Насквозь

детство расходится трещинами и швами, детство смеётся громко и лишь над вами, детство играет скверно и слишком грязно, детство своё ненавидишь ты очень ясно. как освещает солнце цветов бутоны — так приглушаешь всхлипы свои и стоны, так от судьбы ожидаешь каких-то плюсов, но получаешь, конечно же, только мусор. но получаешь, конечно же, не одна ты, детство сияет волнениями за брата, детство приходит дорогами и тревогой, детство твоё — это пытка и вера в бога, это поток рыданий и жуткой дрожи. все говорят, как на дьявола брат похож, и зло снизошло на землю, его питает, в жестах, тенях и во взгляде оно играет. бога для вас как не было, так не будет — так говорят, не поверишь, всё те же люди. насилу душишь частые злости вспышки, молишь о лучшем. только никто не слышит. только никто не видит и не поможет, только твои молитвы, как ты, ничтожны, слабы, чуть-чуть отчаянны и беззвучны. с крестиком под одеждой ты неразлучна, и на него брат смотрит почти брезгливо, знаешь: не верит. нередко бывают срывы: он очень злой, он кричит, твоя вера бесит. ты только хочешь, чтобы вы были вместе, молча стоишь, принимая его упрёки, он говорит, что вас с ним позабыли боги, вычеркнули, забросили, отвернулись — и их вообще, если честно, не существует. если бы были — жили бы по-другому. ты хоть и знаешь, что прав, — у вас нет и дома — только желаешь верить, что вам помогут, а верить уже и не во что. только в бога. /// брат продолжает на веру твою кривиться, ты продолжаешь за вас, за него молиться. всё ещё нет ни в одной из молитв толку. раны болят и кровят, ты почти что смолкла, ты застываешь в ужасе, беззащитна: ваши знакомые все в этот миг убиты. быть на прицеле — вечное ваше место. это всё... господи... это же так нечестно. но у судьбы на вас, верно, другие планы, сверху на старые новые лягут шрамы, способом выжить расстелются вновь дороги, красть, побираться — вот ваши все итоги. смерть убеждает: верить, как раньше, в чудо — это бессмысленно очень и жутко глупо. вся твоя вера — цепью из ран по коже. бог вас оставит — ты бога оставишь тоже. /// ты хочешь верить, что поступаешь верно: с братом ступаешь, тебя заполняет скверна. всё, что умеешь — быть в тени днём и ночью, и этот навык в убийствах поможет очень. только под кофтой болтается тот же крестик, в споре с собой застываешь почти на месте. ты отказалась, ты отказалась, ну же! если бы верила, было бы только хуже. всё, что спасает — времени нет совсем и сыплются градом, новой волной проблемы. только становится жизнь хоть чуть-чуть спокойней — брат в твои руки падает, как покойник. знаешь: он после битвы, но... всё иначе, рядом сидишь и надеешься: не заплачешь, и он оправится, и... только он не слышит, только он бледен, в бреду и почти не дышит, только рюноске заходится кашлем сильным. ты видишь крест на груди своей вдруг могильным. ты видишь кровь, видишь муки и видишь ужас. ты отказалась, ты отказалась, ну же! ...и вот дрожащие руки сложились сами в жесте привычном — ты делала так часами. брат каждый день вырывает у смерти битвой, ты вспоминаешь, рыдая, свои молитвы. /// смерть убеждает: верить, как раньше, в чудо — это бессмысленно очень и жутко глупо. но умирает, конечно же, не рюноске — это ведь было бы слишком, ужасно просто. это ведь было бы слишком большим подарком вам, чей удел лишь падать, которых жалко, вам, на которых смотрят всегда презренно, вам, у которых скверна течёт по венам, — так, несомненно, думала бы судьба, но ранее утро стелется вновь туманом. вам ни за что и никто не предъявит плату, ты уже знаешь: если и верить — брату. ты уже знаешь, ты научилась днями: есть только то, что сделали сами. сами. есть только то, что ты сотворить захочешь, — взмах твой ножа безупречно остёр и точен, каждый шаг выверен, тихий и без запинок, ты прожигаешь взглядом родную спину. он сейчас рядом, он жив, но совсем недавно если сказать «мертвец» — то была бы правда. он был бледнее, чем это вообще возможно, кашлял и кровью, дышать — это тоже сложно, бредил, терял сознание, /ты бессильна/ немощный хрип был ответом на всё стабильным. ты вспоминаешь, как ты рыдала часто, как тебе было пусто и слишком страшно, как ты молила, господи, как молила — и ничего, конечно, не получила. хоть и оправился, только вот та заслуга явно не милость бога. с его недугом справилось нечто. нечто живёт под пульсом. нечто питается ярости, злости вкусом. нечто взрастало в брате, его меняя. ты наблюдала. ты до сих пор не знаешь, что это было. он всегда был другим, но с прошлым рюноске это разнится сильно. вроде всё та же сила, но только... жестче? он поправлялся, крови желая больше и говоря, что ненависть — это смысл. раны срастались. раны срастались быстро. нечто живёт под пульсом. оно ужасно. только ты знаешь: ужасней — молить напрасно. ты не одна, ты примешь всё и ты сможешь. бог отказался. ты отказалась тоже.