Зэн

Зэн всё же развёл костёр и сел ближе к огню, словно был чем-то обижен. Возможно, ему показалось, что встреча что-то изменит? Морон устроился на камнях, не став намеренно придвигаться ближе. Как начать разговор с матерью, он не знал. Не понимал даже, нужно ли ему что-то узнать, что-то услышать. — Никогда не верила в твою гибель, — призналась Эвейс. Свернув тело кольцами, она улеглась поодаль, и теперь лишь редкие вспышки пламени на мгновение высвечивали её лицо. — Но не могла отправиться тебя искать. — Отчего же? — ворчливо откликнулся Зэн. — Какая мать не начнёт искать своё дитя?! — Кто же ты? — усмехнулась она в ответ. — Неужели понимаешь, что может чувствовать мать? — она помолчала некоторое время, точно собиралась с мыслями или решала, оправдываться ли. — Я не могла отправиться на поиски из-за проклятья. — Проклятья? — удивился Морон. — Какого ещё проклятья? — Этого, — она изящно взмахнула рукой, обрисовав себя. — Помнишь ли ты, какой я была? Морон только качнул головой. В его памяти почти не осталось ничего о том времени, что он провёл с матерью. Он не помнил её, даже не понимал, отчего узнал. — Как странно, правда? — засмеялась она. — Я же помню каждый день, что провела с тобой. Хочешь, расскажу, каким был тот день, когда я потеряла всё? — Расскажи, — потребовал Зэн, точно ему было куда важнее это узнать. Эвейс присмотрелась к ним, и Морон почувствовал, как её охватывает удивление. Она даже придвинулась, хоть огонь по-прежнему вызывал у неё опасения. — Как же так? Вы — разделившие судьбу?! — она вглядывалась, будто могла сквозь тела видеть сплетение магии. — Я никогда не встречала ничего подобного! Вот почему ты так любопытен… Морон, отчего ты его не представишь?.. — Он назовёт имя сам или не скажет его вовсе, — Морон усмехнулся. — Открывать имена вот так — не в обычаях демонов. — Я твоя мать, — возмутилась она. — А вы теперь одно. Вы оба стали моими детьми. — Ты обещала рассказать, — вмешался Зэн. — Расскажешь, и тогда, быть может, я скажу, как меня зовут. Эвейс обессиленно осела на камни. Некоторое время она молчала, и только потрескивание огня и журчание воды составляли саму суть ночи, но потом всё же раздался тихий голос, так похожий на шуршание змеиной кожи по камням. *** Эвейс никогда не была сильной, но хитрость, острота ума и ловкость помогали ей выживать. В человеческом обличье она становилась почти не отличимой от людей, а потому промышляла в городах или поблизости от них, и ей нравилась пестрота человечьей жизни, такая не похожая на скалы и пустыни мира, где она родилась. Однажды она отправилась в лес, чтобы отдохнуть от людских глаз, и встретила охотника, что вышел на промысел, не побоявшись близости границы с миром демонов. Он понравился ей — запахом и статью, ловкостью и смехом, который Эвейс услышала, когда он проверял силки с добычей. Она следовала за ним, не подбираясь слишком близко, прислушивалась к нему, приникая к деревьям, кралась в темноте, чтобы издали смотреть на танец огня. И в какой-то миг она осмелилась и выступила из чащи, прикинувшись простой девчонкой, собиравшей лесные травы. Охотник был добр к ней, развёл для неё костёр, разделил с ней пищу, а затем — и ложе, бездумно отдав самого себя под кронами леса среди высоких трав, пахших мёдом и горечью. Если бы знал он, что демоница обольстила его, обманом сплела его душу со своей, возможно, он бы бежал или убил, но Эвейс не собиралась открывать ему своё прошлое. Отдавшись порыву, она приняла в себя семя, позволила себе уснуть рядом со случайным любовником, пробыла с ним несколько дней. А когда ему пришла пора возвращаться в город, обещала ждать его в лесу, в маленьком домике. Он отправился продавать добычу, и Эвейс некоторое время ухаживала за домом, почти забывшись в сказке о любви. Но затем что-то подсказало ей — она изменилась. Охотник вернулся, она заметила его издали, но теперь ей не хотелось целовать его, и она убежала через заднюю дверь, чтобы не столкнуться с ним ненароком. Уйдя в самую чащу, Эвейс провела ритуал, чтобы убедиться — семя охотника проросло в ней. Обнаружив это, она обратилась змеёй и отправилась в земли демонов. Растить ребёнка она собиралась одна. Она родила в пещерах, потому что, как и она сама, ребёнок должен был владеть силами воды. Днями и ночами она не отходила от него, заботясь, как умела, и мальчик, которого она назвала Морон, рос ей на радость. Если первые годы Эвейс могла кормить его собственным молоком, то после ей приходилось уходить на охоту всё дальше от пещер. Магические силы у неё были не слишком велики, потому поставить по-настоящему сложного охранного заклятья она не могла. У сына же она чувствовала потенциал, и это волновало её и настораживало разом. *** Эвейс смотрела в огонь, и редкие блики сияли в темноте зрачков, как звёзды, пленённые омутом. Морон слушал историю своего рождения, почти ничего не чувствуя, а Зэн, напротив, весь подобрался. Он был так напряжён, точно где-то в рассказе заметил ключ, который мог бы помочь в их путешествии. Морон только головой качнул, когда Эвейс замолчала, переводя дыхание. Всё рассказанное ничуть его не тронуло. — Пришёл день, когда я была вынуждена покинуть ущелье. Дичь водилась в лесу, но мне не везло с охотой, и пришлось оставить тебя на несколько дней. Я чувствовала, как выставленные мною преграды падают, одна за другой. Ты рвался из пещеры, быть может, в поиске меня, а возможно, лишь из пытливого интереса… Так или иначе, как только ты подошёл к последнему кругу защиты, я повернула назад. Ущелье уединённое, здесь никого не бывает, нет хищников, но опасностей другого рода достаточно. Я волновалась. Эвейс всплеснула руками. Морон наблюдал за ней и впервые внутри что-то дрогнуло. Он будто бы на мгновение вспомнил, как ждал её, как мечтал снова оказаться в кольце тёплых ладоней. — В ущелье повсюду ощущалось чужое присутствие, — голос Эвейс стал тише. — Я шла по следам, и тревога охватывала меня всё сильнее. У самого входа в пещеру я увидела крылатого демона, который держал моего сына на руках. Зэн зашипел. Морон мельком взглянул на него, но так и не сумел понять, что за эмоции им овладели. — В тот момент я готова была сделать что угодно, — призналась Эвейс. — Пойти на любую сделку. Сражаться с ним мне не хватило бы сил, и я принялась умолять. Он слушал безмолвно, а затем сказал мне… Она замолчала, будто ей не хватило дыхания. Морон вдруг заметил, что журчание ручья стало громче, и этот звук, прежде успокаивавший его, нашёптывавший о близости стихии, которая была ему покорна, теперь вызывал тревогу. — Он сказал, — Эвейс вздрогнула всем телом, — что я не способна заботиться о ребёнке. Что он заберёт его и выпьет, когда тот станет достаточно наполнен. — И? Ты всё равно испугалась сражаться за него? — спросил Зэн тихо. Морон будто услышал продолжение: «Я сразился бы всё равно», как будто Зэну было категорически важно подтвердить — его чувства, его верность много больше, чем связь с матерью. — Испугалась?.. — Эвейс засмеялась. — Я кинулась к нему, призвав все свои силы, воззвав к магии, которой пропитан тут каждый камень. Я хотела вырвать из его рук своего ребёнка и скрыться во тьме пещер, где он никогда не нашёл бы меня — в нём было много воздуха и света, но совсем не было воды и земли… — И что дальше? — спросил Морон, едва она замолчала. Неожиданно спазм сжал его горло. — Что произошло потом? — Он ударил меня воздушной волной, ветром вжал в камни… — Эвейс качнулась всем телом. — И проклял невозможностью обращаться в ту или иную форму, навечно заставил остаться такой! И после исчез, унося тебя на руках. Она поникла, закрыла ладонями лицо. Морон чуть нахмурился. Тёкшие в нём сейчас силы позволяли рассмотреть узор проклятья. Вытянув ладонь вперёд, будто он намеревался ощупать кружево, Морон внимательно вслушался в свои ощущения. — Что ты видишь? — прошептал Зэн. — Не мешай, — откликнулся Морон, усмехнувшись злому шипению. — Не могу объяснить, посмотришь сам, если хоть немного сосредоточишься. Зэн затих, и Морон закрыл глаза, полностью сконцентрировавшись на нитях проклятья. Скоро он нашёл главный узелок. Развязать его — и весь узор рассыплется без следа. Он почти взялся за это, когда слишком быстрая, слишком нетерпеливая энергия ударила по нитям, разрушая их. Эвейс закричала, охваченная мгновенным изменением, забилась в судорогах на камнях, и Морону пришлось кинуться к ней, чтобы удержать. Она выгибалась и шипела, глаза закатились, изо рта пошла пена, и Зэну пришлось ловить её хвост, чтобы она случайно не задела себя и других. Последняя судорога прошла по хрупкому теперь телу, и Морон опустил на камни женщину. Зэн осторожно уложил на землю тонкие лодыжки, стараясь не зацепить когтями. — Я снял бы проклятье аккуратнее, — сказал Морон тихо. — Какая теперь разница? — возразил Зэн. — Она придёт в себя? Морон провёл пальцами по испещрённой морщинами и мелкими шрамами щеке, коснулся своей силой средоточия её магии и кивнул. — Скоро очнётся. Что тебя так затронуло в этом рассказе? Зэн дёрнул плечом и отвернулся. Он ответил далеко не сразу, и брошенные им слова отчего-то больно ударили: — Ты не поймёшь. Если не понял сейчас, ты не сможешь понять. Зэн снова занялся костром, хотя сухого мха осталось немного. Но, похоже, соприкосновение с огненной стихией успокаивало его. «Огонь в нём от матери, — подумал Морон. — Вот почему…» Он коротко взглянул на Эвейс. Она казалась слишком истощённой, слишком несчастной, но отчего-то он всё ещё не жаждал отомстить за неё. «Она любила меня, — напомнил Морон себе, — отчего же мне наплевать?..» И тут он снова услышал журчание. — Ты всё же отыскал её… — шум воды переродился в голос, и Морон увидел, как чёрная вода обретает образ крылатого демона. — Как забавно, что ты, порождение воздуха и света, теперь прикован к чёрной воде, — откликнулся Зэн. — Ты защищаешь её, хотя являешься моим продолжением? — удивился тот. — Зачем тебе было похищать ребёнка? — Морон пригладил волосы Эвейс. — И что ты сделал со мной? — Выжег любовь к матери, — он приблизился — осыпался каплями и соткался из воды намного ближе. — Мне нужно было, чтобы ты забыл, как тянет в сырые пещеры. Всё получилось. — Зачем? — Морон нахмурился. — Не понимаю. Полукровка от слабой матери? Что ты нашёл во мне такого особенного, что даже сейчас не можешь оставить в покое? — Когда-нибудь ты узнаешь, — и вода упала на землю, ручей побежал обычным руслом. — Всё больше вопросов, — хмыкнул Зэн. Эвейс завозилась, и они осторожно перенесли её ближе к огню, дали напиться, а когда она совсем пришла в себя, предложили мяса. Устроившись совсем рядом с Мороном, она молчаливо ела, не поднимая на него глаз. — Я — Зэн, — представился, как обещал, Зэн. — И… — Это необязательно, — тронул его за плечо Морон. — Разделившие судьбу… — снова вспомнила об этом Эвейс. — Как странно. — Странно? — попробовал на вкус Морон. — Отчего же странно? Но Эвейс больше ничего не сказала, её сморил сон. Впрочем, Морон заподозрил, что это было притворство, но не стал разоблачать её. Ему нужно было подумать, а до рассвета оставалось совсем немного времени. *** Стоило Эвейс заснуть глубоким сном, Зэн поднялся и потянул за собой Морона. Тот послушался не сразу, но всё же наконец уступил. Сначала они шли вдоль ручья, но потом Зэн свернул и начал подниматься по скалистым уступам. Остановился он только достаточно высоко — вода не могла бы подслушать их. — Предосторожности? — вскинул брови Морон. — Похвально. — Он хорошо учил тебя, но не рассказал ничего о разделивших судьбу? — оборвал его Зэн. — Обмен магической силой, замешанный на крови, — пожал плечами Морон. — Что тут может быть сложного? — Все бы тогда могли установить эту связь, не так ли? Отчего же она редка? — Зэн усмехнулся. — Демоны не любят делиться, — пожал плечами Морон. — Разве мы не преумножили силы друг друга? — возразил Зэн. — На такую сделку охотно пошли бы очень многие. — Признаю, что тут ты прав, — Морон сел, но Зэн остался стоять рядом, с тревогой вглядываясь в посветлевшее небо. — Демоны, способные разделить душу, рождаются редко. Это особый дар… — сказал он тихо. — Мне посчастливилось встретить тебя. — Отчего ты считаешь, что это мой дар, а не твой? — Морон взглянул на него снизу вверх. — Его увидел мой отец, когда ты был совсем мал. Он растил тебя, чтобы преумножить свою силу, а ты отверг его, — отозвался Зэн, и тут Морон схватил его за руку и привлёк к себе на колени. — То есть ты так увлёкся, но не понял самого важного? — усмехнулся он, прежде чем поцеловать. Зэн нетерпеливо укусил его за губу. — Если что-то понял, перестань отвлекаться и скажи, — потребовал он. — Разве не такой дар мог привлечь тех, кто так жаждал насытиться тобой? — предположил Морон. — Я полагал, что тебя хотят выпить, ведь две стихии — это отличный подарок для каждого, ищущего силы. Но если с твоей помощью можно вдвое увеличить всё накопленное… Зэн поморщился. — Что-то не сходится, чего-то не хватает, — добавил он. — Да, — кивнул Морон. — Тем более что теперь мы оба бесполезны для других. Однажды разделившие судьбу не могут соединиться с кем-то другим. — Но могут испить чужой силы и умножить собственную многократно, — засмеялся вдруг Зэн. — Нам желают смерти потому, что мы опасны. Мы сумеем остановить Кайса. — Предлагаешь выпить его? — Морон как будто сомневался, но Зэна охватило ликование. — Выпить? Может быть! Если придётся! — он быстро поднялся. — Разве не должен я осушить того, кто желал осушить меня?.. Морон не ответил, но Зэн и не ждал его слов. Он будто бы увидел картину почти целиком, и это воодушевляло. Вопросов оставалось немало, но он видел путь, он жаждал мчаться вперёд… Морон снова привлёк его к себе, обнял с головокружительной нежностью, и, застигнутый врасплох, Зэн замер в его руках, а сердце билось всё сильнее. — Я не уверен, что мы во всём разобрались, — сказал он тихо. — Не могу поручиться, что ты прав, не могу опровергнуть твои слова. Но если кто-то жаждет причинить тебе боль, я убью его. — Как и я за тебя, — согласился Зэн. Их магия вновь сплелась вместе, вжавшись друг в друга, они застыли на каменистом склоне, и когда первые солнечные лучи тронули побледневшее небо, одновременно повернулись к солнцу лицом, будто давали клятву. — Прежде… — не выдержал Зэн, — я был готов убить только за мать. Признание далось ему с трудом, но когда он почувствовал, что Морон ещё сильнее прижимает его к себе, то вздохнул с облегчением. — Прежде я не был готов убить за кого-то, кроме себя самого, — сказал Морон. Зэн хотел спросить про учителя, про собственного отца, но не стал. Всходило солнце, и они стояли так близко, что вспоминать о ком-то ещё попросту не хотелось. «Пусть будет так, даже если он солгал, — прикрыл глаза Зэн. — Даже если…»