Маскарад

Полковник обнаружился в малой столовой, куда со временем уединились все те, кто танцам предпочитал неспешные разговоры. Здесь накрыто было к чаю, стоял тихий гул и то и дело раздавался нежный звон фарфора. Варфоломеев, устроившись в кресле возле окна с чашкой чая, читал какую-то книгу. По виду — роман, но Анна не удивилась бы узнав, что под непритязательной сафьяновой обложкой скрываются некие особо тайные донесения. А вот собеседник полковника заставил ее в изумлении раскрыть глаза. - Дядя?! Из всей родни своей больше прочих Анна скучала именно по дяде. Несмотря на все теплоту, которую она испытывала к отцу, несмотря на уважение к матери, именно дядя был главным, кто понимал ее и поддерживал. И вот, в тот год, когда он был ей нужнее всего, даже письма приходили редко. Потому сейчас Анна испытывала смешанные чувства: была тут и радость от встречи, и желание выплакаться на родном плече, но были и злость с досадой. - Аннет! - дядя обнял ее, обдал ароматом заграничной туалетной воды и померанцевой наливки. - Как ты расцвела, честное слово! Я вот всегда говорил, что тебе нужно перебраться в Петербург! - Как же, дядя, помню, помню, - мрачно согласилась Анна и бросила выразительный взгляд на Варфоломеева. - Петр Иванович, - полковник отложил книгу и посмотрел на дядю. - Вы ведь позволите перекинуться с вашей племянницей парой слов с глазу на глаз? Так сказать, конфиденциально. Тон полковника точно намекал на что-то, и эти намеки Анну раздражали. Ей то и дело казалось, что все в столице пытаются то ли просватать ее, то ли на место поставить. Впрочем, сейчас от нее лишь одно требовалось: передать полковнику подробности своего видения. Дядя отошел, кивнув, бросив напоследок, что найдет Анну позже, что не смеет отрывать ее от столь важных покровителей. Судя по тону, он обиделся немного. Анна хотела даже остановить его, но дядя вышел из столовой и смешался с толпой гостей. - Присядьте, Анна Викторовна. Анна опустилась в кресло, катая по колену клубок. Комната опустела. Влияние, которое имел при дворе Варфоломеев, пугало ее. Стоило ему вот так кивнуть, слово обронить, да просто моргнуть — и люди важные, родовитые, перед которыми Анна, провинциальная девица не самого высокого звания, робела, все вдруг исполняли не высказанное даже требование. - Ну так что вы узнали, Анна Викторовна? - Варфоломеев налил ей чаю и сам сел напротив. Анна взяла чашку, провела пальцем по тонкому краю — звук вышел на диво музыкальный, но вместе с тем какой-то тревожный — и сделала аккуратный глоток. - Повар убит. Спрятан где-то в холодном месте. Так и повторяет «Мне холодно, мне холодно». - Он не показал вам, кем и как убит? - спросил Варфоломеев. Он давно уже должен был привыкнуть к тому, что видения Анны неверны, зыбки, похожи на головоломку, которую нужно разгадать. И все равно, каждый раз задавал подобный вопрос. Каждый раз Анна отвечала одинаково: - Нет, полковник. - Я отправлю людей осмотреть двор и постройки, а вы, Анна Викторовна, отдохните пока. Анна посмотрела в чашку, на плавающие на золотистой поверхности чаинки. Легко сказать «отдохните»! А как это сделать, если человек убит? Как это сделать, если сердце по-прежнему не на месте? Как это сделать?.. Рука задрожала, чашка зазвенела, и Анна поспешила поставить ее на столик. - Повару шею сломали, полковник, - уточнила она. - Больше никаких подробностей я вам сообщить не могу. - Будьте осторожны, Анна Викторовна, - Варфоломеев поцеловал ей руку и вышел, сказав напоследок: - На всякий случай не прикасайтесь к угощениям. Столовая на минуту опустела, а потом вновь наполнилась гостями. Слышна была музыка, веселые голоса, смех. Где-то совсем рядом играли в фанты, а еще — в игру смешную и нелепую, знакомую Анне с детства. Я садовником родился, ни на шутку рассердился, все цветы мне надоели кроме… Анна поднялась резко, позабытый клубок упал с колен и покатился по гладкому, навощенному паркету, через всю комнату, через распахнутые двери в еще одну, пышно обставленную, с музыкальными инструментами, с гостями, которых Анна не хотела видеть, с оранжерейными цветами. Катился бы этот клубочек и катился себе, а Анна шла за ним. Впрочем, в сказках известно к кому приводят такие вот волшебные вещицы. - Yours? Анна посмотрела на человека, поднявшего и теперь протягивающего ей клубок. Они уже встречались в дверях бильярдной, и вот он снова перед ней. Костюм опознать с первого раза Анна не сумела, да и со второго тоже, спрашивать было невежливо — выходил намек на то, что костюм выбран неверно и показан недостаточно хорошо. Спрашивать имя было и подавно неприлично. - Dance with me? Одной рукой знакомец-незнакомец протягивал ей клубок, а вторую держал прямо, открытой ладонью к верху, как приглашение к танцу. Звучал вальс. Последний раз Анна танцевала вальс во сне. Тогда тоже был карнавал, смех, музыка, и человек, который удерживал ее в своих объятьях, который был ее единственным партнером, и другого не нужно. - Я… - Just once, - мягко попросил знакомец-незнакомец, и в прорезях черной маски блеснули чистые серо-голубые глаза. Насмешливо блеснули, задорно, с приглашением. Зазвучала новая мелодия. Стоять вот так посреди комнаты, посреди толпы танцующих, точно соляной столб, было глупо, неприлично, досадно. Только поэтому — а вовсе не из желания, нет, не из желания потанцевать! - Анна приняла приглашение. Она вложила свою руку в раскрытую ладонь, вторую опустила на плечо, на складки черного плаща. Запрокинув лицо, можно было попытаться разглядеть партнера, узнать его, но кроме смеющихся глаз под маской разглядеть что-либо не представлялось возможным. Хорошая, однако, маска. Итальянская. Немалых денег стоила, должно быть. Может быть, Анна сталкивалась с этим человеком при дворе? У нее собралось уже некоторое количество поклонников, привлеченных свежестью и какой-то… экзотикой что ли. Барышня из провинции, которая, к тому же, по слухам устраивает спиритические сеансы. Анна и в самом деле устроила два, по просьбе людей, которым отказать было невозможно, но впредь избегала подобного. Духи не всегда шли на контакт, бывали совсем плохие дни, когда она никого вызвать не могла. Осенью в Затонске она вдруг опять подумала, что совсем потеряла дар, и почти обрадовалась. Но в Петербурге все вернулось. Полковник говорил, что это от нервов, и предлагал почитать присланные из Лондона журналы спиритуалистов. Анна листала их, но не находила ничего для себя полезного, и журналы копились и копились в ее комнате на комоде мертвым грузом. Партнер ее был до того хорош, что Анна о нем позабыла. Задумалась, в себя погрузилась, закружилась в вальсе, затерялась в водовороте воспоминаний, и вынырнула только ощутив, как рука, прежде лежавшая на талии, скользит вдруг выше. Ладонь обжигает сквозь перчатку, сквозь ткань платья, сквозь корсет и сорочку. Ей уже не раз делали намеки. Анна быстро поняла, что в столице царят достаточно вольные нравы, и некоторые самостоятельные женщины вне брака себе позволяют очень многое. Анна и сама была самостоятельной женщиной, даже немного падшей, но не собиралась позволять кому-либо из придворных хлыщей, слетающихся как мухи на мёд… Эту мысль она не додумала, потому что вальс вдруг обернулся подлинной воронкой, и она рухнула вниз, в воспоминания. Сумрачно. Жарко — по сравнению с морозной ночью, да и просто — жарко. Тихо, только часы тикают. И Яков перед ней, уставший, даже опустошенный. Губы его прижимаются к ладони Анны, а вот — смотрит снизу вверх моля одновременно принять и оттолкнуть, и оттолкнуть невозможно. Руки его скользят по спине Анны, обжигая сквозь шелк платья. По щеке. Путаются в волосах, распущенных легко — только шпильку вынуть из небрежного пучка. И поцелуи, которые прежде только снились Анне, вдруг — наяву. И наяву они больше, они важнее, они прекраснее самой сладкой, самой изощренной грезы. - Мы… - Анна облизнула пересохшие губы, и партнер ее на мгновение опустил потемневшие глаза, но тотчас отвел их. - Мы не танцевали раньше? - In dreams, maybe? - с улыбкой в голосе предположил мужчина. - Во снах… - эхом отозвалась Анна. Вальс в это мгновение закончился, и мужчина, выпустив ее из объятий, сделал шаг назад, поклонился и за несколько секунд смешался с толпой.