Дневник Тома Реддла.

Проснувшись с утра, Гарри совершенно не ощутил аппетита... Тело казалось разбитым на части, словно сброшенная с постамента какими-то вандалами гипсовая статуя. В последнее время здоровье героического пенсионера стремительно помчалось под откос. С неудовольствием осознав это, Гарри поспешил вновь взяться за чтение, а то и правда можно не успеть. Повествование затянуло его. Порой он настолько погружался в прошедшее, что совершенно не воспринимал окружающую реальность, как не воспринимают ее впавшие в детство или просто маразм старики. Вокруг хлопотала обеспокоенной курицей Джинни, что-то выговаривал Джеймс, хмурилась и качала головой Гермиона, но Гарри мало реагировал на них. Словно не хотел воспринимать мир, ради которого многим жертвовал, но в ответ получал лишь пинки и горести. Он давно потерял свои розовые очки, сквозь которые смотрел на близких людей и обнаруживал в них все больше качеств, с которыми не мог смириться. Они растоптали иллюзии, которыми он, оказывается, жил, и, к несчастью, тут не поможет даже "Репаро". А когда иллюзии уходят, оставляя горький вкус разочарования на губах, остается... да ничего и не остается, собственно! Как говорят, циники – это разочаровавшиеся в жизни романтики... Лишь дети дошкольного возраста иногда могли вызвать в нем интерес и на некоторое время развеять странную дрему разума, сковавшую душу... Да еще, возможно, это удалось бы Полумне, если бы она зашла в гости, но, к сожалению, Полумна, в замужестве Забини, большую часть времени проживала на юге Франции, с мужем. А дневник занимал Гарри гораздо больше реальной действительности, Том Ридлл становился все более живым в мыслях Гарри, объемным, его мысли казались интересными и важными, явь же, окружавшая престарелого Аврора, все более блекла, отходила на второй, третий, а то и дальше, план... *...И вот... первый учебный год в Хоге подошел к концу. Меня ждало возвращение в приют в мире маглов и запрет на магию, который стал ведром ледяной воды на голову... Именно тогда я понял, с этим миром что-то не так, но людей, которые действительно это понимают, – мало. А еще надо в нем что-то менять, иначе кончится все для меня плохо. Ведь, как оказалось, без семьи, рода, связей прожить можно, но без магии я – ничто и никто. А менять чистокровные снобы не хотят ничего, а ведь власть именно в их руках. И я стал интересоваться политикой, обычаями, порядками магмира. В частности, меня заинтересовал вопрос грязнокровок – как называют их чистокровные маги. Политика потянула за собой экономику, поскольку почти всегда политические явления завязаны на экономическую выгоду, и хорошо, если государства, а то ведь некоторым все равно откуда деньги тянуть – из казны, частного капитала, или просто соседей грабить...* Том во многом был прав. Все же детям, проживавшим в магических поместьях, где магический фон повышен во много раз, это дает немалую фору. Их волшбу на каникулах просто нереально отследить. Правда, после победы многое переменилось. В частности, были отслежены семьи с ярко выраженными "темными дарами", такими как Некро, Проклятия, Поглощение, Черное Целительство, Аниматорство, Призыв (антиэкзорцизм), Демонология... Конечно, последние лет сто запреты на Темные Искусства становились все жестче, и потому сильных Темных магов почти не осталось, а многие из тех, кто оставался, оказались в рядах Пожирателей и уже без того ущемлены в правах. А послевоенная истерия, выступления, требования полностью запретить, пресекать, наказать... Одним словом, глав старых семей лишили палочек и с помощью вживленных артефактов перекрыли магию, превратив, по сути, в искусственных сквибов. А новое поколение стало намного жиже отцов, а уж тем более дедов. И какие бы победные реляции ни выдавало в прессе министерство магии, большинство магов ощутили, что ничего хорошего от этого не будет. *... Одним словом, мне стало любопытно, что это за "Старые семьи" и с чем их едят. Почему они так задирают носы перед прочими семьями магов. Потому я занялся изысканиями в этом направлении и вскоре понял очень многое, в частности почему чистокровные семьи так держатся за свою кровь, хоть это и осложняет им существование. Изыскания мои длились несколько лет, много о чем, не относящемся к этому вопросу, но не менее интересном, удалось прочесть в старых книгах...* То же время, кабинет Главного Аврора Р. Б. Уизли Миссис Грейнджер-Уизли ворвалась в кабинет мужа без малейшего почтения и застала Главу Аврората за важнейшим для поддержания правопорядка делом – отстрелом отогревшийся в помещении большой зеленой мухи. Особого успеха в этом архиважном занятии Рон не добился, поскольку делал это... без огонька. Заклинания пролетали мимо, а муха жужжала, нудно и навязчиво, словно бомбардировщик Второй Мировой войны, и даже как будто издевалась над незадачливым снайпером. Хотя Рона это, похоже, не расстраивало, он на американский манер положил ноги на стол, умудрившись при этом не потревожить выросший там Эверест из непрочитанных бумаг – жалоб, рапортов, докладов, представлений, объяснительных и прочей макулатуры, без которой не обойтись... – Рональд Биллиус Уизли! – прогремел голос Гермионы, словно трубный глас – предвестник Страшного Суда, и тут же перешел в угрожающее шипение. – Позволь спросить, чем ты занимаешься? Рон вздрогнул, уронил палочку, полез за ней под заваленный бумагами стол, спровоцировав суетливыми действиями сход бумажной лавины. Наконец палочка под приглушенную ругань хозяина и перезвон пустых пивных бутылок, одна из которых предательски выкатилась под ноги гневно наблюдающей за всем Гермионы, была добыта и господин главный аврор выбрался из-под стола. Правда, сразу же и пожалел об этом необдуманном поступке, так как супруга в данный момент своими гневно сверкающими очами и начинавшими искрить от стихийной магии волосами напоминала Фемиду и Немезиду в одном лице. И, похоже, для Рональда наступал миг расплаты... – Это переходит всякие границы! Рон! Ты что, совсем дела забросил с тех пор, как твой зам уволился?! Теперь я его понимаю! Что еще ему оставалось, если ты свалил на бедного Колина всю бумажную рутину?! Начав говорить вполголоса, Гермиона, распаляясь с каждым словом, усиливала громкость обличительной речи, пока, наконец, не перешла на крик. Рональд готов был зажать уши в стремлении спастись от этой акустической атаки, но он знал, что это лишь усугубит его вину, а потому стоически терпел. В конце концов, высказав все, что накипело, Гермиона стала сбавлять обороты и словно выдохлась, как плохо завязанный воздушный шарик. Уловив момент, Рон заботливым тоном спросил, что стряслось. – Ох, Рон... – как-то устало вздохнула жена и продолжила глухим, невыразительным голосом: – Пока что я сама еще не разобралась, все странно и как-то непонятно. Я потому и зашла, что хотела попросить у тебя пропуск в министерские архивы, может, здесь нашлась бы информация, которая прояснила бы, что происходит. – А что происходит? – спросил он супругу. – Ну-у-у... – протянула неуверенно Гермиона, но, в конце концов, решила рассказать. Они с Роном хоть и были женаты Мерлин помнит сколько лет, а возможно именно поэтому, все меньше обещались, занятые каждый своими делами. Вот так прожив вместе почти тридцать лет, вдруг обнаруживаешь, что у вас с мужем почти ничего общего нет... – У меня недостаточно информации... – как-то смутилась она. – Я потому и пришла, что надеялась, что ты мне поможешь с пропуском в закрытые архивы Невыразимцев... – А если коротко? – насторожился Рон. Может, особым трудоголизмом он не отличался, но проблемы чуял ж... одним словом, предвидел лучше Трелони. – Есть мнение, что Статут более не действует. На минуту Рон опешил, а потом поднял рыжие брови.