***
– Ну и как она? – наконец-то выкроив пару минут свободного времен, Кюхён спустился вниз, в крыло для прислуги, чтобы узнать у лекаря, как себя чувствует его случайная «находка» недельной давности. Ведь несмотря на то, что Кюхёну должно было быть плевать на эту бродяжку и что у него была целая куча куда более важных дел и проблем, мысли о ней и о ее дальнейшей судьбе не давали ему покоя, вот и… – Почти без изменений, Ваше Высочество, – тут же поспешил поклониться принцу высокий статный мужчина, заведующий здоровьем всей прислуги во дворце и уж очень удивленный внезапной просьбой принца и появлением во дворце простой уличной оборванки, на которую никто из дворцовой прислуги и внимания бы не обратил, но… вряд ли бы они могли проигнорировать просьбу Его Высочества, притом настоятельную, поэтому теперь им приходилось не просто лечить это отребье в женском обличье, но еще и совершенно безвозмездно ухаживать за ним. – Повреждения и действие инфекции еще очень сильны, и она почти не приходит в сознание… – Почти? Значит, просветления были? – нахмурился Кюхён, чувствуя, что ему просто физически необходимо знать, кто эта девушка, откуда и… почему ее пытали? А в том, что состояние ее здоровья именно последствия пыток и долгого пути, не вызывало у него ни малейших сомнений, как и то, что, возможно, перед ним вовсе не крестьянка и не нищенка, а самая что ни на есть благородная дама, просто попавшая в очень и очень трудное положение. – Она что-то говорила? – Совсем недолгие, – поджав губы, кивнул лекарь, с отвращением припоминая эти полные болезненных хрипов и бессвязного мычания припадки. – Но, к сожалению, у нее слишком повреждено горло – кипяток, каленое железо или что-то в этом роде, так что ни о каких разговорах не может быть речи не то что пока, но и, скорее всего, вообще, – пояснил Его Высочеству мужчина и, видя, как мрачнеет лицо принца, поспешил добавить: – Но мы сделаем все возможное, чтобы этого не случилось… – Хорошо, держите меня в курсе, – недовольно передернул плечами Кюхён, собираясь уже было отправиться наверх, но лекарь остановил его: – Простите, Ваше Высочество, но вы не желаете зайти проведать больную? – внезапно даже для самого себя спросил мужчина, тут же мысленно проклиная себя за неуместную болтливость и инициативность. – Нет-нет, не в этот раз. Работайте дальше, – отрицательно покачав головой и кивком попрощавшись с лекарем, Кюхён быстрым шагом отправился наверх в свои покои, гадая, что за сволочи могли совершить подобное изуверство над женщиной, и чувствуя, как от ярости начинают пылать щеки, хотя… Кюхён знал как минимум одну такую сволочь, ради которой ее люди творили и изуверства и похуже, и… он ничуть не удивится, если узнает, что маркиз Ким имеет отношение и к этому, ведь хитросплетения судьбы порою так запутаны и удивительны, но… всегда имеют особый смысл. И Кюхён уже сейчас знал, что он не просто так встретил эту девушку и что в будущем она еще очень и очень сильно поможет ему. Но вот чем и как?.. Пока об этом не знал никто из них.Глава 70
18 мая 2017 г. в 19:17
Перечитав письмо от сестры еще раз, словно стараясь убедиться в его подлинности, Хёкджэ отложил отличающееся непривычной лаконичностью послание в сторону, едва-едва сдерживая облегченный выдох. Внезапно начавшиеся снегопады и ураганы значительно осложнили дорогу Сонмина и Саын к их укрытию, но, слава богу, им наконец-то удалось добраться до пункта назначения. В целости и сохранности, что имело самое важное значение. А значит, у Хёкджэ стало на один повод для беспокойства меньше, и это не могло не радовать, особенно если учесть, что до его отъезда осталось всего ничего. И чем больше он успеет сделать – тем лучше. Хотя… на данный момент у Хёкджэ остался лишь один нерешенный вопрос, и… как бы мужчине ни не хотелось делать это, но разобраться с ним ему предстояло уже сегодня.
– Хочешь сходить со мной сегодня на ярмарку? – мужчина с улыбкой посмотрел на сидящего за столом напротив него и уже почти закончившего с завтраком, немного недовольного недостатком новостей из дома (хотя это само по себе было хорошей новостью, ведь отсутствие писем значило, что ситуация все еще не изменилась и его родителям пока не грозит ничего ужасного) мальчишку, заставляя того поднять взгляд от поджаренного с яйцами и зеленью бекона и посмотреть на Хёкджэ:
– На ярмарку? – с удивлением переспросил Донхэ, совершенно не ожидавший подобного приглашения от Его Светлости, да еще и с утра пораньше, хотя… Хёкджэ в последние дни частенько удивлял его подобными вещами, проводя с ним столько времени, сколько никогда раньше. Откровенно говоря, еще ни один человек ни разу в жизни не проводил с ним столько времени, однако… Донхэ с уверенностью мог сказать, что ему нравится? Каждая проведенная рядом с Его Светлостью минута. Донхэ нравилось завтракать, обедать, ужинать и пить чай с ним. Ему нравилось снова спорить с Хёкджэ о том, насколько велика Божья любовь, и хватит ли ее на всех грешников, и можно ли верить тем истинам, что внушает им церковь, ведь они претерпели столь существенные изменения от мыслей, уст и рук человеческих. Донхэ невероятно понравилось ходить с мужчиной на выставки и обсуждать с ним картины и скульптурные композиции или просто гулять по парку в полной тишине, и, конечно же, ему очень понравилось слушать выступление какой-то жутко известной оперной певицы в небольшом камерном клубе для аристократов. А еще ему нравилось рисовать Хёкджэ. Всегда и везде. И, разумеется, ему понравилось, как Хёкджэ, дурачась, пытался нарисовать его, но тут же смял и выбросил рисунок, сказав, что его руки предназначены для меча и драк, а уж никак не для карандашей и красок, даже не подозревая о том, что после, ночью, Донхэ специально вернулся в библиотеку, и достал из мусорной корзины небрежно смятый лист, и, бережно расправив его, теперь хранил вместе с самыми дорогими его сердцу бумагами. Но сильнее всего Донхэ нравилось играть Хёкджэ на рояле; да, он прекрасно знал, что его техника грубовата и небрежна, но то, как мужчина смотрел на него в эти моменты… Кажется, Донхэ впервые в жизни хотя бы немного понял чувства известных певцов и музыкантов, выступающих для своих поклонников. Хотя… Хёкджэ смотрел на него так практически всегда, заставляя юношу забывать о том, как дышать, что уж говорить про здравый рассудок и ровный строй мысли, которые покидали Донхэ тут же, стоило ему только оказаться в поле зрения Его Светлости.
– Да, на городскую ярмарку. Обычно там очень весело, тебе понравится, – Хёкджэ с улыбкой посмотрел на мальчишку, думая, что тому и правда должно понравиться это шумное и полное веселья действо, проходящее в столице всего два раза в год – в начале зимы и середине лета, ведь Хёкджэ… разумеется, он уже прекрасно знал, как заставлять глаза Донхэ гореть от радости и восторга и как вызвать у него совершенно искреннюю улыбку, вот только… К своему величайшему сожалению, еще лучше Хёкджэ знал, как причинить этому ребенку самую невыносимую и совершенно непростительную боль в этом мире, и знал, когда стоит сделать это, чтобы… чтобы все встало на свои места и существенно облегчило жизнь. Им всем. Но, слава богу, это должно было произойти не сейчас, и пока он просто мог радоваться и предвкушать еще один прекрасный день с человеком, с которым, он, возможно, не отказался бы провести и всю свою жизнь.
– Сегодня? – зачем-то совершенно по-глупому спросил Донхэ, последний раз побывавший на ярмарке… Кажется, ему тогда было шесть или семь лет, они искали маме ткань на платье и случайно зашли в балаган. Донхэ до сих пор помнил тот детский восторг, обуявший его при виде показывающих фокусы клоунов и дрессированных животных, но еще лучше он помнил, как взахлеб рассказывал о волшебных разноцветных людях и зверушках отцу, который прервал его радостный то и дело сбивающийся рассказ холодным замечанием о том, что сыну священника, да еще и дворянину, не следует восторгаться ярмарочными мошенниками, и с тех самых пор мама больше никогда не брала Донхэ с собой на ярмарки, да и сам он особо не стремился попасть на них, боясь в который раз разочаровать своего родителя. Но сейчас… сейчас отец был слишком далеко. К тому же… он бы не одобрил слишком многое из того, что сейчас делал Донхэ и уж тем более думал и говорил, и… скорее всего, поход на ярмарку будет наименьшим прегрешением его недостойного сына.
– Да, сегодня. Или у тебя есть какие-то дела? – Хёкджэ наградил снова смутившегося мальчишку еще одним пристальным взглядом, в котором плясали плохо скрываемые смешинки.
– Нет-нет, конечно, нет, – Донхэ столь активно замотал головой, что длинные вьющиеся пряди, которые тот по очень настоятельной просьбе Хёкджэ сейчас не собирал в хвостик, взлетели в воздух, а затем, спохватившись, что Его Светлость может не совсем верно истолковать его ответ, смутился еще сильнее и добавил: – То есть да, я с удовольствием схожу с вами…с тобой, – поймав недовольный взгляд мужчины, тут же поспешил исправиться юноша. – На ярмарку. Сегодня, – решив, что это будет куда интереснее и веселее, чем провести еще пару часов в бесплодных попытках нарисовать самого себя. Донхэ и не думал, что рисовать автопортреты ТАК сложно, поэтому практически не задумываясь выбрал его, наивно предположив, что этот вариант куда спокойнее, проще и безопаснее, чем еще три желания, но… Он, наверное, изувечил уже больше сотни листов бумаги в бесплодных попытках нарисовать самого себя и сейчас уже не был уверен, что это был хороший выбор. Пусть даже первое желание герцога Ли давалось ему пока с большим трудом, однако Донхэ все же удавалось худо-бедно исполнять его, в отличие от проклятого автопортрета, который ну никак не желал ему поддаваться! Донхэ и правда не думал, что может быть так сложно нарисовать самого себя. Просто отразить на белом листе то, что ты видишь каждый день в зеркале. Вот только, кажется, Донхэ сейчас и сам не знал, как он выглядит на самом деле. Нет, он всегда достаточно спокойно относился к собственной внешности, считая, что отсутствие внешних уродств – уже благо, но сейчас ему нет-нет да и чудилось в собственном облике нечто омерзительно уродливое, то, что просачивалось из его сердца и мыслей наружу, с легкостью выдавая его истинные помыслы. Ведь как бы Донхэ ни старался найти разумные объяснения и оправдания происходящему, собственным мыслям и чувствам, где-то глубоко внутри он прекрасно знал, что все это значит на самом деле и какую цену ему предстоит заплатить за это… Да, они не делали с Его Светлостью ничего предосудительного, но… Истину не скроешь. Особенно от самого себя. Особенно когда ты отчаянно пытаешься понять, кто ты есть и каким могут видеть тебя окружающие люди. Дурацкий портрет! Если бы только Донхэ знал, куда его заведет все это, то ни в коем случае не согласился бы на него! А сейчас… сейчас отступать уже было слишком поздно. К тому же самое страшное уже случилось, и рано или поздно он все равно осознал бы это. Как бы сильно и долго ему ни хотелось пребывать в блаженном неведении, но… он пал жертвой искушения, плоды которого ему еще предстояло пожинать. Опасного искушения, сейчас сидящего прямо напротив него и улыбающегося столь тепло и ярко, что у юноши от этих тепла и улыбки все буквально начинало дрожать внутри.
– Вот и отлично. Пойдем после обеда. Только… только оденься попроще, чтобы не выделяться из толпы, хорошо? – широко улыбнулся Хёкджэ мальчишке, даже не подозревая, насколько тяжелые и болезненные мысли терзают его и что среди них двоих нет ни одного человека, не понимающего, что они делают на самом деле, и не предчувствующего скорой расплаты за их общие ошибки.