Дневник Тома Реддла.

Есть такие, кто точно помнит, Как все было на самом деле... Канцлер Ги – Страшная сказка – Па-апа! Ну пожа-алуйста-а! – канючил уже минут пятнадцать звонкий до пронзительности детский голосок. – Ну доста-ань, я помню, что до Рождества еще целая неделя, но ведь елку уже принесли, давай сегодня ее нарядим! Ну, папу-улечка... Гарольд Джеймс Поттер, бывший Глава британского Аврората, а теперь Почетный пенсионер, почувствовал зарождающуюся в висках мигрень, словно победитовым сверлом ввинчивающуюся прямо в мозг, и поморщился. Да, внуки это, безусловно, замечательно, но тогда, когда ты здоров и у тебя хватает сил на них. – Эмма, уймись, – попытался урезонить девятилетнюю дочь старший сын Гарри – Джеймс. – Ты беспокоишь дедушку, а ему нужен покой. – Ну, папочка, как только достанешь игрушки и мишуру, и гирлянды, я тут же уймусь! Обещаю! Обещаю! – заявила мелкая шантажистка, и Джеймс притворно вздохнул, признавая поражение. Девочка скакала вокруг отца на одной ножке, а Гарри, как обычно, поражался, откуда в ней столько энергии, просто "вечный двигатель" какой-то. Бывший Главный Аврор вздохнул снова: когда ты слаб, все вокруг кажутся переполненными силой и здоровьем... Сам Гарри Поттер был совсем не стар – всего-то полтинник набежало, а уж по меркам магического мира даже говорить не стоит. Да тот же Люциус Малфой в свои почти восемь десятков вполне бодрый, полный сил маг, так же прям осанкой, широк плечами и остр рассудком, а появившиеся морщины лишь прибавили бывшему Пожирателю солидности. Да и пример Дамблдора перед глазами, тот больше прибеднялся в стиле "старость не радость", а если бы не проклятое кольцо Гонтов, еще мог жить да жить... А Спаситель волшебного мира быстро и неотвратимо превращался в дряхлую развалину. Здоровье год от года, месяц от месяца становилось лишь хуже, волосы побелели и поредели, суставы воспалялись, распухали, сами кости, наоборот, стали хрупкими и ломкими. Целители из госпиталя св. Мунго лишь удрученно разводили руками: – Ну а что вы хотели, мистер Поттер? Вы ведь долгие годы, по сути, являлись темномагическим артефактом! Любой другой маг не протянул бы и трех лет, будучи крестражем, а вы больше полутора десятков прожили. Да и непростительными заклятья называются, поскольку от них спасения нет. Никакого – только не попадать под них, вам же удалось пережить их не единожды, да и на службе в аврорате вы же не по морским курортам на пляжах бока отлеживали. Вот под сколько проклятий вам случилось попасть на службе? Удивительно, что вы вообще до сих пор живы, просто уникум! Гарри все это понимал – разумом, а в душе, вопреки всем доводам, вскипала какая-то детская обида. На все и всех: на судьбу, на Волдеморта, Дамблдора, даже на себя – что стоило умереть тогда, когда был к этому готов и смирился? Ну вот почему все так? Почетный пенсионер в очередной раз поежился и плотней укутался в плед, даже кровь, казалось, отказывалась согревать тело... Раздавшийся испуганный вскрик супруги и последовавший за этим звон бьющегося фарфора заставили Поттера поднять взгляд от языков пламени в камине. Джинни – миссис Гарри Поттер, достойная мать и бабушка, с возрастом раздобревшая, но не потерявшая женской привлекательности, этакая медноволосая бестия, перековавшая себя в степенную матрону... ну, для любителей дам крупной комплекции, – стояла над кучей осколков на подносе, не так давно бывших чайным сервизом. Но внимание ее занимали отнюдь не битые чашки. Она, побледнев словно снег, полным ужаса взглядом уставилась на пыльную, потрепанную тетрадь в черной обложке, которую сжимала в руках внучка, Эмма Поттер. Даже достаточно равнодушному к окружающему Гарри стало не по себе и мурашки покрыли его истощенное болезнями тело, словно девочка сжимала в руках не старый ежедневник, а готовое вылупиться яйцо кобры. Он узнал эту тетрадь... Это был злополучный дневник Тома Реддла и первый его крестраж. Неудивительно, что его супруга так бурно прореагировала – ужас тех дней до сих пор жил в ее душе, и, похоже, от него не избавиться никогда. Гарри как-то не интересовался, куда после Победы делась эта макулатура, не до того всем было. Последний раз, припомнил бывший Главный Аврор, эту тетрадку он видел у Дамблдора, на шестом курсе Хогвартса... А потом все завертелось в безумной карусели войны... И как этот жуткий предмет оказался на чердаке Поттеров, пробудив неприятные воспоминания... да еще в ящике с рождественскими украшениями? Похоже на чью-то неумную шутку, если не сказать больше. И что еще хуже, подобным "черным" юмором и вдобавок поистине змеиным терпением могли похвалиться лишь два человека и оба были давно мертвы... Том и Беллатрикс... Чего-то подобного, отдающего гнилым душком мертвечины, можно было бы ожидать от этих двоих. Но заложить мрачную шутку на такой долгий срок... пожалуй, такой фортель по силам только Тому Реддлу. К радости и удивлению взрослых, Эмма не заупрямилась по своему обыкновению, а отдала дневник отцу по первому требованию, возможно, этому способствовал испуг обожаемой бабули Джин. А после Гарри вытребовал зловещую находку себе, мотивируя это требование знанием предмета и его создателя. Он быстро спрятал под пледом тетрадь, на миг удивившись покалыванию в пальцах при контакте их с обложкой, но решил, что разберется со странностями после, когда все улягутся спать. А это случилось быстрее, чем обычно, так как настроение было испорчено и сделать вид, что все в порядке, не выходило – неясное напряженное ожидание поселилось в доме. Будто где-то заложена бомба или в петле болтается пока не обнаруженный висельник. И все невольно понижают голос и ходят на цыпочках... всем не по себе, словно дементор проскользнул мимо окон... Наконец дом затих. Угомонились внуки, отправленные твердой бабушкиной рукой в спальни, несмотря на нытье, просьбы и посулы. Ушли домой, чтобы завтра вернуться, Гермиона и Рон, поскольку по традиции, появившейся лет через пять после Победы, все праздники проходили в доме Гарри, где собирались оба семейства. Гермиона Грейнджер-Уизли, со строгим пучком на голове, ставшая похожей на Минерву МакГонагалл – такая же худощавая и суховатая в отношениях с людьми (порой Гарри казалось, что годы все больше стараются высушить ее и внутри, и внешне. Да и чему удивляться? Наука, даже история, в которой часто приходиться довольствоваться домыслами и рассчитывать на свою фантазию, и магическая археология, все же вещь сугубо академическая и сухая...), ее давно уже супруг Рон, заматеревший, рыжий и веснушчатый. Он с годами стал все больше походить на своего отца – Артура Уизли, начал лысеть, сутулится, но пост Главы Аврората, на котором он таки сменил Поттера, не позволял ему превратится в такого же подкаблучника. Невилл Лонгботтом, преподаватель ЗОТИ в Хоге, (между прочим, по прогнозам аналитиков ЕП имевший все шансы занять место директора Школы Волшебства и Чародейства) с супругой Сьюзен, бывшей Боунс, и дочерью Эмили... Тедди Люпин с супругой Ванессой, Виктор Крам, тренер сборной Болгарии по квиддичу и вошедшему в моду магическому регби. Не было Альбуса Поттера, младшего сына и, чего греха таить, любимчика Гарри... Он перенял многие черты характера от тех, чьи имена носил. Некоторая экстравагантность в одежде, скверный язвительный нрав, а главное, что выводило старшего брата сильнее всего, нетрадиционную сексуальную ориентацию. После Победы магловские ценности и мораль обретали все больше веса в магобществе. Прежде Поттеру казалось, что это не страшно, но в последнее время началось какое-то засилье магловской культуры и рушились многие традиции и устои Волшебного Мира. И чем дальше, тем больше Гарри начинало казаться, что это ни к чему хорошему не ведет. И если к отношениям между магами-мужчинами прежде относились лояльно, лишь бы оба в положенное время женились и обзавелись потомками, обеспечив роду наследника и продолжателя линии, а дальше поступай, как угодно, то теперь, хоть и негласно, но уличенные в однополой связи мужчины подвергались суровому порицанию, а порой превращались в парий. Но Альбус Северус плевал на общество и его мнение с Биг-Бена, и после скандала и жестокой травли, который произошел в связи с обнародованием сведений о романе между сыном Героя, Альбусом Поттером, и сыном Драко Малфоя, Скорпиусом, парочка укатила на ПМЖ в Аргентину. Старая сука Скитер долго высказывалась на все лады, комментируя последние колдографии "сладкой парочки", заснятой каким-то ушлым репортером входящими в международный портал и дружно демонстрирующими в объектив неугомонного папарацци оттопыренные средние пальцы... Джеймс долго возмущался выходкой брата, а Гарри молчал, впрочем, как и семейство Малфоев, надменно бросавших жадным до сенсаций журналистам "Без комментариев". Люциус даже подал на газеты несколько исков, отсудив неплохие денежные возмещения "морального ущерба, за вмешательство в частную жизнь чистокровной семьи волшебников"... Но главное, что переполненный в эти предпраздничные дни Поттер-хаус наконец опустел и Гарри Поттер, полусидевший на постели и обложенный подушками, оказался предоставлен самому себе. Он вынул старую, потрепанную тетрадь в черной обложке из обычного магловского магазина, которую когда-то пронзил клыком василиска, едва не схарчившего юного гриффиндорца и надежду магического мира... Бывший Главный Аврор осмотрел испорченный им самим когда-то артефакт... Странно, но дыра от клыка василиска словно затянулась и на ее месте остался лишь странный след, при виде которого приходило на ум одно слово – шрам. Гарри наморщил лоб, погладил обложку пальцами... и почувствовал непонятные, будто жалящие покалывания... Пальцы Поттера уже давно были не слишком чувствительны, и он, немного подумав, пожал плечами ("Наверно, статическое электричество накопилось"), и открыл ежедневник. Если прежде, когда в дневнике еще обитал кусочек души темного мага, листы дневника оставались пустыми, пока кто-либо не принимался в нем писать, то теперь пожелтевшие от времени листы оказались заполнены мелким убористым почерком. "Мое имя Том Марволо Реддл. Я – волшебник. Сегодня, в 1943 году, я начинаю писать этот дневник, хотя думаю, это скорее получатся мемуары. Дело в том, что я нашел информацию о возможности обретения бессмертия путем отделения от души некоей части и помещения этой части в предмет для упрочения своего сознания на этом плане реальности. Но для получения такого якоря – артефакт называется "крестраж" – нужна тесная личная эмоциональная и эмпатическая связь с предметом, в который собираешься поместить часть души. А что может быть более тесно связано с личностью, чем описание его истории жизни и деяний? Думаю, даже после сотворения артефакта стоит добавить ему дополнительное свойство магической почтовой тетради, дабы пополнять записи. Итак, приступим! Как я уже, помнится, упоминал, мое имя – Томас Марволо Реддл..."