Постскриптум

Через пару недель четырнадцатое февраля, и в честь этого глупого праздника очень многие желают сделать заказ. Заранее. И почему-то именно сегодня. Мало мне того, что скоро Леша нагрянет, так еще и свистопляска с телефоном вырывает последние нервные клетки. И как-то все не так, как надо. Через жопу, ей-богу. Я все еще не отошла от отдыха. У меня голова отказывается работать в полную силу, но разве кого-то это волнует? Пытаюсь, усиленно пытаюсь сотворить подобие расписания и понять, что и когда я вообще успею. Но удается с трудом. Ребенок бодрый и веселый в предвкушении встречи с отцом. Не отвлекает, видя мою загруженность, но периодически всовывает свой маленький аккуратный носик в мои дела. А я, как чертова белка в колесе, с телефоном, приклеенным к уху, пытаюсь заниматься уборкой и готовкой. Одновременно. Тотальная ошибка. Потому что совершенно все валится из рук. А день неумолимо приближается к вечеру, и я прекрасно знаю, что после шести наведается Алексеев. НО. Каково же мое удивление, когда едва стрелка часов опускается ниже пяти, звучит звонок в дверь. С неряшливым пучком на макушке, с прядями, что, настырно выбиваясь, падают на лицо, в какого-то хрена майке на бретельках, облегающей и короткой, да еще и в шортах, которые и шортами-то назвать можно с натяжкой, в ржачных полосатых носках и с измазанным уголком рта в джеме, я спешу, мать его, к дверям. Нет, я не специально. Клянусь. Всему виной шальная мысль устроить генеральную стирку чуть ли не всего шкафа. Потому я себя упаковала в то, что осталось более или менее чистым и редко надеваемым. И, разумеется, глупо было начинать всю эту вакханалию, зная, что его величество прибудет. Но нервозность и желание куда-то себя деть дали о себе знать. И как всегда у меня все бывает совершенно не лучшим образом. На пороге появляется ОН. Вообще не новость. Но я залипаю на месте, так и держа распахнутой дверь, вцепившись в ручку как в якорь. Утопаю в осознании своей сраной наивности, потому что как я могла рассчитывать хоть на какое-то охлаждение в его сторону? Если от одного лишь лицезрения у меня, черт возьми, внутри, как в центрифуге, все смешалось и сердце кульбиты выдает. Дышать? Как? Если он стоит на расстоянии полуметра в идеально отглаженном костюме и дизайнерском полупальто, с небрежно накинутым на шею шарфом. Затапливая меня своим запахом. Ни тебе «Привет» ни тебе «Как долетели?». Молча смотрит, медленно моргает пушистыми ресницами. Загорелый слегка… Гладко выбритый в коем-то веке. С кристально-чистыми глазами, такими темными, как чертов насыщенный свежесваренный кофе. А колени-то дрожат… И это после двух недель сказочного секса со жгучим португальцем. Вытрахать Лешу из своей головы? Трижды ха-ха. Но огромный мне плюс за попытку. Проверить хотела? Проверила. Мое либидо по-прежнему тащится от этой невозможной сволочи. И вставляет все так же, стоит только посмотреть. И злость материализуется как по щелчку пальцев. И надо бы захлопнуть дверь и свалить вглубь квартиры, чтобы продолжить начатое. Но нет же. Стою. И вспоминаю не Микеля, который заставлял меня захлебываться множественными оргазмами, а Лешу, с которым когда кончаешь, кажется, что сердце останавливается. И это экстаз не физический, а на каком-то ином уровне. Вроде и нет ничего одухотворенного в трахе с женатым мужчиной, но черт… Вероятно, любовь идет как основная приправа. Она оттеняет все вкусовые качества нашей близости, делает ярче и запоминающейся. Это вам не интрижка с малознакомым португальцем, как бы тот ни был хорош. Не интрижка. Тут все давно корни пустило, хер выкорчуешь. Но ладно, я-то замерла и жадно осматриваю его всего. Потому что тосковала в глубине души. Ждала встречи. И услышать глубокий обволакивающий голос безумно хочется. И вкус, и запах. Его хочется снова. Это неискоренимо и неисправимо. Ты хоть мне голову открути, а тело так и будет к нему стремиться. А он-то чего стоит, как будто ногами врос в половицы, и не шевелится? Плавно скользит взглядом по мне, начиная от глаз и заканчивая дурацкими носками. Каждую мелочь замечает: от браслета, инородно поблескивающего на моей загорелой коже и до едва заметного засоса на правом плече. Вот какого лешего надела я открытую майку? Непонятные суицидальные наклонности, видимо… Потому что никакой логики в моем поведении. И в его тоже. Всего пара секунд — и я ощущаю теплое дыхание у губ. Пронзительные глаза, плавящие меня, терзающие и распиливающие эмоциями на несколько частей. Короткий миг его сдающего терпения. Минутная ошибка и подорванная выдержка. Чертовски хваленая. Но… Крупицы желания на дне карих глаз, как маленькие искры, сейчас поблескивают и отражаются в моих. Я уверена, он видит весь спектр. Он чувствует, как мое тело струной вытянулось и к нему стремится. Поднимает руку и большим пальцем медленно стирает чертов джем с моих губ. И я в каком-то запретном предвкушении, борясь с легкой дрожью от касания. Только вот нить, что стала образовываться, резко натягивается, когда он так же внезапно отстраняется. И те самые искорки взрываются в его глазах, мизерные вспышки, и темнота такая безразличная и нечитаемая застилает. Стена между нами выстраивается заново. И то ли мне кажется, то ли на моем лице гримаса почти болезненная, и зубы как от оскомины свело. Моргаю, чувствуя резь в глазах, что за его пальцами следят, которые растирают между собою липкую субстанцию. Не выдерживаю. Стремительно закрыв дверь, ухожу на кухню, чтобы вытравить изнутри это ощущение безнадеги. Он хочет, но, судя по поведению, снова что-то решил. И, конечно же, не в мою пользу. И больно, будто живьем вырывают сердце, когда ребенок к нему подбегает и запрыгивает на руки. Их объятия и тепло в голосе бывшего мужа. Радость встречи и нужда друг в друге. А я?.. А я ебучий инкубатор, что выносил, родил и растил. Инкубатор, к которому иногда просыпается страсть. Чувство собственничества и что-то из разряда «и сам не гам, и другому не дам». Долбаная несправедливость. Искоса временами наблюдаю за их воцарившейся идиллией. За каменным лицом Леши, когда он просматривает фото и слушает рассказ сына о каждом. Но не вижу ревности. Хочу найти в его глазах, когда мы встречаемся взглядом, но не вижу. И сомневаюсь, что он ее прячет, потому что глухое разочарование там настолько явное, что желудок в спазме скручивает. Ну не чувствую я вины. Нет ощущения, что я изменила ему. Ничего вообще нет, кроме какой-то дичайшей обреченности и убийственной в своей силе любви. Никому на хер ненужной. Не имеющей вообще никакой ценности и значения. Это просто голый факт, не трогающий и неважный. А я в таком состоянии крайне нестабильна. Мыслей много, но они не вырисовываются во что-то дельное. Понимаю только одно — мне не хватает сейчас долбоебизма Кирилла или выраженной участливости Микеля. Нужен эффект замещения, неполного и временного. Но нужен критически. А Кир не поднимает трубку. Канув в небытие, когда нужен больше всего. Микель же… Звонить ему не поднимается рука. Потому что были четко обозначенные границы. Я рядом — и есть все, меня нет — и нет ничего. Яснее некуда. Циничнее и расчетливее тоже. Упарываюсь, полируя и без того зеркальную поверхность плиты. До состояния маленькой бочки отпиваюсь какао. Туплю в окно, где по-прежнему белым-бело. Не знаю попросту, чем заняться, только бы не идти в комнату, где отец и сын. И вздрагиваю, выпустив из рук телефон, когда тот начинает верещать. И это… Микель. Как чувствует, право дело. Волшебник, честное слово. Начинает с легкого шутливого наезда, мол, почему у меня не включен Скайп. Вынуждает встать и пойти в комнату за ноутбуком, который я под соколиный Лешин взгляд забираю и ухожу обратно, нутром чуя, что это к чему-то в конечном итоге приведет. И пусть. Топтаться на месте достало. А португалец выглядит все так же вкусно. Правда, в тусклом освещении кажется старше. — Что с настроением, Лина? — улыбается, глядя в камеру. Оголен по пояс, а что там ниже — не видно. Сидит явно на полу, установив девайс на стол напротив. — Все хорошо, просто устала, — неправдоподобное оправдание. Только вот он знает меня не настолько хорошо, чтобы уловить ложь. А наушников нет, и я стараюсь прислушиваться, но, кажется, не всегда улавливаю все из-за хреновой громкости. Но если сделаю громче, то наш разговор услышат все в квартире. Что нежелательно, хоть и не смертельно. — Не хватает массажа, да? — сверкнув глазами, спрашивает. Заставляет рассмеяться, потому что мысли ушли далеко от обычного сеанса. И он понимает по моей реакции, о чем я подумала. — О-о-о, Лина! — наигранный укор в голосе и ответный смех. — Что, Микель? — громким шепотом. Не стирая улыбки с лица. Воровато поглядывая на прикрытую дверь. — Я думала, ты развлекаешься, а не отсиживаешься в одиночестве. — А я и не один, ты же со мной сейчас. И да, ты кое-что забыла у меня в номере. — Приподнимаю бровь вопросительно. Вот хоть убейте, а мыслей ноль, что же я могла там оставить. Вроде была осторожна и забирала все до мелочей. — Не томи, отвечай. — Ну… разве это весело: так просто взять и признаться сразу? Давай поиграем. — Ненавижу это слово. Отчего-то вспомнилось давнишнее, будто в прошлой жизни, Лешино «Поиграем в отношения». — Ладно, заколку? Сережки? М-м… — Делаю задумчивый вид. Играть нет настроения от слова совсем. Но этот разговор чуток отвлекает, как легкое обезболивающее. Снимает еле заметные симптомы, все еще оставляя часть боли. — Нет. — Хитрый до невозможности. И у меня ощущение, что мой ноутбук сейчас расплавится куда быстрее от его сексуальности, чем я. Все же чары некоторых мужчин работают исключительно при близком контакте. Или сидящий через стену Алексеев глушит его ауру своей. Черт его знает. — Давай же, Ангелина, — снова перекатывает мое имя на языке. И из его уст даже сквозь динамики звучит оно очень приятно. Аппетитно — я бы сказала. — Я теряюсь в догадках. Может, хм, белье? Но вряд ли, — с сомнением продолжаю. Стараясь игнорировать свой нетоварный вид сегодня. Растрепанная и наспех успевшая распустить волосы я — тот еще экземпляр. Благо моя секси-майка на тонких бретельках выглядит куда лучше, чем если бы я была в привычном домашнем балахоне. Который Лешу как раз и не смущал совсем… — Запах, сладкая, ты оставила свой запах. Я проснулся сегодня и понял, что мои подушки пахнут тобой. И да. Таки одни из маленьких кружевных радостей тоже. — Волнующе. Совсем немного. Но все же. Его ли это рук дело или воспоминания пробуждают что-то внутри — сложно сказать. — Разве вам не меняют белье каждые несколько дней? — Я не позволил, упросил отсрочку, хотя бы небольшую. — Потягивается, красуясь подтянутыми мышцами. — Знаешь, без тебя тоскливо. — Две недели — слишком мало, чтобы всерьез привязаться, но слишком много, чтобы суметь так просто все отпустить и забыть. — Что-то меня на философию потянуло. А еще краем глаза замечаю, что дверь чуток приоткрыта. И то ли мне показалось, то ли чьи-то ушки на макушке, черт возьми. Неужели взрослый, пытающийся показать себя безразличным, человек решил пойти на ТАКОЕ. Подслушивать? Правда? — Илья? — заметив, как я замерла, отведя глаза, спрашивает собеседник. А я не могу сказать ему, что нет, это бывший муж пытается подпольными методами разузнать, что тут происходит. Потому что не уверена в правдивости своих слов, да и… Просто не хочу говорить. Смысл? — Да, спать собирается. Время уже позднее. — Что же, я позвоню завтра? Если ты не против. Не люблю, когда пытаются выудить слова о собственной значимости в чьей-то жизни. Но умело скрываю. — Конечно, я постараюсь не забыть включить Скайп. Сладких снов, милый. — Чуток ближе к камере. Подпирая и намеренно показывая почти выскальзывающую грудь из ткани. Маленькая месть на его полуголое тело. — Приятных снов, Ангелина, безумно приятных, — не остается в долгу. И связь прерывается. А у меня что-то глухо ухает вниз, когда я слышу тихие шаги, а следом щелчок входной двери. Ушел. Это и хорошо и… Черт. Не знаю, что именно он услышал. И почему-то до чертиков интересна его реакция. Если она есть, разумеется. Надеюсь, что она есть. Так было бы легче самую малость, но все же. Куда лучше, чем молчаливое распиливание взглядом. И полный игнор. Потому что я понимаю, точнее, догадываюсь, что после отдыха он с женой явно решил восстановить прежние отношения. И, возможно, там сейчас лямур полный. А я ревную отчаянно и сильно. Хоть и права не имею. Ни на него, ни на чертову ревность. Только это сложно. Любить его сложно. Долгие годы, несмотря ни на что. Столько дерьма совместного и у каждого своего. Просто дерьма. Разного. Столько боли. Воспоминаний, хороших и не очень. Столько моментов. Горячих. Обжигающих и сдирающих кожу от силы эмоций, что они пробуждают. Не хочу сдерживать это в себе. Не хочу топить чувства в клоаке разочарования. Но в то же время… Я никогда не повисну на нем. Не пойду первая на какие-либо шаги. Потому что он занят. Потому что лимит когда-то давно уже был исчерпан. Неужели мало всего того, что я сделала? Пусть давно. Пусть время обоих отпинало и убило что-то внутри. Но неужели мало? Да, ошибалась. Да, эгоистично сбежала. Но теперь между нами пятилетнее чудо из нашей плоти и крови. Наша любовь, ставшая материальной. Наш плод любви с его глазами и мимикой. С маленькими теплыми руками и искренностью, чистой, незапятнанной. Неужели этого мало? И просто не думать о том, что у него есть маленькое женское продолжение рода. С милыми кудрями. Такое же невинное, как Илья. Просто не думать. Потому что стыд жжет, словно желчь начинает выплескиваться за края и грозиться прорваться сквозь глотку. Просто не думать о том, что я могла бы быть на месте его Оли, сидящая дома с ребенком, пока он сгорает от страсти к другой. И как-то слишком слабо успокаивает мысль, что эта ДРУГАЯ — я. Слишком слабо. Смогу ли я переступить через его семью и позволить себе обрести то, что было потеряно? По праву, как в гареме, старшей жены. Боже, что за муть лезет в голову?.. Что за ноющее, сосущее внутри, как вакуум, ощущение? Почему так хочется обнять себя руками и перестать дрожать, давя в себе слезы? Я разбиваюсь? Да бросьте, что, снова? Будто мало было тех осколков, из которых я раз за разом себя склеиваю. Устала. Смертельно сильно и окончательно. Депрессия подступает и грозится задержаться надолго. И причина тому явно не Микель, хоть он и разбередил что-то, глубоко сидевшее. Похоже, панацея была просроченная или же некачественная. Потому что вместо облегчения наступило чертово обострение. Меланхоличное. Болезненное. Как долбаный рецидив после вроде как побежденной болезни. Только вот после рецидива обычно все становится еще сложнее и куда хуже. И с Лешей метод замещения не срабатывает. Либо я хреново стараюсь, либо не встретилось мне еще нечто, что сможет переплюнуть то адово пекло, которое горит внутри при мыслях о нем. И из миллиона глаз только его вскрывают грудную клетку настолько профессионально. Что же, похоже, наш сериал приобретает четкую драматическую направленность. Но так плевать сейчас. Серий явно будет много. Оставайтесь с нами. И все такое… *** Последующие дни как однояйцовые близнецы. Ничего нового. Только хорошо позабытое старое. Красочный игнор бывшего мужа. Долбоебизм Кирилла. Томные и долгие разговоры с Микелем. Леша даже не делает вид, что не слышит. Периодически вообще внаглую подходя к дверям и приоткрывая. Благо не загораживает собой монитор. Иначе от объяснений мне было бы не уйти перед обоими. И возможно, это именно то, что нужно. Но… Нарушая некоторые границы, он не переступает их. Просто дает понять, что тайны у меня нет. И ему как бы все равно. Но что-то слегка напрягает. Однако слабая надежда теплится внутри и порой, пусть и редко, получая подпитку, крепнет, что, а может, может, он все же сорвется. И это что-то изменит. Или окончательно остановит. Потому что, как он говорил? Одностороннего безумия не бывает. В этом горим мы оба. И только лишь это успокаивает. А Микель отвлекает. Так и живем. Так и живем… Ни слова друг другу. Вообще ничего. Ни привет, ни пока. Даже легкого кивка. Только глаза в глаза и то редко. И это как-то слишком фатально. Будто я его теряю, или он меня. А может, обоюдно страдаем. Упрямые и гордые. Повязанные по рукам и ногам. Не малолетки ведь. Это у них все проще простого. А тут от неправильного решения жизни начнут рушиться. И никто не подскажет, как правильно. Вопрос лишь в том: насколько каждый из нас эгоист. Насколько. Каждый. Эгоист. Насколько?! А? А сверху снова тихо. Кто бы сомневался…