***
По средам и раз в две недели на выходных Фрэнк ночевал у отца, и там у него не было ещё одной кассеты с «Кошками». Впрочем, отцовский дом был безопасным местом, так что он не испытывал необходимости в ней. За три года, что отец прожил в этом месте, с ним ни разу не произошло никаких неприятностей. Ничего плохого. За исключением, разве что, того случая, когда отец заставил его съесть гамбургер и попросил не вести себя как малое дитя, когда Фрэнк расплакался. Теперь же, после гневного звонка бывшей жены, в папином доме появились соевые бургеры, так что не осталось никаких причин для конфликтов. — Фрэнк, я достал нам билеты на вечерний сеанс «Человека-паука», — сообщил ему отец, как только он забрался в его машину. Фрэнк поспешно стёр ладонью со щеки одинокую слезу и закинул сумку с вещами на заднее сиденье. — Всё в порядке, дружище? Шмыгнув носом, мальчик выдал первое, что пришло ему в голову: — Ронни хочет заставить меня есть рёбрышки в эту субботу. — Ого, ты серьёзно ударился в это своё вегетарианство, да? — поинтересовался отец, выезжая с подъездной дорожки задним ходом. — Так ты ещё хочешь сходить на «Человека-паука»? — Ага, — тихо отозвался Фрэнк и попытался как можно незаметнее стереть брызнувшие из глаз слёзы. — Я мог бы поговорить с этим Ронни, если хочешь. Не хватало ещё, чтобы какой-то лопух огорчал моего ребёнка. — Не надо, — прошептал мальчик, переживая, чтобы это не прозвучало слишком резко. Он частенько кричал, когда был помладше — собственно, ничего другого он и не слышал дома, — но теперь старался не повышать голос. — Ты обращайся, если что. Фрэнку едва удалось взять себя в руки, как вдруг колесо машины попало в выбоину. Он подпрыгнул на сиденье от этого толчка, и всё его тело пронзила боль, отчего он вскрикнул и вновь заплакал. — Фрэнки, ты в порядке? — обеспокоенно спросил его отец. — Да, — заверил его мальчик, стараясь справиться с дрожью в голосе. — Ты не ушибся, сынок? Почему ты плачешь? Отец не сводил с него глаз, поэтому Фрэнк сам отвернулся к окну. Кругом царила зима, а в тёмном небе уже взошла луна. Лунный свет. Обрати лицо к лунному свету. Прокручивая в мыслях строчки из песен, Фрэнк надеялся обрести то же спокойствие, что давала ему кассета, но всё было напрасно. Он лишь больше расстроился, и тоска окончательно охватила его. Он расплакался, потому на «Человека-паука» они так и не попали.***
В четверг в полшестого утра Фрэнка разбудил грохот дверей, раздающийся снаружи. — Как меня всё это достало! — услышал он чей-то крик. Фрэнк ухватил одеяло и закутался с головой в попытке скрыться от потенциальной угрозы, что находилась вне поля его зрения. — Я хочу домой! — Тогда тащи свою задницу внутрь, теперь это и есть твой дом! — рявкнула какая-то женщина. — Я уже по горло сыта твоими заскоками! Мальчик вздрогнул и поглубже зарылся в кокон из одеял. Как он понял, кто-то наконец купил дом по соседству. — Фрэнк, ты уже проснулся? — прошептал его отец из-за двери. — Да, — откликнулся Фрэнк. — Как можно спать при таком шуме? Мужчина хохотнул и отправился в ванную. Выпутавшись из одеял, Фрэнк вздрогнул: в спальне было прохладно. Свою школьную форму он выгладил ещё перед сном, так что теперь она дожидалась его на дверце шкафа. Несмотря на то, что в школу ему нужно было только к семи, он сразу переоделся и завязал галстук. — Завтрак скоро будет, — окликнул его отец, спуская воду в туалете. — Я купил тебе ту беконоподобную штуку… соевый бекон или как его там… ну, тот поддельный бекон. Подбекон! — Ну ты и чудак. — Фрэнк рассмеялся и покинул спальню, чтобы спуститься вниз, к отцу. — Я просто рад, что тебе уже лучше, — ответил мужчина, включая свет на кухне. Лучше бы он не напоминал Фрэнку об этом. Теперь он снова пытался успокоиться, мысленно возвращаясь к «Кошкам». В его голове всплывала одна только песня кота с улицы Святого Джеймса. Этот кот был жирным… а Ронни как-то намекал, что Фрэнку стоило бы скинуть пару килограмм. — Пап, я толстый? — спросил он, усаживаясь за стол. — Да ладно, мелкий. Ну что ты как тринадцатилетняя девчонка? — Эти слова точно задели бы чувства Фрэнка, если бы отец не задрал рубашку, выставляя напоказ свой… ну, внушительный… живот. — Это тебе твой Ронни в голову вбил? Его папа ненавидел маминого нового парня. Собственно, Фрэнк и сам его недолюбливал… Но так и не отважился заикнуться об этом перед матерью. До того, как в их жизни появился Ронни, мальчик чувствовал себя отвратительно, слыша, как она плачет по ночам. Теперь она была счастлива, так что настал его черёд рыдать в подушку… Не слишком уж справедливо, но он понятия не имел, что с этим поделать. Она была его матерью, и он желал ей только счастья… — Мне просто кажется, что… форма мне немного жмёт. — Ты же растёшь. Сначала ты набираешь вес, а потом становишься высоким. В смысле… немного выше. Извиняй, против генетики не пойдёшь, тебе суждено остаться коротышкой. И тут в соседнем доме вновь поднялась шумиха. — Ненавижу тебя! Так нечестно! — Ох, Джерард, лучше закрой свой рот, пока я не сделала что-то такое, после чего у тебя действительно появится повод так орать. Фрэнк подорвался из-за стола, чувствуя, как его внутренности сжались, будто его сейчас стошнит. — Ты в порядке? — забеспокоился его отец. — Мне отпросить тебя из школы? Выглядишь неважно. — Нет! — воскликнул Фрэнк, выбегая из комнаты в ванную на нижнем этаже. Рвотные позывы не прекращались, даже несмотря на то, что желудок его был пуст. — Я… Я должен пойти! Должен! Он не мог вернуться домой. Там был Ронни.***
После школы Фрэнк пытался унять дрожь, возвращаясь домой к маме. Когда он добрался до крыльца, его руки так сильно тряслись, что он выронил ключи. Этот шум известил о его прибытии единственного человека, что находился внутри, и тот открыл двери ещё до того, как Фрэнк успел поднять связку ключей. — Как провёл время с папочкой? — полюбопытствовал Ронни, пожирая Фрэнка взглядом. Он не был похож на плохого парня. У него было доброе лицо, да и одевался он всегда со вкусом, но мальчик всё равно замечал недобрые искорки в его глазах. — Нормально, — ответил Фрэнк, спеша зайти внутрь, чтобы Ронни мог закрыть за ним дверь. Он пулей влетел в свою комнату и стянул с себя школьную форму, по-прежнему дрожа и со страхом поглядывая на дверь. Он едва успел натянуть джинсы, когда Ронни зашёл к нему. — И чем же вы, ребята, занимались там, — допытывался мужчина, — дома у папочки?.. — Х-ходили на «Человека-паука», — солгал Фрэнк. — И это после того как ты обливался слезами, словно избалованная дрянь, когда уезжал? — поинтересовался Ронни, скрещивая руки на груди. Мальчик понятия не имел, можно ли ему продолжить одеваться, потому так и стоял, сжимая футболку в руках и подрагивая. — Я не… — Марш в кровать. — Мужчина опустил руки и ступил внутрь комнаты. Фрэнк замотал головой и сжал футболку сильнее. Ситуация выходила из-под контроля… Он хотел возразить, но Ронни загнал его в ловушку: — Или ты забираешься на кровать, или послезавтра твой дом случайно сгорит во время барбекю. С подступающими слезами Фрэнк развернулся и шагнул в сторону кровати. Ронни тут же оказался позади него и, схватив за затылок, уткнул его лицом в матрас. Мальчик понимал, что ему не стоит кричать. Ронни забрался поверх него, и Фрэнк разразился рыданиями. Он отчаянно пытался мысленно отвлечь себя от предстоящего. В своих мечтах он уносился в подёрнутый голубоватой дымкой мир, где он мог танцевать с изящными человекоподобными кошками. Он хотел быть одним из «Кошек». Фрэнк всхлипнул, когда мужчина принялся издеваться над ним. Мальчишка понятия не имел, что происходит, но это было ужасно больно. Он хотел оказаться в любом другом месте. Он хотел, чтобы всё это закончилось. Мальчик отчаянно представлял себя на сцене, беззаботно танцующим вместе с кошками. Он хотел быть одним из «Кошек». Хотел быть волшебным Мистером Мистофелисом… Мистофелис наверняка был счастливейшим из котов. Он был чародеем. Он мог… Резкая вспышка боли вырвала Фрэнка из его спасительных фантазий. Мистофелис мог исчезать… Фрэнк попросту хотел испариться. Он попытался сконцентрироваться на песне Мистофелиса, но в голову приходили одни только грустные строки.***
— И что ты забыл в комнате Фрэнка? — Он вернулся из школы весь в слезах… Сказал, что отец накричал на него. Фрэнк со всей оставшейся силы пихнул подушку и закутался в простыню. Его мама вернулась с работы пораньше, так что Ронни едва успел натянуть штаны до того, как она постучалась в дверь. Хотел бы он, чтобы она просто вошла — вошла и увидела всё сама, чтобы ему не пришлось ничего объяснять. Ему не хотелось, чтобы она вновь осталась одна только из-за его желания оказаться в безопасности. А теперь Ронни собирался подставить его отца, единственного человека, который хорошо к нему относился. Папа и дед были его лучшими друзьями, но Ронни собирался отобрать у него и это. — Думаю, мне стоит поговорить с ним, — мягко настаивала женщина. — Нет. Не надо, просто оставь его в покое. — Прочь с дороги, Ронни! Я уж как-то сама разберусь со своим сыном и бывшим мужем. — Она вошла без стука, и Фрэнк уловил раздосадованный вздох мужчины, прежде чем дверь захлопнулась. — Что случилось, Фрэнк? Она подошла к кровати и присела рядом с ним, ласково опуская ладонь на укрытое простынёй плечо. — Солнышко, ты весь в поту… Что стряслось? — Она попыталась откинуть простынь в сторону, но Фрэнк не позволил ей. На нём по-прежнему не было футболки, а штаны болтались где-то в районе щиколоток, скрытые под одеялом. — Мне плохо! — всхлипнул он в подушку, отчаянно скрывая от матери заплаканное лицо. — Что там у вас с папой произошло? Это снова из-за мяса, милый? — Папа не кричал на меня, — прохныкал Фрэнк, — он сводил меня на «Человека-паука», а… а ещё купил для меня вегетарианский б-бекон. — Так чего же ты плачешь? — удивилась она, потирая его плечо. — И зачем ты сказал Ронни, что папа обидел тебя? — Я… я… — Он уже собирался сказать, что ничего такого не говорил, но тут услышал, как Ронни подскочил к двери. — Я н-не знаю, — соврал он, заливаясь слезами. — Нельзя так наговаривать на собственного отца… — Т-только не позволяй ему б-бить меня, — тихонько прошептал Фрэнк, надеясь, что Ронни его не услышит. — Никто не собирается тебя бить, — так же шёпотом отозвалась женщина, будто ощущая его страх. — Ронни что, бил тебя? — спросила она ещё тише. — Т-только когда ты просишь его, — солгал Фрэнк. — Малыш, ты ведь не настолько глупый, чтобы говорить неправду… Мне же ты не врёшь. Так зачем ты наврал Ронни? В ответ Фрэнк наплёл ей ещё большей чуши, чувствуя себя при этом так, будто сейчас сломается под грузом грусти. Естественно, она понятия не имела, что с ним произошло, но ему казалось, что она должна была догадаться и спасти его. — Ладно… — сказала его мама, тяжело вздохнув. — Можешь пока вздремнуть, я разбужу тебя к ужину. Фрэнк уткнулся лицом в постель, по-прежнему всхлипывая от запоздалых вспышек боли. Ему хотелось побежать вслед за матерью и признаться ей, что дело вовсе не в тошноте и плачет он оттого, что её парень надругался над ним, однако, вспомнив, какой счастливой мама стала с появлением Ронни, мальчик только прикрыл глаза. Он вспомнил их первую встречу с Ронни. Они случайно столкнулись в продуктовом и тут же узнали друг друга, так как ходили в одну церковь. Мужчина показался таким обходительным, дружелюбным… да просто потрясающим. Он сам вызвался оплачивать для Фрэнка уроки игры на гитаре и даже купил ему его первую электрогитару — со всеми необходимыми примочками. Фрэнк считал его очень клёвым. Ронни только начал встречаться с его матерью, а мальчик уже боготворил его. Это было около двух лет назад. Вскоре мама дала ему ключи от их дома, и мужчина посчитал своим долгом помогать ей по хозяйству и периодически готовить еду, чтобы ей не приходилось заниматься этим после работы. Он подвозил его домой из школы, когда на улице было слишком холодно или шёл дождь. Ронни стал первым человеком, с которым Фрэнк поделился своими переживаниями о тех «странностях», что происходили с его телом. Он учился в католической школе; там такие темы не обсуждались. Да и со своим отцом он поговорить не мог… Боялся, что тот посчитает его чокнутым. Вдруг с ним и вправду что-то не так? Конечно же, его слегка смутило то, как Ронни сам продемонстрировал, что все мужские тела реагируют подобным образом, но, по крайней мере, он убедился, что не один такой. Долгое время Ронни казался ему классным, и Фрэнк дождаться не мог, когда они с мамой уже поженятся и у него появится ещё один папа — ведь все папы клёвые и он очень скучал по временам, когда мог каждый день проводить с родным отцом. Он даже спрашивал об этом маму, но та лишь отшучивалась: «Не знаю, Фрэнк. Уж я надеюсь, что скоро». Как же она была счастлива с Ронни. На свиданиях он водил её в такие места, куда она могла надеть свои лучшие наряды, в которых просто сияла. Он регулярно дарил ей украшения, а на Рождество преподнёс фирменный кошелёк, от одного вида которого женщина ахала и глупо хихикала, словно маленькая. Фрэнк полагал, что вместе им будет хорошо, пока в один прекрасный день Ронни не решил заняться его «воспитанием». Он не был примерным католиком, с чем в его школе предпочитали разбираться физически. Его мать, в свою очередь, установила правило: наказан в школе — наказан и дома; как назло, каждый раз, когда его отшлёпывали в кабинете директора, ей отправляли бумагу на подпись. — Фрэнк! Ты же знаешь, как я это ненавижу, — воскликнула мать, когда он протянул ей расписку. Ронни подошёл со спины и обнял её за талию, интересуясь, в чём дело. Когда она всё ему рассказала, он одарил мальчика таким взглядом, от которого кожа покрывалась мурашками. — Я сам обо всём позабочусь, — предложил он, на что женщина обернулась, глядя на него с холодком. — Ну уж нет, — отрезала она. — Это… — Милая, пусть лучше он считает поганцем какого-то мужчину — но не собственную мать. Это противоестественно. Позволь мне всё уладить. — Нет, — запротестовала женщина. — Я… я не могу позволить тебе бить моего сына: если мой бывший узнает… Упаси меня боже, если он только узнает! — Послушай, Линда… На мне было воспитание трёх братьев. Уж я-то знаю, с какой силой нужно бить. — Только вот… мне кажется, он уже слишком взрослый для этого. — Старшая школа, — возразил Ронни. — Обычно всех прекращают наказывать в старшей школе. По крайней мере, так было со мной. Фрэнк просто стоял, наблюдая за тем, как решается его судьба. Маму он всегда мог уговорить не наказывать его — Ронни же явно горел энтузиазмом заняться этим. Так или иначе, женщина сдалась и отдала его на попечение своего парня. Раньше, когда его родители были вместе, отец мог отшлёпать мальчика ремнём за непослушание. Ронни не придумал ничего нового, но никогда ещё Фрэнка не наказывали так долго и болезненно. После этого он зарёкся ещё когда-либо обмениваться записками с Томми Бенсоном или кем-то другим. С тех пор он потерял доверие к Ронни, в чём не раз пытался признаться матери, пока не понял, как много для неё значит его мнение. Она сказала, что может бросить Ронни ради него, если он попросит, но выглядела при этом совершенно разбитой. Это так огорчило Фрэнка, что он сказал «нет». А затем Ронни взял на себя все наказания. Фрэнк даже сказал бы, что в жизни не вёл себя лучше, и тем не менее едва ему удавалось избегать наказаний достаточно долго, Ронни тут же находил повод приложиться к нему ремнём. Скрепя сердце, его мать соглашалась со своим парнем, что Фрэнк припоминал ей каждый раз, когда жаловался на Ронни. И вот теперь, рыдая в постели и пытаясь понять, почему же всё это происходит, он жалел, что не признался ей раньше. Всё зашло слишком далеко, так что он боялся, что ему всё равно никто не поверит. Его мать не поверила даже в то, что Ронни заставляет его снимать штаны во время порки, так с чего бы ей верить, что он начал запихивать что-то внутрь него?***
Фрэнк и пискнуть не успел, как Ронни уже вывалил рёбрышки на его тарелку, заливая их соусом барбекю. Его тошнило от одного только вида плоти и костей; он представить не мог, как бы чувствовал себя, если бы кто-то вырезал всю его семью только ради того, чтобы обглодать мясо с их рёбер. — Просто поешь немного, — прошептала ему на ухо мать, когда он неспешно сел за стол. Мальчик догадывался, что Ронни устроил всё это только для того, чтобы огорчить его, ведь на улице было слишком холодно для барбекю. — Боже правый, Фрэнк! Ещё в прошлом году ты не имел ничего против мяса. Он принялся за еду, стараясь не вырвать с каждым глотком. Фрэнк не пытался угодить маме, просто сегодня на Ронни был тот самый ремень, которого он боялся больше всего. Он весь был усеян маленькими медными заклёпками, и хоть Ронни божился, что при порке переворачивает его другой стороной, это было ложью. Чем больше мяса он ел, тем хуже себя чувствовал. Мальчик начал давиться, глядя на то, как вилка отделяет волокна мяса. При мыслях о бедном животном, которое ему приходилось есть, он больше не смог сдерживаться — подорвался из-за стола и побежал в уборную, где так и остался дрожать на полу после острых приступов рвоты. Мама выругает его за то, что он опозорил её своей невоспитанностью, а за этим, узнает она о том или нет, последует наказание от Ронни — его-то Фрэнк и боялся. Он хотел обратно к папе… Он хотел посмотреть «Кошек». — Фрэнк? — Его мать застучала в дверь. От её сурового голоса мальчик вновь залился слезами. — Фрэнк, ещё никто не умирал от нескольких кусочков мяса. Хотел бы он поделиться с ней истинной причиной своих рыданий… Хотел бы он, чтобы они были близки, как раньше. И почему его родители развелись? Теперь церковь отвернулась от них, а отец находился слишком далеко, чтобы защитить его. — Дай я сам с ним поговорю, — отозвался Ронни по ту сторону двери. — Мне так жаль, — ответила его мать. — У него сейчас трудный период. — Я всё понимаю, — заверил её мужчина. — Дай мне поговорить с ним. — Л-ладно, только не бей его. Он… он не наказан. — Нет, Линда, милая… я только обсужу с ним его решение не есть мясо и то, как негативно это может сказаться. Дорогая, на вегетарианской диете ему потребуется так много специальных продуктов, чтобы получить все необходимые питательные вещества… Если он потеряет в весе, в школе могут подумать, что ты моришь его голодом. — Я… Мне и в голову такое не приходило. Фрэнк лежал на полу и плакал. Он был таким беспомощным. Ронни не собирался с ним разговаривать. Мальчик знал, чего тот от него хочет, и это его пугало. Он так хотел, чтобы мама осталась рядом: становилось всё тяжелее не возненавидеть её, когда она позволяла вытворять такое прямо у себя под носом. Она должна была защитить его!***
Ронни ушёл около полуночи, когда мама уже спала. Фрэнк же не мог заснуть. Он почистил зубы, но этот вкус всё никак не уходил. Свинина, рвота, сперма Ронни, попавшая в глотку мальчика против его воли… Он достал из-под кровати кассету с «Кошками» и прошмыгнул вниз, чтобы посмотреть её. Он убавил звук до минимума и устроился как можно ближе к экрану. С каждым разом требовалось всё больше времени, чтобы магия этого мюзикла начала действовать. Сначала он успокаивался ещё до конца рекламы, затем — после пластичного танца Виктории, и вот теперь ему приходилось дожидаться первых аккордов «Memory», чтобы справиться с напряжением. Там был один кот, его звали Рам Там Таггер — он замечательно пел и ещё лучше передвигался по сцене с напыщенным видом. Как бы ужасно это ни было, он стал его любимым котом. Фрэнк с большей радостью сказал бы то же самое о Виктории или любой другой кошке, но Таггер... Он был его любимчиком. Он пел о борьбе с условностями и открытом неповиновении. Фрэнк мечтал стать похожим на Рам Там Таггера — таким же несгибаемым, лощёным, таким… Конечно же, Фрэнк понимал, что это не настоящий кот или фантастический получеловек-полукот, а всего лишь переодетый актёр. Таггер вызывал в нём очень странные чувства. Мальчик обожал наблюдать за ним на сцене. Фрэнк изо всех сил старался сдерживать свои мысли в границах разумного, потому как подозревал, что вряд ли сможет ещё хоть раз посмотреть «Кошек» с осознанием того, что запал на высоченного и нахального чёрного кота. Хотел бы он хоть немного походить на уверенного и обходительного Таггера. Если бы он и был одним из «Кошек», то разве что очередным котёнком, влюблённым в этого кота.***
— Солнышко, чего ты спишь на полу? Мальчик подскочил от неожиданного прикосновения к своему плечу. — Фрэнк… Уже шесть, пора собираться в школу. И откуда у нас взялись «Кошки»? — Извини, мам, — пробормотал Фрэнк, извлекая кассету, и кинулся с ней в свою комнату. Он спрятал её под кроватью и поплёлся принимать душ. Раньше ему, в отличие от большинства детей, нравились все эти водные процедуры, но теперь, после того, что сотворил с ним Ронни, он был не в силах прикоснуться к самому себе. Как бы сильно он ни старался представить, что таким образом смывает с себя грехи, вид собственного обнажённого тела вызывал в нём только отвращение. Фрэнк даже в туалет не мог спокойно сходить, не чувствуя себя при этом униженным и опороченным. Каждое прикосновение напоминало ему о руках Ронни; он возненавидел себя за то, что позволил этому произойти. — Фрэнк! — закричала его мать так, что он едва не свалился от испуга. — Да, мам? — с дрожью откликнулся мальчик, сползая вниз по стенке душевой кабинки. Она ни разу не поднимала на него руку, но Фрэнк всё равно опасался, что она может зайти и наорать на него или даже ударить. — Я, конечно, понимаю, ты растёшь и всё такое, но, будь добр, прекрати заниматься этим в постели: всё бельё… грязное. Делай это ванной, тогда всё просто смоется в канализацию, или вытирайся салфетками. Пожалуйста. Было слышно, что ей невероятно неловко обсуждать подобные вещи, однако мальчик был благодарен, что она не попросила сделать это Ронни. После «разговора» с Ронни его постель стала бы только грязнее. На самом деле Фрэнк никогда не прикасался к себе подобным образом… по крайней мере, по своей воле. Ему становилось дурно об одной только мысли об этом. Он испытывал отвращение к своему телу и тем ощущениям, что следовали за таким «удовольствием». После этого он чувствовал себя разве что грязным и осрамлённым. Тихо извинившись, Фрэнк сделал воду погорячее. Он был бы не против схлопотать ожог. Ему бы хотелось заживо сгореть прямо в ванной. Ему хотелось оказаться подальше от этого дома — но не от матери. Мальчик с радостью остался бы жить с отцом, а её навещал каждую среду и раз в две недели по выходным.***
Впервые в жизни предстоящие выходные с отцом вызывали во Фрэнке столько страха и энтузиазма одновременно. Он уже собрал все вещи — даже прихватил с собой несколько дисков с музыкой для папы — и теперь ждал, когда тот заедет за ним. Мальчик выглядывал в окно, и стоящий за его спиной Ронни занимался точно тем же. Он сказал, что собирается поговорить с его папой… Этого-то Фрэнк и боялся. — Э-это его машина, — с запинкой сообщил он, когда отец припарковался у дома. Мальчик рванул к двери, но Ронни тут же остановил его, хватая за плечо. — Не так быстро, — заявил он. Фрэнк послушно опустился на диван, хоть и не мог нормально сидеть. — Сначала я поговорю с ним, а ты пока сиди тут. Фрэнк тяжело сглотнул, когда отец заглушил двигатель и зашагал к дому. Затаив дыхание, он наблюдал через окно за тем, как Ронни вышел к нему. Мужчины поприветствовали друг друга, обменявшись рукопожатиями. Папа успел заметить его в окне, но, когда Ронни оглянулся, Фрэнк тут же вжался в диван. Их разговор затянулся минут на пятнадцать, затем Ронни наконец позвал его. У Фрэнка похолодело внутри от его тона, однако он схватил сумку и вылетел из дома. — Не задерживай папочку. — Он выпроводил мальчика к машине, за что был награждён каким-то нечитаемым взглядом его отца. Ронни выхватил у него сумку и сам поставил её на заднее сиденье, так что Фрэнку осталось лишь устроиться рядом с папой, пробормотав слова благодарности. Прежде чем сесть за руль, его отец попрощался с Ронни, а затем одарил Фрэнка непонятным, почти что злобным взглядом и завёл мотор. Мальчик и хотел бы спросить, о чём же они разговаривали, но подозревал, что ни к чему хорошему это не приведёт, так что просто уставился в пол. — Ну так что? Не хочешь мне рассказать, зачем ты наплёл директору, что я тебя избиваю? — с досадой и огорчением поинтересовался его отец. Фрэнка бросило в дрожь. — Я… Я ничего такого не говорил. — Едва ли он звучал убедительно, сотрясаясь от рыданий. — Допустим… Тогда это Рон солгал? С закушенной губой Фрэнк пытался подобрать подходящие слова. Ронни собирался разрушить его отношения с папой — единственным другом, что у него остался, — и он ничего не мог с этим поделать. — Что на тебя нашло? — допытывался отец. — Зачем ты на меня наговариваешь, Фрэнк? — Н-но я не делал этого, — прохныкал мальчик. — Не делал, пап. — Мелкий, не пудри мне мозги. — Теперь его отец был зол… Действительно зол. — Поверить не могу… Мне казалось, мы с тобой нормально ладим. — Так и есть, — шёпотом отозвался Фрэнк. — Папа, я не говорил директору ничего такого. — Прекрати мне врать! Чёрт подери, Фрэнк! Они могут лишить меня права совместной опеки — тогда мы вообще не сможем видеться! Опустив голову, Фрэнк заревел. Он понимал, что может всё исправить всего одной простой фразой. Знал, что способен положить конец всем своим страданиям, но боялся. Боялся огорчить свою маму. Боялся, что никто не поверит. Всё было в руках Ронни — по крайней мере, так ему казалось, и от этого он чувствовал себя совершенно беспомощным. Одного его слова было достаточно, чтобы Фрэнка наказали, посадили под домашний арест, отругали… чтобы его выходные были бесповоротно испорчены. А он ведь так их ждал. Они собирались наконец-то сходить на «Человека-паука» и послушать музыку вместе. Теперь же Фрэнк проведёт эти два дня в своей спальне, чувствуя себя отвратительно из-за лжи, которой вовсе не говорил. Как только они перешагнули порог, отец отправил его в свою комнату, и Фрэнк послушно пошёл наверх. Он бы даже побежал, если бы мог, но уж Ронни-то постарался, чтобы ему и ходить было сложно. Добравшись до спальни, мальчик так сильно заплакал, что едва не свалился с ног. Казалось, его жизнь подошла к концу. Ронни победил. Ронни контролировал абсолютно всё. Фрэнк лёг на кровать и уткнулся лицом в подушку, стараясь приглушить рыдания. Он ненавидел себя, ненавидел Ронни; теперь он чувствовал, что ненавидит всех вокруг в принципе. Ему не на кого было положиться — даже поговорить не с кем. Все друзья отвернулись от него с тех пор, как Ронни начал над ним издеваться. Никто не заходил к нему в гости, да и сам Фрэнк не мог ни к кому сходить из-за Ронни. Где-то через час в его комнату настойчиво постучались. Мальчик предпочёл бы притвориться спящим, но боялся разозлить отца ещё больше. — Наша новая соседка пригласила нас на ужин. Прекращай уже ныть и собирайся. Фрэнк медленно поднялся и вытер слёзы рукавом. Ему не хотелось идти к соседям. Они так орали, когда только въехали, что показались ему не слишком-то милыми. А вдруг эта женщина была не замужем? Что, если она охомутает его отца, и тогда у него помимо Ронни появится какая-нибудь Джессика, Доун или Бритни? — Пошевеливайся! — прикрикнул мужчина, стоило только Фрэнку замешкаться. Он постарался как можно скорее слезть с кровати и привести свою одежду в порядок. Мальчик хотел было спросить, стоит ли ему переодеться в школьную форму, чтобы выглядеть приличней, но не успел: отец потребовал немедленно спускаться вниз. Фрэнк не посмел пререкаться, потому даже не стал смотреть на своё несчастное отражение в зеркале. Он медленно спустился по лестнице, стараясь скрыть хромоту. Его отец уже стоял у двери. Фрэнк заметил, как смягчилось лицо мужчины, когда тот глянул на него. Видимо, выглядел он просто ужасно. — … Так ты жаловался директору, что я тебя бью? — спокойно спросил у него мужчина. Фрэнк не знал, что ему на это ответить: он в жизни не сказал бы такого о папе. — Нет, пап. Наверное, в школе просто ошиблись, позвонили не потому номеру. Его отец никак не откликнулся; выглядел он при этом всё так же огорчённо. — Пойдём. Соседка хочет познакомить тебя со своими детьми. Фрэнку хотелось как-то пошутить о том, какими озлобленными выглядели их соседи в день заселения, однако внутри него не осталось ни капли веселья. Мальчик переживал, что его выругают за слишком унылый вид, но ещё больше он боялся показаться счастливым и беззаботным. Ронни тут же уничтожил бы всё хорошее одним взмахом руки. Больше Фрэнк не хотел чувствовать вообще ничего.