My obsession

– Все, в меня правда больше не влезет ни капли, – хрипло, но совершенно непреклонно отрезал Кюхён, упрямо сжимая губы и уже собираясь было откинуться на подушки, но его персональный палач и ходячий кошмар наяву в одном лице протестующее замычал и, ловко наградив принца легким шлепком по губам, заставившим юношу возмущенно распахнуть рот, отправил туда еще ложку горячей, густой молочной каши, щедро сдобренной медом, и лишь затем наконец-то позволил обессиленному этой пищевой пыткой принцу рухнуть на подушки. – Кажется, теперь я знаю, что значит выражение «закормить до смерти», – недовольно фыркнул Кюхён, глядя в спину убравшей поднос то ли со слишком ранним завтраком, то ли со слишком поздним ужином девушке, которая сейчас, ловко откупоривая свои пузырьки и мешочки, смешивала для него очередной омерзительный по вкусу, но безусловно жизнеспасительный настой. – Или, может быть, ты решила вылечить меня, чтобы потом убить самой столь изощренным способом? – неловко пошутил принц, тут же получая в ответ от своей то ли все же спасительницы, то ли все же мучительницы раздраженное шипение и ловко запущенный увесистый мешочек с травами, который прилетел все еще не восстановившему прежние ловкость и координацию юноше точно в лоб. – Йа, не будь со мной так сурова, в конце концов я все еще не излечен и любое потрясение может стать для меня фатальным, – капитулируя, поднял руки Кюхён, но в его тоне было слишком много ехидства, настолько много, что даже не всегда чувствующая подобные вещи девушка поняла, что Его Высочество снова изволит шутить свои несмешные шутки, и, прежде чем заставить принять его очередной отвратительный настой, наградила недовольно ойкнувшего принца не по-женски тяжелым подзатыльником. – Ну госпожа лекарка, ну не будьте со мной так суровы… – снова начал Кюхён, но, поймав предупреждающий взгляд, в котором не было даже намека на смешинку, решил, что сейчас куда лучше замолчать. Тем более, что его мучительница как раз собиралась приступить к перевязке и в ее силах было сделать этот процесс как можно более долгим и болезненным, но… слава богу, с каждым днем он становился все легче и проще, на теле Кюхёна уже не появлялись новые черные пятна, которые бы требовалось вскрывать и обрабатывать, а старые мало-помалу заживали, поэтому в этот раз их перевязка действительно походила на простую перевязку, а не на пытку, и это не могло не радовать. И едва-едва стоило им завершить эту все же не самую приятную в жизни Кюхёна процедуру, как в покои быстрым шагом и, разумеется, не снисходя до такой формалистической мелочи, как стук, ворвался Его Светлость герцог Ли собственной персоной, совершенно не обращающий внимания ни на что вокруг, кроме одной-единственной вещи, вернее, одного-единственного человека – пусть выглядящего еще не вполне себе здоровым, но, самое главное, живого, живого настолько, что при одном взгляде на него у Хёкджэ захватывало дух. – Ты… – рвано выдохнул мужчина, подойдя к кровати и изумленно глядя на Его Высочество, несмотря на болезненную бледность и огромные черно-желтые круги под глазами действительно был похож на человека, который вовсе и не собирался умирать. Как и сказал встретивший его советник Кальдини, черт бы его побрал! Действительно жив! А ведь он так сильно боялся поверить в эти новости, что почти убедил себя по пути в покои принца, что это просто розыгрыш или слишком дурной сон, но Кюхён… действительно был жив! Первый человек на его памяти, которому удалось перебороть южную лихорадку! Разве это… разве это не подлинное чудо? То самое чудо, о котором все они так сильно молились в последние дни. Жив, прохвост! Ну надо же… – Я, Ваша Светлость. Не ожидали? Да что же вы, неужели похоронили меня?! Или только придумали надгробную речь? Я не откажусь от того, чтобы ее прослушать, – не сдержался от полного насмешки выпада Кюхён, наслаждаясь растерянностью и искренней радостью, буквально полыхающих в глазах герцога, который так и мялся возле его кровати, не имея ни малейшего понятия, что ему стоит говорить и делать сейчас. – Но… – начал было Хёкджэ, решив, что, пожалуй, ему все же стоит задать самый главный вопрос, буквально раздирающий его изнутри, и лишь затем начать выяснять детали, но изголодавшийся по общению и по собственным насмешкам принц перебил его: – Они уже заказали мне гроб, представляете, Ваша Светлость? Вполне себе ничего такой гроб, обитый красным бархатом и расшитый золотом. Отец даже расщедрился на парочку камней, чтобы все выглядело достойно, а я вот взял и не умер. Какое разочарование и как хорошо, что мой папочка и его советники, живущие лишь предвкушением моих похорон и уже, кажется, растрезвонившие о моей смерти на все королевство, не знают о том, что я пока не собираюсь расставаться со своей жизнью, – тихонько рассмеялся Кюхён, чувствуя, что после столь активного утра силы мало-помалу начинают оставлять его и ему стоит немного сбавить темпы, если он не хочет получить очередной нагоняй от своей суровой лекарки, сейчас замершей у окна, и напряженно вслушивающейся в их беседу, и внимательно разглядывающей герцога, который явно приглянулся ей, как и большей части женского населения их страны и парочки соседних, не чающих души в Его Светлости. Да и не только женского, если быть откровенными. – Но… – снова начал было Хёкджэ, однако Кюхён опять со смешком перебил его, будучи не в силах остановить бьющий из него словесный фонтан: – Оказывается, я отлично прикидываюсь умирающим. Вот вы бы ни за что не подумали, что из меня выйдет столь хороший актер, да, Ваша Светлость? Хотя… на самом деле, наверное, все это не моя заслуга, а всех этих жалких трусов, которые, опасаясь неведомой смертельной заразы, стараются лишний раз не заходить ко мне. Несмотря на то, что, во-первых, эта самая смертельная зараза не передается ни через воздух, ни через телесные жидкости, как утверждают наши достославные лекари, опасающиеся заходить ко мне более других, ну а во-вторых, потому что этой самой заразы у меня нет, – торжествующе припечатал Его Светлость Кюхён, словно пытаясь уязвить мужчину за проступки чужих людей, хотя… и за его тоже. Ведь герцог Ли удостоил Его Высочества всего одним визитом – в начале болезни, и если разумом Кюхён понимал, что из-за его недуга на Его Светлость обрушилось слишком много дел и проблем и что даже если бы он круглосуточно дежурил возле его постели, менял повязки на его лбу и держал за руку, то это вряд ли могло бы изменить хоть что-то, но с сердцем… Совладать с этим коварным органом, как и со странной, очень злой обидой, колючей болезненной иглой засевшей где-то в глубине него, Кюхён, увы, не мог. – Нет? – глухо переспросил Хёкджэ, растерянно глядя на недовольно прищурившегося юношу и пытаясь сложить все детали этого слишком сложного для него сейчас пазла в единое целое, но те, как назло, никак не желали собираться! Как и отчаянно мечущиеся, перескакивающие и сбивающие друг друга мысли в голове мужчины, с каждой секундой запутывающиеся все сильнее и сильнее, как клубок нитей, попавший в шкодливые кошачьи лапы. – Нет, Ваша Светлость. Как выяснилось, это вовсе не южная лихорадка, а один крайне редкий яд, симптомы отравления которым практически полностью дублируют симптомы лихорадки, настолько, что различить их способны очень и очень немногие, вот только в отличие от лихорадки яд оказалось очень даже возможным вывести из организма до того, как тот окончательно и бесповоротно разрушит мои внутренние органы убьет меня. И если бы не… – Яд? – совершенно по-глупому переспросил герцог Ли, вычленив из всего словесного потока принца, так и сочащегося ядом и злостью, лишь это слово. – Да, Ваша Светлость, он самый, – скривив губы в очередной усмешке, подтвердил принц, пристально глядя на герцога, который с каждой минутой выглядел все забавнее и забавнее в своем недоумении, и Кюхёну казалось, что еще чуть-чуть – и он просто не сможет сдерживать смех, хотя, увы, в этот раз это был вовсе не безобидный розыгрыш. – Но как же кулон? Вы же говорили, что проверяли всю пищу и все напитки? И даже кровь уже после? – почему-то резко обернулся к так и стоящему в дверях советнику Кальдини Хёкджэ, все еще не веря в правдоподобность этой версии. Яд. Если бы в теле принца была хоть капля этой мерзости, то кулон бы обязательно показал. Хёкджэ знал, нет, он был прекрасно уверен в этом, ведь эти стекляшки за столько лет еще ни разу не подводили их! Или… все в этом мире бывает в первый раз? – Кто-то подменил мой кулон. Мы не заметили сразу, но… Можете посмотреть сами, – недовольно поморщившись, махнул рукой в сторону небольшого заваленного всякой дребеденью столика Кюхён, где среди пустых склянок из-под лекарств, чистых повязок, полных соболезнования писем и оплывших свечей лежал один из фамильных кулонов семейства Ли, при более внимательном рассмотрении действительно оказавшийся… подделкой. Причем весьма грубой. Просто кусок ограненного стекла, заключенный в приблизительно похожую оправу, – не больше. Такое мог создать лишь тот, у кого не было возможности рассмотреть кулон поближе, а в суете внезапной болезни принца такой возможности не было ни у кого и подавно. Проклятье! – Это и правда подделка, очень грубая, но… – снова начал было Хёкджэ, и Кюхён опять перебил своего наставника, словно нарочно стараясь разозлить его: – Чья? Наверное, того, кому было выгоднее всего избавиться от меня сейчас, – не сдержался от очередной колкости принц. – И вы знаете, у меня есть только лишь один вариант с самым разнообразным количеством исполнителей… – Маркиз Ким, – то ли выдохнул, то ли прошипел Хёкджэ, даже не сомневаясь, что за всем этим может стоять лишь один человек. Но… это не уменьшало количество вопросов, крутящихся в голове мужчины. Как эта изворотливая гадина узнала про кулон и про его свойства, ведь они хранились в пусть и не строжайшем, но все же секрете? Как он узнал про то, что один из кулонов есть у принца? Но самое главное – когда и как можно было подменить кулон, который человек не снимает со своей шеи? И ответы на них Хёкджэ лишь предстояло выяснить. Однако сейчас имело значение лишь то, что Кюхён все еще был жив, превращая их главную слабость и главное уязвимое место в очень и очень сильный козырь. – Он самый, – хмыкнул Кюхён, в глазах которого, вопреки его насмешливости и веселости, плескалась холодная ярость, смешанная с пока еще не очень хорошо выдержанным желанием – отомстить. И он знал, что отомстит этому ублюдку – за каждую каплю и за каждую секунду боли, причиненную себе лично и своим близким. Каждому из них. Уж Кюхён-то позаботится об этом. В самую первую очередь. Когда займет причитающееся ему место. – И если бы не эта милая девушка, то его план… вполне бы мог иметь успех, – с трудом удержав на лице беззаботную улыбку, кивнул на замершую у окна девушку Кюхён, наконец-то привлекая внимание Его Светлости к пристально разглядывающей его лекарке и даже не ожидая, что реакция мужчины на его спасительницу будет столь бурной и что, вскрикнув что-то невнятное, но явно полное благодарности и восторга, герцог бросится обнимать простую служанку, растерянно замершую и понятия не имеющую как реагировать на происходящее, ведь этот мужчина… вроде бы совсем не знакомый, но с другой стороны столь же знакомый ей… Кто он? Почему ей так знакомо его лицо? Почему она знает имя, которым он ее называет? Почему она знает его запах и то, что на тыльной стороне его правой ладони есть три коротких шрама? А еще… почему она так уверена в том, что этот человек, несмотря на его отталкивающие холодность и высокомерие, – хороший? И что он не причинит ей зла и что ей можно лишь от него ждать добра?