Другой

Пистолет вдавливается в лоб, холодный и резкий. — Зачем ты это делаешь? — Потому что люблю тебя. И не собираюсь прекращать это или уходить. Ты не можешь заставить меня. Я лучше умру от твоей руки, чем уйду. Джим опускается на колени перед Себастьяном и хватает его за волосы, притягивая ближе к себе. — Это именно то, о чем я и говорю, — шипит он в лицо Морану. — Ты позволил эмоциям взять вверх над здравым смыслом. Глупый выбор. — Такой же, как засунуть себе дуло в рот и выстрелить? Джим визжит от ярости и бьёт Себастьяна прикладом в висок. Тот падает на пол, заваливаясь набок. Пару секунд он безвольно лежит, пытаясь прийти в себя после удара. Он не поворачивается и не смотрит на Джима, когда говорит: — Мы все делаем глупости, Джим. В природе человека лажать и делать ошибки, — Себастьян осторожно касается пальцами головы и морщится, чувствуя, как наливается на виске шишка. Он поворачивается, но не встаёт. — Любовь к тебе заставляет меня быть верным и пристрастным. А значит — я убью всех, кто попытается поднять на тебя руку, и умру прежде, чем позволю кому-нибудь прикоснуться к тебе. — Это значит, что ты сольёшь ценную информацию, если моя жизнь будет в опасности, — огрызается Джим. Он поднимается на ноги и принимается мерить шагами комнату, перекидывая пистолет из одной руки в другую. — И наоборот. Если я позволю себе любить тебя, ты превратишься в разменную монету. Любой, кто узнает об этом, сможет захватить тебя и использовать, требуя от меня всё, что угодно. И будь уверен, они сделают это. Себастьян фыркает: — Нет, не сделают. Я не дурак… Джим останавливается и смотрит на Себастьяна: — Ещё какой дурак. — Ладно, в некоторой степени, возможно. Но не в целом. Я не настолько глуп, чтобы думать, будто, даже испытывая ко мне какие-то чувства, ты предпочтёшь меня Работе. Мориарти качает головой, но не говорит ни слова, а Моран продолжает: — Так же, как мне известно, что ты ждёшь от меня сохранения дела, а не тебя лично. Думаешь, мне не хотелось немедленно вышибить мозги Холмсу, когда он наставил на тебя пистолет в прошлом году? Хотел, очень хотел, но ты был бы недоволен, если бы я разрушил твою игру. Я знаю, как контролировать себя, Джим. Он снова встаёт на колени и медленно подползает ближе к Джиму: — Я любил тебя много лет, и это никогда не влияло на мою способность служить тебе. Не заставляй меня уходить. Позволь остаться. Джим наблюдает за ним. Себастьян подползает к его ноге, поднимает голову и умоляюще говорит: — Тебе даже не обязательно быть моим любовником. Мой хозяин, позволь мне быть твоей зверушкой, — Себастьян прижимается лбом к ноге Джима. — Делай со мной, что захочешь, только не заставляй оставлять тебя. Джим презрительно усмехается и резко убирает ногу, заставляя Себастьяна отступить. — И почему это я должен изменить свою жизнь, чтобы удовлетворить твои желания? — Разве так уж много придётся менять? Ещё до... этого, я жил в твоей квартире. И следил, чтобы ты ел, спал и случайно не убил себя, постоянно проверяя границы своих возможностей. Я — твой телохранитель, личный помощник и боксёрская груша. Единственное, что я прошу изменить — это позволить мне спать рядом с тобой, прикасаться к тебе, обнимать, любить тебя. И лишь наедине — я никогда не попрошу тебя признать публично наши отношения. Для всех, ты — мой босс, а я — твой подчинённый, — Себастьян говорит, не поднимая головы, демонстрируя Джиму картину абсолютной покорности. Однако он не может тихо не закончить: — И еще — секс. Ты можешь делать со мной всё, что хочешь, я полностью в твоём распоряжении. — А что, если я не хочу? Если мне не нравится заниматься с тобой сексом? Себастьян ухмыляется, но всё равно не поднимает глаз. — Думаю, это неправда, потому что я слышал звуки, которые ты издаёшь, находясь со мной в постели. А тогда у тебя нет причин лгать. Но если ты настаиваешь, я приму это и всё равно останусь с тобой независимо от данного решения. — Ты идиот, Моран. — Скорее всего, сэр. Но я ваш идиот. Пистолет снова оказывается прижатым к голове Себастьяна. — Оно того стоит? — Мне известны твои пределы, наверное, даже лучше тебя самого, Джим. Кроме того, я знаю, что ты всё ещё не пришёл в себя. Как долго ты продержишься, прежде чем Ричард снова вернется? И сколько пройдёт времени, пока один из вас не займет постоянное место? А если этого так и не произойдёт? Что, если ты решишь, будто выздоровел, а посреди важной встречи тебя заклинит и снова появится Ричард? — Себастьян, наконец, поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с Джимом. — Я тебе нужен. Кому ещё ты можешь довериться, чтобы кто-то не сломал твою изящную шейку, едва ты окажешься беззащитен? Я могу заботиться о Ричарде, когда он вернётся, но кто ещё, кроме меня? — Ты не слишком покорная зверушка, Себастьян, — Джим вдавливает дуло ему в висок. — Слишком уж обидчив и злопамятен. — Я быстро надоем тебе, если буду чрезмерно покорным. Джим качает головой, и это можно считать как знаком согласия, так и отрицанием. — В твоих словах есть доля смысла. Он действительно угроза для меня, — говорит Джим так быстро, что Себастьян едва успевает открыть рот, — но не волнуйся, я не сказал, будто хочу, чтобы ты был рядом. Просто признаю логичность рассуждений. Он обходит Себастьяна вокруг, проводя дулом по его щеке, шее, а потом останавливаясь на затылке. — Ты нашёл аргументы в отношении своей практической полезности, но я всё равно не вижу причин держать тебя в качестве любовника. Сейчас я больше склонен позволить тебе остаться, но при этом, думаю, я посажу тебя на цепь, как собаку у себя в комнате, чтобы быть уверенным, что ты будешь держать свои руки при себе. Я могу принять то, что ты не способен сдерживать свои животные наклонности и что ты... любишь меня, — с явной брезгливостью говорит Джим, — но не могу согласиться с идеей взаимности. — Рича… Джим резко пинает Себастьяна ногой, и тот падает плашмя на пол. — Прекрати болтать о грёбаном Ричарде! Ты сам недавно сказал, что он — это я, но без всех реалий моей прошлой жизни. И знаешь что, Себастьян? Мне достаточно того, что у меня уже есть и я не нуждаюсь в чувствах к тебе! Себастьян обхватывает себя руками и переворачивается на спину, глядя на перекошенное от гнева лицо Джима. — Но ты не отрицаешь чувств ко мне? Джим в ответ вопит от ярости и швыряет пистолет через всю комнату. Себастьян следит за его полетом и тихо говорит: — Не так нужно использовать оружие, босс. Я учил вас совсем другому. Спустя секунду Джим — мокрый и злой — оказывается под Себастьяном, отбрыкиваясь и визжа от ярости. Моран знает, как именно обычно дерётся Джим, и очень легко перехватывает одной рукой его запястья, прижимая их к полу. — Я ненавижу тебя, — скалится и рычит Мориарти. — Ты хочешь меня. — Я хочу, чтобы ты сдох. — Тогда стоило нажать на курок, — Себастьян перемещает руки так, что те оказываются у него над головой, и Джим уж точно не сможет ни за что ухватиться. — Ты намеренно отбросил единственное оружие, которое могло бы нанести мне реальный ущерб и принялся драться со мной, заведомо зная, что проиграешь, — Себастьян улыбается, копируя обычную акулью улыбку Джима и продолжает. — Просто ты не желаешь признавать, что хочешь меня. Джим дергается и извивается под ним, пытаясь освободить руки: — О, так ты теперь у нас Шерлок Холмс? Собираешься вычислить меня? — рычит он. Когда Себастьян наклоняется над ним, он щёлкает зубами, пытаясь вцепиться ему в кожу. — Мне это не нужно, я и так знаю правду. — Отвали от меня! — Вряд ли, Джим. Пока ты не признаешь это. — Дай только вырваться, и я сдеру с тебя кожу и сошью из неё себе костюм, ты, слабоумный имбецил! — Это звучит, как невероятно фрейдистский способ сказать, что ты с нетерпением жаждешь оказаться внутри меня. Джим вырывается, пытаясь пнуть Себастьяна, впрочем, абсолютно безрезультатно. — Ладно, прекрасно! Я хочу тебя! Теперь, блять, ты счастлив?! Я хочу тебя в своей постели, хочу трахнуть тебя и заставить кричать, пока ты охрипнешь! И убью любого, кто косо взглянет на тебя или прикоснётся хоть пальцем. Я хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой, но при этом, не хочу хотеть этого, ты, жалкий ебанат! А сейчас подними меня! Немедленно! Себастьян, не ожидавший этой тирады, почти сразу отпускает его. Он не уверен, чего конкретно ждал, но точно не этого. Джим грубо отпихивает его в сторону, и Себастьян совсем не сопротивляется. Джим, стиснув зубы, рычит: — Ну что, блять, счастлив? Себастьян молчит, а потом решительно выдыхает: — Да, — и набрасывается на Джима, снова толкая его на пол, сминая его рот жёстким, голодным поцелуем. Но Джим не собирается смиренно принимать это: он кусает губы Себастьяна, оттягивает их, вгрызается в его рот, прокусывая кожу до крови. — Меня не волнует, нравится тебе это или нет: пока ты хочешь меня, я никуда не уйду. Джим зарывается пальцами ему в волосы и грубо дергает их: — Я убью тебя во сне, и мне не придётся больше терпеть всё это. — Тогда на время сна, я всего лишь придавлю тебя своим телом к кровати, и мы оба сочтём это особой формой обнимашек, — запыхавшись, хихикает Себастьян, но не слазит с него, не позволяя Джиму взять верх. — Я разорву тебя на части и сложу так, как захочу, — Джим засовывает руки ему под рубашку и царапает спину. Себастьян задыхается, почти касаясь его рта. —Ты уже сделал это однажды, но можешь повторить. Я всё равно не уйду. — Ты глупее, чем я думал, если считаешь, что я позволю ещё хоть кому-то прикоснуться к тебе. Любым способом. — Это обет? — Это угроза.