэри в списке контактов и чуть качает головой недовольно. Действительно, с чего она вообще взяла, что у него может быть ее номер? Алек из принципа мог не записать. Задача усложняется. Было бы больше времени. И плевать, что по сути во времени они не ограничены. Не ограничены, но ограничены. Все они это прекрасно понимают. Потому вариантов остается немного. Вспомнить телефон по памяти. Не самая простая задачка для памяти. И Изабель мысленно ругает себя за глупость, потому что стоило сделать все это еще в Институте. Первые пять цифр она помнит, дальше — ничего. Пытается снова и снова — и опять ничего. — И что дальше? — спрашивает Джейс. Ничего. Ей нужен номер телефона, который она не может вспомнить. И это злит. Отследить телефон с помощью такого же телефона не получится все равно. Глупость. Даже немного наивно с ее стороны. Максимум, что она может — набрать пару раз, чтобы удостовериться, что та не возьмет трубку. Вот и все. Больше ничего. Алек лезет в карман куртки за пачкой сигарет. Щелкает зажигалкой и прикуривает. Как только запах долетает до носа Изабель — сразу же почти, после первой затяжки, — она чуть морщится. Джейс никак не комментирует, все его внимание сосредоточено на сводной сестре. На ней и на телефоне у нее в руках. — Помнишь ее номер наизусть? — и она протягивает ему телефон. Пальцы быстро набирают необходимую комбинацию цифр. В этот момент Алек готов похвалить память парабатая. Память и ту самую приторную любовь к рыжей девчонке, благодаря которой он помнит наизусть нечто подобное. С довольным выражением лица Изабель забирает телефон из рук у того. Она бросает: — А тебе, кстати, стоит хотя бы сообщение отправить. То, что она обращается к нему, Алек понимает не сразу. Лишь после того, как сестра, полностью поглощенная чем-то в телефоне добавляет: — Не заставляй меня идти на радикальные меры и звонить Магнусу самостоятельно. Он заслужил хотя бы немного уважения с твоей стороны. Алек говорит: — Давайте сначала покончим с этой историей с Клэри, а потом уже будем все вместе сочинять мне сообщение для Магнуса, — затягивается и произносит: — Не отвлекайся, Из. Что бы ты там ни делала. Короткий взгляд и многозначительно вскинутые брови. А Джейс почему-то вспоминает, как когда-то Мелиорн сказал, что именно она — умная в семье. И пускай тогда его это поддело, но сейчас он уверен, что Изабель смотрит на ситуацию более трезво, вариантов видит больше. Хотя самым спокойным все же остается Алек. Иногда кажется, что он делает одолжение одним своим присутствием. Потому что в поисках Клэри он не заинтересован. Или же заинтересован крайне косвенно. Телефон оказывается недоступен. Но надеяться на иное было бы попросту глупо. К тому времени Алек уже докуривает сигарету, кидает окурок прямо под ноги, не заботясь, что вообще-то они в квартире. Не на улице. В брошенной квартире. Никому не нужной. Ну так, к слову. Сюда никто не придет, жить здесь не станет. Разве бездомные животные или бомжи. Последних в городе достаточно, но они на окурок жаловаться не будут. Алек давит остатки сигареты ботинком и руки в карманы куртки засовывает. — Только не говори, что мы возвращаемся в Институт, потому что тебе нужна техника, — проговаривает он. Изабель быстро что-то набирает на экране, а потом выключает подсветку и протягивает брату. — Бесполезно, ты прав, — соглашается она. — Прав? — усмехается Алек, убирая телефон в карман брюк. — Я ведь и не говорил ничего. — Твое выражение лица сказало все вместо тебя, — вставляет фразу Джейс. И переводит взгляд на Изабель. — Не предлагаю бегать по ее любимому парку или проверять закусочную недалеко отсюда. Потому что мы потеряем время, как и здесь. Все, что они делают — теряют время. Искать одну девушку в многомилионном городе — это та еще задача. Особенно, если не знать, где она была в последний раз и куда собиралась идти. Несколько секунд тишины, которая чуть затягивается. Тупик, самый настоящий тупик. Продолжить бегать можно, но смысла в этом нет. И вряд ли этот смысл появится. Потом озадаченное лицо Изабель преображается, широкая улыбка растягивает алые губы. Она говорит: — Не понимаю, почему эта идея не пришла в голову мне раньше. Она направляется в сторону выхода, стуча каблуками по полу, будто специально старательно отбивая четкий ритм. Алек и Джейс идут следом, а она все не умолкает. — Если Клэри пропала, то надо обращаться к тому, кто всегда знает, где ее искать, — и она говорит так уверенно, будто оглашает очевидное. Что-то, что абсолютно понятно ей, но ускользает от них двоих. — Я понятия не имею, где она сейчас, — отзывается Джейс. — Ты слишком большого мнения о себе, дорогой, — почти ласково проговаривает Изабель, улыбаясь ему. — Но я не о тебе говорю. Выдыхает тяжело именно Алек. Он быстрее Джейса понимает, к чему клонит их сестра. — Нет, — кидает он тут же. — На такое я точно не подписывался, когда соглашался помочь в поисках Фрэй. К тому же, сейчас день. Единственный вариант — самим идти в Дюморт. Саймон. Точно. Джейс грязно выругивается себе под нос. Именно о Саймоне он должен был подумать в первую очередь, ведь не может же быть такое, что Клэри не сказала и ему, куда собирается. — Значит, в Дюморт, — кивает Изабель с таким будничным тоном, будто они выбирают, где перекусить. Будто речь о забегаловке, а не о логове вампиров. Переубеждать ее и спорить в который раз за одно утро у Алека нет ни малейшего желания. Да и он тут явно в меньшинстве, потому что если это единственный вариант выяснить местонахождение Клэри, то Джейс согласен. Джейс согласен, Изабель довольна. А у Алека жесткое чувство дежавю тех времен, когда им приходилось чуть ли не несколько раз за одну неделю проникать к вампирам, нарушая целый список законов. По крайней мере, в этот раз все чуть более легально. Изабель снова забирает у него его телефон. И снова не находит нужный номер. Он и бровью не ведет. Искать то, чего у него никогда и не было, бессмысленно.