К городу

В эту ночь открыты все двери — не потому что я попросила, нет. Потому что их попросили открыться для меня. Дверь комнаты — дверь квартиры — дверь подъезда. Ветер шуршит опавшими листьями: «Выходи». Я не верю в сломанные замки и давно понимаю намёки. Меня легко позвать на прогулку; легче, пожалуй, чем любого человека в этом городе. Неудивительно: я же всё-таки не человек. Я собираюсь быстро, но тихо — не хлопаю дверью — бесшумно сбегаю по лестнице. Подставляю ладони редким холодным каплям: ты откуда забрёл, маленький дождь? — и жадно вдыхаю запах осеннего города, который промок и нахохлился, как воробей. Знаю: для меня, любителя сырости, старается. И потому, исполненная благодарности, на ходу ослабляю кольца шарфа. Его нельзя оставить дома, о нет. Снятие шарфа — знак доверия; и городу надо видеть: я правда его сняла, а не забыла повязать. Ведь то, что под шарфом, я позволяю разглядывать избранным, которых впускаю не только в жизнь и квартиру, но и в свою нечеловеческую душу. И город, конечно, об этом знает; и город — один из тех, кому я готова отдать всю себя. Но не будет лишним напомнить — и я спускаю шарф. Нечаянный прохожий издалека подумает про татуировку. Вблизи, застенчиво мазнув краем глаза, — скорее всего, тоже. Но не сегодня. Сегодня воздух пропитан осенней сыростью и вдоль позвоночника продирает сладкая дрожь. Сегодня моя чешуя проступает особенно явно — и переливается от чёрного к синему. Татуировки так не умеют, правда?.. Ветер гладит мою обнажённую шею, и я беззастенчиво урчу. Все морские змеи слегка коты — но не все они любят, когда касаются их уязвимых мест. Я — люблю. Я, наверное, неправильный морской змей; но недаром же столько лет среди людей живу. И недаром отдала своё сердце этому городу — неужели после такого могу не подставить беззащитную шею? Немыслимо. Долгими мокрыми улицами я прихожу к набережной: куда ещё мог лежать путь? Волны разбиваются о каменистый берег, и в их плеске я слышу зов — продолжение того, который вывел меня из дома. «Спускайся. Вспомни, кто ты есть. Не откажи себе в этом крошечном удовольствии». И я стягиваю одежду и спускаюсь к воде. Разве можно отказаться, когда город зовёт?.. Чешуя проступает на сгибах локтей, на бёдрах, на груди — и дальше, дальше, по всему телу. А секунду спустя на берегу не остаётся никакого человека — только гибкий морской змей бесшумно уходит в глубину. И озеро гладит чешую подводным течением — своей холодной рукой. Никто не придёт к набережной в ближайшие пару часов. Город всё устроит. Здесь только я — и он, владеющий моим сердцем. Прекрасная компания. Почти свидание — так это назвали бы люди?.. ...Когда я выхожу из воды, небо на востоке светлеет. Ветер, не по-осеннему тёплый, заменяет мне полотенце; и лишь волосы остаются влажными. Я прихожу домой. Я на цыпочках пробираюсь в комнату и оставляю на стуле одежду. Я забираюсь под одеяло, шепчу торопливо: «Спи, это я, всё в порядке», — и невольно провожу рукой по шее. Чешуя вновь едва ощутима, как тату, — будто и не было ничего. Но мне снятся холодные волны, качающие в объятиях; снятся утки, перепуганно взлетающие с потревоженной моим хвостом воды; снится шёпот, звучащий там, в глубине, из которого я не могу разобрать ни слова, но знаю: говорят о любви — ко мне, конечно же, к кому ещё?.. Это было. И несомненно будет — когда город снова откроет все двери и меня позовёт.