Хидан».
— Что это? — Сасори покрутил в руках белый конверт. — Это письмо. — Что я должен с ним делать? — Ты отдашь его Конан. Если она жива, она прочитает. Ответ ты мне не передашь, разумеется. Так что я не буду знать, жива ли она, но если жива, то так она будет чувствовать, что не одна. Это можно? Хидан спросил это без особой надежды. Он хмуро смотрел на Сасори, который приоткрыл незапечатанный конверт. — Я взгляну? — А хули нет… Изучай. Сасори достал сложенный вдвое листок, развернул, его взгляд бегло пробежал по тексту, а затем застыл, направленный сквозь письмо. В подвале было темно, сложно было разобрать выражение его лица. — Ну что? Это можно? — спросил Хидан. Сасори поднял глаза, в них мелькнуло что-то. Слабый огонёк любопытства. Точно письмо натолкнуло его на какую-то мысль. Хидану это не показалось добрым знаком, он нервно переступил с ноги на ногу. — Так можно или?.. Сасори свернул листок. — Можно, — сказал он. — Я передам. Он аккуратно вложил письмо в конверт и спрятал его под полу экипировки. Затем он прошел к стене, включил достаточно жидкий свет. Никаких склянок, шприцов, банок с травами тут не было. Больше походило на темницу, чем на лабораторию. Хидан отметил это, но наблюдение осталось без выводов. Ему было плевать, что с ним будут делать, пока есть шанс, что это может спасти Конан. Стены были задрапированы пыльными серыми полотнами. Сасори брезгливо коснулся одного кончиками пальцев, отошел, и полотна стали поочередно опускаться на пол, открывая исчерченные печатями стены. Всего было двенадцать печатей, по три на стену, и в центре каждой был вписан иероглиф «молчание». Воздух наполнился пылью, Хидан сухо кашлянул в сгиб локтя. Он сидел на одном из трёх стульев, стоящих в центре комнаты. Помимо стульев здесь ещё была длинная узкая кушетка, накрытая балдахином и больше никакой мебели. Вообще ничего. — Так что мы будем тут делать, господин экспериментатор? Или это тоже большой секрет? Сасори какое-то время отряхивал одежду, хотя при такой пылище вряд ли это имело смысл. Он развернул к Хидану стул, сел напротив, скрестил на груди запакованные в перчатки руки. — Начнём с моих вопросов, а потом, возможно, перейдём к твоим. — Договорились. — Ты знаешь, что происходит, после того, как открываются Врата Мао? — Ну… вообще-то да, — Хидан вяло пожал плечами. — Когда они открываются, наступает полный пиздец. — Как это выглядит? — Как смерть всего живого. Врата Мао это связь с обратной стороной мира. Врата в другой мир. Один мир захватит другой или что-то в этом духе. Его слова заставили Сасори задуматься. Он явно что-то крутил в уме. Пальцы левой руки беззвучно барабанили по плечу правой. — Ты знаешь, как их открыть? — Нет. — А как закрыть? — Не уверен, что их можно закрыть, — сказал Хидан, потом добавил. — Я утверждать не могу. Разобрать, что накалякал Пэйн — это отдельный навык дешифрования. — Но ты не выносил его документы, ты их перерисовывал. Я правильно понимаю? — Правильно. — Значит ты своей рукой перерисовал все чертежи? — Все. Я перерисовал все чертежи. И все книжные страницы, которые там попадались. — Что ж, это обнадёживает, — изрёк Сасори и поднялся со стула. Он немного побродил по комнате, прежде чем снова остановиться напротив Хидана. — Ты уверен, что не помнишь, как закрыть Врата? Попытайся вспомнить сам. — Слушай, не в моём положении брехать. Я не знаю, как эта дрянь закрывается, и как открывается тоже. И Сасори снова принялся бродить. Хидан мысленно зацепился за «попытайся вспомнить сам». Как будто он мог вспомнить не сам. Как будто кто-то вместо него мог это вспомнить. — Так ты думаешь поднять бунт? — спросил вдруг Хидан. — Хочешь закрыть эти Врата? Он выпалил это, а потом подумал, что зря он это брякнул. Просто очень уж стало любопытно. Сасори, ожидаемо, качнул головой. — Нет, — сказал он. — Я лишь хочу увидеть ситуацию целиком. Раздался стук. Дверь приоткрылась и появился тип, который представился Хидану Стрелком. Как и в прошлый раз он с ног до головы был в чёрном. Следом за ним, в комнату зашла женщина, которую он видел впервые. Она была бледнющей. Не той благородной бледностью, какую воспевают в стихах и романах, а бледностью жуткой. Её кожа была цвета бумаги, как будто в жилах этой женщины вообще отсутствовала кровь. Когда она оказалась ближе, Хидан рассмотрел, она вообще вся была белой — губы, глаза. Настоящее привидение. — Мастер Сасори, — Стрелок поклонился, — я оставил Мацуду охранять коридор. Сам я останусь возле двери, если, конечно, вам не требуется моя помощь тут. — Не думаю, что потребуется. Иди. Стрелок положил на стул моток верёвки и пошел к двери, но на полпути остановился рядом с женщиной. — Если ты вздумаешь что-то выкинуть, — тихо произнёс он. А затем его тело только качнулось в её сторону, и она вдруг дико завизжала. Упала на колени, закрылась руками. — Не надо, не надо, не надо, не надо, не надо!!! Хидан сам не заметил, как вскочил на ноги. Он вскочил, обнаружил себя со сжатыми кулаками, но дальше ничего не предпринял. Сасори бросил на него какой-то странный усталый взгляд. — Хидан… тебя волнует то, что волновать не должно. Успокойся и сядь, — Сасори указал Стрелку на дверь. — Будешь снаружи. Ты слишком её нервируешь. — Слушаюсь, господин. — Так… Сасори подобрал со стула верёвку, прикинул что-то в уме, потом положил верёвку обратно и вышел из комнаты следом за Стрелком. Женщина всхлипывала, согнувшись на полу. Хидан смотрел на неё, ему почему-то стало неловко с ней наедине. Он сел, почесал кулаком обросшую щетиной щёку. — Тебя как звать? — Саюки. — Я — Хидан. Саюки повернула голову и сморщила нос. Будто он был ей глубоко отвратителен. Взгляд у неё был злой, хотя, глядя на неё, Хидан не мог полностью отделаться от сочувствия. — Не нравлюсь тебе? — он улыбнулся. — От тебя несчастьем разит за километр, — сказала Саюки. — Не такой уж я несчастный! — Мне можешь не рассказывать, — сказала она. — Ты из бессмертных? Саюки молчала, отвернувшись в сторону. — Эй. — Что за тупые вопросы? Ты же видишь марку. Она ткнула ногтем в символ на запястье. Хидан пожал плечами. — Мне откуда знать, что это за херня такая? — сказал Хидан и она неожиданно воодушевилась. — Ты, значит, без генома? Чистый? Хидан усмехнулся. — Это как посмотреть. «Придурок», — подумала Саюки. «Быстро сдохнет», — подумала Саюки. Ей так хотелось отсюда свалить! Господин слишком жестоко наказал её. Нет наказания хуже, чем служить Мастеру Сасори. Лучше бы он отправил ее к Отто. Или вообще на полевые. Что угодно. Сасори вернулся в комнату, с ещё одной верёвкой. Он швырнул обе под ноги Саюки, она сразу упёрла взгляд в пол, лишь бы только не посмотреть случайно ему в глаза. Её страшно тошнило от присутствия этих двоих. Удивительно. От Яно её никогда не тошнило. Он был словно стерильный. Ни злой, ни добрый, никакой. Безвкусный. — Что я должна найти, господин? — Для начала ты должна найти путь к воспоминаниям трёхлетней давности. — Трёхлетней?.. — выдохнула она. — Но… — Но? — Мастер Сасори, это невозможно. Он умрёт, я не успею даже на месяц отмотать. — Он не умрёт, — сказал Сасори. — Правда, Хидан? — Да, — сказал Хидан. — Ты не парься, Саюки. Меня убить не так просто. Саюки посмотрела на него своими злыми глазами. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. — Ну, блять! Не попробуем, не узнаем! — нарочито бодрым тоном произнёс Хидан. — Что я должен делать? — Ложись, — сказал Сасори. Саюки неохотно поднялась с пола, и с верёвками в руках поплелась к кушетке, на которую уже лёг Хидан, он вытянулся по струнке, как подопытный манекен. Саюки не могла представить, что, кроме безграничной тупости, может заставить человека послушно соглашаться на такое. Она связала ему руки и ноги, перекинула одно кольцо и через торс, на всякий случай. — Попытайся не защищаться, — сказала она. — Ты ж меня связала? Хочешь, покрепче завяжи, чтоб уж наверняка… — Ну ты и кретин, — фыркнула Саюки. Она собиралась что-то ещё пояснить и вдруг увидела, что у этого Хидана слёзы в глазах стоят. Её чуть не вырвало. Какого хрена?! — Ты обалдел?! — вскрикнула она. — Ты представляешь, как меня от этого тошнит?! — Ты просто… не называй меня кретином, — проговорил негромко Хидан. — Как-нибудь… по-другому. Саюки решила вообще с ним не разговаривать. Хватит с неё. Она взобралась на кушетку, перекинула через него ногу, почти легла сверху. Её лицо опустилось к его лицу. Она обняла ледяными пальцами его скулы. — Не защищайся, — сказала она.***
Ночь опустилась на пустые, покинутые дома. Тёмные крыши кренились вниз по пологому склону, освещённые лунным светом. Сакура запрокинула голову и впервые за долгое-долгое время увидела звёзды. Ими было усыпано небесное полотно, от края до края. Сакура шмыгнула носом и улыбнулась, уже глядя себе под ноги. Щебёнка похрустывала под подошвами её ботинок. В воздухе угадывался лёгкий аромат костра. Она шла по главной улице, на которой раньше располагался рынок, а теперь стояли брошенные, растерзанные ветром прилавки. Это была одна из деревень, людей из которой куда-то увели. Они не нашли ни одного тела. Жители словно исчезли. Мон и Тонда предложили опоясать печатями квадрат из девяти зданий и разместиться тут более основательно, чем в лесу. Это было логично только с точки зрения удобства, но не безопасности. Температура падала всё ниже, по ночам становилось невыносимо холодно. Незакаленным людям трудно было спать на земле и Сакура хорошо понимала это. Однако, решение разместиться в поселении, которое однажды уже опустошили силы Принятия казалось ей ещё более опрометчивым. Демон защищает периметр. Но стоит зайти с двух противоположных сторон, зная об особенностях защиты, и вот враг уже пробрался к ним. Демон не сможет сожрать разом всех, а Принятие не слишком дорожит своими бойцами. Потому Тонда предложила опоясать сравнительно небольшой участок. И всё-таки, Сакура рассчитывала придумать какой-то более надежный способ укрыть людей. Им нужно связаться с кем-то. С Конохой, с Суной, с кем угодно, кто ещё противостоит силам Сэнки. Пока что на её стороне были только ветераны Третьей мировой. Бывшие ангелы смерти, с которыми при иных обстоятельствах Сакура предпочла бы не иметь ничего общего. Айко увидела её издалека и помахала рукой, а потом она хлопнула кого-то по плечу и быстрым шагом, почти вприпрыжку, подбежала к Сакуре. Она улыбалась. Её жёсткие рыжие волосы выбивались из-под шарфа, как мотки тончайшей медной проволоки. — Тут очень хорошо! — сообщила она, жадно вдыхая свежий холодный воздух. — Мы всех разместили! Просто отличное место! Сакура улыбнулась в ответ. Они вместе шли теперь в сторону светящихся окон и вьющихся, меж тёмными фигурами, языков костра. Айко казалась такой счастливой, что Сакуре даже стало страшно. Она с трудом отогнала от себя непрошенную тревогу. — Слушай, можешь рассказать, — Айко оживлённо крутила по сторонам головой, точно они были на ярмарке, — твои друзья — кто они? Они — шиноби Листа? — Шиноби Суны. — О! — Айко кивнула и снова улыбнулась ей. Сакуру резанул изнутри собственный ответ, хотя она не солгала. Мон и Тонда даже не были отступниками. Никто не поймал их на чудовищных преступлениях во время работы в госпитале. Почти никто. — Они медики. Я не знаю, насколько сильны их боевые техники, но что касается защиты — они нам очень помогут. Главное донести до всех правило — не заступать за защитный барьер. Это очень важно. Если… — Сакура, я видела, — сказала Айко упавшим голосом, — я видела, что случится. Поверь, я до них донесу. Никто не зайдёт за эту черту. Я возьму это на себя, ладно? — Да, — сказала Сакура. — Да, это будет хорошо. Спасибо. Они обогнули костёр. Вокруг него собрались те, кому хотелось пообщаться и немного расслабиться перед сном. Среди оживлённых раскрасневшихся лиц Сакура заметила Тоши, который проводил её глазами. — Сакура… — Айко окликнула её, Тоши как раз повернул голову обратно к костру. — А можно я с тобой пойду? Вы ведь будете обсуждать, что делать дальше… Понимаю, что я могу быть не к месту. — Идём. Я сама хотела пригласить тебя, — сказала Сакура. Ей будет гораздо спокойнее, если с ней пойдёт хоть кто-то. Она не боялась игольщиков, но чувствовала слабость своей позиции. Она не представляла, какую игру ведёт Мон, что он захочет в обмен на помощь. Первое условие, которое он выдвинул ещё через свиток: он — главный. Сакуру это не смущало. Её смущало скорее то, что возможность главенствовать над лагерем бродяг и одной измотанной куноичи — достаточная цена. Нужно выяснить, чего они хотят, как можно скорее. У входа в штаб — бывшая лавка по продаже кимоно, их встретила Тонда, которая только закончила расставлять печати. До этого момента они обсуждали лишь текущие вопросы. Теперь ожидалось обсуждение ситуации в целом. Сакура была готова. И увидев жуткую улыбку Тонды, которая напугала её при их первой встрече, Сакура подумала, что её уже не так просто напугать. — Ну что, зайдём, дружочек? — протянула Тонда и толкнула незапертую дверь. Сакура решительно шагнула внутрь, Айко шагнула вслед за ней. Свет в лавке был неожиданно яркий. В их отсутствие Мон привесил на шнурах две лишние лампы, которые сильно выбивались из общего интерьера. Эти лампы призваны были осветить карты и свитки, растянутые, одни поверх других, на овальном столе. Сам Мон клонился над этими картами с сосредоточенным лицом и, когда они вошли, быстро кивнул, приглашая всех подойти ближе. — Расклад такой, — сказал он. — Чтобы получить хоть какой-то шанс уцелеть, нам придётся разгадать, что означает вся эта херня, — с этими словами он постучал по центральной карте ногтем. Сакура опустила взгляд и обнаружила, что он постучал вовсе не ногтем, а стальной иглой, выступающей из-под ногтевой пластины. Айко, которая тоже это заметила, сухо сглотнула. — Мне кажется, наша основная задача сейчас — прятаться, — сказала Сакура, параллельно изучая карту, на которую указывал Мон. Она пока что ничего не могла в ней понять. Поверх территорий на карту были нанесены линии и зоны разных расцветок. — Прятаться мы сможем недолго. Ровно до тех пор, пока Таку не взбрендит поиграть в Бога. Он откроет врата Мао и прятаться станет негде, — Мон снова постучал иглой. — Надеюсь, ты хорошо соображаешь, Сакура, потому что я нихрена не смог разгадать их план. Но для начала расскажи-ка мне, всё, что знаешь. Айко тихонько присела на стул чуть в стороне. Сакура вскинула голову и решительно объявила: — Я ничего не знаю. — Так уж ничего. Ты же с ним была. И он ничего не говорил? — Нет. — Хм… — Он был очень слаб. Я пыталась его вылечить. Перед тем, как умереть, он дал мне образец крови Хидана, геном которого вживляют всем участникам Принятия. Я искала способ убить геном, но мои опыты завершились неудачей. — Ты записывала? — Да. Но я не продвинулась. Мои формулы не работают. — Давай-ка сюда… — Мон поманил её своей старческой рукой и Сакура, не задумываясь, сбросила с плеча сумку и извлекла из неё свои исследования, образец крови и связку писем. — Он переписывался с Таку, — сказала она, протянув письма в последнюю очередь. — Вернее, Таку писал ему, но он не отвечал, поэтому я не знаю, почему он перешёл… — Потому что он — зло, — Мон жутко усмехнулся, перебив её на полуслове. И хотя Сакура готовилась, что он будет над ней издеваться и даже, возможно, унижать, она всё равно вздрогнула от этого простого слова. «Зло», — пошипело что-то внутри неё и свернулось в комочек, словно брошенный в костёр клочок бумаги. — Что-нибудь ещё?.. — Ничего, — проговорила она, не заметив, что голос стал в два раза тише. — Он не делился своими планами? Не предлагал тебе перейти на сторону Таку вместе с ним? — Нет. — Знал, что не пойдёт, — прошипела Тонда и зашлась приступом сиплого смеха, переходящего в покашливание. — Посмотри на неё… — добавила она, обращаясь к Мону. И тот, словно бы уловив понятную лишь им двоим шутку, осклабился и кивнул. Сакура перевела взгляд с одного на другого, но они ничего не пояснили. — Говоришь, он умер? А потом опять появился? — поинтересовался Мон. Он бегло просматривал письма, откладывая их в аккуратную стопку. Сакура молчала. Она почему-то не могла выжать из себя ни слова. Хотя она не чувствовала, казалось бы, ни злости, ни печали. Просто слова исчезли. — Он умер, — сказала Айко. Мон поглядел на неё, поверх письма. — Я видела его тело. Он был мёртв. Он был мёртв больше часа. Когда мы уходили, я сама проверила. Фухэн-сан тоже проверил. Поэтому мы забрали только Сакуру. А потом… — Потом? — Потом его тело исчезло. И на месте, где он был, образовался огромный кратер, как от взрыва. Мы решили, что тело утащило под землю или разорвало. Мон хмыкнул, отложив в сторону очередное письмо. Сакура заставила себя говорить: — Когда мы встретились… в ущелье, где он убил людей, он сказал: «Я действительно умер, что с того?» Мон снова хмыкнул, ещё более задумчиво. — Ясно, — сказал он. — Это нам разгадывать не обязательно. У нас есть проблема посерьёзней. Это Врата Мао. — Как они устроены? Что… что они делают? — спросила Айко. — Никто не знает. Сасори-сан тоже не знал, когда мы разговаривали с ним в последний раз. Но почти наверняка они — убивают. — Даже если мы поймём, как они устроены, это ничего не даст, — сказала Сакура. — У нас нет союзников, нет ресурсов. Нас трое! — она по очереди оглядела присутствующих. — Прости, Айко, я имею в виду шиноби. — Ну… — протянул Мон. — Во-первых, то что нас трое, это — временно. Мы найдём сторонников. Главное, знать, где искать. А пока что мы можем попытаться нанести урон планам Сэнки. — Значит… вы хотите выяснить, что задумал Таку? — сказала Сакура — Какой у него план? Тонда махнула на Сакуру обеими руками. — Забудьте о Таку, — сказала она. — Таку и план, это полярные вещи. Он любит играть с людьми, а не с картами и стратегиями. Но в его распоряжении достаточно опытных тактиков. Поэтому… — Нам нужны его генералы, — произнёс Мон, упершись двумя руками в стол. — Уберём их, ослабим Сэнки. Это, в первую очередь, Отто Хираи — комендант. Я не знаю его лично и почти ничего не смог выяснить о его прошлом. Однако, судя по всему, именно он командует войсками. До него будет непросто добраться, он не покидает Сэнки. Кроме него есть информация о генералах Бусида и Абэ. Они бывают в полях. Есть некто «Кин-сан», о нём вообще ничего неизвестно. Он помечен, как ключевая единица, так что если удастся что-то выяснить о нём, будет неплохо. А ещё лучше сразу его убить. — Откуда вы все это узнали? — У нас был информатор. Он мёртв. — Бедняжка Дайто… — певуче произнесла Тонда. — Всех, кого я перечислил, нам нужно убить. И, конечно, Сасори-сан. Он тоже в этом списке, надеюсь это понятно. Без них Таку не сможет управлять своей бессмертной армией. Если мы от них избавимся, мы получим очень злого разбушевавшегося ребёнка с почти безграничными возможностями, но этот ребёнок будет ошибаться. Он не сможет и на полшага продумать свои действия. Даст бог, мы его прихлопнем. Договорив, Мон упёр в Сакуру пристальный взгляд. Его глаза сощурились, превратились в две чёрные щели. — Ты готова? — произнёс он. Он не сказал к чему. Сакура и так знала, к чему. Все знали. Она молча кивнула. Потом набрала в грудь воздух, который давным-давно иссяк. — Да. Я готова. — Убьёшь его, значит? И рука не дрогнет? — Да. Лицо Мона скривилось, морщины дугами сложились в выражение насмешки и недоверия. Он произнёс с какой-то тёмной искоркой в голосе: — А если надо будет не просто убить? Сакура отвечала, не раздумывая, она отвечала, как солдат, но этот вопрос сбил её с намеченной колеи. Она растерянно разомкнула губы. Айко, которой вопрос, интуитивно, очень не понравился, уставилась на Мона гневно пылающими глазами. Мон обошел стол, разделявший их, сложил на груди руки, чтобы не упустить ни единой мимической детали. Он хотел знать наверняка, хотел разглядеть в ней даже ничтожный проблеск сомнения. Сакура чувствовала себя так, словно он пообещал, что ударит её и всё никак не наносил удар. — Если надо будет его заманить? — произнёс он вкрадчиво. — Если придётся написать ему, попросить его о помощи. Сказать ему, что ты хочешь его видеть и желательно наедине? На это ты… В этот момент Сакура расхохоталась. — Скажу ему, что хочу его видеть? И он, по-вашему, явится? Господи!.. Мон и Тонда снова обменялись взглядами, которые уже начинали бесить, Сакура едва сдерживалась. Она сдерживалась лишь потому, что не могла подобрать слов, которые ей хотелось бы выкрикнуть. Какой бред! И в этом их план?! — Он явится. — Нет. Он мгновенно раскусит, что это ловушка. — Он явится, зная, что это ловушка, — сказала Тонда. И Сакура снова рассмеялась. Мон внимательно следил за её реакцией. — Ладно, — произнёс Мон. — К этому мы ещё вернёмся… По крайней мере, мне нравится твой настрой, девочка. Ты — молодец. — Так, что там у вас за карты? — раздраженно вставила Айко. Сакура чувствовала, что та таким образом вступилась за неё и стало легче. — С картами есть интересный момент, — Мон вернулся к столу и всех жестом призвал подойти поближе. Сакура и Айко склонились над полотном, Тонда осталась в стороне. — Видите эти линии? Похожие на дороги. — Это не дороги? — Нет. Эти линии соединяют места, где было убито много людей разом. Эти линии соединяют бойни. — Ну, на самом деле это логично, — сказала Сакура. — Принятие продвигается ближе к Конохе и Суне и по пути их следования они убивают людей, а люди, обычно, живут группами и сражаются группами. Любые места убийств можно соединить линиями и получить примерно такую картину… — Всё правильно, — сказал Мон. — Если бы они убивали в тех местах, где столкнулись с людьми. Но оглянитесь, где мы сейчас? Мы в абсолютно пустой деревне. Никого. Ни единого человека. Их забрали отсюда и убили в другом месте. А эти линии… они почти прямые. И они ведут… — В Коноху и Суну. — Да. Сакура вглядывалась в две полосы, соединяющие Сэнки и Коноху, Сэнки и Суну. — Может быть, жители этой деревни сами решили её покинуть? — произнесла она. — Может они спрятались в лесу? — Нет, — сказала Айко. — Ни одну деревню не согласятся по доброй воле покинуть все её жители. Остался бы хоть кто-то. Старики. Упрямцы. Те, кому кажется, что они смогут противостоять. Я собрала далеко не всех, когда мы уходили… — А это что за зоны? — спросила Сакура, указывая на пятна, заштрихованные синим. — Это безопасные зоны, которые Таку обозначил на карте для Сасори-сана. Сасори поделился этой картой с нами полгода назад. Сакура на мгновение зажмурила глаза. Потом она заставила себя их открыть и смотреть на чёртовы карты. — Карта Таку довольно долгое время совпадала с реальной обстановкой, — продолжал Мон. — Потом план изменился и эти зоны перестали быть безопасными. Но откуда Таку знал, где будут безопасные зоны? Он отдал приказ не заходить в эти области. Мне кажется, это что-то значит. И Сасори так казалось. — Мне этого не разгадать, — сказала Сакура. — Я даже не смогла уничтожить геном. А это — мой профиль. — Твой профиль — лечить, — сказала Тонда, неприятно улыбаясь. — Убивать — это наш профиль. Айко недоумённо обернулась на Сакуру, но быстро уставилась обратно в карты. — Я посмотрю на твои исследования по геному, — сказал Мон. — Может что-то придумает мой стариковский ум… А что насчёт свитка сообщений? Дейдара не объявился? — Кто это? — спросила Айко. — Мой друг, — сказала Сакура. — Нет. Ни он, ни Хидан не ответили. — Хидан мёртв или схвачен. Он с его мутной подругой умудрился подойти к Сэнки почти вплотную. А Дейдара… он мог последовать за своим напарником. Мон произнёс то, о чем Сакура подумала в первую очередь. Это было логично. Дейдара всегда следовал за Сасори. Но как так вышло, что он ничего не знал о договоренностях Сасори с Таку? Если бы он знал, он бы ей сказал. Точно сказал. Вот в чём Сакура не сомневалась. — Сасори мог его не позвать, — сказала Сакура. — Меня ведь он не позвал? Дейдара ни о чем не был в курсе. — Даже если так, проверять это — слишком рискованно. — То есть?.. — Я хочу, чтобы ты стёрла всё из свитка сообщений. И из общего, и из свитка связи с Дейдарой. — Но тогда мы точно не свяжемся с ним! Она впервые позволила себе повысить на Мона голос. Тот бесстрастно пожал плечами. — Можешь не стирать, — сказал он. — Но тогда Сасори-сан легко сможет нас найти и перебить тех немногих, кто остался под твоей защитой. — Свиток Сасори у меня. — Ну, если ты уверена, что у него нет запасного свитка, или свитка Хидана, или Дейдары… Можем рискнуть. На кону всего лишь кучка простых смертных. Мон продемонстрировал белые, совсем не старческие зубы. Сакура почувствовала, как внутри неё всё вскипает. — Хорошо, — сказала она. — Допустим я всё сотру и Дейдара с нами не свяжется. Кто тогда будет сражаться на нашей стороне? Мы даже не знаем, удержалась ли Суна или Коноха. Мы в информационном вакууме. Наших сил не хватит даже на то, чтобы отбить стандартный отряд бессмертных. А вы хотите атаковать генералов Сэнки! — Да, хочу, — сказал Мон. Сакура молча смотрела на него и ждала, когда же он продолжит и пояснит. А он смотрел на неё и не пояснял, и не продолжал. Было ощущение, что даже они втроём не на одной стороне. В конце концов скрипучий голос Тонды разрушил их молчаливое противостояние. — Сакура, дружочек, доверься старикам… Мы не одни. Когда они с Айко вышли на мороз и побрели к своему домику, костёр уже догорал, и вокруг никого не было. Они совсем не разговаривали. Айко не стала ничего спрашивать об игольщиках, о ближайших планах и о самочувствии Сакуры. Она просто пожелала Сакуре спокойной ночи и та была ей очень благодарна за это. Её спальное место было в деревянной пристройке к крепкому двухэтажному дому. Здесь было холодней, чем в жилых помещениях, поэтому никто другой не смог бы занять эту комнату. Кроме того, здесь она могла оставаться одна. Пристройка была узкой и вытянутой, напоминала собой обрубленный с двух сторон коридор. Сакура принесла сюда низкий столик, который можно было использовать, сидя на полу. Спать она планировала на голых досках, но когда зашла и включила свет, то увидела в углу пледы и тёплый футон. Она подошла ближе и какое-то время молча смотрела на пледы. Потом Сакура вздохнула и расстелила постель, не переставая при этом безотчетно хмуриться. Свитки сообщений она носила с собой, в сумке, но ей не хотелось доставать их при Моне и Тонде. Она вытащила их и развернула на столике, а затем взяла в руки стирающую кисть. — Я верю в тебя, Дей-кун, — прошептала Сакура. — Мы встретимся.***
Ему перестала сопутствовать удача. Всё сыпалось. Всё стало зыбким. Он даже не мог понять, раздражает его это состояние или вызывает какое-то нездоровое разрушительное удовольствие. Сначала Отто выяснил, что он отошел от маршрута. Мелочь. Даже не пришлось ничего объяснять, но как он выяснил? Это точно не предатель, и не слежка, потому что в таком случае Отто выяснил бы гораздо больше. Это что-то ещё. У Отто был способ видеть не только намеченный маршрут, но и реальный маршрут. Похоже, Сэнки имеет абсолютное преимущество — видеть где и когда происходят сражения. Вот что он понял и, поразительно, стоило ему это понять, он испытал сожаление. Ещё одна загадка. Почему сожаление? Он с самого начала знал, какая сторона одержит верх. Как может разочаровывать то, чего ты спокойно ожидал? Он не нашел ответа. Потом всё стало хуже. И уж это ничем не объяснишь, кроме как фатальным невезением. Генерал Абэ был разбит, вместе со своими элитными шиноби, в какой-то беспросветной глуши. Чего им было не сдохнуть на том же месте? Но нет! Абэ выжил и добрался до Сэнки! Два уцелевших бойца тащили его сюда, за каким-то чертом, почти двое суток. Горстка идиотов. Неужели неясно было, что Таку запытает всех троих до смерти после такого промаха? Однако, два чертовых дня и две ночи эти сумасшедшие упорно ползли к мучительной смерти, перед которой доложили Отто, что их разбил никто иной, как Дейдара Тсукури! Здесь уже от него потребовались объяснения. Он до сих пор не мог прийти в себя, после того как разобрал в хрипе и кровавом харканье «Дейдара Тсукури». Какого чёрта тот, вместо того чтобы торчать в Каэнси, оказался посреди болот? Конечно, нельзя было рассчитывать, что Дейдара останется в Каэнси надолго, после того как пропадёт связь. Признаться, он вообще не вспоминал о Дейдаре. Им пришло время разойтись в разные стороны. Это должно было случиться рано или поздно. Сасори шел по коридору, и его взгляд метнулся сквозь спасительный витраж, прямиком к Вратам Мао, которые словно нечто заботливое и одушевлённое, погрузили его в зыбкое подобие спокойствия. Он прошел через коридор и свернул к лестнице, на середине которой, заметив его, застыл Яно. Стрелок поклонился, и его пёс тоже склонил морду, так что Сасори почувствовал себя героем циркового представления. Ему так хотелось стряхнуть поскорее эту личину, что вместо того чтобы приказать Яно поторапливаться или прогнать обоих прочь, он просто сказал: — Что? — Господин, — произнёс Яно. — Мацуда обрыскал весь склад и мы кое-что нашли. — Что нашли? Яно быстро преодолел оставшиеся ступеньки и снова коротко поклонился. Он протянул ему трухлявую, измазанную золой сумку. Сасори понадобилось время, чтобы сообразить: это вещи Хидана, которые у него отобрали при сортировке. Прикасаться к сумке не было никакого желания. — Посмотри, что в ней. Стрелок быстрым движением распахнул ткань и извлёк оттуда нечто, напоминающее начальный академический справочник по целебным травам. Сасори взял его, пока Стрелок продолжал рыться в сумке. Это был не справочник. — Юина Накамура, — прочитал он, — «Тропа к морю». Ни автор, ни название — ни о чем ему не говорили. Он открыл книгу на середине. Его взгляд заскользил по тексту, миновал предложение, потом ещё одно, потом Сасори мотнул головой и решительно её захлопнул. — Что-то ещё? — он вскинул взгляд и почувствовал, как сердце будто стукнуло лишний раз. Яно держал в руках свиток. Маленькую аккуратную тубу, которую он сам сделал когда-то. Очень давно. Он взял её, бережно отряхнул от золы. Чуть было не вскрыл прямо здесь, но вовремя себя остановил. Сасори убрал её в карман плаща. Туба приятным весом тянула теперь ткань вниз. Яно продемонстрировал остальные вещи, ничего интересного, Сасори махнул рукой и всучил ему «Тропу к морю». — Отдашь всё это Хидану, если он выживет. Как всё проходит? — Саюки ищет то, что вы сказали. Я их запер. — Возвращайся, присмотри за ними. — Слушаюсь, господин. Туба была у него в кармане. Яно ушел. Сасори стоял на верхней ступеньке и чувствовал, как проклятое живое тело пичкает его дофамином. Он пошел по лестнице вниз. Спустился на один пролёт, потом ещё на один. Освещение слабело. Он свернул по узкому коридору и за поворотом стало совсем темно. Сасори шел, не сбавляя скорости, не боясь налететь на что-то или кого-то. Ему даже казалось, что сейчас это пошло бы ему на пользу. Еще один лестничный пролёт и запах сырости, знакомый и, почему-то, приятный, сопроводил его вплоть до единственной двери. Сасори приложил пальцы к замку, ощутил, как чакра окутала стальные выступы и впадинки механизма. Дверь отворилась беззвучно. Комнату наполнял неяркий свет. Он повторил все манипуляции с замком, прежде чем закрыть глаза и сделать медленный глубокий вдох. «Придётся что-то принять», — подумал он. Подошел к многочисленным рядам пробирок и банок. Пальцы аккуратно скользили по гладким, холодным поверхностям, по стеклу, отделяющему эту комнату от смертельных летучих смесей и исцеляющих антидотов. Сасори знал их все по именам. Он так скучал по работе с ядами и противоядиями, по работе с деревом, с железом и с плотью. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз занимался чем-то подобным. Потому что это перестало сулить ему бесчисленные победы и власть. Потому что его заманило нечто чуждое, неприятное, лишенное эстетики, и он, какая слабость, свернул с пути. Свиток, неаккуратно всунутый в тубу, измявшийся, оказался девственно чист. Сасори всё равно разгладил его ладонью и бережно вложил обратно в футляр. Он знал, что скорее всего там ничего не будет, ведь он сам приказал им ничего не писать. Зачем он сделал это? Ведь тогда ещё у него была возможность стереть написанное. Прежде чем снять плащ и перекинуть его через спинку стула, Сасори извлёк из кармана маленький незапечатанный конверт. Он оставил конверт на краю стола. Мысли стали вялыми и будто даже спокойными. Они остывали. Но он всё равно чувствовал, что его движения слишком плавные, слишком аккуратные. Он слышал свои мягкие шаги, поскрипывание половицы. Кипяток закрутился воронкой и поднял со дна чашки красочное разнотравье. Сасори поставил чашку рядом с конвертом. Размял пальцы, взял со стола перчатки. Свет лампы стал ярким и холодным. Он склонился. Прижал средний и указательный под челюстью, надавил сильнее. Закрыл глаза и позволил чакре спокойно расходиться по едва теплящимся сосудам и тканям. Она коснулась сердца, заволокла клапаны, потом схлынула в лёгкие. Перчатки небрежно приземлились в раковину, он отшвырнул их, не стал по обыкновению складывать одну к другой. Сел на стул, зажатый между кроватью и торцом стола. Взял чашку. Так и не сделав ни единого глотка, сидел с ней в руках и чувствовал, как пар поднимается к лицу. — Ты не собираешься мне помогать, так? Сасори был не из тех, кого раздражал собственный голос. Ему нравилось одиночество, но он не слишком любил тишину, поэтому часто произносил что-нибудь вслух. Он повернул голову и впервые посмотрел на неё, как на неё, а не как на тело умирающего человека. Губы — совершенно сухие, безжизненная матовая кожа, веки, голубовато-прозрачные, словно высушенные лепестки гортензии, подрагивали. Удивительно, что близость смерти не всегда убивает красоту. Почти всегда, но, бывает, красота лишь заостряется, становится пугающе чёткой, словно линии чертежа, обведённые множество раз. Сасори отставил полную чашку, взял со стола письмо, извлёк его из конверта, скривил плотно сжатый рот. Потом сделал короткий вдох. — Послушай, какой бред, — произнёс он, но в голосе совсем не ощущалось презрения, потому слова прозвучали пусто. Сасори встряхнул письмо, словно оно начало вдруг расплываться у него перед глазами. Он стал читать: — «Я не буду больше извиняться. За некоторые поступки извиняться просто нет смысла. Просто напишу тебе, что меня поселили в лаборатории. После камеры в подземелье это настоящий люкс. Кормят неплохо, на завтрак был рис и омлет. Сегодня начнётся какой-то эксперимент надо мной. Твой обожаемый Сасори хочет исследовать мою кровь или что-то там ещё». Обожаемый, — Сасори качнул головой. — «Не грусти. Ты не веришь, но все будет хорошо. Все наладится». Он убрал письмо обратно в конверт. Отпил, наконец, пару глотков чая. — Как это тебе? «Всё наладится» это, конечно, громко сказано, Конан. Пока он снова крутился возле стола, набирал шприцы, прикидывал в уме дозировку, он посматривал на её лицо, точно оно могло намекнуть ему правильный ответ. Например: стоит ли пробовать вернуть её в сознание или можно даже не пытаться? Или, например: много ли он совершил таких поступков, за которые «извиняться просто нет смысла»? Потому что это весьма удобная позиция, и он предпочел бы перенести в эту категорию, раз уж она существует, все свои поступки. Лекарство шло плохо. Давление пришлось поддержать искусственным импульсом. Он уже всё ввёл и подумал, что, может, это напрасно. Может, стоило подождать ещё день или два. Но чем дальше, тем больше риск. Самостоятельно она не восстанавливалась, и ничто не указывало на возможные улучшения. Сасори сразу принялся набирать новые растворы, потому что почти сразу её придётся обезболить и усыпить. Обезболивающая сыворотка должна постоять немного, он смешал её первой. Он был готов, что Конан не придёт в себя. Сердце не выдержит нагрузки, остановится и он запретил себе, в таком случае, её реанимировать. Она лежала без видимых изменений, не пыталась вдохнуть, не вздрагивала. Сасори раздраженно снова нащупал артерию, пульс был, он стал ощутимей. Потом её веки задрожали сильнее и она распахнула глаза и стала шарить ими по сторонам, ничего не замечая, пока шок не отступил и она не сделала первый тяжко-глубокий вдох и не прошептала: «Больно». Он без единого звука прочёл это по губам, потому что догадывался примерно, что она захочет ему сказать. Последующий час пришлось повозиться. Он в жизни не вкалывал в человека столько препаратов одновременно и не вливал столько чакры. Под конец даже почувствовал, как взмокла шея. Конан пришла в стабильность. Она лежала, глядя в потолок, он сидел рядом. И они очень долго ничего друг другу не говорили. — Хочешь пить? — Не чувствую ног, — сказала она. Делая микроскопические глотки воды, она щурилась от боли, но всё равно продолжала пить. Сасори подложил ей под голову и плечи ещё одну подушку, чтобы дышать стало легче. — Так и останется, — сказала она. Это был почти не вопрос. Сасори молчал и она умудрилась повернуть к нему голову, а потом даже чуть приподняться на локтях. — Так и останется… навсегда? — Да. Хотя, может быть, кто-то более квалифицированный… — Более квалифицированный, чем ты? — Конан закашлялась — это был её первый смех. Она взяла бутылку с водой и попила уже самостоятельно. — Хидан тебе письмо написал. — Уволь… — Там классификация извинений. Тебе может понравиться. — О. Уголки её губ дрожали, потому что она не переставала улыбаться. — Я не стал пробовать геном, — сказал Сасори. — Он скорее всего превратит твоё тело обратно в кашу. Но если ты хочешь… — Нет. Я не хочу. — Хорошо. — Сядь поближе, мне твоего лица не видно… — она сфокусировала на нём взгляд, когда он пересел на край кровати. — Ну… как он там? — Не знает, жива ли ты. Для начала хочу, чтобы он оказал мне услугу. — Ты не сказал ему, жива ли я? — Нет. — И как он? — Плохо. Но он написал тебе письмо. — Не хочу его кретинское письмо. — Ладно. — Ты какой-то не такой сегодня, — сказала она вдруг. Она рассматривала его. Её глаза умели видеть сквозь тьму, как ничьи другие. Сасори был осторожен, многие годы сохранял дистанцию. Он не любил чувство, когда тебя видят насквозь или пытаются прочитать, но сейчас всё было иначе. И он незаметно для себя самого склонился чуть ниже. — Не могу понять… — выдохнула она. — Никак не привыкну, что ты — человек. — Я снова не человек. — Это тебе хочется так думать… — она усмехнулась. Спазм сдавил ей грудь и Сасори провел ладонью чуть ниже её горла, заволакивая всё чакрой. Нужно было обезболить и дать ей снотворное, но он не успел подняться, потому что Конан сжала его предплечье сквозь ткань экипировки. Странное чувство, когда кто-то беспомощный цепляется за тебя. Те, кого он убивал, часто так делали. Они просили у него защиты. Он всегда думал, что они тянутся к власти, но возможно он ошибался. Возможно, они пытались воззвать к милосердию, а он даже не понимал, чего они от него хотят. Конан рассматривала его. Она так пристально рассматривала его, вместо того чтобы ощупать, осмотреть своё изуродованное тело, вместо того, чтобы расспросить его, сколько ей осталось, сколько она проспала, день сейчас или ночь, она рассматривала его, вместо всего этого потому, что для неё жизнь уже оборвалась. Она спросила: — Ты всегда был красивым или ты сделал себя таким? — Всегда был. — И ты это осознавал? — Конечно. — Пользовался? — Конан, я убивал. Больше меня ничего не интересовало. Конан сощурилась от удовольствия, как кошка, которая растянулась в лучах солнца. — Да… Но ты стал лучше. — Что ты имеешь в виду? — Сам думай, — сказала она. — Думаю, ты бредишь от лекарств. — У тебя щёки горят. Ты понимаешь, как это заметно? Он рассчитывал, что она правда бредит, потому что он был на грани того, чтобы наделить этот бред смыслом. Пока он молчал она заулыбалась ещё шире, почти оскалилась. — Расскажи мне, — протянула она. — Я всё равно умираю. — Не о чем. — Лжец. Расскажи… У нас будет тайна. Я люблю такое. — Чужие тайны я тоже люблю. — У меня есть одна. Хочешь? — Не хочу тебя разочаровывать, но, думаю, я уже знаю твою тайну, Конан. — Правда?.. — у неё сверкнули глаза. Сасори поднялся, чтобы закончить приготовление препаратов. Он тоже усмехнулся. — Моя тайна… — услышал он её голос. — Возможно, тебе о ней известно, но это не значит, что ты способен её понять… — Я не способен. — Значит, саму тайну ты не знаешь, только то, что снаружи… А я, наоборот, не знаю ненужных деталей, но я вижу… что у тебя внутри… Как больно, всё-таки… Сделай что-нибудь… — Я введу обезболивающее. Потерпи. Сасори подошел к кровати, он хотел устроить поудобнее её руку для укола, но Конан слабо ухватила его за рукав. Её пальцы поползли вверх, цепляясь за ткань, словно глиняная зверушка Дейдары. Они перебрались к воротнику, рука повисла. Конан смотрела на него. Это был взгляд заполненный доверху отвращением к смерти, отторжением самого процесса умирания, она потянула Сасори к себе, прямо в эти жуткие глаза. Он склонился к ним. Застыл на самом краю. Его сердце билось ровно-ровно, как стрелка часов. Тик-так, тик-так. Чужое лицо близко от его лица. Чужое красивое, но совсем безразличное ему лицо. И безразличные губы. И он ей безразличен. Конан потянула его сильнее, он поддался. Его губы мягко легли поверх ее губ. Сасори прикрыл глаза. Механически. Потому что так делается. Потому что это должно было выглядеть, как что-то настоящее. Губы окунулись в губы, измазались влажным безразличием, освободились одни от других. Её пальцы разжались. И он спокойно взглянул на свет сквозь шприц, цокнул по нему ногтем. Конан от боли сильнее запрокинула голову. Её начало знобить. — Что… — прошептала она, — ты почувствовал?.. — Это ведь был эксперимент. Я принял в нем участие. — Значит… ничего. — Подумал, что тебе крупно повезло. Конан рассмеялась, это звучало так, словно она задыхается, потом она, все еще улыбаясь, стала морщиться, жмурить глаза. Боль раздирала её на части. — Поторопись… — Да. — Сасори?.. — Да? — Письмо… — Оно здесь. Если проснёшься, сможешь прочесть его.***
В прошлый раз, когда Тоби швырнул её сквозь пространство, это было ужасно, Тен-Тен тошнило ещё несколько часов, но то что происходило теперь было в сто крат хуже. Её с сумасшедшей скоростью затаскивало куда-то, швыряло, переворачивало. Это было похоже на последствия ударной волны, с той лишь разницей, что ей не было больно. Она вообще не ощущала, что у нее есть тело, казалось, она из него выскользнула. Тен-Тен предпочла бы боль, чем это ощущение бестелесности. Так ей казалось несколько мгновений, пока её тащило сквозь пустоту. Потом её выбросило на пол, голову заполнил звон, и всё закружилось, только теперь наяву, вполне себе телесно, вместе с головной болью, тошнотой и дезориентацией. Надежды, что Тоби перенёс её в какое-то тихое, безлюдное место, оборвались в тот же миг. — Кто здесь?! — заорали у неё над ухом. Она открыла глаза и обнаружила множество разноцветных пятен, которые плавали и мерцали, одни поверх других. Всё болело. Она даже не могла понять, все ли конечности у неё на месте. Потом её чем-то ошпарило. Совсем рядом вскрикнул Тоби. А дальше началось нечто ужасающее: крики, удары, крики. — Ичиро! Куда он делся?! Эй ты! — Тоби вам даст! — Хватай его! — Что происходит?! — Твою мать! Хватай его!!! — А-а-а… — застонала Тен-Тен, сжимая виски. — О боже… Ей казалось, что всё это происходит у неё в голове. Что все эти люди бегают прямо у неё в голове, сражаются с пятнами, вопят друг на друга, а потом она вдруг поняла и со стоном заставила себя снова распахнуть глаза. Всё взрывалось. Или, по крайней мере, она могла различить вспышки техник. Пятна рассасывались. Она была в эпицентре сражения. Кто-то споткнулся об неё и пополз по земле, не поднимаясь на ноги. Прямо перед ней возник Тоби и к нему кинулось сразу трое шиноби. Они попытались, навалившись, схватить его, как ловят курицу или удравшего поросёнка, но Тоби исчез, и они столкнулись лбами, и принялись истошно орать. Наконец, ужас осознания случившегося заставил глаза Тен-Тен широко распахнуться, и она схватилась за голову. — О боже! Тоби! — Где он?! — Где он, блять?! — Что это было?! Тен-Тен ошалело принялась осматриваться, искать Тоби, но видела только дым и взбешенных шиноби. Её тошнило так, словно на этот раз она пила с Хиданом три ночи подряд. — Тоби! Она попыталась встать и тут кто-то напал на неё сзади и скрутил ей руки, вздёрнув при этом с пола. — Вы кто такие?! — заорал он ей прямо на ухо. Картинка снова зарябила и исчезла. Тен-Тен согнулась вдвое и её вырвало себе под ноги. — Кии-яя! — вскричал Тоби, которого она не видела. Шиноби, державший её, исчез и вместе с тем исчезла опора. Тен-Тен повело в сторону, пока она не вцепилась во что-то холодное и устойчивое. — Тоби!!! — заорала она уже совсем другим тоном. Тряхнула головой, сжала зубы и яростно втянула ноздрями затхлый воздух. Зрение снова неохотно возвратилось. Шиноби было всего четверо, хотя ей казалось их тут пару десятков. Тоби пропал. Шиноби пялились через комнату на неё, а она на них. И они к ней почему-то не приближались. Она могла различить на них протекторы: двое из Конохи, один из Суны, один из Камня. Все в экипировке постовых. Грёбаное дерьмо! — Вы задержаны! — крикнул ей тот, что из Суны и тут же опасливо огляделся по сторонам. — Не двигайтесь с места! — Я и не двигаюсь, — простонала Тен-Тен, которая не была уверена, что вообще когда-нибудь сможет двигаться. Тут приказавшего не двигаться толкнул кулаком один из товарищей и, ткнув пальцем в её сторону, прошипел: — Это та, что спит с главнокомандующим! — Отступница?! Все четверо уставились на неё по-новому. Во-первых, то что она «отступница» очевидно вселило в них тревогу, а во-вторых, каждый смерил её с ног до головы оценивающим взглядом. И Тен-Тен захотелось снова столкнуть их лбами, только уже так, чтобы наверняка. Ничего не происходило. Пыль оседала. Шиноби молча бросали друг на друга вопросительные взгляды. Они, очевидно, пытались понять, можно уже взять её под стражу или всё ещё нет. Тен-Тен почувствовала, что достаточно твёрдо стоит на ногах и оттолкнулась от толстой деревянной балки. Стоило ей сделать это, а одному из шиноби шагнуть в её сторону –раздался оглушающий резкий хлопок. В центре комнаты поднялся столп фиолетового дыма и шиноби шарахнулись от этого дыма назад, к стене. Тен-Тен распахнула рот. — Дамы и господа! — разнеслось по всей комнате. — Перед вами блистательный номер! Бесперце… Беприцен… Бес-пер-цен-тентный! Впервые на арене! ИСЧЕЗНОВЕНИЕ! ЧЕТЫРЕХ! ЧЕЛОВЕК! — Нет! Тоби! — взвизгнула Тен-Тен. Она вся побелела от ужаса. Раздался новый хлопок и трое шиноби из четырёх испарились. Тот что остался истошно заорал. Тоби вышел из фиолетового облака, посмотрел на него. Наклонил голову к плечу. — Ой, — сказал он. — Тоби, постой! — вскричала Тен-Тен. Но когда её взгляд вернулся к шиноби, там уже никого не было. Её лицо всё исказилось в гримасе ужаса и шока. Она не могла выжать из себя ни слова. Она даже не могла закрыть рот. Что это было?! Куда он их испарил?! И где они вообще находятся?! Тоби широко, почти безумно улыбнулся. — Тоби молодец! — сказал он. Потом пошатнулся и рухнул навзничь. Тен-Тен моргнула. В её голове словно образовалась чудовищная брешь, сквозь которую очень быстро утекали все приличные слова, а потом на их местах вспыхивали, вспыхивали, вспыхивали слова, большинство из которых она узнала за время, проведённое с Хиданом. Она сделала судорожный вдох и вдруг заорала во всё горло: — А-А-АРРР!!! Грёбная неудачница!!! Ты — грёбаная неудачница!!! Поэтому с тобой постоянно происходит какая-то злоебучая херота!!! Проорав это, она, задыхаясь, хлопнула себя ладонями по щекам и потянула вниз, пытаясь содрать с лица выражение абсолютной безысходности. «Думай, Тен-Тен, — приказала она себе, — думай, иначе вам обоим — конец!» Она оглядела помещение — это была довольно просторная комната, освещенная подвешенными к балкам переносными фонарями. Справа от Тен-Тен был длинный стол, на котором остался наполовину съеденный обед. Она посчитала тарелки и снова мрачно выругалась. Тарелок было одиннадцать, ещё какое-то немалое количество валялось у неё под ногами в виде осколков. Она подошла к столу, взяла графин, принюхалась к содержимому, полила поочередно водой обе руки, потом кое-как умылась и прополоскала рот. Тоби громко сопел и ворочался во сне. Она подошла к нему с графином в руках. Спящим он был похож на ангела. На чудесного ангела. И ни в какой другой ситуации Тен-Тен не поступила бы с ним так. Но она чувствовала, что ситуация, в которой они оказались, мягко говоря непростая. Вода всплеснула. Тоби распахнул глаза, словно кукла на пружинках — сел, уставился на неё. — Тен-Тен-сан! — воскликнул он. — Тоби так рад вас видеть! — Тоби-где-мы. Она процедила это одним словом и Тоби, заметив, что она сердится, вжал голову в плечи. — Тоби хороший мальчик… — Окон нет. Мы под землёй? — Тоби хороший… — Мы здесь, потому что они где-то здесь держат Дейдару? Тен-Тен не особо рассчитывала на положительный ответ, но произошло нечто совсем неожиданное: губы Тоби сжались и задрожали, его глаза наполнились слезами. — Тен-Тен-сан… — выдавил он. У неё всё похолодело внутри. Неджи сказал, что не может провести её к Дейдаре, потому что не имеет полномочий. Она вспомнила каменное лицо Неджи, его безапелляционный отказ, извинения Темари, потом снова увидела рыдающего Тоби. И вдруг в её сердце проникло такое, чего прежде она ни за что бы туда не допустила. Что если приговор уже привели в исполнение? Зачем им ждать? Ведь они могли убить Дейдару на месте… Она почувствовала собственные подступившие слёзы. — Семпай… — пробубнил Тоби. — Его больше нет… — О господи, — всхлипнула Тен-Тен и быстро притянула Тоби к себе. Она обняла его, обхватила мелко дрожащие плечи. — И Сакуры больше нет… — сказал Тоби. Тен-Тен зажмурилась. Она плакала. — И Тоби больше нет… И вас, Тен-Тен-сан, тоже нет… — прорыдал Тоби ещё громче. — Все пропали… Глаза Тен-Тен в которых продолжали накипать слёзы, настороженно сощурились. — Мы все пропали? — Да… — жалостно всхлипнул Тоби. — А ведь был такой замечательный рисунок… Тоби так старался! — на слове «старался» Тоби снова накрыли рыдания. И Тен-Тен напряженно и уже без всякой нежности продолжала гладить его по спине. Её трясло. Она очень любила Тоби и это был один из немногих моментов, когда ей казалось, что она способна его стукнуть. Она гладила его просто чтобы не сорваться. — Рисунок Тоби исчез… — всхлипывал Тоби, — весь целиком… Совсем-совсем… — Мне очень жаль, Тоби, — сдавленно произнесла Тен-Тен и отстранила его от себя. — Но может быть, ты знаешь, где настоящий Дейдара? Не нарисованный? Тоби сонно потёр глаза, как будто его разбудили посреди ночи. Потом голова его неохотно склонилась к груди — он кивнул. Посмотрел на Тен-Тен, так жалостно, что ей стало стыдно за свою злость. — Тоби знает. Тоби проведёт. Этого Тен-Тен ему разрешить не могла. Она видела, как измотали Тоби его фокусы с исчезновением. Отсутствие охраны вот-вот будет обнаружено. Она терпеливо выслушала путь к камере, перебиваемый тоской Тоби по треклятому исчезнувшему рисунку, затем она взяла с него обещание, что он покинет это место и спрячется. Когда Тоби исчез, Тен-Тен поднялась на ноги, взяла лампу и вышла в тёмный коридор.