***
Самое лучшее — это утро выходного дня. Такое беспечное и тягучее, можно позабыть о времени и как можно дольше пролежать в кровати. Тем более, что после всего произошедшего вставать уж точно не хотелось. Всё тело налилось свинцовой тяжестью, Тэгун пролежал не вставая почти до обеда, а может и дольше. Может быть, он валялся бы и ещё, если бы не внезапное, оглушительное звяканье с кухни. Тело моментально полегчало и Тэгун подскочил с постели. Звук был похож на битое стекло. Но так оно и есть. Чон медленно поднялся с дивана и побрёл на кухню. Дойдя лишь до входа, он замер, застыл, возможно, от шока. Прохладный ветер пробивался с улицы сквозь трёх дюймовую дырку в окне. По всему полу разлетелись маленькие осколки, пару которых Тэгун ещё умудрится всадить себе в руку, пока будет убирать это всё. По среди кухни лежал булыжник, откуда ему было взяться на улице — интересный вопрос. Значит, это точно не случайность, а бумага, в которую он был завёрнут, только подтверждала догадки.« Первое воспоминание может оказаться последним. »
Что могла означать эта короткая записка? Какое еще воспоминание и почему оно последнее? Тэгун сидел на полу посреди кухни и вглядывался в листочек. Может кто-то ошибся адресом? Ну да, просто булыжник не в то окно, с кем не бывает. Чем дольше Тэгун смотрел на эту записку, тем сильнее он осознавал, что она предназначалась именно ему. И что в ней определенно есть небольшой, но скрытый смысл. Он по несколько минут смотрел на каждую букву, пытаясь хоть что-то понять. Почерк был не очень аккуратным, но вполне разборчивым. А по цвету пасты можно было сказать, что сделали её сразу перед тем, как кидать. Решив бросить это бессмысленное занятие, Тэгун оставил бумажку на кухонном столе и ещё раз вымыл полы, потому что неудачи слишком любят его доставать, и он бы обязательно наткнулся на ещё один осколок, хотя, казалось бы, откуда ему взяться. Когда проблема с осколками была решена и полы стали идеально чистыми, проблема дыры в окне осталась всё ещё очень серьёзной. Денег на ремонт уж точно не было, поэтому решение было одно — залепить её скотчем получше. Возможно, это не самый хороший вариант и теперь придётся бороться ещё и со сквозняком, но это всё же куда лучше, чем ничего с ней не делать. Тэгун приложил ладонь к залепленной дырке. Почти не продувает. Вот оно — изобретение на все случаи жизни! Удовлетворившись результатом, Чон снова вернулся в комнату и сел на диван, натягивая на себя плед. Именно этот самый плед когда-то подарила ему мать. Один из самых счастливых моментов и единственный, который напоминал о семье. Он будто обладал магией, стоит закутаться в него и сразу станет тепло, душевно тепло. — Боже мой, неужели…?! — Тэгун вылез из пледа и стал копаться на столе. Идея, что пришла ему в голову была сто-процентной. Его опасения несомненно должны были подтвердиться. Наконец, из-под груды тетрадей и бумажек показалась старая глянцевая фотография стандартных размеров, слегка опалённая, но в целом практически не испорченная. Та самая фотография, которую следователь отдал Тэгуну во время «опроса». На ней были изображены отец, мать и сын, сидевший у них на руках. Все трое были безумно счастливы и улыбались. Такая живая фотография, затрагивающая сердце. Это был первый подарок Тэгуну от родителей, он тогда и не понимал, что это такое и что именно эта вещь станет первым и последний воспоминанием, связанным с его родителями. Вот, что хотела сказать эта бумажка на булыжнике. Тэгун перевернул фотографию и сзади красовалась надпись, которой раньше явно не было, а самое странное, что почерк был чертовки похож на тот, что на листочке.01.15. 19:35
Тэгун не мог поверить своим глазам. Он нервно взглянул на календарь и опасения снова подтвердились. Дата, написанная на листочке — сегодняшний день. Только вот, до назначенного времени ещё было часа три. Чуть ниже даты красовался, по видимому, адрес, но чтобы разобрать его, пришлось приложить немало усилий. Неужели, этот человек, который вот уже неделю мешает Тэгуну жить, решил показать себя? Но как это всё могло зайти так далеко? Значит, всё то, что произошло с родителями тоже его рук дело и он прекрасно знал, что Тэгун получил это фото, более того, он написал всё это на нём, планируя увидеться именно в этот день. Становилось не на шутку страшно. Если он подстроил убийство родителей и давно спланировал слежку за Тэгуном, то всё это имеет далеко не яркий и красочный конец. Но зачем это? Зачем он убил родителей? Выход только один. Нужно пойти по этому адресу и тогда ответ сам найдется. Два часа прошло, как две минуты, все мысли были забиты этим человеком. Тэгун уже был готов признать себя сумасшедшим, ведь пойти он действительно собирался. Несомненно, с психикой проблемы у него были, но чтобы настолько? Чон нехотя натянул на себя свой любимый свитер (если и придётся умереть, то только в свитере) и джинсы. А нехотя, потому что выходить в этот холодный день он явно не планировал. Но ведь увидеть человека, который лишил жизни самых близких ему людей, и в какой-то степени его самого тоже, очень даже любопытно. Ведь всё, что происходит с ним — всё из-за него. Хотелось бы сказать всё в лицо, но Чон прекрасно знает, что как только подойдёт, смелость его тут же покинет, вместе с членораздельной речью за компанию. Здравый смысл и рассудок давно покинули разум Тэгуна, поэтому он, не задумываясь надел пуховик, ботинки, уютный шарф (тем самым допуская грубейшую ошибку в обеспечении безопасности на улице в тёмное время суток, но опять же, если и умирать, то в тепле и уюте) и вышел из дома, не смотря на то, что до назначенной встречи ещё около сорока минут. На такое лучше не опаздывать. Тэгун медленно пошёл на место встречи, которым было, как ни странно, то место, где его впервые начали преследовать и сбили вчера — переулок между гаражами. Хорошее место для встречи с маньяком, никто не увидит и не услышит. В голове промелькнула мысль о том, что можно позвонить Джехвану и всё рассказать, он бы составил ему компанию. Но зачем, если и умирать, то лучше в одиночку. Мало ли, вдруг этому преследователю не по вкусу, когда жертвы приходят не одни. Как ни странно, время шло по прежнему быстро, но когда он уже подошёл к месту встречи, встало и замерло на месте. Минута ожидания всегда равна часу, это не оспоримое правило. Каждый шорох заставлял Тэгун чуть ли не подпрыгивать от страха. Как бы он не пытался себя бодрить, чувствовал себя мышкой, которую вот-вот должны поймать. Но самым страшным было то, что это должно было случиться неожиданно. Как бы хотелось сейчас выпить кофе, а лучше если дома или в любимой кофейне, но этот вечер, возможно, станет последним. Разные мысли о том, как его убивают и мучают, всплывали в голове в виде ужасных картинок. Тэгун уже несколько раз представлял себе этого человека: очень высокий, стройный, но сутулый мужчина, одетый во всё черное, лицо скрыто под капюшоном и, скорее всего, изуродовано. Привести себя в мысли помог звук шин. Тэгуна словно поразило молнией, и он отпрыгнул в сторону. Конечно, этот чёртов джип чуть не проехался ему по ногам. Тот самый чёрный, в окна которого невозможно было ничего разглядеть. Он отошёл подальше, чувствуя, как сердце пытается вырваться наружу, пытается сбежать, однако тело вновь потяжелело и чувство страха ни на шаг не давало сдвинуться. Из машины вышел человек и уверенно пошёл в сторону Тэгуна. Хотелось бы верить, что это обычный прохожий, ведь он был так похож на него: большая тёмная куртка, джинсы и ботинки, даже капюшон не был надет и можно было разглядеть всё. Никаких шрамов на лице и сутулой походки, вполне молодой парень, с виду даже не сильно старше Тэгуна (да и не особо выше), даже не верится, что такой человек может быть убийцей. Безжалостным и хладнокровным. — Чон Тэгун, — улыбнулся человек, подходя ближе. — Я знал, что ты придёшь. Тебе, наверняка, интересно, зачем ты здесь? — продолжил по привычному сценарию, мысленно проклиная всё, что заставляет его это делать. Тэгун молча кивнул, не в силах ответить. Парень выглядел таким милым и голос был вовсе не страшным, но почему же он совершает такие ужасные вещи? А может, это и не он? Может, он только сообщник? — Думаю, ты не знаешь, что речь идёт о долгах, — начал было парень, незаметно присматриваясь к Тэгуну, как и посоветовал его недалёкий друг. Ничего особенного, ничего из того, что рассказывал Джехван. — Какие долги? — кое-как выдавил Тэгун своим слабым, сладким голосом. — Большие долги, — вздохнул Воншик, понимая, что теперь нужно всё объяснять. — Твои родители, Тэгун, по неосторожности залезли в очень большие долги. И теперь тебе нужно рассчитаться за всё, иначе… Ну, ты знаешь, что может быть, правда? — заметил, как парень напротив замялся. — А, — ненадолго завис Тэгун, в надежде, что всё ещё можно уладить. — Сколько именно составляет этот долг? — Полтора миллиарда, — не меняя своего спокойно тона, ответил Воншик, словно видит такие деньги каждый день. — Сколько?! — чуть не подавился парень, осознавая, что его проблемы намного больше, чем казались когда-то. — Как они могли… — В общем, сам знаешь, что с тобой будет, если в течение недели не отдашь долг, — Воншик впервые, когда только услышал об этом, тоже удивился, как такую сумму можно найти за неделю? Но босс сказал неделя, значит так и будет. Хотя, по словам Джехвана, у него не будет даже сотни, поэтому легче прикончить его сразу и не мучить беднягу. — Ты меня понял? — приподнял его голову за подбородок, притягивая к себе ближе и заглядывая в напуганные до смерти глаза. Через это прикосновение можно было прочувствовать всё: робкое, сбитое дыхание парня, дрожь, шок, безысходность. Эта близость пугала Воншика. Он только что хотел быстро и без свидетелей покончить с парнем и получить свой заслуженный гонорар, но что-то явно пошло не так. Этот печальный взгляд, испуганный и жалкий, пробирал до глубины души, заставляя пробудиться жалость, которая спала в течении долгих лет. И, дьявол, теперь этот парень казался действительно особенным, даже каким-то привлекательным, хотелось узнать о нём как можно больше, стать ближе. Передёрнувшись от этих мыслей, Воншик отпустил его, делая вид, что и не собирался совершать ничего подобного сегодня, а пришёл лишь запугать. — Спокойной ночи, — не найдя подходящих слов, Воншик быстро пошёл в направлении машины, не снимая своей маски безразличия. Хотя это было далеко не так. Таким жалким он не чувствовал себя никогда. Впервые за много лет он чувствовал, как бьётся его сердце. Словно что-то заставило его растаять после многолетней мерзлоты. И самое ужасное во всём этом — любой ценой покончить с этим «мальчишкой».