Light of a Firefly

«Знаешь, мне тебя так не хватает. Не хватает твоих изучающих взглядов в мою сторону. Не хватает этого неподдельного счастья в твоих глазах, когда видишь меня. Не хватает твоих губ в прекрасно расплывающейся улыбке. Не хватает разговоров с тобой. Все это имеет большое значение для меня. Ты дорог мне большего всего на свете. Ты готов вместе со мной спустится на дно? Скорее ко мне на дно, где я тебя уже жду. Но ты слишком невинен и чист для всего этого. Я продолжу ждать, малыш. То, что происходит с тобой не простая случайность. Мой выбор пал на тебя и мне все это беспредельно нравится. Удовольствие по венам. Упоение, воодушевление, восторг. Зависимость по телу. Удовлетворение чуть ниже пояса. Ты полностью мой. Я не тот, кого ты привык видеть в своих снах. Я тот, кто хочет надругаться над твоим телом, разумом и душой. Сумасшедший ли я? Возможно, я не отрицаю. Я столько хочу тебе рассказать, видеть твои прекрасные зеркальные глаза и смотреть, как твои губы подергиваются в попытках вымолвить хоть слово. Смотреть и продолжать говорить, и рассказывать тебе все, что накопилось. Я знаю, что ты испугаешься, может даже помчишься прочь, но я продолжу несмотря на твои отказы, протесты и испуг.

Свети мне и дальше, прошу. Ведь я хочу любить тебя. Ты мой зеленый чай с запахом мандаринов».

Он боялся спать, боялся заходить в квартиру, будто дело было в ней, боялся закрывать глаза, моргать и в конце концов он боялся смотреться в зеркало. Паранойя прилагалась в бонус ко снам. Кёнсу не был готов к такому. Никто бы не был готов. Он просто хотел сбежать и покончить со своими переживаниями и страхами. Он просто хотел верить, что где-то в другом месте, без подобных снов, будет свободным от этой ноши. Наивно верил. Балкон было единственное его место, где он мог находится в спокойствии и не боятся ничего. Чонин, что постоянно сидел за столиком с кружкой и книгой в руках, совсем не мешал, а лишь придавал некий уют и тепло. Облокотившись спиной о холодные перила, он опрокинул голову назад, вдыхая как можно больше прохладного воздуха, как болеутоляющее или успокоительное. – Я буду ждать тебя на крыше этим вечером. – Как всегда прервал тишину Чонин, который даже не бросил короткий взгляд на Кёнсу, будто знал, что его слушают. А Кёнсу действительно слушал и лишь коротко кивнул, зная что парень видит. Хотелось наполнить легкие до отказа и сжечь их кислородом изнутри, разбить все зеркала в квартирке и расчесать руки в кровь. Что угодно, лишь бы не видеть всего этого. До хотел, чтобы все вернулось на свои круги. Ему не хотелось оставаться одному ночью, когда снятся жуткие кошмары, от которых он боится не проснуться. Да и оставаться одному сравнимо с игрой на выживание. Вся его жизнь перевернулась в момент и стала казаться ему полем игры. Игра, до конца которой он может не дожить. Кенсу привлекли малейшие звуки со стороны балкона Кима. Тот тихо закрыл книгу и выдохнул. – Прочел? – Тихий голос До донесся до младшего, на что Ким медленно повернулся к нему и мило улыбаясь кивнул. – Прочел. – Младший облокотился о ладонь щекой. – Хочешь узнать о чем она? Дождавшись утвердительного кивка, тот посмотрел будто сквозь старшего и произнес своим сладким голосом, что так было по душе До: – Смерть-это не всегда плохо. Смерть - это спасение… Восемь слов, два предложения, что Кенсу расслышал отпечатались где-то на черепной коробке. Слова резким стуком отдавались эхом и колотили изнутри, отбивали бешенный барабанный ритм, заставляя взяться за голову и сползти по перилам вниз. По лбу стекала капелька пота, в груди бешено колотило, а перед глазами образ мальчика, который то и дело повторял «Я любил братика, и маму я тоже любил. И тебя люблю». От этих повторяющихся слов разум Кенсу помутился. До не мог произнести ни звука, ни одного малейшего писка. Глотку раздирало от боли и жжения, а водолазка только усугубляла положение. Из глаз полились слезы. Невозможность что-либо сделать и обездвиженность повалили его на колени. Ему приходилось лишь терпеть адскую боль, что растекалась по его телу медленно и жгуче, и из раза в раз слушать эти слова мальчика. Время длилось как тягучая смола – медленно и неспешно заставляя Кёнсу мучатся с пущей силой. – Кёнсу-хён. – Послышался родной и теплый голос Чонина, который так нежно с переживанием в голосе звал старшего, будто из мрака. – Все в порядке? Кёнсу резко распахнув свои глаза, увидел перед собой светлое, безоблачное небо. Он все так же стоял, облокотившись о перила балкона, как и стоял. На что старший лишь с полной неуверенностью во взгляде кивнул, смотря на младшего. В его жизни не было столько неуверенности и страха вперемешку как сейчас. Его все еще пробирала мелкая дрожь. – Ты, – колеблясь начал Кёнсу – рассказывал о чем книга. – Хён, да что с тобой? Ты вышел на балкон и через несколько минут закрыв глаза начал повторять набор слов. Я испугался за тебя. – Парень встал из-за стола и направился в сторону старшего. – Что за слова? – Еще более растерянно спросил До. – Ну что-то про смерть и спасение. Звучало дико. – Чонин протянул руку ко лбу Кёнсу и продолжил. – Ты не температуришь, хён? Глаза старшего распахнулись, всматриваясь в парня перед собой, чей взгляд излучал тепло и заботу. – Мне снятся кошмары на протяжении какого-то времени, это из-за усталости. – Процедил Кёнсу, медленно потянувшись рукой к руке Чонина, что была на его лбу. – Но температуры нет, не беспокойся. – С этими словами До медленно убрал его руку от себя. Между ними повисло молчание, но молчать вместе им было приятно. Кёнсу все так же держал его руку в своей, а Чонин так же обеспокоенно смотрел на старшего. И как по инерции Чонин снова сбавил молчание между ними: – Ты можешь мне рассказать что тебя беспокоит. Кёнсу удивившись уставился прямо на младшего, приоткрыв рот перед тем, как начать говорить, но тут же одумался. Кёнсу боялся, что Чонин подумает, что он сумасшедший из-за этих снов или видений. Он боялся показаться безумным в его глазах, но и молчать он уже тоже был не в силах. Сны для него были чем-то личным, интимным. От одной мысли, что в его личное пространство «влезет» кто-то посторонний, его воротило. Ведь могут подумать, что тот сумасшедший, странный или псих. Но Чонин в глазах Кёнсу казался другим. Не просто сосед или знакомый, а нечто большее. Будто младшему он может доверить сны, себя, свою жизнь. Кёнсу в миг задумался, что сны, которые доводили его в последнее время снова и снова могут исчезнуть в мгновение. Сны, которые заставляли его испытывать боль и страдания, смогут ли исчезнуть, если он ими поделится с ним? Ответом последовала улыбка, что несла всю невероятную искренность этого человека перед ним. Даже страх перед квартирой будто превратился в пепел и разлетелся по быстрым порывам прохадного ветра, ничего за собой не оставляя. Словно ничего и не было, словно ничего и не существовало. Все то, что его так пугало улетело прочь, оставляя лишь прекрасную улыбку Чонина перед его глазами. Парень впервые почувствовал себя свободным от всех тяжких нош. В нос приятно ударил нежнейший успокаивающий знакомый до одури запах чая, того, что был полон приторных мандарин. Аромат разливался по всей квартире, телу и балкону. Запах, что находился где-то под кожей парней. А Кёнсу лишь жадно внимал этот стойкий аромат, боясь, что вот-вот и он исчезнет навсегда. Благоухание, от которого хотелось дышать и жить, от которого невозможно было оторваться, заставлял слушать себя еще и еще.