My obsession

– Что здесь происходит? – едва-едва сдерживая клокочущую внутри ярость, почти ледяным тоном поинтересовался Хёкджэ, в два шага оказываясь возле сладкой парочки, за милованием которой он имел удовольствие наблюдать последние пару минут, и тут же привлекая к себе внимание двух пар глаз: одних – насмешливо-самоуверенных и вторых… полных невыразимой смеси какого-то совершенно детского восторга, ужаса и недоверия, от которых вся кожа Хёкджэ в мгновение ока покрылась слишком приятными и, как ему казалось, уже почти забытыми мурашками, вот только, кажется, память у тела Хёкджэ была куда лучше, чем у его разума. – О боже, Ваша Светлость, какая приятная встреча! – словно заранее зная и готовясь к его приходу, тут же вскочил со своего места Хичоль, всплескивая руками в слишком бурном для настоящего восторге и делая вид, что он вот-вот не сдержит эмоций и просто кинется стоящему напротив и едва ли не полыхающему от злости мужчине на шею, однако… все же ему удалось сдержать себя. Ведь что-то подсказывало маркизу Киму, что после произошедшего сегодня вечером и увиденного сейчас Его Светлость с легкостью лишит Хичоля раздражающих конечностей прямо здесь, невзирая даже на то, что это произойдет в церкви, на глазах у его дорогого любовничка, а поскольку маркизу Киму пока были дороги все его ноги и руки, то он с легкостью умерил свой наигранный пыл, переходя на более нейтральный, но все еще до зубовного скрежета дружелюбный тон: – Я и не думал, что вы уже вернулись в столицу. До меня доходили слухи о вашем длительном отъезде, – Хичоль выдавил из себя самую очаровательную улыбку из всех возможных, заставляя стоящего напротив мужчину скривиться: – Как вы видите, я здесь, – едва-едва сохраняя спокойствие и тратя все свои усилия на то, чтобы удерживать взгляд на лице маркиза Кима и не смотреть на сидящего рядом с ним мальчишку, выдавил из себя Хёкджэ, все еще не представляя, зачем он здесь, как ему стоит вести себя и что будет дальше, ведь все сейчас они стояли на очень и очень тонкой грани, и один неверный шаг, даже одно неверное слово и решение могли обернуться самой настоящей катастрофой. И какой черт вообще принес его в этот храм?! Почему вместо того, чтобы готовиться дома к похоронной церемонии, он стоит здесь, перед лицом этой елейной мрази, пусть и не собственными руками, но все же убившей ЕГО невесту и ЕГО ребенка, и старается не смотреть на парня, которого он поклялся не видеть и не тревожить больше ни разу в этой жизни?! Вся эта ситуация настолько нелепа и настолько сильно противоречит здравой логике… Но тем не менее она происходит. Здесь и сейчас. И Хёкджэ на самом деле не имел ни малейшего понятия, почему он тут и как все это может закончиться. Но что-то ему подсказывало, что его ноги ох как не зря принесли его сюда сегодня ночью. Совсем не зря. И что это «свидание» мальчишки и маркиза Кима… Нет, ему определенно стоило разобраться в том, что здесь происходит на самом деле! По крайней мере, Хёкджэ собирался сделать это. Прямо сейчас. Хотя бы для того… чтобы не разбираться в себе. И в том жутком кроваво-болезненном и полном бессильной ярости и ненависти хаосе, что раздирал его изнутри, изо всех сил стараясь прорваться наружу, однако пока Хёкджэ все-таки удавалось сдерживать его, ведь все внимание мужчины было сосредоточено на маркизе Киме, который все-таки добрался до мальчишки и, кажется, решил затеять очередную игру. Прямо под носом у Шивона, который, судя по всему, уже выбрал свою сторону в этой войне, и… это была вовсе не сторона наследного принца и его союзников. И прямое тому доказательство сейчас сидело прямо перед носом Хёкджэ и до того омерзительно сладко улыбалось ему, что от этой улыбки у мужчины сводило зубы и появлялось острое желание достать из-за голенища сапога кинжал и срезать эту проклятую ухмылку с лица этого ублюдка! Но это была бы слишком большая роскошь, и Хёкджэ просто физически не мог себе позволить совершить подобную глупость и поставить под угрозу все, над чем множество людей трудилось столько лет. Только не он. Не сейчас. Никогда. Ни за что. Да и к тому же… после того, как этот кошмар закончится, у него еще будет шанс поквитаться с этой мразью. – И это просто замечательно. Я не могу найти слов, чтобы описать свой восторг по поводу вашего возвращения в столицу, ведь здесь было так скучно без вас, Ваша Светлость. Я бы сказал… смертельно скучно, – многозначительно усмехнулся Хичоль, совершенно по-детски радуясь своей маленькой, но все же провокации. Нет, он бы с удовольствием поинтересовался у Его Светлости и о том, как поживают его дорогая жена и наследник, но, кажется, это было бы слишком, а он все еще планировал выйти сегодня живым из этого храма, ведь у него была назначена еще одна очень и очень важная встреча. Можно даже сказать, смертельно важная, ведь Хичолю так нравилось употреблять это слово, особенно сейчас, в присутствии Его разгневанной Светлости. – И я очень надеюсь на то, что те срочные и важные дела, ради которых вы были вынуждены покинуть наш чудесный город, завершились самым лучшим образом, – Хичоль выдавил из себя еще одну омерзительно-сладкую ухмылку и, видя, что Его Светлость, кажется, изволил над чем-то задуматься, ну или просто намеренно игнорирует его слова, самым невинным образом поинтересовался, изо всех сил стараясь спровоцировать мужчину хоть на какую-то реакцию или реплику: – Но… но… позвольте спросить: что вы тут делаете? Да еще в столь в поздний час? – А вы? – не сдержавшись, фыркнул герцог, награждая полным недовольства взглядом сначала Хичоля, а затем сжавшегося рядом с ним мальчишку, все еще не отрывающего от Хёкджэ своих огромных, совершенно счастливых глаз и, кажется, от восторга даже забывшего, как думать и дышать, и совершенно не слышащего и не понимающего, что тут происходит. И от этого… от этого Хёкджэ тоже хотелось задохнуться. Просто от того, что он видит ставшего каким-то совершенно чужим, но все же Донхэ, прямо здесь и сейчас, так близко, что протяни руку – и он сможет коснуться мальчишки и убедиться в том, что он действительно здесь, живой и настоящий, и что все это не дурной сон. И… пожалуй, ради этого Хёкджэ стоило быть здесь. Чтобы видеть Донхэ. И чувствовать, что он все еще жив и что он все еще не сошел с ума. Да, наверное, ему бы стоило остаться дома. Он должен сходить с ума от боли, рыдать, строить планы мести своим врагам, но… вместо этого Хёкджэ стоит здесь, смотрит в эти глаза и… чувствует, что в этом мире еще есть хоть какой-то смысл жить. И что у него все еще есть то, что можно потерять, и то, за что стоит побороться, и что никакие сволочные ублюдки пока не способны лишить его чувств, желаний, жизни и сил. И что он еще покажет им все, что представляет из себя Его Светлость герцог Ли Хёкджэ, в самое подходящее для того время. И что он еще отомстит этим тварям за каждую крупицу боли, что они причинили ему и его близким. Отомстит лично маркизу Киму. И Его Величеству. И всем тем мелким пешкам, что безропотно подчинялись им, окончательно потеряв свою человеческую сущность и право существовать в этом мире. Но… им все еще следовало дождаться подходящего момента, чтобы разом избавиться от всей проникнувшей в их королевство скверны и не поднять народного бунта, способного окончательно разрушить страну, которую так долго и с таким трудом отстаивали их предки. Нужно было подождать еще немного, совсем чуть-чуть… И тогда Хёкджэ с удовольствием выкупает в их собственных крови и слезах и Хичоля, и своего дорогого папочку, и всех их сторонников, не только освободив для Кюхёна престол, но и предоставив ему полную свободу для долгого и счастливого правления, за которое им всем придется заплатить очень большую цену, но… все оно того стоит. Хёкджэ в этом даже не сомневался. Никогда. Ни на мгновение. Ведь стоило ему только собственными глазами увидеть и понять, что происходит в их стране и к чему рано или поздно это все приведет… Нет! Он однозначно должен был вмешаться в происходящее и изменить предсказуемый плачевный результат. Как потомственный дворянин и патриот. Как герцог Ли. И… как сын своего отца. Как тот, в чьих жилах течет королевская кровь и кому совсем не безразлична судьба этой страны и живущих в ней людей. И если бы не это, то… Хёкджэ никогда и ни за что бы добровольно не влез в эту грязь под названием «политика», но того требовали его совесть и его разум, и поэтому… именно поэтому он и делал все это сейчас, невзирая на всю ту боль и на все те жертвы, что ему приходилось приносить самому ради блага совершенно чужих для него людей, но все же ЕГО людей. В любом случае. – О, – не растерялся маркиз Ким, готовый с большим удовольствием поведать Его Светлости о цели своего визита в храм: – Я просто зашел сюда на пару минут, чтобы проведать моего дорогого друга и немного поболтать с ним… – с довольной улыбкой начал было Хичоль, но герцог Ли крайне раздраженно и столь же непочтительно перебил его: – А может быть, я спрашивал вовсе не вас, маркиз, а кое-кого еще… – недовольно поджав губы, Хёкджэ выразительно посмотрел на внезапно вздрогнувшего и словно начавшего трезветь и приходить в себя прямо на глазах мальчишку, восторг в глазах которого постепенно сменялся испугом, ведь… кажется, он лишь сейчас начал понимать, КАК может выглядеть эта сцена в глазах Его Светлости, который очевидно был раздражен и жаждал услышать ответы на все свои вопросы, но… вряд ли Донхэ мог ответить ему хотя бы на один из них. Не сейчас. Не в ближайший год. А быть может, и вовсе никогда. Ведь первый, совершенно неосознанный восторг юноши смыло огромной волной совершенно другое, куда более сильное чувство, и Донхэ просто не мог не поддаться ему и тому, что это самое проклятое чувство велело ему делать. Вопреки всем его, даже самым заветным желаниям. Вопреки его разуму и здравой логике. Вопреки его телу и эмоциям. Вопреки всему. Оно просто захватило и… не оставило ни малейшего выбора и ни малейших сомнений в том, как ему стоит вести себя с Его Светлостью и как быть. Особенно сейчас, когда Донхэ знал, что мужчина жив и здоров и что у него все в порядке, ведь это… это было самое важное, а все остальное и правда не имело совершенно никакого значения. По крайней мере для него самого и для того болезненно-мерзкого ощущения, что внезапно захлестнуло его изнутри, заставляя Донхэ задыхаться уже далеко не от радости и восторга, а от… странной смеси чувств, название которой юноша пока не мог даже подобрать. Да и не пытался, тратя все силы на то, чтобы хоть как-то держать себя в руках, и мечтая лишь об одном – оказаться как можно дальше от этого места и от Его Светлости. Желательно где-нибудь на краю света, ну или хотя бы в той половине храма, куда посторонним вход был строжайше воспрещен и куда бы ни герцог Ли, ни его проклятый, прожигающий насквозь и пригвождающий к месту взгляд ни за что не смогли бы прорваться. Никогда. – Ох, простите, Ваша Светлость, но вы отсутствовали так долго, что, конечно же, не в курсе последних новостей даже о своих близких друзьях, – не удержался от очередной едва-едва ощутимой колкости Хичоль и, приобняв мелко дрожащего любовника герцога, от которого Его Светлость так и не смог отвести своего моментально потяжелевшего взгляда, с удовольствием пояснил мужчине: – Дело в том, что наш общий юный друг принес обет молчания и, увы, в ближайший год, а может, два не сможет дать ответ ни на один ваш вопрос, – маркиз Ким хотел улыбнуться еще шире, но, столкнувшись с черным от ярости взглядом Его Светлости, не решился сделать это, а затем, спустя пару десятков секунд весьма красноречивой паузы, неловко убрал руку с плеча мальчишки и, прощебетав что-то о том, что у него назначена еще одна, очень важная встреча и что наверняка старым друзьям будет о чем поговорить даже с обетом молчания и без его участия, откланялся. И все в той же гробовой тишине спешным шагом покинул храм, наконец-то оставив герцога Ли и его дорогого любовничка один на один и искренне надеясь на то, что эта внезапная встреча доставит много неприятных минут и волнений им обоим. А ему… ему и правда была пора увидеться с человеком, без поддержки которого он бы ни за что не решился на этот безумный план, медленно, но верно воплощающийся в жизнь, и… на самом деле до победы им осталась всего пара шагов, а вовсе не пара-тройка месяцев, как считали их злейшие враги, даже не подозревающие о том, что над их головами уже занесена плаха и Хичолю нужно лишь отдать один, ну или два приказа, чтобы наконец-то довершить начатое.