Маскарад

Идти на бал в дом князя Эн Анне совершенно не хотелось, настроения не было, она измучилась за этот год бесплодных поисков, умаялась, истомилась. Подозрения то и дело начинали грызть ее исподволь, самые черные. Яков умер, думала она, и слезы наворачивались на глаза. Тогда в испуге она призывала какого-нибудь духа, чтобы проверить способности свои, говорила с ним и с головою окуналась в работу. На некоторое время это помогало. Яков оставил ее. Права была маменька, отец, тетка, будь она неладна! Такие люди, как Штольман… что для них провинциальная дурочка? Сама она себе эту любовь придумала, сама себя предложила, вот Штольман и воспользовался глупостью ее, доверчивостью и нелепой, грязной готовностью к падению. Но вспоминала взгляд, как он смотрел на нее снизу вверх, с просьбою, с мольбой — оттолкнуть, не позволить, и вместе с тем, с жаждой. Что держит его вдали? - думала Анна. - Что не пускает ко мне? И сама же себе отвечала: работа. И отчего-то почти не обижалась. Так было сложно ревновать Якова к его делам, которые теперь, из Петербурга виделись вдруг действительно опасными. Нет, конечно, самой Анне никто и не говорил не то что подробности, а и просто вещи, связанные с делами. Не ее это было ума. Но за истекший год она научилась приглядываться к деталям, всматриваться в глубину, в самую суть вещей. Картина ей была не ясна, но одно между тем понятно: что-то опасное вершилось за благообразными фасадами придворной жизни, столичных светских балов и приемов, даже в тихом, как она всегда полагала, Затонске крылось нечто зловещее. Анна там была в сентябре, и поразилась тому, как вдруг переменился ее родной город. В глазах ее переменился, конечно, а не сам по себе. Меньше стал, тише, глуше. Как, должно быть, кривился по первости Яков, оказавшись после шумной столичной суеты в этом болоте. Мама просила остаться, уговаривала отказать Варфоломееву (чуть ли не государю самому отказать!), но Анна не могла находиться сейчас в Затонске. Душно было, тесно, туманно. В Петербурге, признаться, не лучше. С зимой только немного полегчало, когда все начал укрывать густой белый снег. Анна отложила книгу, поднялась с кресла и подошла к окну. Отсюда можно было разглядеть купола Исакиевского собора, и сквозь заиндевевшее стекло они приобретали некие почти сказочные очертания. Анна приложила ладонь к стеклу. Внутри было холодно, так пусть же будет холодно и снаружи. Что, если он умер? И все сначала! - Аннушка? Анастасия Федоровна, вдовая сестра полковника Варфоломеева, взяла над Анной покровительство, окружила материнской заботой, порой совершенно удушливой, и даже пыталась весной сосватать ей кого-нибудь из достойных молодых петербуржцев, едва за двадцать, розовощеких и смешливых. Анна быстро пресекла подобное, потом, должно быть, и Варфоломеев поговорил с сестрой. Теперь она только следила, чтобы Анна «кушала хорошенько», следила за своим здоровьем, не бегала по городу, сырому и ветренному, в расстегнутом пальто за очередным духом, и все пыталась ее вовлечь в столичные развлечения. Сегодня это был бал у князя Эн. Анна бы, право говоря, отказалась, но бал был благотворительный, деньги шли сиротам, и благим делом было сходить туда, поучаствовать в лотерее, да и, пожалуй, развеяться немного. Малодушно хотелось света, огней, музыки, танцев — всего того, что в жизни не занимало Анну. Да только сейчас было вокруг слишком темно. - Одеваться пора, Аннушка, - ласково сказала Анастасия Федоровна. Анна улыбнулась в ответ. Темой бала была, несмотря на святки, античная мифология. Князь Эн широко был известен как ценитель античного искусства, большой знаток философии и собиратель прекрасного. Анна при всем нежелании своем идти на маскарад, в какой-то момент увлеклась выбором маски, и остановилась в итоге на образе достаточно необычном: решила быть Ариадной. Платье у нее было цвета свежих сливок, и точно едва тронутое зарей. Этому цвету она никак не могла подобрать название. Поверх, точно тока, набрасывалось пурпурное покрывало, на голове поверх распущенных и лишь немного на затылке присобранных волос надевалась диадема с драгоценными камнями. В руках — клубок. На маске были также драгоценные камни, она оказалась тяжела и удерживалась парой широких шелковых лент. Глядя на себя в зеркало, Анна не узнавала собственное отражение, пожалуй, впервые в жизни. Чужая. Не та. Анастасия Федоровна была одета Деметрой — со снопом колосьев, перевязанным цветными лентами. Где добыто это редкое для зимнего города чудо — целый пук спелой ржи, пшеницы и гречихи — она не признавалась, и только лукаво посмеивалась. Анна подозревала, что именно Анастасия Федоровна подговорила князя Эн устроить этот бал, а сноп заготовила загодя. Она вообще была большая выдумщица. На улице была метель, дворники едва справлялись, и с колясок все в городе на целую неделю пересели в сани. Прогулки в них напоминали Анне о давнем детстве, о прошлом, о лесах, лугах, пригорках вокруг родного Затонска, и сердце щемило. Сегодня она решила не думать о Якове. Благотворительный бал-маскарад начинался в десять вечера и должен был затянуться чуть ли не до утра. Приглашены были музыканты, танцовщики, певцы, чтецы и прочие, прочие, прочие. Всякого входящего в дом снимали на фото, чтобы запечатлеть изобретательный костюм. Вспышка заставила Анну вздрогнуть, и снимок, должно быть, оказался испорчен. У подножия лестницы их поджидал Варфоломеев. Склонившись к Анниной руке, он поцеловал ее дежурно и улыбнулся — тоже дежурно. - Что произошло, полковник? - спросила Анна со вздохом. Варфоломееву она не доверяла по большей части, но одно в нем нравилось: он никогда не юлил. Не пытаясь придавать словам романтический флер, либо же иное значение, он всегда говорил — как есть. - Беда у нас, Анна Викторовна. - По вашей части, или по моей? - спросила Анна, опираясь на руку полковника и приветливо улыбаясь кому-то из знакомых. - Отойдем? Полковник отвел ее в сторону, будто чтобы полюбоваться на недавно купленную князем в Италии статую Киприды. В руках мраморная богиня держала яблоко и нагло так, призывно протягивала Анне. Возьми, ешь. Не богиня, а змей-искуситель какой-то! - Повар у князя пропал, Анна Викторовна, - тихо сказал Варфоломеев. - Недавно выписан им из Парижа. Исчез полтора часа назад, слуги осмотрели все помещения в доме, но повара так и не нашли. Положение, Анна Викторовна, усугубляется тем, что на балу сегодня будут под масками присутствовать некоторые весьма высокопоставленные особы. Я приказал уже проверить всю приготовленную еду на предмет ядов и всего остального, ваз же прошу попытаться связаться с поваром. Нам надо хотя бы узнать, жив он, или же умер. Что-то подобное Анна и представляла, отправляясь на маскарад. Варфоломеев находил ей занятие с завидным упорством, и тому Анна была, пожалуй, рада. Ей некогда становилось терзаться. - Как зовут повара? - Пьер-Огюст Фрамбуаз. - Я попытаюсь, - кивнула Анна и отошла от статуи. Для того, чтобы вызвать духа и, если он, не дай то Бог явится, поговорить с ним, требовалось тихое место, а отыскать его на маскарадном балу было практически невозможно. Задача усложнялась и тем, что то и дело подле Анны появлялись кавалеры, приглашающие ее на танец, а отказываться слишком часто было просто невежливо. Когда маски будут сняты, может случиться конфуз: окажется, что строптивая Ариадна отказала какому-нибудь князю, или иностранному послу. Стыд и скандал, честное слово. Поэтому Анна станцевала пару танцев, после чего пожаловалась на духоту — в зале и в самом деле было многолюдно и оттого душно, и вышла на галерею. Здесь по стенам висела внушительная коллекция картин, великолепное собрание князя. Яркое электрическое освещение позволяло рассмотреть их, восхититься красками, мастерством живописцев, запечатленной на полотнах жизнью. Анне было, однако, не до картин. Она обнаружила приоткрытую дверь, заглянула в комнату — это оказалась бильярдная — и облегченно выдохнула. Бильярдная подойдет. Положив клубок на край бильярдного стола, Анна обеими руками уперлась в бортик и позвала: - Пьер-Огюст Фрамбуаз, явись! Пьер-Огюст Фрамбуаз, явись! Знакомый холодок пронесся по комнате. Анна обернулась, продолжая цепляться рукой за стол. Высокий худой человек смотрел на нее огромными, трагическими глазами. На горле у него багровели синяки, и губы были сини, и шевелились. - Je suis froid! Je suis froid! - Мне холодно… - перевела Анна. Дух пропал. Что ж, редко когда они давали ей подсказку более точную. Тут по крайней мере ясны были две вещи: повар мертв, убит, и тело спрятано скорее всего где-то на улице, в снегу. В усадьбе князя, пусть она и в черте города, хватает укромных мест. Анна вышла решительно из бильярдной и столкнулась с человеком в черном плаще и черной же маске, скрывающей почти все лицо. На голове у него была смешная мятая широкополая шляпа, роняющая тень на глаза, а на плече — лук с серебристой отделкой. - Простите, - смутилась Анна. - Я не хотела налетать на вас. Мужчина протянул ей руку в черной перчатке. - Dance with me. Голос был смутно знакомый. Анна не раз уже замечала, до чего же искажает твой собственный голос разговор на иных языках. Пропадают родные интонации, порою даже тембр меняется. Вот и этот голос был словно бы ей известен, но… В любом случае, судя по акценту, англичанином он не был. - Простите, - сказала Анна. - Я не могу сейчас. Я… у меня назначено. - Maybe, later, - кивнул мужчина и скрылся бесшумно в коридоре. Анна проводила его задумчивым взглядом и поспешила на поиски Варфоломеева. Сейчас важнее было сообщить полковнику о смерти француза.