My obsession

– Донхэ, дитя мое, ты точно выспался? Может, тебе нужно еще отдохнуть? Ведь вы вернулись с графом и графиней только под утро… – пожилая графиня Ли с беспокойством посмотрела на сына, который, вопреки их с супругом ожиданиям, не стал отсыпаться после бала, а спустился к завтраку, несмотря на свой крайне усталый и крайне болезненный вид. – Если вы позволите, то я прилягу отдохнуть после завтрака… – немного вымученно улыбнулся Донхэ, наблюдая за молодой шустрой горничной, ловко разливающей обжигающе горячий чай по чашкам, и думая о том, что даже сейчас ему вряд ли удастся уснуть: слишком волнительным и полным впечатлений был вчерашний вечер. И дело было вовсе не в нахальном ненормальном незнакомце, очевидно, не способном отвечать за адекватность своих поступков и распускающем свой язык и губы там, где не следует, а затем трусливо сбегающем, видимо в страхе нарваться на дуэль или хотя бы просто фингал, который Донхэ с удовольствием поставил бы этому наглецу, пахнущему дорогим табаком и выдержанным виски, если бы он, разумеется, сумел его найти. Так вот, дело было вовсе не в нем и не в странном ноющем чувстве, сжимающем все внутренности, стоило только Донхэ вспомнить об этом досадном происшествии, о котором он, само собой, никому не рассказал и не собирался рассказывать, а в том количестве знакомств и разговоров, что окружали Донхэ весь вчерашний вечер, и стоило только юноше закрыть глаза, как его гудящую от усталости голову тут же заполняли десятки имен, чей-то высокий пронзительный и совершенно неуместный смех, лица, обрывки разговоров и фраз, которые все крутились и крутились в его мыслях, не давая Донхэ спокойно погрузиться в спасительный сон, и даже молитва, которую он беспрестанно твердил раз за разом лежа в своей постели, не могла успокоить его судорожно колотящееся сердце и очистить голову, заставляя Донхэ с каждой минутой все сильнее и сильнее переживать за сохранность чистоты своего разума и собственные внутреннее спокойствие и душевную гармонию. Нет, все-таки не зря он так сильно не хотел ехать в столицу и буквально все внутри него сопротивлялось этой поездке, а интуиция настоятельно шептала ему, что все это – не принесет ему добра, и вот… Они в столице всего лишь чуть больше недели, а он словно уже начал терять самого себя или теряться в самом себе, шаг за шагом, по кусочку растворяясь в этой бесцельной суете и мишуре, от которых их так старательно предостерегали в школе, но… как можно устоять перед чем-то подобным? Откуда брать силы и как бороться с этими странными, словно чужеродными чувствами внутри себя? Донхэ впервые в своей жизни испытывал подобное и задался этими вопросами, ответы на которые ему лишь предстояло найти, однако… какова будет их цена? Пока юноша не имел даже представления об этом, зная лишь то, что ему в любом случае придется эту самую цену заплатить. – Как скажешь. Тебе и правда нужно лучше питаться, ты выглядишь слишком бледно и болезненно в последние дни. И пусть твой кузен и его супруга и говорят, что теперь такой вид в моде, я считаю, что самое главное в мужчине – здоровье и сила, так что ешь побольше, – усмехнулся пожилой граф Ли, внимательно глядя на сына и… краем глаза наблюдая за беспокойно ерзающей на своем месте супругой, которой так и не терпелось расспросить Донхэ о том, как же прошел вчерашний вечер. Впрочем, граф Ли и сам был не против узнать, как нынче обставлены столичные балы и приемы, и какими знакомствами удалось обзавестись их сыну, и не появилось ли у него на примете какой-нибудь очаровательной девушки из хорошей семьи с не менее хорошим приданным, но, подобно любому мужчине своего круга, он ничуть не выказывал этого интереса (ну, по крайней мере так казалось самому мужчине), позволив себе лишь сухо поинтересоваться у уже потянувшегося к чашке с чаем Донхэ: – Так как прошел вчерашний вечер? Хотя… судя по твоему уставшему виду, весьма и весьма неплохо, – многозначительно усмехнулся мужчина, заставляя Донхэ вздрогнуть и лишь каким-то чудом не пролить чай на белоснежную скатерть, что, впрочем, не скрылось от чуткого материнского взора: – Ваше Сиятельство, дайте нашему сыну спокойно позавтракать, иначе он точно либо обварится, либо подавится. Пусть спокойно поест и отдохнет, а затем он во всех подробностях поведает нам о вчерашнем вечере, – ободряюще улыбнулась сыну графиня, приступая к утренней трапезе и искоса поглядывая то на сына, то на мужа, словно ожидая, что те возьмут и прямо сейчас ослушаются ее совета, заведя беседу о вчерашнем бале, но они, увы, совсем не оправдали ее ожиданий, предпочитая завтракать в тишине и покое – так, как то испокон веков было принято в их семье, ровно до того самого момента, пока их не прерывал принесший утреннюю почту и газеты камердинер, который с вежливым поклоном первым делом вручил стопку газет и журналов, а также десяток запакованных в коричневую крафтовую бумагу писем графу Ли, затем четыре заграничные открытки и два письма для графини от ее отдыхающих за границей подруг, и… Обычно после этого камердинер с поклоном удалялся, но сегодня... сегодня под изумленными взглядами пожилых графа и графини Луи впервые в жизни подошел к их сыну и с поклоном вручил ему две огромные пачки разноцветных конвертов, в которых было никак не меньше пяти десятков писем: – Ваши письма, господин, – пожилой камердинер с улыбкой поклонился до крайности изумленному Донхэ. – Н-н-но откуда? – растерянно поинтересовался юноша, ошеломленно глядя на груду писем в своих руках. – А вы прочитайте, молодой господин, – едва-едва сдержавшись от того, чтобы потрепать их мальчика по голове, что было совершенно неуместно в присутствии его родителей, Луи подарил Донхэ еще одну улыбку и поспешил откланяться, чтобы проверить на кухне, готов ли десерт. – Милый мой, это наверняка приглашения, и, судя по их количеству, ты совершенно точно произвел на балу настоящий фурор, – восторженно всплеснула руками графиня, радуясь так, словно это она только что получила все эти письма, и изо все сил не обращая внимания на легкие уколы иглы зависти, внезапно вонзившейся в ее сердце. – Приглашения? – так же растерянно переспросил Донхэ, все еще не совсем понимая сути происходящего, на что графине со всем терпением и участием пришлось объяснить сыну, что это наверняка послания от его вчерашних новых знакомых, которые хотели бы продолжить с ним свое общение и сделать их знакомство куда более близким. И, действительно, в большей части конвертов разными по степени изящности почерками под разными фамильными гербами и даже разными чернилами были выведены практически одни и те же, словно написанные друг с друга, так сильно раз за разом смущающие Донхэ слова: о том, каким приятным было вчерашнее знакомство и беседы с ним, и выражение надежды на продолжение дружбы, подкрепленное приглашением на званый вечер, вечеринку, обед или ужин. Этих слов и приглашений было настолько много, что у Донхэ от них разболелась голова, в отличие от его родителей, которые радовались каждому новому письму как маленькие дети. – И что мне с этим делать? – наконец-то закончив с чтением, окинул взглядом огромную кучу писем Донхэ, даже не представляя, что ему стоит делать с ними. Нет, он, конечно, предполагал, что по правилам вежливости ему следует ответить на каждое письмо, но вот приглашения… Какие из них следует принять, а какие отклонить? И как их отклонить так, чтобы отказ не выглядел слишком резким или грубым и никого не обидел? Этому Донхэ, увы, не учили на школьных занятиях по этике, но, слава богу, мама и тут пришла ему на помощь, предложив посоветоваться по данному поводу с молодыми графом и графиней Ли, которые были в курсе всех происходящих в столице событий и действительно могли дать стоящий совет о том, какие приглашения стоит принимать, а какие – ни в коем случае, и в каком тоне на какие письма лучше всего будет дать ответ, поэтому, написав молодой графине Ли короткую записочку с просьбой зайти на послеобеденный чай и помочь сыну с ответами на полученные письма, пожилая графиня Ли отправила сына наверх отдыхать, а сама, дрожа от какого-то совершенно детского восторга и невнятного предвкушения, попросила подать себе еще чашку чая и, пока ее муж в кабинете занимался делами, поудобнее устроилась на мягкой софе в малой гостиной и с удовольствием еще раз перечитала все послания, адресованные ее сыну, даже не представляя, что в ее маленьких сухих морщинистых ручках в этот день побывали не все адресованные для Донхэ конверты, потому что один из них, ярко-алый и сразу привлекающий к себе внимание не только цветом, но и отсутствием имени отправителя и обратного адреса, ждал своего адресата в его комнате, на подушке, ведь всего пара строк, выведенных ломанным, отрывистым и немного небрежным почерком были предназначены лишь для глаз виконта Ли и ни для кого больше: «Надеюсь, Вы навсегда запомните свой первый бал, Донхэ. А если нет, то при случае я всегда буду рад Вам напомнить, каким особенным событием в Вашей жизни он был». И слава богу, что это письмо не попало в руки родителей, ведь Донхэ прекрасно знал, кто был автором этого послания и что оно на самом деле значило, и… кажется, его родителям не стоило знать об этом. Нет, определенно не стоило. Как и ему самому. Сжечь это чертово письмо и просто сделать вид, что ничего не было, – именно так и собирался поступить Донхэ, в первый раз прочитав послание от этого ненормального, но… поддавшись странному порыву, он решил сохранить его, спрятав чертов конверт в самый низ своего дорожного ящика с письменными принадлежностями, в небольшую деревянную закрытую на ключ шкатулку, в которой уже хранился волшебный избавляющий от всех проблем пузырек с ядом от лекаря и письма от барона Кима – любимого школьного друга Донхэ, которому он доверял все, абсолютно все свои тайны, однако… кажется, история с незнакомцем и эта записка навсегда останутся страшным секретом лишь самого Донхэ и этой шкатулки. А это послание… В случае чего оно может стать отличным доказательством и поводом для того, чтобы вызвать этого ненормального на дуэль, ну или хотя бы припугнуть его, если того потребует развитие событие (хотя Донхэ предпочел бы, чтобы все произошедшее и это письмо в том числе остались покрытыми завесой тайны). И, разумеется, Донхэ решил сохранить это странное послание лишь по этой причине и ни по какой больше… Но самое главное – как эта чертова записка вообще оказалась в комнате?! Ведь если его имя и адрес можно было узнать без малейшего труда, то вот способ доставки… Донхэ был уверен в том, что письмо на его подушке оставил вовсе не Луи, тогда кто? Кажется, следовало выяснить этот вопрос в самое ближайшее время. Во избежание еще больших неприятностей и недоразумений.

***

– Ваше Величество, – высокий рыжеволосый мужчина, по изящности черт и фигуры больше похожий на женщину, змеей проскользнул в королевский кабинет, позволяя себе неслыханную дерзость – отвлечь короля от дел государственной важности. Впрочем, у Хичоля были на то весьма и весьма веские причины, по крайней мере именно так он и собирался преподнести их королю. – Маркиз Ким, чем обязан? – оторвавшись от изучения бумаг, не слишком довольно посмотрел на бесцеремонно вторгшегося в его кабинет советника король, не слишком жалующий такое поведение даже среди самых приближенных к нему подданных. – Если я не ошибаюсь, то мы договаривались с вами о встрече завтра утром, разве нет? – Да, прошу прощения, Ваше Величество, но дело не терпит ни малейшего отлагательства. Это государственная измена, Ваше Величество, и у нас есть все доказательства этого факта, – ничуть не испугавшись грозного королевского взгляда, поспешил доложить Хичоль, зная, что скоро гнев Его Величества переключится на куда более подходящие для того фигуры. Внутренний круг советников – четыре самых влиятельных в королевстве Аарон человека – кто бы знал, как долго Хичоль мечтал добраться до них, и вот… сейчас у него на руках были все нужные показания и бумаги, чтобы обвинить их в измене и отправить на виселицу и наконец-то освободить для себя и своего ближайшего союзника и соратника теплое местечко, делая еще один маленький шаг навстречу своей цели, которой, если все пойдет гладко, суждено осуществиться уже в следующем году. И Хичоль не гнушался никакими способами, чтобы достичь ее, в том числе эти показания и документы… Какая разница, каким они добыты путем, если у Его Величества нет ни малейших сомнений в том, что они подлинны?