Бросив еще один пристальный взгляд на ярко-синюю сегодня безмятежно спокойную гладь моря, Донхэ двумя последними широкими карандашными штрихами закончил набросок, рассеянно думая о том, что завтра, если уходящее лето побалует их еще одним столь же солнечным и безветренным днем, ему стоит взять с собой на пляж цветные мелки, чтобы поскорее закончить картину. А еще мальчишек и Хёкджэ, который, как всегда во второй половине августа, проводил слишком много времени в своем кабинете, подсчитывая урожай винограда и планируя будущий год, но все эти бумажки и цифры… они могли потерпеть еще день. Юноша, нет, уже возмужавший и выросший за эти годы молодой мужчина, до черноты загорелый, с длинными, посветлевшими на солнце и вьющимися от соленой влажности волосами, счастливо улыбнулся и, посильнее закатав рукава белоснежной рубашки, собирался уже было приступить к следующему наброску, но ему так и не дали начать двое поразительно похожих друг на друга мальчишек лет пяти или шести, с шумом выкатившихся на пляж:
– Донхэ! Донхэ! Донхэ! Донхэ! – наперебой загалдели они, подлетая к молодому мужчине и с разбегу запрыгивая к нему на колени, прямо на чистый, еще не тронутый карандашами и пастелью лист бумаги: – Его Светлость велел срочно тебе возвращаться в усадьбу! Прямо сейчас! Они приедут! Совсем скоро! Все деревенские уже видели их! И мы тоже хотим! А Его Светлость не пускает нас! Говорит, что не пристало! Всем пристало, а нам – нет! – обиженно надулись они, но уже в следующее многие вновь разулыбались до боли знакомыми Донхэ улыбками и, заручившись его обещанием вернуться как можно скорее и одарив его напоследок двумя едва ощутимыми поцелуями в щеки, вспорхнули с его колен, вновь с гамом и смехом несясь к усадьбе, где жизнь бурлила и кипела в ожидании очень и очень дорогих гостей. До чего же шумные проказники, но без них… без них этот дом был бы совершенно иным. И Донхэ уже даже не представлял каким. И слава Богу. Но раз Хёкджэ послал за ним, то, наверное, и правда стоит возвращаться. А жаль. Время на берегу всегда летит так быстро. Хёкджэ, как всегда, был прав: Донхэ понравилось море. Даже больше, он немного был влюблен в него. И порою, когда он засиживался здесь допоздна, Его Светлость даже устраивал ему полные ревности сцены. Настолько смешные и забавные, как умел только он. А еще Его Светлость по-настоящему злился за опоздания, поэтому, даже не сдерживая так и рвущуюся наружу чуть насмешливую улыбку, Донхэ немного медлительно поднялся с уже нагревшегося под солнцем песка, разминая затекшую спину, и, собрав карандаши и листы бумаги в холщовую заплечную сумку, медленно направился в сторону усадьбы, окруженной огромным фруктовым садом, так одуряюще красиво цветущим ранней весной, что это не могло не сводить с ума. Садом, где в самом дальнем, скрытом от посторонних глаз углу было место, которое Донхэ неожиданно захотелось навестить. Настолько сильно, что он просто не мог противостоять этому желанию, и, нарвав цветов на ближайшей клумбе и мысленно три раза извинившись перед холившим и лелеявшим эти цветники садовником, Донхэ на плохо гнущихся ногах отправился к месту, где его ждали… мама и папа. И Эмили. Маленькое кладбище самых дорогих им с Хёкджэ людей. Хотя… скорее это был просто алтарь памяти, ведь под гранитными плитами с выбитыми на них именами и датами никто не лежал. И лишь под одной плитой здесь спал дорогой им человек. Аи. Смелая, забавная, открытая, добродушная девушка, ставшая для них обоих лучшим другом и ушедшая от них пять с половиной лет назад. Так давно и… словно вчера. Первая и единственная любовь вынужденного жениться по расчету на одной из западных принцесс Его Величества. Та, что навсегда забрала его сердце и подарила королю двух очаровательных сыновей, которых по ее настоянию они растили в своем доме с Хёкджэ. Джеймс и Парк. И не было на всем белом свете мальчишек умнее, сообразительнее, шумнее, озорнее и вреднее их. И кто бы знал, как они были похожи на своего отца! И на свою мать… Как же Донхэ скучал по ней. По ним всем. Смахнув внезапно набежавшие на глаза слезы, мужчина осторожно разделил букет на четыре части и, аккуратно устроив цветы на каждой из плит, опустился на колени, прямо на траву, и, закрыв глаза, едва слышно начал читать прочно врезавшиеся в память слова молитвы.
В его молитвах и мыслях уже давно не было боли и горечи, лишь покой и немного грусти по тем, кого уже не вернуть. И… Донхэ уже давно не страдал и не боялся. Ни за себя, ни за своих близких. И за это он возносил слова благодарности Ему. А еще за то, что ему наконец-то перестали сниться кошмары о событиях, с которых минуло уже десять лет. Шрамы на его теле уже давно залечило солнце, морской ветер и время, а шрамы на его сердце – любовь Хёкджэ. И любовь к Хёкджэ. И любовь к Богу. Нет, теперь Донхэ совершенно точно знал, что Бог и есть любовь. Огромная и безграничная. Настолько, что ее просто нельзя облечь и вместить в слова. Любовь без правил и ограничений, без единого запрета и рамки. И только так. А еще он знал, что им пришлось пройти весь этот путь, пережить весь этот кошмар, чтобы понять эту такую простую и такую сложную истину. И принять ее. Свою любовь. Свои чувства. Самих себя. И… сейчас в этом мире вряд ли бы нашелся человек спокойней и счастливей его. И за это Донхэ тоже был благодарен Богу. И за те любовь, гармонию и счастье, что сейчас наполняли каждый его день. Каждую минуту и секунду его жизни. А еще он был благодарен Ему за Хёкджэ. Так, как не был благодарен ни за что в мире. Да, порою испытания Божьи жестоки, но и награда за них… слишком велика и сладка. Настолько, что за нее стоит бороться. Везде и всегда.
– Ты опять здесь? – тихий, немного хриплый, до мурашек знакомый голос заставил Донхэ вздрогнуть и поднять глаза на стоящего прямо перед ним, улыбающегося своей совершенно особенной улыбкой мужчину, от которого у Донхэ все еще подкашивались ноги и захватывало дух. Даже спустя столько лет.
– Прости, я опоздал? – чуть виновато улыбнулся Донхэ, принимая протянутую ему мозолистую от работы в виноградниках руку и поднимаясь с колен, чтобы уже в следующее мгновение оказаться заключенным в такие теплые и такие родные объятия.
– Как всегда. И почему я не удивлен? – не сдержался от тихого смешка Хёкджэ, обдавая обжигающе горячим дыханием губы Донхэ и заставляя его задрожать в своих руках.
– Прости…
– Это же ты. Тебе уже давно пора перестать извиняться за себя, – еще шире улыбнулся мужчина и, не сдержавшись, наградил Донхэ легким поцелуем – всего лишь касанием губ. – Моя сестра и твой кузен уже прибыли и отправились отдыхать с дороги. И это неудивительно… Проделать такой путь с семью детьми. У Его Сиятельства даже не было сил, чтобы припомнить мне ту историю про газету, – тихонько рассмеялся Хёкджэ, вспомнив их старый добрый повод для семейной ссоры, уже давно ставший просто шуткой, но, встретившись глазами с потемневшими и словно подернувшимися поволокой глазами человека, единственной любовью и смыслом всей его жизни, резко посерьезнел и, прошептав ему прямо в губы: – Так что у нас есть как минимум два часа… – утянул его за руку в другой, тоже любимый ими уголок сада, туда, где в тени зацветающих во второй раз абрикосовых деревьев была самая мягкая и самая удобная трава. Хотя… какое это имело значение? Ведь когда они вместе… все эти детали и весь этот мир исчезают для них, стираясь, размываясь и уходя на второй, а быть может, на третий или даже на четвертый, едва виднеющийся вдали план. И остается лишь то, что по-настоящему важно и драгоценно. Для них. Двоих.
Смотреть в твои глаза.
Улыбаться тебе.
Чувствовать тепло твоего дыхания на своей коже.
И невесомые, до дрожи приятные касания твоих рук.
Целовать тебя.
Слышать твой голос.
Предугадывать твои мысли.
Дарить тебе всего себя.
От макушки и до кончиков пальцев.
Принимать тебя.
Таким, какой ты есть.
Разделить каждое мгновение своего бытия.
С тобой.
И только с тобой.
Разве это – не самое подлинное счастье в этом мире?
Разве это – не самый подлинный смысл этой жизни?
Разве это – не то, ради чего стоит бороться и жить?
Разумеется.
И цена этому всегда лишь одна – любовь.
И ради нее всегда стоит верить, бороться, пытаться, стараться, страдать и жить.
Иначе… иначе все это и правда никогда не будет иметь никакого смысла.
Ничто в этом мире не имеет смысла. Для меня. Без тебя. Никогда.
Только вместе. Только вдвоем. Только ты и я. Навсегда. И во веки вечные.
THE END
P.S. Девять месяцев. Ровно девять месяцев ушли на эту работу. Господи, я еще ни одну историю в своей жизни не писала так долго! Но оно того стоило. Наверное.
Эта история (как обычно) получилась совсем не такой, какой я планировала ее написать в начале. Но, тем не менее, эта работа - одна из тех, что действительно нравятся мне. И, наверное, мне даже будет не стыдно признаться, что ее писала я. Да, она выпила все мои нервы и душевные силы, но… Все-таки оно того стоило.
Я, как всегда, хочу сказать огромное спасибо своей бете за то, что она прошла и прожила эту историю со мной, всем читателям, которые несмотря на перебои в выкладке глав (Немо-та обленилась совсем), тяжелый сюжет и текст дошли вместе с нами до конца.
И еще огромное безумное спасибо и крепкие обнимашки тем, кто помогал нам ловить блох в тексте через публичную бету. Это очень важно, и мы очень благодарны за помощь.
Как-то больше мне и ничего сказать. Всем спасибо огромное еще раз.
И до встреч в новых работах :)
С любовью, Немо
