***
Никита весь сиял, обнимая маму и позируя для фотографии. У Гены руки тряслись, а в голове звенело, будто небольшой снаряд взорвался. — Давай, Геныч, — друг улыбался, но фотографу от этого легче не становилось, — теперь не отделаешься. Мам, отними у него фотик. Снимок получился пусть и не очень удачным, но зато заранее Гениным самым любимым.***
Никита перехватил его у выхода из школы. — Куда собрался? Очередная мягкая улыбка растянула его губы, делая парня ещё более очаровательным, чем обычно. — Домой, — просто пожал плечами Гена, — выпускной кончился же. Он ни на что не надеялся: знал, что заказан ресторан и все остальное. И никак не ожидал, что в свой праздник Никита захочет рубиться в приставку до вечера и пить дерьмовое пиво, кое-как купленное в исписанной всякой ерундой палатке, потому что без паспорта отпускают только там.***
Глубоко в душе он надеялся, что Никита никуда не поступит. И там же смеялся над самим собой, потому что с такими баллами не поступить не реально. Но он не мог не признать, что мотаться с другом в чужой, неизвестный город стало лучшим времяпрепровождением за последние пару лет. Они уезжали рано утром: садились на электричку – вагон всегда выбирал Гена – досыпали вповалку. Чаще спал один Курскеев. Добирались, изредка теряясь в метро, до универа. Пока оставляли копии документов, Фарафонов злился, не отрывая взгляда от флиртующего со студентками Никиты. После ехали куда-нибудь и обычно искали дорогу так долго, что у Гены начинали болеть ноги. Возвращались домой ближе к ночи. А на другой день, или позже, приходило сообщение о том, что Никита нашёл ещё один ВУЗ, куда хочет поступить, и все начиналось по новой. С августом пришли дожди, и с ними в переписку между парнями посыпались скрины гребаных списков, в каждом из которых Курскеев неизменно находился в первой двадцатке. А потом один приказ о зачислении, навсегда все испортивший.***
— Только не реви, принцесса, — парень снова смеялся, — я буду приезжать. — Просил меня так не называть, — это не расстроило Гену ещё больше, но нужно было что-то сказать. Внезапно ставший серьёзным Никита попросил не забивать на учёбу и поступать потом к нему. Фарафонов кивнул, без особого энтузиазма. Может, тогда уже понимал, что это начало конца было? В любом случае, друг, на протяжении почти шести лет находившийся рядом с Геной, уехал, растворяясь в ливнях последних дней лета, пообещав того, чего нельзя обещать человеку, которого оставляешь.***
Первое сентября пришлось на четверг. Из-за дождя линейку перенесли в актовый. Тот самый актовый, где ещё летом... Гена встрепенулся, осматривая макушки собравшихся школьников вокруг себя: он был зажат в дальнем углу зала. — Эй, Фарафонов, — больной тычок в бок, — "последнее первое" без Курскеева, а? Уже чувствуешь приближающийся пиздец? Показать фак и закатить глаза, внутренне содрогаясь от подкатившего страха – идеальная схема в данной ситуации. Телефон в кармане вибрировал практически постоянно, доставляя сообщения от Никиты. Так продолжалось первые полчаса, а потом он заглох. Ничего до вечера – обидно, но ожидаемо.***
Фарафонов терпеть не мог опаздывать на уроки. Мало того, что тебя отчитывают перед всем классом, так ещё и стопроцентно замечанием дневник замарают. Поэтому, толкая дверь в кабинет, он мысленно сжигал себя на костре за утренние "ещё пять минуточек". — Дневник принесите, Карелин. Приятно знать, что ваше поколение интересуется историей. Гена взглянул преподавателю за спину и наткнулся на чужой острый взгляд, вовсю сканирующий его. Это продолжалось всего пару мгновений, а потом отвечающий парень, одернув толстовку, поплелся к своему – нет, Гениному – месту. Опоздавший закатил глаза: о Славином увлечении историей легенды слагались. Препод новый просто, вот и удивлён. — Но за отсутствие формы я вам замечание напишу. Карелин только криво усмехнулся и пожал плечами. Гена даже немного завидовал такому его умению: этот жест у парня выходил похуистично, когда у самого Гены он же выглядел проявлением неуверенности. — И вы тоже дневник давайте, молодой человек, — учитель повернулся как-то весь, стало даже стремно, — за опоздание.***
— Фарафонов. Гена вздрогнул, хотя пора было уже и привыкнуть. За целый месяц, который он провёл в школе без Никиты, на парня вылилась вся бережно вынашиваемая одиннадцатиклассниками нелюбовь. Учёба превратилась в увлекательный квест "дожить до выпускного". Почти каждый вечер он срывал звонки Курскееву с целью нажаловаться, но все равно ничего не говорил. А тот рассказывал что-то абсолютно неинтересное о своём универе. — Фарафонов, — на этот раз ещё и пальцами перед носом пощелкали. После этого стало привычным абстрагироваться, чтобы не выслушивать унизительные вещи о самом себе.