My obsession

Чем больше Донхэ исследовал фамильный замок семейства Ли, тем больше тот нравился ему. Да, здесь не было огромного количества позолоты, лепнины, резных украшений, ярких красок и прочих делающих интерьер модным и уютным деталей, но… была своя прелесть в суровой простоте убранства этого хранящего фамильное наследие многих поколений семейства Ли места. Юноша с большим удовольствием гулял по хитросплетениям многочисленных коридоров и террас, в которых то тут, то там мелькала спешащая по своим делам прислуга и которые порою заводили его в такие дальние уголки замка, что без помощи Чонсу – личного камердинера, которого герцог Ли приставил к юноше, чтобы тот неотступно следил за ним, – он бы ни за что не выбрался из них. Однако Донхэ все еще слишком быстро уставал и был вынужден большую часть времени проводить в своих покоях, в постели, хотя в последнее время у него появилось еще два любимых места в замке, в которых юноша (конечно же, с позволения Его Светлости) мог проводить целые часы: в фамильной галерее семейства Ли, где были выставлены не только портреты членов семейства, начиная с прапрапрадеда нынешнего герцога и его супруги и заканчивая портретом самого герцога Ли, выглядящего весьма внушительно в парадном костюме фамильного ярко-алого цвета со всеми своими медалями и наградами на груди, бывшими не простой деталью, которую обычно добавляют художники на свои работы для того, чтобы сделать нарисованных на них людей еще более значимыми и внушительными, а самыми настоящими, заработанными кровью и потом свидетельствами отваги и доблести герцога, служившего на благо Аарону уже много лет. Так вот, к величайшей радости Донхэ, в галерее фамильного замка Ли были выставлены не только портреты всего семейства Ли, принадлежащие кистям величайших мастеров своих эпох, но и вся обширная коллекция полотен, которую начал собирать еще дедушка герцога Ли, а его сын и внук трепетно продолжили его дело. И Донхэ мог целыми часами любоваться на пейзажи, натюрморты, простые зарисовки карандашом и огромные полотна во всю стену, изображающие сцены самых известных битв, поражаясь таланту людей, создавших шедевры, от которых у юноши по-настоящему захватывало дух, и заставлявших его даже немного сожалеть о том, что сам он вряд ли хоть когда-нибудь в жизни сможет создать что-то подобное, что-то, чем могли бы восхищаться люди и много лет спустя после того, как на этой земле не останется и следа от его праха. Если бы Донхэ позволили, то он с удовольствием бы поселился в галерее, не выходя из нее сутками, но огромные помещения с картинами почти не отапливались ради сохранности шедевров искусства, и поэтому Чонсу, с момента отъезда матушки виконта и получения своего нового назначения (не вызывающего у мужчины особых восторгов) играющий роль не столько камердинера, сколько старой ворчливой нянюшки, силком заставлял продрогшего молодого господина возвращаться к себе в покои, чтобы выпить подогретого вина с восточными пряностями или обжигающе горячего чаю с острым травяным привкусом. Но чаще всего Чонсу провожал молодого господина в малую библиотеку, где уже был жарко затоплен камин и Донхэ ждали не только чай, вино и легкие закуски, но и несколько тысяч книг, милостиво предоставленных герцогом Ли в его полное распоряжение. И если галерея была одним из волнующих и захватывающих для Донхэ мест в замке, то малая библиотека с ее застеленным толстыми коврами полом, мягкими удобными софами и креслами, накрытыми уютными вязаными пледами, с которых не хотелось вставать, и постоянно ярко горящим камином, и огромными во все стены стеллажами с тысячами так и манящих прочитать себя книг казалась Донхэ одним из самых уютных мест в фамильном гнезде семейства Ли. Она была не такой огромной, формальной и давящей, как главная замковая библиотека, занимающая едва ли не целое крыло, а была… именно такой, какой должна быть библиотека, чтобы в ней приятно было проводить долгие вечера за чтением историй, от которых у тебя захватывает дух и ты теряешься в окружающем пространстве и времени, с головой погружаясь в них. Однако сегодня привычный распорядок Донхэ был немного нарушен из-за внезапно испортившейся погоды: незаметно наступивший октябрь наконец-то решил заявить о своих правах и объявить начало настоящей столичной осени, обложив Арвей тяжелыми черными тучами, из которых почти весь день и всю ночь не переставая хлестал ледяной дождь, лишь усугубляемый порывами жутко сильного северного ветра, от которого не только дребезжали стекла в окнах, но даже склонялись к земле огромные, многолетние парковые деревья, окружающие замок семейства Ли, – жуткое, мрачное, но в чем-то величественное зрелище, которое не могло не заставлять трепетать человеческое сердце, понимающее, насколько они, люди, слабы перед силами природы и стихий и что они ничего, совершенно ничего не могут противопоставить им, и все, что им дано, – быть безропотными и подчиняющимися Божественной воле наблюдателями. Впрочем, Чонсу, в отличие от завороженно смотрящего в окно и едва слышно шепчущего молитву молодого господина, мало волновали подобные, столь надуманные и отдаленные от реальной жизни, вопросы, ведь намного сильнее личный камердинер Его Светлости переживал о том, что в неотапливаемой галерее, по которой так любил бродить по утрам и разглядывать картины молодой господин, было слишком холодно и промозгло в подобную погоду и что еще не окрепшему после болезни юноше совсем не стоило находиться там сегодня, и именно поэтому мужчина, дождавшись, пока виконт Ли закончит свою молитву, безапелляционно заявил, что не пустит его сегодня в галерею и бродить по замковым коридорам, по которым так и гуляли слишком опасные для его все еще хрупкого здоровья сквозняки, даже под угрозой смерти, и что у молодого господина есть сегодня два варианта на выбор: остаться в своих покоях и весь день провести в постели или отправиться в малую библиотеку и провести весь день за чтением. Разумеется, Донхэ выбрал второй вариант, и уже спустя полчаса юноша сидел в уютном кресле, по уши закутанный в теплый меховой плащ, на котором настоял камердинер, с так увлекшей его еще вчера книгой, в которой были собраны все сказания и легенды их мира и которая увлекла Донхэ так сильно, что он не замечал ничего вокруг, жадно вчитываясь в историю за историей и совершенно не обратив внимания, что в какой-то момент кто-то посмел нарушить его уединение. И лишь когда пристально наблюдающий за увлеченно читающим мальчишкой герцог Ли наигранно громко покашлял, привлекая к себе внимание, Донхэ наконец-то заметил, что он уже не один в библиотеке, и, судя по насмешливому взгляду герцога, уже очень и очень давно. – Ваша Светлость, простите, я не заметил вас, – вздрогнув, смущенно пробормотал юноша, не решаясь даже посмотреть в глаза сидящего в кресле точно напротив него мужчины и чувствуя, как щеки заливает предательская краска смущения. – Неудивительно. Читать с таким увлечением... Мне было даже жаль беспокоить тебя, – широко улыбнулся Хёкджэ, думая, что куда более жаль ему было беспокоить юношу потому… что ему нравилось наблюдать за ним таким? Немного нахмурившимся, сосредоточенным, задумчиво закусившим губу и напряженно скользящим взглядом по строкам, который настолько гармонично вписывался в обстановку малой библиотеки, словно эта комната при постройке и обустройстве предназначалась именно для него. – Ну что вы… – растерянно пробормотал Донхэ, даже не представляя, что ему следует сейчас сказать, и буквально кожей ощущая повисшую в воздухе неловкость, но положение спас герцог Ли, куда более опытный в ведении подобных бесед и прекрасно знающий, когда ему стоит взять инициативу на себя, чтобы еще сильнее не смущать своего собеседника: – Так что ты сейчас читаешь? – с улыбкой спросил герцог и, когда юноша продемонстрировал ему обложку, удивленно вскинул брови: – «Иноземные сказания»? Я просто обожал эту книгу, когда учился в школе, и перечитывал ее раз десять, если не двадцать, – тихонько рассмеялся он и, видя, как постепенно исчезают смущение и скованность его собеседника, неожиданно даже для самого себя предложил: – Если тебе нравится эта книга, то… возможно, я мог бы подобрать для тебя нечто подобное? Из тех книг, что нравятся мне? – Это было бы… Это было бы просто замечательно, – все еще немного неловко улыбнулся Донхэ, думая, что это действительно весьма полезное предложение, ведь сейчас его окружало такое огромное количество книг, что он с легкостью мог бы потеряться в них, и ему бы не помешал хороший дружеский совет. – Отлично, значит, займусь этим как-нибудь на досуге, пока ты дочитываешь «Сказания», – кивнул Хёкджэ, уже зная, какие книги он посоветует мальчишке, чтобы те обязательно понравились ему столь же сильно, как эта, но сейчас, увы, он пришел к Донхэ совсем не затем, чтобы говорить о литературе, а для того, чтобы предупредить юношу, что через два часа к ним на чай, несмотря на столь жуткую погоду, приедут гости и что он хочет, чтобы Донхэ тоже присоединился к ним и спустился в малую гостиную. А затем, заручившись робким согласием юноши, Хёкджэ вручил ему совершенно неожиданный подарок – небольшой прозрачный кристалл на искусно сплетенной серебряной цепочке, снова до невозможности смущая юношу. – Очень красивая… подвеска, – приняв цепочку из рук герцога, снова раскрасневшийся Донхэ внимательно рассматривал тонко ограненный кристалл, вспыхивающий всеми цветами радуги и собирающий на себе все отблески горящих в библиотеке свечей и пламени в камине, не совсем понимая, с чего вдруг герцог решил сделать ему этот столь странный подарок. – Не просто красивая, но и весьма полезная. Этот кристалл – один из лучших индикаторов ядов в мире. Все, что тебе нужно сделать,– лишь обмакнуть его в вызывающую сомнения жидкость или пищу, и если он не изменит цвет, то все просто замечательно, но если он помутнеет или начнет темнеть, то… Ты сам понимаешь, – спокойно пояснил юноше Хёкджэ, пытаясь вспомнить, сколько же раз брат-близнец этого кристалла спасал жизнь его отцу и ему самому. Таких кристаллов, обнаруженных случайно одним из исследователей глубоко в горных пещерах, насчитывалось едва ли больше двух десятков во всем мире, и каждый из них ценился намного больше, чем на вес золота. И даже не все правящие семьи могли позволить себе хотя бы один, а у их королевской семьи такого кристалла не было и вовсе, но… предки Хёкджэ всегда отличались скрупулезной любовью к редкостям, и поэтому в их распоряжении было целых два, вернее, теперь всего лишь один, ведь второй сейчас вертел в своих руках, внимательно разглядывая, мальчишка, даже не представляя, НАСКОЛЬКО ценный подарок преподнес ему герцог. Впрочем, ему и не стоило знать, а то с этой ходячей смеси святой невинности и морали в одном флаконе стало бы и отказаться от него. – Правда? – изумленно распахнув глаза, посмотрел на Его Светлость юноша. – Но… как он делает это? Это что, какая-то магия? – в голосе Донхэ было столько неподдельного удивления, словно он и правда верил в то, что говорил, что Хёкджэ не выдержал и рассмеялся: – Можно сказать и так. Практически магия, – подтвердил мужчина, заставляя глаза юноши округлиться еще сильнее, но, решив, что издеваться над наивным мальчишкой подобным образом слишком жестоко, отсмеявшись, поспешил пояснить: – Нет, это не магия. Я не силен в науках, но есть что-то такое в структуре этого камня, что при воздействии с определенными веществами он меняет цвет, служа индикатором их присутствия, вот и все, – кивнул он, мысленно досадуя на себя за то, что так и не прояснил этот вопрос, ведь он сам столько раз задавался им, однако… всегда находились дела поважнее. И вот он вынужден выставлять себя полным дураком перед этим ребенком! Хотя… кажется, Донхэ хватило этого объяснения, но это вовсе не значило, что неловкость Хёкджэ куда-то улетучилась, как и чувство стыда, которое он испытывал всякий раз, стоило ему только посмотреть мальчишке в глаза или даже просто подумать о нем, ведь все случившееся все еще было свежо в памяти мужчины, как и тонкий, едва заметный рубец шрама на его губе, и данное Донхэ обещание, которое Хёкджэ все еще так и не нашел в себе силы выполнить…