Всплеск

Snow Ghosts — Lost at sea

Долгое время я не могла собрать все мысли воедино, заставить себя успокоиться или хотя бы припомнить, где нахожусь. Но все это казалось невозможным, когда на фоне громыхали выстрелы, отдалённо слышались выкрики, металлический скрежет при нажатии на курок и чье-то громкое сердцебиение. Моё, полагаю. Я открыла глаза не сразу. Досчитала до пяти, как только осознала, что могу слышать, но по-прежнему не смогла определиться. Собственный испуг путал меня. В замешательстве я вскочила, напрасно борясь с головокружением, и пыталась отыскать Стайлза. Только его имя я и повторяла на протяжении всей перестрелки, и только оно дало мне шанс сосредоточиться. Стайлз. Кто это? Детектив. Первое, что пришло в голову было несомненно это слово, а после уже его фамилия и образ, увешанный различными «хмурый, сосредоточенный», «тот самый придурок», «да, точно он». Да вот только сама не лучше него. Я с трудом встала на ноги, принимая чью-то помощь. На вопросы отвечать было бессмысленно, важно было найти Стайлза. Где же он? — Не трогайте ее! Сам разберусь. — Стилински, ты уже разобрался, когда привел её сюда. — Джексон, заткнись. Я старательно пыталась оценить обстановку и может ли угрожать опасность кому-либо ещё, но ответ пришёл сам собой, когда я обернулась на голос единственного здесь знакомого. Справа от меня, возле мольберта, мёртвым пластом лежал Рафаэль. На и без того бледной коже дыра от пули смотрелась слишком неестественно, слишком чужеродно, ему неподходяще. Кровь вытекала слабым напором, скрываясь за его затылком в ещё небольшой лужице. Необычайно большие глаза, на которых я больше всего заострила внимание, смотрели в никуда, отражая не больше пустоты. Воображение дорисовывало странные вещи, неприятные, отвратительные. Его глаза от моего непрерывного рассматривания становились шире, расплывались по контуру, становились больше, чем всё его лицо. Я застыла в ступоре, не имея силы оторвать взгляд от тела, которое продолжало истекать кровью из-за многочисленных смертельных ранений. Это было не так просто, как смотреть фотографии убитых или же фильмы. Это мёртвый человек. Я пыталась принять осознание, что он был живым ещё пару минут назад, но любые попытки проанализировать события заканчивались тщетно, я ничего… не помню? Должно быть, это моя вина. Откуда столько шума и людей? Мёртвый человек — моя вина. — Стайлз, — прохрипела я, внезапно вспоминая, чего боялась больше всего. Обернувшись, я тут же уткнулась в чью-то грудь. Узнав клетчатую рубашку, я облегчённо выдохнула, понимая, что это Стайлз. Он не переставал перебирать мои волосы спокойствия ради и затыкать рты недовольным, хотя это уже не было связано со мной. Придя сюда Скотт, последнюю роль взял на себя. От методичного поглаживания моих плеч я не знала кому становилось спокойнее — детективу или мне. Я чувствую тишину. Страх и волнение в ту же секунду уступили дорогу смущению и непониманию. — 'С' означало Стайлз, — прохрипела я, пытаясь оправдаться. — Мне так жаль. Я должна была предупредить! — О чем ты? — непонимающе выдохнул парень, осматривая меня. — Название картины звучало как «Его звали С…», — тихо объяснила я. — Либо Скотт, либо ты. Но Скотт опаздывал, оставался ты. Он ведь знал, кто ведёт дело. — 'С' значило не моё имя, — догадался он. — Стюарт. Скотт сказал, его настоящее имя Рик Стюарт. Это был не случайный выстрел, конечно. Та жертва на картине и есть убийца. Я хотела развернуться, но Стайлз не давал этого сделать, хотя и значительно ослабил хватку. При моей повторной попытке увидеть Рафаэля Стилински, должно быть, поставил галочку возле несуществующего поля «суицидальные наклонности» и как маленького ребёнка за руку повёл в джип. Около минуты он что-то бурно обсуждал со Скоттом, в то время как я отчаянно пыталась убрать образ мертвеца из головы. На мгновение мне показалось, что я могла быстро забыть такое, но теперь от чего-то пугающие картинки вновь мелькали одна за другой. Его огромные глаза не давали покоя. Как только детектив сел в машину, никто из нас не прерывал тишину, хотя сейчас она мне казалась устрашающей, а не безмятежной, как ранее. Напряжение рассеивалось по всему салону, от чего я только больше почувствовала себя виноватой. После пятой тщетной попытки стать незаметной, Стайлз наконец выдал себя: — О чем ты думала?! Неудивительно, но именно этой фразы я и ждала. Ещё были ставки на «ты с ума сошла?» и «больше я тебя никуда не беру». Хотя второе подразумевалось само собой. — Ну, к примеру, о том, что кто-то мог пострадать, если бы я этого не сообщила! Да, это оказалось «ложной тревогой», но я бы с ума сошла от ожидания худшего и тем более, когда бы услышала выстрел! — Нет ничего страшного в том, чтобы ошибаться, но если это ошибка не будет стоить тебе жизни, Лидия! Даже если бы твоё предположение было правдой… думаешь, в окруженном здании он бы мог попасть в меня с одного выстрела? — Я испугалась! Как видишь, живая и цели убить меня, в общем-то, не было… но знаешь, ты ведь тоже не думаешь о себе. Сделал бы ты что-то иначе? Что ты вообще подумал тогда? Наши ситуации почти аналогичны, я сделала так, потому что хотела спасти тебе жизнь. А ты? Есть причины сомневаться, что ты не переживаешь из-за его смерти. Но он ответил коротко и лишь на один вопрос: — Я жалею лишь потому, что не смог усадить его за решётку. Он слишком просто отделался, вот и все. Полное безрассудство! Со вздохом я раздраженно отвернулась, складывая руки на груди. Стайлз злился еще долгое время, и я удивленно заметила, что не имела ничего против. Поэтому безмолвно позволяла ему и дальше прожигать меня взглядом через зеркало заднего вида. Это ему все равно ничего не дало бы, пускай хоть оттаял бы. Я ли не заслуживала? Сама-то не шибко отличалась от его манеры поведения. Прибавьте к этому хмурый взгляд и витание в облаках, образ будет завершен. В доказательство этому, я поняла, что парень не отвёз меня домой только тогда, когда вошла в кабинет, даже забывая нахер послать Стилински с его турникетом. Стайлз, впрочем, уже и перестал проходить через него, «забывая» меня снаружи. — Я разве не должна быть дома? — аккуратно поинтересовалась, облокачиваясь на дверь. — А ты хочешь? Можешь идти, — с лёгкостью парировал он, даже не ухмыляясь. — Но вообще-то я серьёзно намерен показать тебя специалисту. Я зло фыркнула и уставилась на Стайлза, когда не услышала в ответ «сарказм». Скорчила кислую мину, когда поняла, что он даже не шутил. — Что? Я должен знать, если несу вред твоей психике. К тому же, — парень сделал паузу, ловко сдирая фотографии с доски, размахивая ими едва ли не перед моим носом. — Это может серьёзно отразиться на тебе, в лучшем случае обойдётся кошмарами и нервными тиками на пару дней… недель. Как только пройдешь обследование, можешь быть свободна, но насильно не держу. Хотя вообще-то держу, что уж тут. Осознание его правоты только усугубляло ситуацию и давало больше поводов для раздражения. Но действительно я не была против уйти домой, закрыться где-то в комнате, лечь под кровать и лежать там примерно всю жизнь. Делать я этого, естественно, не собиралась. Что бы ни произошло, я всегда могу поныть позже, сейчас оставалось держаться на одной мысли — «мы все живы». Кроме одного. — Я намерена узнать концовку этого дела, — хотелось держаться за что-то важное. — Обязательно, как только психотерапевт даст положительный ответ. А вот и она. Оставлю вас наедине, дамы. — Стой, что? Стайлз? Стайлз!

Zella Day — Sweet ophelia

Детектив захлопнул дверь, предоставляя меня весьма миловидной женщине. Темные волосы были хорошо уложены, выпрямлены и частично заправлены за уши. Её улыбка не вызывала отвращения, а почему-то, напротив, ощущение доверия. Или я так заставляла себя думать от безысходности, потому что находиться с кем-то было лучше чем одной. — Меня зовут Марин Моррелл, — представилась она, усаживаясь напротив меня. Впервые мне выпала «честь» находиться в кресле Стайлза. — Моя задача определить твою эмоциональную устойчивость, Лидия. Для этого мы пройдем один соответствующий тест. А также мне нужно кое-что понять о тебе, для этого я буду демонстрировать тебе десять картинок. Ты наверняка о таком слышала, правда? — Тест Роршаха, — согласна кивнула, двигаясь ближе. — Но начнём мы немного с другого. Не против мне рассказать, что сегодня произошло? Я хочу услышать твою версию. Хотелось молчать и не двигаться. Воспоминания в хаотичном порядке врывались размытыми картинками, давили на виски, запрещали мне шевелиться, царапали горло и… Я в порядке. Я в порядке. Я в порядке. — Начнём с того, что он мёртв? Марин промолчала, я продолжила не сразу. Изложить все по полочкам оказалось действительно нетрудно, сложнее было объяснить ей свои ощущения. Разве не этого требует психотерапевт от данной ситуации? Я скрестила руки в замок, не замечая, как предательски дрожали губы при попытке воссоздать тот ураган впечатлений и штурм действий. Часть воспоминаний затерялись. Мне хотелось объясниться, но я застряла возле этой стены, отделяющей меня от момента «до выстрела» и до настоящего времени. — Ничего страшного, Лидия, это вполне нормальное явление. Выброс адреналина поспособствовал твоему замешательству. Он заставляет людей прыгать так высоко, как им не свойственно, бежать так быстро, как никогда бы не побежали, верно? Эти действия по преодолению пути полностью вышли из твоей головы как раз по этой причине. Если бы ты не знала убитого, ты бы могла и не вспомнить, что делала в его руках. Не сказала бы, что в одно мгновение узнала много нового, но это хотя бы убедило меня не пытаться насильно вспомнить каждую деталь. Марин достала из папки картинки, на которых были изображены различной формы и даже цветов кляксы. Ранее я уже читала об этом методе, но не слишком заостряла внимание на том, как определяются результаты. Для радости мне было достаточно того, что ни один рисунок не напоминал пистолет или безумный взгляд художника. Но вот кровь — запросто. — Давай начнем сразу с отрицательных показателей. Их не так уж много, это может радовать. Смотри, примерно на семи из десяти картинок ты видела какой-то предмет, что-то неодушевлённое. Это говорит о том, что тебе нужно больше выражать свои эмоции. Уметь держать их в себе хорошее качество, Лидия, но может привести к депрессии. Ты не зажатая, но можно поработать над умением быть более открытой. Иногда возникает эмоциональный всплеск, и ты это замечаешь, когда реагируешь на что-то более резко, чем ожидала. Положительные черты: в кляксах ты видела симметрию, из этого следует, что ты можешь спокойно относиться к критике, здраво смотреть на ситуацию. — Вы собираетесь рассказать об этом Стайлзу? — Думаю, частично мне придётся, это моя работа. Твои результаты вполне нормальные, я могу и не указывать ему на какие-то мелочи, но сказать об эмоциональном состоянии все же придётся. Более того, я бы хотела встретиться с тобой ещё раз. Ты можешь найти и другого психотерапевта, если пожелаешь. Брось, Лидия, это неплохо, тем более если собираешься работать в полиции. — С чего вы взяли? Психолог не ответила ничего, улыбаясь уголками губ и подмигивая. Она покинула кабинет, ещё на долгие десять минут задерживаясь в коридоре со Стайлзом. Неужели моя небольшая страсть к правильному и к порядку так очевидна, или же об этом сказал Стайлз? — Рад, что ты в порядке, — прервал рассуждения детектив. — Видишь? Я здорова! Ты уже знаешь мотивы Рафа… Рика? — я живо выскочила с кресла, с завидной скоростью оказываясь возле него. Стайлз обошёл меня, кивком указывая, что я могла сесть за стол рядом с ним. Я снова ожидала колкого комментария в ответ или же намеренно медлительные действия, но похоже вновь ошиблась. Я и впрямь совершала слишком много ошибочных действий, мнений, чтобы работать в этой сфере. — Медицинская карта рассказала чуть больше о нем, чем мы имели представление. Эрик не был болен психозом, но страдал синдромом Гешвинда, а также испытывал некоторые проблемы с контролем гнева, — вступил Стилински, протягивая мне толстую тетрадь с записями о болезни. Своё удивление я пыталась скрыть, но выходило плохо. — Синдром Гешвинда, — задумчиво промямлила я. — Активная умственная деятельность, паранойя, бормотание вслух. Верно? Стайлз молчал неопределённое количество времени. Слишком мало, чтобы запаниковать, слишком много, чтобы не заподозрить что-то неладное. Подняла взгляд на него и увидела, как он хмуро всматривался в одну точку, почти не моргая. Жаль, что объектом внимания, то бишь точкой, стали мои глаза. Не успела спросить, что не так, как он тут же продолжил: — Как много ты знаешь? — уставилась на него, выдумывая адекватный ответ. — Я была чрезмерно любознательным ребёнком, — коротко ответила, возвращаясь к записям. — Но я знаю не настолько много, как ты мог себе вообразить. Так что дальше? — Да, все выше перечисленное и внимание к деталям, — кивнул парень, быстро возвращаясь к работе. — Из-за недомоганий ему приходилось посещать курсы в психологической клинике. Там же он учился рисовать, справляясь со злостью. Была ещё одна простая тактика для быстрого успокоения: досчитать до десяти. Но это всегда работало хуже, Скотт сказал, он никогда не досчитывал дальше трёх. — Хочешь сказать, он подсознательно совершал убийства с перерывом в три года, месяца и так далее? — я прикусила губу, возвращая мед. карту на место. — Думаю, он замечал это, — поправил Стайлз. — Не сразу, но все же нашел собственную закономерность, иначе вряд ли бы так точно подготовился к смерти сегодня. Он знал, когда умрёт. Что касается жертв, мы можем полагать, что они весьма случайны. Кроме одной — мисс Линстон, на которую он затаил обиду. И когда она возросла до такой степени, что он уже не мог остановиться, Рик знал как она умрёт. Это касалось и остальных. Тем не менее это не простая серия убийств с пулей в лоб. Убив первый раз, ему пришла в голову идея, которая навязчиво повторялась постоянно. — Вероятно, внимание к деталям в совокупности с яростью побуждало его изменить что-то уже существующее. Ему не нравилось, что импрессионизм зациклен на счастье, он желал показать и горе, смерть на примере ярких представителей. — Верно. И его картина со своей смертью стала последней. Здесь даже есть личная выгода — о нем напишут кучу статей и внезапно никому ненужным художником заинтересуются все. — Должно быть, хороший ход. Ты сказал, что жалеешь о его смерти, но по сугубо деловым причинам. Но ты уверен, что его бы посадили? — В другом случае я бы добился пожизненного лечения в психиатрии. Если ранее он не смущался в открытую прожигать меня взглядом, то сейчас довольно незаметно отвел его. Догадаться, к чему это было, не так уж трудно. Я не думала, что сегодняшний случай сломал его, более того, была уверена, что были в разы хуже, запутаннее и неожиданнее, но он сам говорил, как это может быть неприятно. — Эй, — я несмело забрала у него из рук листы с пометками о деле. Отдавать он их не решался, лишь вопросительно изогнул бровь, требовательно возвращая бумаги обратно. — Послушай, ты не виноват в том, что не успевал обезопасить всех. Ты прекрасный детектив, и я уверена, что найдешь способ справляться с такими ситуациями, находить решения быстрее, искать свои методы, но, Стайлз… не гонись за всем и сразу. Мы живём в странном мире, но мы люди. — Хорошо, спасибо, я понял, — угрюмо пробормотал парень. Я наконец выпустила документы из рук. — Но будь осторожнее с верой в людей, ты меня даже не знаешь. — Я не говорю, что ты прекрасный человек, — возразила, закатывая глаза. — Но я читала твои отчёты. И как детектив ты действительно хорош. Ну, заносчив, временами раздражителен, количество сарказма сведет с ума любого, но может плохой человек работать в полиции, истинно наслаждаясь каждым раскрытым делом и наказанным злом? В тягостном молчании мне не оставалось ничего, кроме как осторожно и с долей любопытства рассматривать его россыпь родинок на лице. Художник во мне визжал от восторга, думая, что здесь есть, чему уделить внимание, будь он картиной. Другая часть меня решила крайне уместным заметить, что с таким их количеством преступником Стилински не бывать. Я размышляла об этом так долго, что и вовсе прекратила реагировать на заметное потепление в черно-белой палитре. Предпринимать что-либо казалось бесполезным занятием, временами из-за этого мне думалось, что дело вовсе не в Стайлзе, да и не в человеке вовсе. Может быть, я была влюблена в теплоту отношений? Другого объяснения тому, что Стайлз ни разу не дернулся за весь период мимолетного расцвета у меня не имелось. — Давай я отвезу тебя уже домой. Я кинула быстрый взгляд на часы и удивленно обнаружила, что даже его рабочий день был закончен около получаса назад. — Стайлз, — нас остановил парень, чье имя мне уже было знакомо. Джексон. — Я все понимаю, но отчёт должен быть завершен сегодня, и ты это сделал, прекрасно. Но её показания тоже нужно внести. Оба парня уставились на меня, от чего я почувствовала себя неуютно и почему-то вновь виноватой. Вероятно, таковой мог считать меня Джексон. — Подождет, заполню завтра, — отмахнулся детектив, косо глядя на меня. — Но начальство… — Я разберусь с начальством сам, дай ей время прийти в себя, — с этими словами вышла из здания вслед за Стайлзом. — Мог бы и сказать, между прочим, — фыркнула я, пристегиваясь. — Я была в состоянии ответить на пару вопросов. — Сорок, — коротко ответил он. — С подробностями о том, что ты видела, как оказалась на месте происшествия. — Как дотошно, — пробурчала я, упираясь взглядом в прекрасное «никуда». Не могла сказать, было ли это сарказмом или же нет, но сорок вопросов о 'мясорубке' было бы слишком. В следующий раз я заговорила только по прибытию к моему дому. — Стайлз? — М-м-м? — Если не хочешь больше наших постоянных выяснений одной и той же ситуации, ответь на один вопрос: почему, зная, что мы окружены вооруженными людьми, ты был в числе тех, кто выстрелил в Рафаэля? Ты ведь знал, что остальные успеют. — Не волнуйся, Лидия. Больше нам не придётся это выяснять. Спокойной ночи. На большее я и не надеялась. Может быть, мне стоило научиться молчать или же выполнять инструкции чётко, не открывая глаза раньше, чем нужно? В другом бы случае я и не заметила чего-то подобного. — Иди уже, тебе завтра на работу. — Спокойной ночи, — она обещала быть тревожной. Я остановилась возле зеркала в проходе. Моё лицо казалось чужим, принадлежащим кому-то ещё, отдельному человеку. Это лицо убийцы? Я вдохнула и наваждение прошло. В тот момент я решила, что единственным способом оставаться критичной к ситуации будет ироничное отношение к происходящему и желание закончить историю. Всю ночь я планировала потратить на анализ своего поведения, чтобы по крайней мере попытаться извлечь из этого пользу, а не бездумно обвинять себя в случившемся. Балансируя между адекватностью и пропастью в самобичевание, я больше всего боялась однажды их не различить.

***

— Значит, ты не объяснила ей почему так задержалась? — нахмурилась Эллисон, помогая завязать мне фартук. — Я хотела сказать правду, но… каким, чёрт возьми, образом?! — возмущенно вздернула голову вверх, едва не ударяясь головой о шкафчик. — Эй, мам, меня тут на детективы потянуло. Говоря это, я имею в виду не только книги и не только преступления. И тут вот какая интересная ситуация вышла… меня чуть не пристрелили по своей глупости! — Ох, не знаю, настоятельно советую ей это сообщить, — пожала плечами девушка, протирая тряпкой столы. — Будет лучше услышать от тебя, чем из новостей, что непременно там будет. Понимаю, у вас расхождения во мнениях, но поговори с ней! В конце концов вы мать и дочь, это в порядке вещей. — Я не знаю, вдруг она не поймёт, — я стала расставлять салфетки и трубочки вслед за подругой. — И ещё эти всплески. Чёрт знает, что происходит в этом мире. Может быть, судьба проиграла нечисти в карты и выбор приза пал на нас со Стайлзом? Девушка неуклюже пожала плечами, и я понимала её. Пятый пункт о взаимоотношениях родственных душ с окружающими гласил: «Ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в период озарения в жизнь выбранных душ, дабы не нарушить нареченный судьбой путь». Так что если бы Эллисон захотела, не смогла бы никаким образом мне помочь, не переступая через свод обязательных правил. Я совершенно внезапно вспомнила, что Стайлз рассматривал мои волосы. Давно, в детстве, мама говорила, как легко их расчесывать и какие они поразительные, но до сих пор я не познала необычности. — Эллисон, — хмыкнула я. — Вот скажи, что такого в моих волосах? Ей удалось незаметно взглянуть на них, не выдавая эмоций, после чего Арджент так же хитро улыбнулась как и ранее. — Мягкие и шелковые! А ещё у тебя чудный талант делать красивые прически, научишь? — Ох, Эллисон… Мы обе обернулись на открывавшуюся дверь. Я спрыгнула с высокого стула, намереваясь обслужить мужчину, но девушка меня остановила. — О-о, это мой клиент. Будь добра, принеси из моего шкафчика успокоительное, это очень надолго. Я не шучу, в двери лежит одна пачка, а если не будет, то могу я попросить тебя сходить в аптеку? Я усмехнулась, покачивая головой. Где угодно ожидала нервной работы, но чтобы в официантках… Хотя это, конечно, не удивительно, за всю неделю попадается около трёх скандальных клиентов и где-то ещё парочка, что делает это ненамеренно. К примеру, уронит чашку или умудрится испачкать витрину со сладостями. Шкафчик Эллисон был закрыт, и я вспомнила, что сама же положила ключ в её сумку. Как можно аккуратнее перебирала вещи, пока за журналами, зарядкой и наушниками не наткнулась не только на один ключ, но и на те же таблетки. Моё удивление было больше, когда вместо пачки я нащупала нечто знакомое по форме. От прикосновения к холодной стали, по коже побежали мурашки, а подушечки пальцев словно пропускали через себя весьма маленькие электрические разряды. Этого делать было нельзя и для своей безопасности я тут же должна была отдернуть руку, но вместо этого поступила совсем иначе. И на время я перестала вдыхать необходимый воздух, когда выдернула предмет и убедилась, что это и впрямь пистолет. Кто, чёрт возьми, Эллисон Арджент?