~***~
— Пропускай! — заорал кто-то прямо над ухом, а затем Хидан различил звук харканья и ругань. Значит, они приехали куда-то. Повозка, перед тем, как затормозить подскочила на камнях, и его, вместе с другими пленными, тряхнуло, словно мешки с дерьмом. Связанные по рукам и ногам, с повязками на глазах, они не могли ни пошевелиться, ни даже разглядеть друг друга. Но Хидан знал: Конан сидела рядом. Она шепнула ему, чтобы он не рыпался. По правде говоря, рыпаться было бы непростой задачей. От печатей, блокирующих чакру, все конечности затекли к херам. Его страшно мутило, и на языке так сильно горчило, будто он сожрал отсыревшую головню. Хидан насчитал шесть разных голосов, пять из которых принадлежали таким же связанным неудачникам, как он, и ещё один голос управлявшего повозкой. Сбор информации о противнике обычно бывал полезен, но все выводы, какие Хидан сделал на этот раз: водиле повозки пора бросать курить, потому что тот харкал через каждые полтора метра. — Пропускай, бль! Чё неясного? — Марка. — Чё? А, бль. Ща. Повозку снова тряхнуло — это водила спрыгнул на землю. Судя по всему, он весил килограмм двести. Послышалась какая-то возня. Пленные загудели, требуя их выпустить. Пользуясь поднявшейся суматохой, Хидан склонился к Конан. «Что ещё за «марка»?» — шепнул он и почувствовал, как она пожала плечами. — Какой блок? — Седьмой. — Нас не предупреждали, — протянул постовой. — Проверь-ка их. — Да, бль, мы и так опаздываем, не видно чё везём, бль? Мы к Отто, ясно, бль? Постовой что-то ответил, но Хидан не расслышал, потому что на этот раз Конан склонилась к нему: «Отто», — прошептала она, — «я знаю кто он». «Местный палач?», — шепнул Хидан. — Харе там шептаться, бль! Повозка снова тронулась. Конан говорила: «Отто комендант. Если мы не пройдём отбор — от нас избавятся, а если пройдём, то мы попадём к Таку». Его аж передёрнуло: «Не видел бы это ебло ещё вечность». Сквозь голос почудилось, будто Конан улыбается: «Нет», — сказала она, — «Я бы взглянула». — Я, бль, кому сказал «не шептаться»?! По борту повозки шарахнуло чем-то железным, Конан даже не вздрогнула. Но больше ничего не говорила, и Хидан стал придумывать, как им выпутаться. Было слишком мало информации. Он даже не понимал, где они. Пахло пылью. Со всех сторон доносились звуки стройки, монотонное гудение, дребезжание шестерней, цокот молотка. Они въехали в город. Соседи по несчастью, тоже это почувствовав, загомонили. Даже долбящий по кузову железный прут больше не мог их заткнуть. Повозка сбавила скорость, они поднялись на насыпь, а затем, судя по всему, не останавливаясь, миновали ещё один пост, и колёса словно поплыли по воздуху — началась идеально гладкая дорога. «Скоро приедем», — подумал Хидан. Они остановились через несколько минут. Водитель схаркнул. — Всё, бль, выгружайте. Хидан приготовился очень быстро соображать. Он знал, что хороший шанс на побег обязательно выпадет, выпадет неожиданно, и ни в коем случае нельзя будет его проебать. Судя по нарастающему волнению, пленным стали развязывать глаза. Они вскрикивали, то ли от ужаса, то ли от неожиданности. Возможно, думал Хидан, это яркий свет слепит их. Но когда повязку сдёрнули с его головы, он сразу понял, в чём настоящая причина. Признаться, его самого пробрало до мурашек. Высотой около двадцати метров, над ними возвышались врата, со всех сторон оплетённые лестницами и переходами. Врата были огромны. Сквозь эти створки, будь они распахнуты, могла бы проехать целая рыночная площадь. — Дух захватывает, а, приятель? — развязавший Хидана шиноби, хлопнул его по плечу и пошел дальше. Хидан ничего не ответил, вздрогнул, когда щеки неожиданно коснулось тепло — Конан положила подбородок ему на плечо. Падал снег: жалил лицо и онемевшее тело. Они оба теперь смотрели на это. Конан с нездоровым восторгом, а он с неверием. Потому что он знал, что перед ними не просто врата. Он уже видел их раньше. Это были ожившие чертежи Пэйна. Это были те самые ебучие чертежи. Дебилов вокруг восхищал просто масштаб и только он знал, что будет, когда эти исполинские створки распахнутся. Хидан на долю секунды ощутил бессилие, а потом неконтролируемую злость. Каким же он был ничтожным по сравнению с этим грёбаным Богом. Какими мелкими были его мысли, какими приземлёнными — желания. Но, видит Ясин, он бы никогда не создал такое смертоносное и слепое оружие. Он бы никогда не создал такого. Блять. — Что теперь скажешь? — прошептала Конан. — Видал я архитектуру и попиздатей. Она хмыкнула, хотя по его личным прикидкам должна была обозвать кретином. Были плюсы в том, что она делала это довольно часто. Когда ощущаешь себя полным нулем, уже ничто не способно повлиять на твою самооценку. Хидан сжился с тем, что он кретин, и вообще смотрел на это философски. Сейчас его должен был волновать побег отсюда, но из-за грёбаных врат больше ничего не было видно и ни о чем невозможно было думать. Площадь, на которой они толпились, зажало между торцами двух серых зданий, а весь обзор спереди закрывала уёбищная смертоносная конструкция Пэйна. Неспроста здесь высаживали пленников. Двое шиноби Принятия и перекошенный в лице здоровяк (вероятно водитель?), закончили развязывать глаза и теперь просто стерегли их, словно стадо скота. Ситуация стрёмная. Пэйн глядел на него с того света, снег сыпал за шиворот, Хидан ощутил редкостный прилив похуизма. Он громко кашлянул. — Ну, чё? Хули ждём, господа? Один из охранников даже собирался что-то ответить, но от второго Хидану сразу прилетело под дых. Он согнулся пополам. Верёвки врезались в тело, и даже те его участки, которые полностью онемели — снова обрели способность чувствовать боль. Он осклабился, глядя на свои собственные ботинки и с этим же выражением лица распрямился. Охранник, тот, которого Хидан мысленно окрестил драчуном, держал угрожающий замах. Благо, тайдзютсу тут и не пахло. — Охуенный удар! Тебя мамочка научи… кха! Блять, — снова пришлось согнуться, Хидану это и было нужно. Боль. В следующий раз, стоило ему только открыть рот, как его уже повалили на пол и удары посыпались градом. Геном сквозь блокирующие печати еле-еле латал повреждения и боли было ровно столько, чтобы вышибить из башки всякую чушь. Хидан валялся на боку и кашлял. Когда удары прекратились, он перевернулся на спину. — Так вот, — заговорил он, глядя на плавно слетающие с неба снежинки, — по поводу мамочки… — Хватит, он же просто извращенец, — Конан проплыла пару шагов, становясь преградой между его телом и охранниками. — Он тащится от боли, а вы ведётесь… — Твой дружок? Пусть заткнётся! — Заткнётся, — воздушно повторила Конан, будто это слово имело совсем другое возвышенное значение. Когда охранники отошли, она обернулась к нему и присела рядом. Её руки были связаны спереди, а не заломлены назад, как у него. И первую секунду Хидану казалось, что она продолжит его пиздить вместо охраны. — Что, сжалилась? — Я думала ты поумнел. Снежинки оседали и таяли на губах, он их облизнул. Из этого положения врат видно не было, только серое небо, снег и её бесстрастное лицо. — Не тебе же одной делать всякую херню? — сказал Хидан. — Поднимайся. — Мне и так хорошо. Хорошо было недолго. Он почти сразу замёрз и продолжал лежать лишь из ребяческого нежелания признать свою неправоту. Другие пленники поглядывали на него, как на раздавленное насекомое. Когда издалека донёсся гул приближающихся шагов, Хидан уже едва ощущал собственные конечности. Он повернул голову и собирался что-нибудь пиздануть, как вдруг над ним нависло лицо Адао Кеньшина. От неожиданности Хидан дёрнулся, но не рассчитал, что ноги и руки не слушаются, и тут же свалился на бок. — Ёп твою мать, это что за?!.. — Господин комендант! — встрепенулась охрана, — простите! Мы сейчас же его!.. — Пусть валяется, — Адао Кеньшин махнул рукой и пропал из поля зрения Хидана. Тот как раз пытался сделать так, чтобы мир перестал переворачиваться с ног на голову и обратно. Какого хрена? Какого хрена происходит? — Это все пленные? — Да, господин комендант. — Небогатый улов. Что ж, ничего страшного. Посмотрим, что есть. Голос был знакомым до мурашек, хотя и обретал крайне нехарактерные для Адао интонации. В них не было злобы или высокомерия, но в то же время, они казались какими-то через чур… нормальными? Хидан умудрился сесть и стал вглядываться в коменданта: та же выправка и лицо, как у пидарской статуи. Это был Кеньшин. Но когда тот обзавелся актерскими талантами? Неужели он его правда не узнаёт? — Меня зовут Отто Хираи. Я комендант военной столицы Сэнки. Я контролирую войска, укрепление периметра, поток ресурсов и, главное, порядок. У меня мало времени. Но я пришел лично познакомиться с вами, возможно, будущими шиноби Принятия. Итак. Для начала, я хочу знать: представители каких школ здесь присутствуют? Если бы Конан не подцепила его за шиворот, он бы так и сидел на земле, вылупившись на Адао Кеньшина, сраного коменданта Сэнки. Но пришлось встать, а с этого ракурса стало казаться, что, вероятно, он и обознался. Слишком спокойным было лицо у господина коменданта. Слишком сдержанным. Лишенным страсти. Кеньшин всегда выглядел горячо увлеченным любым делом, а этот его мутный двойник по эмоциональности напоминал карпа кои. Никаких представителей школ не обнаружилось, хотя один из пленных сообщил, что владеет ниндзюцу. Адао Кеньшин, который вроде бы представился иначе, но Хидан забыл как, тут же пригласил того выступить вперёд. Пленника развязали. Комендант вежливо склонил голову: — Мы проведём товарищеский бой, Минэки, — пояснил он, — я не буду отвечать тебе всерьёз, но твоя задача показать мне всё, на что ты способен. — Как мило, — пробормотал Хидан. Он сказал это едва слышно, но Отто Хираи повернул голову и упер в него внимательный взгляд. В этот момент пленный скопил небольшой энергетический шар, и Хидан кивнул в его сторону головой: — Вас там атакуют, господин комендант. — Это не страшно. Шар ударился в невидимое препятствие. Пленный тут же швырнул в противника теневой сюрикен, но тот тоже канул в пустоту, словно его и не было. Комендант отвернулся, наконец, от Хидана и под аккомпанемент испуганных возгласов, пленника бросило на борт повозки, тот всплеснул руками, последовал второй удар, позвоночник хрустнул, и, упав на землю, пленный больше не шевелился. Охранники бросились ловить разбегающихся от ужаса обречённых. В суматохе только три человека остались неподвижны. — Привет, Отто, — сказала Конан. — Как настроение? Отто, продолжая напоминать Хидану карпа, скрещённого с его лучшим другом, испустил задумчивый вздох. — Дайме будет удивлен, — сказал он. — Этих двоих за мной, с остальными пусть разберутся в блоке. Пошли. И пока охранники бегали туда-сюда, выполняя приказ, Хидан склонился к Конан и прошептал: — Ты что, вообще не соображаешь, что делаешь? На что она только пожала плечами.~***~
— Тише, — прошептала Сакура. — Не спугни. — Простите меня, — отозвался Юдай. — Я пыхчу, как загнанный хряк. — Это он. Тот мальчишка. Сакура размяла кисти, и, сделав глубокий вдох, ощутила полную концентрацию. — Не упустите его. На счёт три, — сказала она. — Раз, два… три. Вперёд! Ловите его! Все повыпрыгивали из укрытия, и кинулись на поляну, но, несмотря на то, что их тут было десять человек, а мальчишка был один, он всё равно умудрился юркнуть между ними. Сакура прорычала себе под нос хлёсткое, но целомудренное ругательство. Опять придётся одной гоняться за этим чертёнком. Ноги у него были быстрые, как у бешеного кролика. Мальчишка удирал, петляя меж голых деревьев, пока Сакура перепрыгивала с ветки на ветку, пытаясь выиграть преимущество. Позади Юдай испустил страдальческий стон, сползая по кленовому стволу. Все остальные давно отстали. — Стой! — крикнула Сакура. — А ну стой, я сказала! Мальчишка умудрился обернуться, не сбавив скорости и продолжил улепётывать. Сакура поняла, что так она его ни за что не догонит. Решение пришло мгновенно. Она вспомнила технику Тен-Тен. Продолжая погоню, Сакура сняла с себя верёвочный пояс и, утяжелив его в нескольких местах чакрой, зашвырнула вперёд. В мальчишку она не угодила, но тот испугался и сбавил ход. Тут-то Сакура его и подловила. Она спрыгнула с ветки и задержала его за руку. Он дико верещал. — Пусти! Пусти! — Не бойся! Я друг. — Отпусти меня, — потребовал он. Сакура присела напротив него на корточки и попыталась выглядеть не такой суровой. — Если я отпущу, — сказала она, — тебе есть куда идти? Вот что произошло ранним утром. А спустя каких-то два часа Сакура влетела за больничную ширму к Тоши, чтобы сообщить ему абсолютно невероятную новость. — Нашлись ещё люди! — объявила она, чувствуя, как радость переполняет усталое тело. — Ещё выжившие! — Ты всё-таки пошла туда, — Тоши закатил глаза, но сразу же улыбнулся. — Это называется упрямство. — Мы ещё не были в самих лагерях, — продолжала Сакура, — только понаблюдали издалека. Это целых два лагеря! Выжившие из двух деревень! Человек двести, не меньше. Ты понимаешь? Мы сможем объединиться и действовать более эффективно! — Коллективные самоубийства? — Соберем всех здесь. Укрепим защиту и будем искать безопасную дорогу, для того чтобы добраться до Конохи или хотя бы до Суны. И, кстати, — добавила она уже язвительным тоном, — если ты думаешь, я не слышу тех глупостей, которые ты говоришь, то я их слышу. Просто игнорирую. — Туше, — пробормотал он. — Придётся завязать с глупостями. Было около восьми утра. Тоши лежал поверх одеяла, заложив под затылок обе ладони. Он уже не был так бледен, как после операции, о которой Сакура вспомнила с содроганием. Впервые ей пришлось иметь дело с подобными повреждениями и казалось странным, что столь искусные бойцы оставили Тоши в живых, но тот наотрез отказывался об этом вспоминать. В любом случае, она была рада, что он выжил. Кровать скрипнула, когда она присела на край и приложила ладонь к его лбу. Температура была в рамках ожиданий. Сакура с серьёзным видом записала её в журнал. Тоши шёл на поправку. — Как ты себя чувствуешь? — К сожалению, слишком хорошо, чтобы ты меня обхаживала целыми днями. Только морщинка, залёгшая на секунду меж её бровей, говорила о том, что Сакура это услышала. Она продолжала делать записи в свой импровизированный журнал так долго, что Тоши от нетерпения даже приподнялся над подушкой, в попытке туда заглянуть. Но журнал захлопнулся. Сакура строго посмотрела на него. — Не напрягайся, разойдётся шов. — Там ведь нет никакого шва. — Есть. Ты просто его не видишь. Никакая техника не способна накрепко срастить всё, как было. — Тогда зря я так тобой восхищался, — сказал он и, побеждённый, плюхнулся обратно на подушку. Краем глаза он видел, что на Сакуру его шутка впечатления не произвела. Не удивительно. Она могла полюбить монстра, но не слабака. Тоши стиснул зубы. Чего Сакура точно не могла излечить, так это его раздробленную гордость. Его пытали, а он ничего не мог сделать. Был беспомощным, словно ребёнок. — Сакура. — Мм?.. — она уже уходила. Остановилась в центре комнаты. — Я ещё могу научиться? Голова Сакуры, и без того вопросительно склоненная, наклонилась ещё сильнее. Она не поняла. Внезапно Тоши сел на кровати. Растерянный невинный вид Сакуры его разозлил. Что бы она сказала, если бы узнала прямо сейчас? Если бы он ей рассказал, кто превратил его органы в кашу? Пальцы Тоши смяли одеяло, а затем разжались. Он уперся ладонями в край кровати, будто собираясь подняться на ноги. — Я спросил, я ещё могу научиться? Могу… стать шиноби? О, если она посмеётся над ним, думал Тоши, он тотчас ей всё выложит. Это знание стало единственным клинком в его арсенале, и он готов был пустить его в ход. Но Сакура только удивлённо моргнула. — В смысле… изучить ниндзютсу? — Да. Например, это. — Я не знаю, — сказала она, потом задумалась. — Может быть с хорошим учителем… Только если у тебя есть к этому предрасположенность. Не каждый человек… — И как это узнать? — Узнать? — Есть ли у меня предрасположенность! — Чего ты так завёлся? — возмутилась Сакура. — Зачем тебе это? — Не знаю. Может быть затем, что сумасшедшие убийцы почти запытали меня до смерти? Он и не думал давить на жалость, но вот на её лице проступило это унизительное сопереживание. Сакура не знала, что ответить. Она растерялась и долго молчала. Тоши её молчание было невыносимо, и он раздраженно принялся сворачивать одеяло, лишь бы хоть какой-то звук заполнил паузу, вместо голоса. — Я просто хочу научиться, — сказал он. — Хочу знать, возможно ли это. — Тоши, я понимаю… — Нет. Ты не понимаешь. Я ощущаю бессилие, которое ни с чем несравнимо. «Ни с чем», — повторил он ещё раз про себя. И вдруг услышал сиплый звук, который вырвался у Сакуры из груди. Она будто резко выдохнула. Потом раздалось несколько шагов. Она подошла и остановилась рядом с кроватью. Лицо Сакуры было полно твёрдости и внутренней силы. — Я ученица Пятой Хокаге, — сказала она. — Каждый день пытаюсь изобрести яд, убивающий бессмертие. Меня не покидает мысль, что моя наставница, имей она все те материалы, которые есть у меня, давно справилась бы с задачей. И если бы Сасори был жив… он бы сделал тоже самое. — Сакура замолкла всего на секунду, прежде чем продолжить. Её голос не дрогнул. — Но Сасори погиб. А моя наставница отреклась от меня. Я враг своей деревни. И я наедине с загадкой, решить которую мне, скорее всего, не под силу. Я знаю, что такое бессилие, Тоши. Очевидно, она знала. Он просто эгоистичный дурак. Но почему должно быть так? Почему всё на свете, даже её доброта, заставляют его ощущать собственную неполноценность? Тоши зажмурился. Этого оказалось недостаточно для того, чтобы Сакура, олицетворяющая нерушимый идеал, исчезла. Поэтому он ещё и плюхнул себе на лицо подушку. Так он лежал какое-то время, потом вдруг спохватился, что Сакура может простой уйти. Однако, она всё ещё была тут. Только смотрела на него со смесью строгости и раздражения. — Прости меня, — сказал Тоши. Сакура тут же взмахнула рукой. — Ерунда. Я пойду, потому что уже… — А если не ерунда, — перебил её Тоши, — ты меня простишь? Она буквально застыла с приоткрытым ртом. Как часто бывало, Сакура рассчитывала, что вот-вот последует дурацкая шутка, но Тоши молчал и был слишком серьёзен, слишком искренен. Это пугало. — Да что с тобой такое сегодня? — сказала, наконец, Сакура. — Мне пора в лагерь. Я зайду вечером. И не дожидаясь новых странных разговоров, она направилась искать Айко.~***~
— Ну что там, Неджи-сан? — взволнованно спросил один из джонинов. Белое лицо Неджи выделялось из темноты, его глаза были распахнуты и неподвижны, словно у слепого. Тен-Тен не представляла, как можно что-либо видеть в этой чаще, пусть даже ты представитель древнейшего клана Хьюга. В таких лесах круглосуточно царила ночь. А последние два километра в воздухе появилась странная белёсая дымка, как будто им недостаточно сложно было уходить от преследователей в кромешной тьме. Неджи был их путеводной звездой. Если бы не он, то их всех прихлопнули бы ещё во время первой атаки. Взгляд Тен-Тен невольно скользнул в сторону, туда, где к дереву прислонилась Темари. На жилетке чернело пятно, куноичи зажимала рану тряпкой. Будто почувствовав на себе взгляд, Темари вскинула голову и уставилась на Тен-Тен с такой ненавистью, что та немедленно отвернулась. Способность искренне ненавидеть кого-то казалась Тен-Тен ничуть не меньшей магией, чем бьякуган. Умей она это — жизнь стала бы проще. Можно было бы навсегда избавляться от людей в своем сердце. Неджи обернулся к отряду. — Нас окружают, — сказал он. Никто не вздрогнул. Они знали, что рано или поздно это произойдет. Тен-Тен вообще ничего не почувствовала. Рядом с ней закашлялась Темари, потом послышался растянутый болью голос: — Сколько… прошло времени? — Четыре часа. — Нара сказал нужно десять. — Десять мы не продержимся. — Мы обязаны, Неджи. Шикамару действительно так сказал, прежде чем отправить их к Неджи в качестве подкрепления. На перенос скрывающей техники потребуется минимум десять часов. Никто здесь не грезил о возвращении домой, им просто нужно было выиграть чертовых десять часов. Но Неджи был реалистом. — Десять мы не продержимся, — повторил он без единой эмоции в голосе. Будто это не означало, что они вот-вот погибнут, а вслед за ними и весь скрытый лагерь. На лице Неджи отразилось знакомое бесстрастное выражение, и Тен-Тен невольно улыбнулась. «Получайте», — подумала она, — «вот что я терпела, пока мы были напарниками». — Что, нахрен, смешного? — поинтересовалась Темари. — Вспомнила анекдот, — бросила ей в ответ Тен-Тен. И вот теперь Неджи посмотрел на неё осуждающе. Тоже весьма знакомо. На усталых лицах шиноби плясали тени от маленького фонаря, который держала в руках Нана. В его лучах главнокомандующий походил на статую заброшенного синтоистского храма. Шиноби так и смотрели на него, как на нечто священное. Он жестом приказал им подниматься. Отряд зашевелился, возвращая на спины рюкзаки и проверяя оружие. — Мы свернём на юго-запад и пойдём через топь. Видимость станет лучше, — сказал он, — но чтобы идти по болоту придётся постоянно концентрировать в подошвах чакру. Экономьте силы. Дорога будет тяжелой. Тен-Тен тоже закинула на плечо оружейную сумку и собиралась вернуться в строй, как вдруг Неджи схватил её за предплечье и отвел в сторону. Стоя перед ним она почувствовала себя нашкодившим ребёнком. — Что? — Прекрати доставать её, она ранена и долго не протянет. — Ты серьёзно? — возмутилась Тен-Тен шепотом. — Это она меня достает! Я уже устала слушать про предательницу и всё такое прочее! Хотя, кому я это говорю? Ты тоже так считаешь! — Нет. — Что, нет? — Тен-Тен на эмоциях всплеснула руками, ей хотелось выговориться. Она даже не сразу поняла, что он ей сказал. Неджи не смотрел на неё, он следил за отрядом: шиноби собрались и теперь поглядывали на них, перешептываясь между собой. — Я так не считаю, — сказал он. Тен-Тен удивленно приоткрыла рот. — Тогда почему ты меня избегал все эти дни? Вёл себя так, будто мы не знакомы! Хочешь сказать, это просто… — она запнулась, потому что ругаться уже не хотелось. Неджи выглядел измотанным. Только сейчас Тен-Тен заметила, как он устал. Ей стало страшно, что на пороге смерти Неджи скажет что-то ужасное и ненужное. Она снова всплеснула руками и выпалила: — Ладно, это всё не важно! Я… — Тен-Тен. — Не нужно! Он вдруг улыбнулся, чем окончательно сбил Тен-Тен с толку. — Мне просто сложно с тобой говорить, — сказал он. — Всегда было сложно. Стоило Неджи обернуться, как шиноби, которые уже в открытую пялились на них, кинулись кто куда, изображая бурные сборы. «Придурки», — мысленно прошипела Тен-Тен. — Нам пора. Неджи пошел вперёд, отряд потянулся за ним в темноту. Очень скоро земля под ногами стала расползаться, а затем и вовсе превратилась в клейкую чёрную субстанцию. Над поверхностью болота стоял зловонный молочный пар. Деревья расступились, и теперь из-под болотной глади лишь изредка выпирали мшистые островки. Их отряд словно оказался на поверхности огромного смоляного зеркала. «Когда-то здесь было озеро», — сказал Неджи. Но Тен-Тен казалось, что болотом стало целое море. Бескрайнее и бездонное. Они с Наной были замыкающими и шли позади всех, поэтому Тен-Тен хорошо видела, как за несколько часов плечи шиноби сникли, а спины ссутулились. Мичи и Тэруо уже не обменивались дурацкими шутками, Хитоши давно перестал насвистывать себе под нос. Они все шли к смерти. Даже с лица Темари исчезла решимость и осталось одно только превозмогание боли. Правой рукой куноичи зажимала рану на боку, а на другом плече у неё висела сумка со снаряжением. Сумка буквально клонила её к земле. Тен-Тен вообще не представляла, как Темари с таким ранением умудрялась идти вперёд. Когда та несколько раз подряд споткнулась, Тен-Тен поравнялась с ней. — Темари. — Что тебе. — Давай я понесу твою сумку. — Размечталась. Отцепись. — Ты еле идёшь. Я хочу помочь. — Нет. Куноичи произнесла «нет» одними губами. От раздражения у Тен-Тен сводило зубы. Она не могла этого понять. Нужно было оставить Темари в покое, но та снова споткнулась, и Тен-Тен сорвало с катушек. — Ты в самом деле скорее сдохнешь, чем отдашь «предательнице» свою чёртову сумку?! — выпалила она. — Оглянись вокруг! Мы в заднице! Сейчас не время для этой херни! Темари повернула голову, её глаза не сверкали от ненависти, они помутнели и едва улавливали фокус. На долю секунды Тен-Тен показалось, что та её не узнаёт. — Я ранена. — Уж я заметила! — Я ранена… — повторила Темари, — а ты нет. Твои силы ценней, чем мои. Тен-Тен собиралась возразить, но возразить было нечего. Она поджала губы. Они шли теперь рядом, и ей почему-то не хотелось отходить, хотя всё это время она пыталась держаться от Темари подальше. — Скажи мне лучше… сколько… — хрипло выдохнула Темари, — сколько прошло? — Четыре с половиной часа. Куноичи отняла руку и посмотрела на мокрую от крови ладонь. — Нужно десять. К ним подбежала Нана, чтобы в очередной раз остановить кровь. Это приходилось делать всё чаще. Тен-Тен понимала, что Темари вот-вот откажется и от этой помощи тоже. На ум приходили только фразы из лексикона Хидана. А потом Тен-Тен увидела, как напряженно Неджи вглядывается в туман. Она не знала, что он видит, просто почувствовала угрозу. Ладонь сжалась на оружейном свитке. И Неджи вдруг закричал: — Приготовиться! Враги появились почти мгновенно. Они выныривали из дымки, словно призраки. Тело Тен-Тен, на секунду словно схватившееся коркой льда, неожиданно обрело силу и гибкость, переполнилось энергией. Куноичи рассекала воздух боевым шестом, переводя взгляд с одного врага на другого. Их замыкали в кольцо. Через такой плотный строй было не прорваться, но Тен-Тен думала не об этом. Она изобретала план, как утащить за собой на дно болота как можно больше бессмертных. Справа от себя она видела Неджи, который принял чёткую боевую стойку. «Сейчас всё начнётся», — пробормотала она, но Принятие не спешило атаковать. Загнанных в ловушку, их запугивали единичными выпадами: то несколько сюрикенов метнутся в их сторону, то столп искр опалит экипировку. Слишком долго Принятие загоняло свою добычу и хотело растянуть удовольствие. Потом из строя выступил высокий шиноби с собранными в хвост синими волосами. Он поднял руку и шуточные атаки прекратились. — Ну, что, несчастные? — осклабился он. — Хотели сбежать, как обычно? Тен-Тен мигом представила, как изрешетит гвоздями его тело. На его плече красовалась яркая нашивка, а на шее нукенина висел перечёркнутый протектор Деревни Камня. Он без страха приблизился к ним и остановился напротив неё и Неджи. — Я — Масакузу Абэ. Заместитель коменданта Сэнки. А ты, конечно, главнокомандующий Хьюга Неджи? Вот это улов. Доставим тебя к Дайме живым. Абэ ожидал какого-то ответа, но Неджи молчал, и его это явно разочаровало. — Короче так, — крикнул Масакузу Абэ, обращаясь теперь ко всем, — кто из вас мне покажет дорогу в скрытый лагерь, тот останется жив! Я всё равно выпытаю это из вас. Ну? Кто первый? Его голос гулко отразился от поверхности болота и скис в туманной пелене. Взгляд нукенина обежал шиноби, а затем задержался на Тен-Тен. — Может, ты? — Я могу только накормить тебя гвоздями, — сказала Тен-Тен. Сочувственно прицокивая, Масакузу Абэ покачал головой. — А ты в курсе, что таких выскочек обычно убивают первыми? — поинтересовался он. Тен-Тен приготовилась к бою, прокрутила перед собой шест. Вдруг её навострённый слух уловил странный шуршащий звук. Сначала она подумала, что это часть вражеской техники, но Масакузу Абэ нахмурился, и его глаза скосились вбок. Он тоже не понимал, что происходит. Впрочем, появление странного звука не слишком его обеспокоило, скорее заинтересовало. Он отошел от Тен-Тен пытаясь уловить, откуда исходит шуршание. Оно доносилось сверху. Масакузу Абэ задрал голову, вглядываясь в непроницаемую туманную пелену. В этот момент к уху Тен-Тен склонился Неджи. Он прошептал: — Ничего не хочешь мне сказать? — Что?.. — Тен-Тен обернулась. Он серьезно смотрел на неё. Она совершенно не понимала, что он имеет в виду. Шум нарастал и из шороха превратился в звучный волнообразный шелест. Уже все до единого запрокинули головы. — Неджи, я не понимаю… Это был шум крыльев. Боевой шест за малым не выпал у Тен-Тен из рук. Она пошатнулась и тоже вздернула взгляд, туда, где разрывая туман в клочья, спускалась огромная белая птица. Справа от Тен-Тен бешено зарычала Темари. — Это он! Будь он проклят!!! Веер Темари со стальным звуком раскрылся, за малым не зацепив Мори, и она рванулась вперёд, но Неджи успел схватить её за руку. Он потащил её, вырывающуюся, в сторону. В то время как остальные тоже попятились. Принятие бросилось врассыпную. Один только Масакузу Абэ стоял, не шевелясь. — Я его убью! — орала Темари. — Я его прикончу! Птица опускалась всё ниже и ниже. Её размеры ошеломляли. И в то же время с ней творилось что-то странное. Она снижалась слишком быстро, будто крылья не выдерживали веса. Неджи сощурился. — Что он творит? — Я не знаю! — вскрикнула Тен-Тен. Последний взмах широких крыльев и огромная сова с отвратительным чавкающим звуком плюхнулась пузом в болотную жижу. Шиноби Суны, шиноби Принятия — все с недоумением теперь взирали на то, как эта громадина медленно, но неотвратимо увязает в грязи. Даже Темари затихла, хотя кулаки её были яростно сжаты. — Он просто шмякнулся?.. — пробормотала Нана. Неджи уничтожающе посмотрел на Тен-Тен. — Неджи, я правда ничего!.. — Скажи хотя бы, что этот кретин за нас. — Я понятия не имею за кого этот кретин! — выпалила Тен-Тен, тупо глядя на то, как Дейдара отряхивает свой плащ от следов глины. Он показательно огляделся, а затем вдохнул полной грудью болотный смрад, словно его окружала грёбаная цветочная поляна. Он вёл себя вызывающе непринуждённо для человека, находящегося под прицелом полусотни разных техник. В него целилось не только Принятие, отряд Суны тоже готов был атаковать того, кто чуть их всех не раздавил. — Ты кто такой? — крикнул Абэ. Стоя на птичьей шее, Дейдара медленно погружался в болото, словно капитан, отказавшийся покинуть разбитое судно. Он присел на корточки, так что теперь его лицо оказалось на одном уровне с лицом замкоменданта. — Я — местная достопримечательность, — сказал он, сквозь натянутую улыбку. — Это Дейдара! — крикнул вдруг кто-то из Принятия. — Бывший Акацки! — Акацки? — Абэ презрительно вскинул бровь. — Вас разве не перебили? — Нет, пока что. Дейдара улыбался. По его проклятой улыбке Тен-Тен никогда ничего не могла понять. Он плавно переступил на болотную гладь, и птичья голова, на которой он стоял еще мгновенье назад, булькнула и ушла под воду. — Привет, старшеклассник! — крикнул он, усмехаясь через плечо. — Хорошо в прошлый раз повеселились, да? Темари, которая только перестала вырываться, обалдело обернулась к Неджи. — Это он тебе?! — Это шифр, — невозмутимо сказал Неджи. А затем рука Дейдары взметнулась вверх и бум! Над болотом прогремел первый взрыв. Пятерых бессмертных подбросило в воздух. Тен-Тен кинулась навстречу врагам. Она в прыжке обрушила удар шеста на чей-то не слишком прочный хребет. Противник потерял контроль над чакрой, увяз в болоте, но добить его Тен-Тен не успела. Её снесло мощной техникой. Сконцентрировав чакру вдоль бока, Тен-Тен с трудом удержалась на поверхности в момент падения. Она перекатилась на спину и вздрогнула, когда над ней выросла фигура Темари. — Хватит валяться, предательница, — задорно крикнула та и протянула ей руку. Всё сверкало, как на новогоднем фестивале. Туман то рассеивался, то густел. — Где Неджи? — Побежал в сторону твоего дружка. — Слушай, я… — К черту. Их слишком много, мы все здесь сдохнем, — куноичи усмехнулась. В воздухе бушевал настоящий шквал из огня и железа. Они вместе разбили двоих. Затем Тен-Тен увидела Нану и попыталась прикрыть её. Она перекатилась между противников, выключила одного из них ударом в живот и тут же почувствовала хруст собственных ребер. Её подловили. Боль застила глаза. Тен-Тен вскочила, превозмогая её, она кинулась к следующему врагу и вдруг почувствовала, как кто-то схватил её за руку. Найти Дейдару в толпе оказалось несложно. Неджи был так сосредоточен на контроле боя в целом, что практически не мог атаковать. Он прикрыл двух чуйнинов, приставил их к медику, а затем устремился сквозь поток техник к месту, где по его мнению была утоплена гигантская бомба. Дейдара не сдвинулся с места и желающих напасть на него рядом тоже не оказалось. Он посмотрел на Неджи и молча кивнул. — Радиус? — выпалил Хьюга. — А ты смышлёный, старшеклассник, — Дейдара скривил губы. — Только это не так работает. — В смысле? — Топь очень плотная. Она погасит взрывную волну. — Тогда я… — Да. Радиус определишь ты, когда устроишь свою бешеную воронку. — Ясно. Они смотрели друг на друга. Неджи тяжело дышал. Много сил ушло у него на то, чтобы использовать бьякуган целых четыре часа кряду. Железное спокойствие Дейдары тоже смахивало на смертельную усталость. Он контролировал заряд чакры. План был прост. И Неджи даже было плевать, что придумал его не он: сделать воронку, расширить радиус, и всё взлетит на воздух. Он всё понял, но продолжал сверлить Дейдару взглядом. — Как ты её выведешь? — сказал он вдруг. В улыбке этого нукенина всегда было слишком много наглости. «Наверное, в этом и весь секрет?» — подумал Неджи. — «За это она его и любит?» И, наверное, он тоже её любит, раз явился сюда со своей наглой улыбкой. Только это вовсе не означает, что он её достоин. Конечно, нет. — Вперёд, старшеклассник. Времени мало. Неджи чувствовал ненависть, чувствовал, как всё внутри клокочет. Он не собирался поддаваться своим чувствам, просто на секунду они переполнили его до краёв и отступили, словно морская волна. Он сказал: — Выведи её. Я всё сделаю. — Я бы и рад… — протянул Дейдара, — только мне придется куковать здесь с тобой до последнего. — Думаешь, я поверю, что ты взорвёшь и себя тоже? — Придется поверить. Времени не оставалось. Неджи не был уверен, что у него хватит чакры, чтобы сделать такую же сильную воронку, как при их первой встрече, но это был единственный выход утащить за собой бессмертных и спасти лагерь. Он принялся складывать печати, хотя сам думал о том, как ненавидит проклятого Дейдару и всё, что с ним связано. Возможно, он впервые в жизни так искренне испытывал ненависть. Когда последняя печать закрылась, на долю секунды Неджи испытал сомнение, собирается ли этот ублюдок спасти Тен-Тен? Но с другой стороны… зачем всё это, если не…~***~
— Бесишься? Хидан пшикнул, как откупоренная бутылка газировки. Бесишься, это, блять, совершенно не то слово. Совершенно не то. Он и сам, при всём своём красноречии, не мог подобрать нужного. Разумеется, он бесился, но не только это. Он ощущал беспомощность, потому что Конан ему было не понять, она стремилась к какой-то изощрённой форме самоубийства. Не жалела ни себя, ни его. На кой хер ей понадобилось видеться с Таку? Хидан постоянно задавал себе вопрос: достаточно ли она уже натворила дел, для того, чтобы он мог перестать испытывать чувство вины и разозлиться на неё по-настоящему? Здравый смысл говорил, что достаточно: теперь они оба обречены на смерть. О нет, не просто на смерть. Это будет хуже. На что только Хидан не насмотрелся, пока работал с этим уебком. И да, он, чёрт возьми, бесился. Но именно здесь, в Сэнки, каждый камешек, каждая узорчатая охранная печать напоминали — он, Хидан, один во всём виноват. Ничего этого не было бы: ни огромных полигонов, ни тысяч бессмертных юнитов, ни долбаных врат Пэйна. Из проулка, где их выгрузили, Сэнки казался крошечным и безлюдным. Но сейчас, когда их повели через каменный мост, возвышавшийся над нижним городским уровнем, город разверзся во всём своём леденящем великолепии. Он был наводнён войсками. Всё было именно так, как рассказывала Конан. Бараки, склады, бесчисленные отряды шиноби, жесткая дисциплина. Этому он не удивлялся, потому что знал и был готов. К чему Хидан готов не был, так это к уровню подготовки местных бойцов. Некоторые из них занимались отработкой техник, какие даже Хидану были не под силу. Если с такими техниками все эти шиноби — бессмертны, то против них никому будет не выстоять. Что будет со скрытыми поселениями, когда вся военная мощь Сэнки хлынет из города? Мир в котором они живут — перестанет существовать. Вместо него появится другой мир, которым управляет Таку, а Хидану было сложно представить более уёбищное место. Вряд ли великий Дайме позволит своим владениям цвести и благоухать. Вряд ли он станет справедливым и честным правителем. Он всё уничтожит. «Уничтожит», — повторив это одними губами Хидан хмыкнул. И похуй. Разве нет? Когда его волновали судьбы человечества? Хидан ненавидел скрытые поселения. Когда-то он сам мечтал их уничтожить. Почему же тогда так сильно колотилось сердце? — Ты молчишь, это что-то новенькое, Хидан. — Я увлечён экскурсией по достопримечательностям. Он в первый раз так чётко осознал, что им пиздец — Таку ни за что не выпустит их живыми. Сильно зажмурив глаза, он попытался выкинуть это из головы. Он вдруг сказал: — Помнишь, как мы познакомились? — Смутно. — Ты помнишь. Конан не ответила и он представил, что она улыбнулась: так было легче. Их подвели к воротам резиденции и Хидан глубоко вдохнул холодный воздух, словно в последний раз. — Хороший был день, — сказал он. — Мы в кои-то веки выбрались из подземелий, ближе к деревням. Солнце шпарило… Ты, наверное, решила, что я ко всем подкатываю. Она обернулась и Хидан, на самом деле, увидел улыбку, хотя и не такую теплую, как он себе нарисовал. Охранник подтолкнул Конан в плечо, и она отвернулась, но улыбку у него уже было не отнять. — Я решила, что ты слишком нервничаешь, для такого хамла. — Вовсе нет. Я честно предложил перепихнуться. — Да? Почему же ты тогда так удивился, когда я пришла? — Ах, это… Они уже шли по коридорам резиденции. Здесь было тихо. Только безмолвная охрана на постах. Солнечный свет, ослепительно холодный, водопадами лился сквозь витражные окна. Впереди их ожидала единственная дверь, сверкающая золотом и пунцовой эмалью. Здесь всё было пышным и сверкающим. Хидана тошнило, и он представлял, что это от обилия роскоши, но на деле ему было страшно. Он не боялся смерти, но очень боялся боли, которую Таку может причинить Конан. От этой мысли к горлу так и подкатывало. Отто оставил их при охране и зашел первым. Хидан пытался заставить себя разозлиться или развеселиться, что угодно, лишь бы прогнать страх, но тот не уходил. Таку непременно захочет его уничтожить. Ему, может, наплевать на Конан, но его он захочет помучить и только поэтому причинит ей боль. Если бы Хидан был смертен, если бы он мог себя убить, он бы, вероятно, сделал это прямо сейчас. И с ней бы ничего не случилось. Но он не знал быстрого способа. — Ты перестал меня развлекать. Хидан повернул голову и увидел её янтарные глаза. Господи, даже здесь она была лучше него. Она ничего не боялась. Он заставил себя сказать: — Слишком всё хуёво, мне не хватает воображения. — Чем меня развлечь? — Да. Конан кивнула, будто бы поняла, и на мгновение застыла в задумчивости, а затем снова посмотрела на него, только уже совсем по-другому. Её взгляд говорил: я больше не шучу, я знаю, что мы умрём. Хидан непроизвольно сглотнул. — Ты мог бы прочесть мне хокку, — сказала она. Он шумно втянул носом воздух, запрокинул голову, выдохнул. Его взгляд уткнулся в полукруглый потолок. И слух уловил приближающиеся с той стороны двери шаги. Хидан знал, что пожалеет, но он просто не мог произнести ни слова. Он так и не успел ничего ответить. Их втолкнули в зал. Пришлось снова вернуться к реальности, в которой почему-то всё ещё не было Таку. Хидан так перенервничал, что испытал нечто сродни разочарованию. Хотелось даже спросить, какого хера. Зал оказался овальным и очень большим. Помимо той, через которую их втащили, было ещё пять двустворчатых дверей. Все завешаны полупрозрачным шёлком. Вслед за Отто их отвели к центру и там Конан развязали руки, а ему нет. Она больше на него совсем не смотрела. И чем дольше они так стояли, тем сильнее Хидан психовал. Его нервировало то, как комендант перекатывается с носков на пятки и обратно, будто от смертной скуки, и поглядывает на центральную дверь, вероятно, желая, чтобы с ними поскорее разделались. Но дверь ещё долго оставалась запертой. Они простояли так целую вечность, когда та, наконец, распахнулась и в зал влетела Кимико, с плотоядной нахальной усмешкой во всё лицо. Только потом появился Саито Таку. Ещё за секунду до его появления всё замерло. Таку задержался на пороге, будто желая убедиться, что никто из присутствующих не дышит. Он окинул взглядом зал, а затем его шаги принялись разбивать тишину гулким эхо. Если бы только в тот первый день, когда они встретились, Хидан знал, кто перед ним стоит. Кто этот невзрачный человек с притворной улыбкой, лицо которого едва ли удалось запомнить с первого раза, а теперь невозможно было забыть. Такое блёклое, странное лицо, словно в нём недоставало красок. Таку почти всегда улыбался, почти всегда прятался за ласковыми елейными речами, потому что как только он замолкал, от него начинало разить холодом и ненормальностью. Тогда Хидану казалось, что Таку просто фрик, просто жалкий выскочка, тот улыбался и обещал, обещал и улыбался, а потом, когда Хидану, наконец, стало холодно, он обнаружил, что уже ничего нельзя исправить. Шаги приближались. Хидан машинально уставился в пол, лишь бы не видеть Таку ещё хотя бы несколько секунд. И закрыл глаза, когда в поле его зрения вползла длинная тень. Но уже было не спрятаться. Тогда он задрал голову, увидел эту проклятую притворную улыбку, и это проклятое бесцветное лицо, которое казалось сплошным пятном, кроме глаз. Те будто были пересажены от другого существа: желтые и хищные, как у птицы. — Здравствуй, Хидан. Хотелось с лёту послать его нахуй, пусть даже потом придётся захлебнуться в собственной крови, но хотя Хидан совсем туда не смотрел, он помнил о Конан, которая стоит рядом с ним. И ради неё он открыл рот и заставил себя сказать: — Здравствуй. Улыбка Таку стала совсем искусственной, потому что его стеклянные желтые глаза не источали ничего кроме жажды причинять боль. Он обернулся к столпившимся у стены шиноби. — Фанатик сказал мне «здравствуй», — сообщил Таку, будто никто, кроме него этого не слышал. — Сдаётся мне, кто-то здесь очень хочет жить! Шиноби переглянулись и с их стороны раздался нерешительный смех. Таку испустил задумчивое «хм». — Вообще-то, я удивлён видеть вас двоих вместе, — сказал он. — Она что же, до сих пор не знает? — он подошел к Конан, склонил на бок голову, пока та молча глядела и на него, и как бы сквозь. — Ты знаешь, что он сделал? — Конан молчала. Таку продолжал всматриваться в неё, пока не прочитал, и жуткая отталкивающая улыбка не растянула его губы. — Ты знаешь, — произнёс он. — Хидан просто никчёмная пешка, но то что он сделал… Без него у меня бы ничего не вышло, и твой гений был бы жив. На лице Конан не дрогнул ни единый мускул. Казалось, она вообще не слышит. Её взгляд соскользнул с лица Таку куда-то вглубь залы, в зияющий дверной проём. Хидан не знал, что лучше, если она, наконец, заговорит с этим уебком, или если она не издаст ни звука, он всё ещё надеялся на какой-то невероятный исход. Таку, между тем, перестал улыбаться. Он терял терпение. — Молчишь, значит. Ты ведь рвалась меня увидеть, — прошипел он. — Зачем? Конан усмехнулась и посмотрела прямо на него. Бесстрашно. — За этим, — прошептала она. И произошло нечто, отчего у Хидана провалилось сердце. Она плюнула Таку в лицо. — Ах ты, драная сука! — взвизгнула Кимико. Охранники, даже те, что держали Хидана под локти, ринулись в ту сторону, но они не знали что делать в такой немыслимой ситуации. Они только взяли Конан под прицел и застыли вокруг неё с выпученными глазами. Хидан и сам кинулся к ней и так же застыл, следя в немом ужасе за тем, как Таку плавно вскинул руку, приказывая шиноби отступить, а затем как тот медленно извлек из кармана платок. Он, никуда не торопясь, без признаков отвращения, промокнул лицо, свернул платок и убрал его обратно в карман. Всё это время никто из присутствующих не дышал и не шевелился. Конан так и стояла, чуть сощурившись глядя на Таку. Дайме больше не улыбался, но и не пылал яростью. Он стал нечитаем. Он сделал лёгкий вдох, будто проглотив первое слово, отчего двое ближайших охранников инстинктивно отпрянули назад. А потом он проговорил, очень тихо, едва слышно, но его слова всё равно разобрал каждый, кто был в этом зале. — Становись на колени. Хидан рванулся с места. Он оттолкнул плечом шиноби, который стоял на пути, и успел сделать ещё несколько прыжков, прежде чем какая-то обжигающая техника не сшибла его с ног, и он не растянулся на мраморном полу. Кто-то сразу потащил его обратно. Он вскинул голову, встретился взглядом с Таку и на выдохе выпалил: — Не нужно. Не наказывай её. Таку. Ты знаешь. Слышишь? Что бы ты ни собирался с ней сделать, сделай это со мной и… — он не договорил, потому что Таку снова вскинул ладонь и Хидан повиновался. Он умолк. Осталось только его тяжелое дыхание и рокот сердца. Он действительно был готов на всё, но ему нечего было предложить, кроме своей жалкой жизни, которая и без того была у Таку в руках. Ему нечего было предложить человеку, который уже давно всё у него отнял. — Хидан, — Таку покачал головой, — ты разве не понимаешь? — он снова обратил свой взгляд к Конан, и мягко сложил ладони в печать, — разговор окончен. «Нет», — прошептал Хидан одними губами. А потом Конан закричала. Она так закричала, что он даже не сразу понял, что слышит её голос. Когда он посмотрел, она уже лежала на спине, выгнувшись, словно парус, готовый треснуть под напором ветра. И этот немыслимый звук вырывался из её разинутого рта. Кажется, он тоже закричал, но не слышал этого. Слышал только её несмолкающий страшный вопль, уже не похожий на крик человека, а скорее на скрипящий стон корабельной лебедки. Её тело, красивое, идеальное, продолжало выгибаться и растягиваться, хотя анатомически это уже было невозможно, а потом оно опало и выкрутилось в неестественную уродливую форму, как если бы было корнем огромного дерева. Она, мало восприимчивая к боли, стойкая, способная не поморщившись вытащить из живота кунай (Хидан видел это своими глазами) билась в агонии, какую не могло причинить ни одно существующее в мире оружие или яд. И Хидану казалось, что он сейчас свихнётся от бессилия, ярости, неверия, что такое может происходить. Он вырывался и кричал, он проклинал Таку, но только теперь с его языка слетали не изощренные дерзкие ругательства, а какие-то первобытные, исступленные и даже нелепые слова, смысл которых не успевал срастаться воедино. Он был оглушен и ослеплён, ничего не понимал, кроме того, что Конан больше не была похожа на Конан, а на выжатый, перекрученный в узлы шмат ткани. Когда её в очередной раз выгнуло в дикую невозможную, при условии сохранности скелета, фигуру, и она вдруг опять закричала, словно восстала из мертвых, Хидан услышал себя. Услышал свой голос, отделившийся от сознания, ставший абсолютно автономным. Его голос умолял, чтобы это прекратилось. Его голос обещал всё, что угодно, что угодно. Хидан понял, что плачет, что лежит лицом в пол и продолжает умолять, как заевшая пластинка, чтобы это закончилось. Хидан понял, что уже какое-то время находится в тишине и только его дрожащие мольбы нарушают её. Он тоже перестал являться собой, как Конан перестала. И ему страшно было поднять глаза и посмотреть на то, что с ней стало, и ещё ему страшно было переставать умолять Таку, потому что ему казалось, что стоит мольбам смолкнуть и тот продолжит. Если бы не слабый стон, простреливший его тело насквозь, он бы не решился, но теперь уже рывком повернул голову. Конан лежала на боку, хотя её ноги оставались под неправильным к телу углом, завернутые в обратную сторону. Она смотрела прямо перед собой, возможно, лишившись от боли рассудка. Хидан хотел кинуться к ней, но его всё ещё кто-то держал, поэтому получился только слабый рывок. А потом ему на макушку нежно легла ладонь и огладила серебро волос. Хидан запрокинул голову, подставляя лицо под жестокий насмешливый взгляд. — Ну-ну. Слёзы это слишком, — проговорил Таку. — Даже для такого ничтожества, как ты. Он смотрел, а Хидан не смел отворачиваться. Ладонь Таку снова оказалась в воздухе. Это был приказ развязать ему руки. Печать разжала хватку, после чего сильное, здоровое тело брякнулось набок, будто он был немощным калекой. Таку зашагал к выходу и раболепные стражи, расставленные по залу, словно фигуры к середине шахматной партии, шлейфом потянулись вслед за ним. Один за другим они покидали комнату, оставляя его наедине с сиплым дыханием Конан, но Хидан боялся пошевелиться раньше времени. Он обшаривал глазами пустеющую залу до тех пор, пока не наткнулся на темноту дальнего дверного проема. Там стоял человек. Стоял там всё это время. Это на него Конан смотрела. Конан. Забыв о человеке в темноте, Хидан рванулся к ней, хотел прикоснуться, но тронуть изломанное вывернутое тело не смог. Так и застыл над ней, всё ещё живой, бездвижной. Губы, окаймленные едва схватившейся корочкой крови, дрожали, будто силясь хоть что-то произнести. — Что?.. Я не разберу… Конан, — он отер лицо раскрытой ладонью. Он ничего не мог сделать, кроме как шептать, что она сильная и должна держаться. Он даже этого не делал, просто смотрел, как дрожат её губы. — Это плата за глупость. Хидан дёрнулся от неожиданности. Он не слышал шагов. А теперь, когда взгляд взлетел от серых ботинок вверх, и вовсе замер. — Ты? Сасори ничего не отвечал. Стоял над ним так же, как Таку стоял, и смотрел с тем же леденящим безразличием. — Ты был здесь. Ты всё видел. И ничего не сделал … — Хидан осёкся. Это даже не звучало, как обвинение, а скорее, как констатация факта. Появление Сасори будто вернуло его в сознание. — Помоги. Конан шевельнулась, это был конвульсивный вдох. Они оба посмотрели на неё, один с отчаянием, другой спокойно, как если бы заметил вмерзшего в снег воробья и склонился, всё так же без спешки, присел на одно колено. Не поднимая головы, Сасори поочередно расстегнул перчатки. — Ты будешь делать, что я говорю, — сказал он. И это тоже был не вопрос. — Да, — сказал Хидан. — Даже если она не выживет. Пальцы сложились в печать, четкую отточенную форму, какую могут принять только руки опытного медика. Но Хидан молчал, Сасори поднял на него глаза. — Даже если она не выживет, — повторил он спокойно, и Хидан прошептал: — Да. Время стало физически осязаемым. Оно растягивалось, вязкое, как смола, пока странная чёрная чакра обволакивала тело Конан и перемещалась, повинуясь отточенным движениям пальцев, а когда Конан вдруг тихо стонала и Сасори раздраженно, словно что-то важное упустив из-под контроля, резко перемещал ладонь или, плюнув на тонкости, стряхивал нити чакры с одной руки на другую, и свободной пережимал повреждённую артерию, время наоборот разжижалось, становилось водой, утекающей сквозь пальцы. Хидан перестал вздрагивать и погрузился в анабиоз. Он больше не мог ощутить ни единой эмоции. — Ну что? — тихо спросил он. — Ты думаешь это так просто — собрать фарш обратно в человека? — поинтересовался Сасори, не отрывая взгляд от изуродованного тела. — Технически она уже умерла. Сердце остановилось. — Что?.. — Оно бьется только под воздействием чакры. Влипнув лицом в ладони Хидан попытался воззвать к самообладанию. — Прости, я обещаю заткнуться, — пробормотал он. — Это будет весьма кстати, Хидан. Сасори вновь склонился над тем, во что превратилась Конан. На первый взгляд он её не лечил. Его левая рука неподвижно застыла над грудной клеткой. Правой рукой Сасори дотрагивался до одному ему ведомых точек, и от каждой вытягивалась тонкая черная нить. Он потратил на это несколько часов, пока не распахнулась одна из пяти дверей. В зале появился высокий шиноби в надвинутом на лоб чёрном капюшоне. Он энергично прошествовал к ним и поклонился, хотя Сасори этого не видел. — Господин, — сказал он. — Отсюда нужно уходить. — Сколько? — Несколько минут. — У тебя должен быть нож. Дай его сюда. От этой просьбы Хидан сразу встрепенулся, но ему хватило духу прикусить язык. Шиноби в капюшоне протянул нож. Сасори не мог его принять. Обе его руки были перегружены нитевидными связями чакры. Нож взял Хидан. — Что нужно делать? — спросил он. — Вложи рукоять ей в зубы. Я собираюсь вывернуть обратно всё тело целиком. — Я понял. — Скоро здесь появится охрана, — говорил Сасори параллельно с манипуляциями, — что бы они ни делали, терпи и не сопротивляйся. Оставь Конан здесь. — А вот теперь я не понял нихуя. — Мастер Сасори, — вмешался шиноби, — пора уходить. Где-то в коридоре истошно залаял пёс. Он захлёбывался рыком и скулежом одновременно. И Хидан понял, что ему ещё долго предстоит нихуя не понимать. Он вложил рукоять ножа Конан в зубы, придержал её голову и зажмурился, впервые обращаясь с мольбой не к своему кровавому Богу, а к любому другому Богу, готовому его услышать. Несколько раз Конан дёрнулась и затихла. Когда Хидан осмелился открыть глаза, Сасори уже испарился. Остался только его слуга. — Можешь называть меня Стрелок. — Хидан. Они посмотрели друг на друга. Руки решили не пожимать. Хидан гладил Конан по волосам. Она дышала, её тело больше не выглядело таким искалеченным. За одной из дверей продолжала биться в истерике собака, только теперь к её бешеному лаю прибавился топот и ругань. — Ты должен оставить её, как сказал господин, — произнёс Стрелок. — Я всё понял. — Если ты ослушаешься, я пристрелю вас обоих. — А ты приятный парень, хуль тут скажешь, — пробормотал Хидан. Он аккуратно переложил голову Конан со своих колен на мраморный пол, поднялся на ноги. Стрелок снял с плеча лук, сунул в рот два пальца и громко свистнул. В зал буквально вкатился огромный бурый пёс, а за ним целая толпа галдящих шиноби. — Какого хрена! — выругался один из них, — у нас приказ, а твоя ублюдочная псина… — тут он предпочёл сплюнуть, вместо продолжения, смерил Стрелка взглядом и скомандовал: — Давайте, ребятки, забирайте их поживее. Заломив Хидану руки за спину и связав его так, будто он носитель сразу пяти биджу, охранники направились к Конан, но огромный пёс брызжа слюной скакал вокруг её тела. Он то и дело принюхивался к ней, не решаясь укусить, и никого не подпускал к своей добыче. Тот охранник, который отдавал приказы, выступил вперёд. — Яно, для тебя, по-твоему, законы не писаны? — сказал он. — Отгони его нахер, или об этом узнает комендант. — Давай, Хэ, побеспокой Отто из-за этой мелочи. Из-за корма для пса. — У меня приказ. — Вам приказали убрать её, — сказал Стрелок. — Я это и сделаю. Хэ сморщил нос от отвращения, но ему явно не хотелось ввязываться. Он махнул рукой. — Ладно, Яно, ну тебя нахер и твоего пса тоже, — сказал он. — Уходим. Хидана потащили к двери и когда он в последний раз обернулся, то увидел как медведе-подобный зверь вцепился Конан в плечо трепет его из стороны в сторону. Он задержался. Не потому что собирался сделать что-то, а просто встал на автомате. В эту же секунду Стрелок натянул тетиву и плотный стержень из чакры врезался в дверной косяк. Хэ подскочил, от возмущения, он даже не сказал ничего, просто уставился на лучника. — Никогда не называй меня по имени, — бросил Стрелок ему вдогонку. — Увидимся на сборе. — Ебанутый, — пробормотал Хэ, когда убедился, что дверь в зал захлопнулась.