***
За две недели до описываемого события
Поттер — мой сын… Поттер — мой сын… Я шатался по комнате, пытаясь отогнать эту мысль… Поттер — мой сын… Тьфу, черт! Угораздило так угораздило. И что теперь делать?.. Поттер — мой сын… Первое правило слизеринца — внимательно смотри контракт или слушай собеседника, если контракт устный. Я считал себя истинным слизеринцем, но пренебрег правилом. …Поттер — мой сын... Вот теперь буду расплачиваться! Я сел прямо на пол и задумался: кто мог бы мне помочь обойти контракт или найти удобный вариант исполнения? Ну конечно, Абраксас Малфой! Итак, где в этом лабиринте Галерея Предков? Щас! Не висят портреты предков в коридорах, слишком много искушения подпортить такое полотно у недоброжелателей. Поэтому в коридорах Малфой–мэнора, по которому я бодро топал в Галерею, висели или пейзажи, или натюрморты. Я в сомнениях остановился перед дверью — а вдруг Люциус сменил пароль? Хотя, попытка не пытка. Я скороговоркой пробормотал пароль и подергал ручку в виде львиной морды за ухо. Дверцы нехотя распахнулись. Я, боясь, что они передумают, быстро проскользнул внутрь. Портреты занимали практически все восточную и северную стены. Малфои были как на подбор — платиновые блондины с цепкими взглядами. Конечно, встречались и брюнеты, и русые, и даже рыжие. Генетика — дама вредная, но как поженился Гиперион Малфой на вейле, так и практически перестала встречаться любая масть, кроме платиновой. Ведь вейловскую кровь, как ни пытайся, не перебьёшь. Все Малфои благодаря такому мезальянсу приобрели прекрасную нордическую внешность и дар располагать собеседника. Тогда еще не было резкого деления на волшебников и всех остальных. Расисты, что б их… — Что за манер’ы, милоч’ка, — вырвал меня из размышлений низкий и грассирующий голос какой-то дамы. Я обернулся и подвис. На меня недовольным жгучим взглядом темных глаз смотрела смуглая полная женщина средних лет. Ее пышные волосы были уложены в сложную прическу, а светлый жемчуг сильно контрастировал с кожей. — Здравствуйте, мадам, — вежливо сказал я и слегка поклонился. — Милоч’ка, — пророкотала дама. — Как тебя зовут? Из какого ты р’ода? Ты новая миссис Малфой? А где тогда Нар’цисса, ур’ождённая Блэк? Этот шквал вопросов так и посыпался на меня, что я даже растерялся. — Мадам, — как можно учтивее произнес я. — Я не миссис Малфой. Леди Малфой жива и здорова. Мои родственники из рода Гонт. Домашние зовут меня Томми. И где я могу увидеть Абраксаса Малфоя? — Как?! — шокировано спросил мужчина в пенсне, с нашивкой целителя на мантии.— Разве Абраша умер? Тут поднялся гвалт. В картину с грассирующей мадам набилось столько народу, что она начала ругаться на старофранцузском. И все хотели выяснить, куда подевался Абраксас Малфой. — К сожалению, я не знаю, куда делся мистер Малфой, но он и я… то есть мой отец были близкими друзьями. И papa всегда советовался с сэром Абраксасом. — Леди, — ласково обратился ко мне Гиперион Малфой. Он единственный был изображен на портрете не один, а вместе с женой, — Если бы наш дорогой потомок был бы мертв, то его портрет был бы здесь. — Милоч’ка, — вновь сказала грассирующая дама, которая выгнала всех со своего полотна, а теперь любовно поглаживала эфес шпаги. — Какой такой щ’екотливый вопрос пр’ивел тебя к Дому Малфоев? — Видите ли, э-э-э… — тупая привычка Малфоев не писать имя предка поставила меня в неловкое положение. Типа, так дети тренируются помнить родословную. Я имя-то Гипериона Малфоя, женатого на вейле, еле выяснил, будучи шестикурсником. А остальные портреты тогда вообще отказались со мной разговаривать. Что поделать — полукровка! — Доминик Малфой, урожденная Ассистанс. — представилась дама и присела в легком реверансе Я изобразил глубокий реверанс и решил проверить свой навык лжи. Портреты очень любят сплетничать, особенно о новых людях в доме. И даже прямой приказ Лорда на разглашение информации может быть ими проигнорирован. А если еще вспомнить, что портреты могут спокойно ходить друг к другу в гости, то масштаб риска огромен. Так еще и не сожжешь эту тряпку с маслом! Художники очень не любят, когда портят их полотна, и поэтому накладывают специальные чары на свои картины, чтобы защитить их от уничтожения. Поэтому я сказал: — Видите ли, мадам Малфой, я потерял… ла память. И мало что помню из своего прошлого. — Вы настояс’ая l'énigme, — прозвучал хрустальный голосок вейлы. — Забыла, как по–анхлеийски это слово. Гиперион мягко посмотрел на свою жену и сказал: — Дорогая Беатрис. Это значит загадка. — Вегно, захадка, — произнесла вейла и грустно улыбнулась. Насколько я помню, вейлам очень тяжело учить «неродные» языки. Если вейла не слышит тот или иной язык от рождения, то хорошее произношение стремится к нулю. Но понимать, что говорит собеседник, она сможет. Я вежливо поблагодарил портреты и откланялся. Где мне искать Абрашу, я не представлял. Но предположил, что Люциус в курсе, где шатается его папенька. Сам лорд Малфой нашелся в кабинете. Сиятельный Люциус был занят тем, что рвал и комкал пергамент, и с удовольствием швырял его в корзину для бумаг, которая стояла на камине. Я вежливо кашлянул, остановившись в дверях. И сразу сиятельный лорд стал похож на нашкодившего мальчишку. Его испуганное и вместе с тем счастливое выражение лица окунуло меня в новую волну воспоминаний. Тогда был 1959 год, и гордый Абрасакс рассказывал мне о том, что у Люци получилось стихийной магией зашвырнуть ненавистную книгу по этикету куда-то в кусты. Его воодушевленный рассказ прервал дикий грохот в столовой. Естественно, мы — два неслабых мага — рванули наперегонки к дверям. В столовой была дикая разруха: разломаны были все дубовые стулья и стол, расколочена вся фарфоровая утварь, прекрасный светильник, гордость многих поколений Малфоев, был расплющен, гувернер юного лорда сидел у стены в полуобморочном состоянии с разбитой головой. Среди этой разрухи с абсолютно счастливым видом стоял Люциус. Через секунду, как он увидел papa, улыбка сползла с его лица, а Абраша, нахмурив кустистые брови, потребовал Люциуса Арманда Малфоя прийти в кабинет для серьезного разговора. Все находившиеся в столовой знали, что если юного Малфоя называют полным именем, то быть попе пятилетнего Люца поротой. После того, как гувернер на следующий день потребовал расчет и наотрез отказался задерживаться до того времени, как Абраксас найдет нового, то меня сам Лорд Абраксас просил, вернее, умолял стать гувернером Люца на время. Я дня два отказывался, но потом согласился, ибо Абрасакс всегда добивается, чего хочет. Я даже в туалет спокойно зайти не мог, Абраша шатался за мной по пятам и смотрел умоляющими глазками. Как же он меня достал! И стал я гувернером Люца. Абрасакс дал мне полный карт-бланш по воспитанию собственного наследника, поэтому юный Малфой был умеренно отруган, а плеваться ядом и шипеть, как змея, я умею лучше какого-то Снейпа. Так что Люц был тише воды и ниже травы. Интересно, он это помнит? Если судить по выражению лица Люциуса, то он тоже вспомнил, как я был гувернером. Лорд сглотнул и спросил: — Мой Лорд, Вы что-то хотели? — Да, — ответил я. — Найти Абраксаса и рассказать ему, что вместо того, чтобы заниматься делами рода, ты просто переводишь пергамент. — Шутка, — спустя некоторое время произнес я, посмотрев на посеревшее лицо Люца. — Так где я могу найти моего дорого друга? — Он во Франции, — сказал Люциус. — После смерти maman он перестал появляться на Туманном Альбионе. Я напишу ему письмо и попрошу прибыть. — О да, напиши, что его ждет большой сюрприз, — хмыкнув, сказал я. Люциус кивнул, а я направился к Нарциссе: раз я не могу стать снова мужчиной, то придется выяснять, что такое быть женщиной и как вообще жить дальше в этом теле. Хорошо, что я умею быстро подстраиваться под окружающую меня действительность. Итак, я пошел к Нарси, чтобы не попасть впросак. Наверняка веяния МагМира изменились, а мне необходимо в них разобраться. Прекраснейшая Леди находилась в студии. У Нарси, кроме боевой магии, было еще одно хобби — живопись. Леди писала букет пионов, стоящей в синем эмалированном ведре. Не думал, что у Малфоев есть такая грубая утварь. Может, от Долохова осталось? У Тони была идиотская привычка кипятить свои вещи в таком ведре, подвешенном в камине. Ага, прямо в гостиной Слизерина. А на вопрос, зачем он это делает, Антонин посылал всех поесть перца у chertovoy babyshke. Суровая видимо дама, раз всех перцем кормит. Так вот, Нарцисса писала пионы. И я залюбовался отточенными движениями кисти сиятельной леди. Прямо на моих глазах творилось настоящее чудо. Всего одним взмахом кисти женщина передавала живость цветка и нарочитую грубость ведра. Я вежливо постучал в косяк двери. Нарцисса обернулась и я, дождавшись милостивого кивка, разрешающего мне войти, проскользнул внутрь студии и задал волнующий меня вопрос: — Нарси, ты мне можешь помочь? — В чем? — спросила заинтригованная миссис Малфой. В ее глазах читалось: «спешите видеть — гордый наследник Слизерина просит помощи». Я попросил Нарси помочь мне разобраться в нынешней ситуации в стране и, естественно, в моде. Признаюсь, я щёголь. Люблю красиво одеваться и принимать комплименты. Абрасакс прибыл вечером следующего дня. Он почти не изменился: Осанка все еще была такой же горделивой, как и двадцать лет назад; ярко-голубые глаза цепко смотрели из-под кустистых бровей; платиновые кудри были собраны в хвост; борода аккуратно подстрижена, но вот на лице Абраши прибавилось морщин, и руки стали подрагивать. — Томми, — прогрохотал он. — А ты помолодел и сменил пол, — он обхватил меня за талию и закружил по комнате, как и на третьем, и четвертом, и пятом курсах Хогвартса. Я счастливо рассмеялся, чувствуя невообразимое облегчение от того, что один из моих близких друзей рядом со мной. Я вспомнил, как Тони и Абраша держали оборону комнаты, где я проводил весьма опасный эксперимент, а потом отлеживался. Как же мне его не хватало. Я готов был рыдать от облегчения и радости.