Ваш персональный король

Стрелки часов в обычном городе средней полосы России замерли на цифре «семь». На город неспешно опустилась ночь. Точнее, опускалась она часов с четырех дня, однако именно в семь казалось, что земля окончательно завернута в темное покрывало и готова к тому, чтобы погрузиться в сон. Это было то самое время. Время тайны. Время борьбы. По коридору центральной больницы города N, освещение которой можно было охарактеризовать как «скудное», бесшумно скользил призрак, облаченный в белые одежды. Темные дела творились в городе. Страшные дела, тайные дела. По голой стене, на которую падал лунный свет, карабкалось… ах, кто может сказать, куда - вверх ли, вниз ли!... карабкалось что-то устрашающе темное, и тень его качалась в свете фонарей, освещавших улицу потусторонним светом. Тихо было в городе, где творились страшные дела. Темный силуэт почти достиг своей цели. Он опускался вниз, вниз, туда, где его ждал белый снег, черная земля и кусты, алчно тянущие свои ведьминские пальцы ко всему, что еще было живо… Спускался вниз темный силуэт, и луна обличала его, как тут… Магия коварной ночи была нарушена, тишину прорезал треск, и силуэт с тихими ругательствами на нерусском языке повалился с высоты двух метров в ближайший куст, ответивший ему грустным треском. *** Итак, придя домой из больницы, мы собрались в кружок, и у нас начался военный совет. Говорили много, эмоционально, но не всегда понятно. - Давайте подадим в суд на врачей! – кричала Алёна, которая все каникулы до встречи с Торином смотрела «Федерального судью». – Какое они имеют право задерживать в занюханной больничке честного человека… то есть гнома!!! - И как ты себе это представляешь? Торина в костюме, себя в роли прокурора? Не смеши мои ботинки. Да и задержать его хотят за дело. Может, попробуем рассказать правду врачам? – вздыхала я. - Ага! И еще сказочку про Белоснежку присовокупим, а я еще заявлю, что являюсь прямым потомком Эовин! – язвительно отвечала Алёна. - Скорее уж Голлума… - Не ссорьтесь, девочки! – с важным видом заявила вдруг Оля. – Раз не можем с ними по-хорошему, будем по-плохому? - И где ты таких слов нахваталась… - пробормотала я. - У учительницы нашей. Но это неважно. Итак, я предлагаю… предлагаю организовать диверсию во вражескую больничку, транспотировать Торина через окно прямо на руки стоящей внизу Алены (она ж его любит), а потом усыпить чрезмерно умного врача хлороформом и отвезти куда-нибудь на райончик к правильным пацанчикам.* - Не люблю я его! – попыталась было протестовать зардевшаяся Алена, но я ее оборвала. - Оль, ну ты же понимаешь, что это абсурдно! Мы, черт возьми, не в шпионском боевике! – я потеряла всякое терпение. – И вообще, ты хоть знаешь, что такое «хлороформ»? - Ну, как хотите, - надулась сестренка. – А я вообще-то дело предлагаю. Я опустила глаза вниз. А какой у нас выход, в самом деле? Кажется, Оля действительно высказала в этот раз самую дельную мысль. Но если врача увезти на район к пацанчикам нам явно не удастся, то вот с остальной частью… - Итак, - начала я дрожащим голосом, - слушайте все внимательно. Я предлагаю план… *** Ровно в семь часов мы снова были в больнице. Вахтерша и гардеробщица в одном лице тихонько посапывала, несмотря на ранний час, так что вопросов типа «вы к кому» и просьб сдать пальтишки мы не получили. Напялив бахилы и повесив куртки на руки, мы тихонько прошоркали в сторону второго этажа. На наше счастье больница была необычно пустынна, и никто нам не попался – для вечернего обхода, наверное, было или слишком рано, или слишком поздно. Итак, мы дошли до палаты, в мрачных стенах которой и содержался незабвенный Дубощит. За его соседа по палате мы не волновались – сидя сегодня утром перед больницей и размышляя о своей нелегкой судьбинушке, мы увидели, как он, довольный, выходит прочь из белоснежных стен местного дома целителей, садится в проходящий мимо автобус и уезжает куда-то далеко. Оставалось надеяться, что к Дубощиту никого не успели подселить. Мы с Олей приоткрыли двери палаты и тихонько проскользнули вовнутрь. Алену мы оставили дежурить снаружи. Она напялила на себя белую тунику, и издали могла сойти за какую-нибудь медсестру, да и уболтать кого-нибудь из больничного персонала, пожелавшего посетить палату потомка Дурина, она сумела бы запросто. Однако мне казалось, что желающих сунуться к Торину в палату лишний раз в этом лечебном заведении попросту не осталось. В комнате было темно. Дубощит, видимо, от скуки, уснул в стане врага и теперь богатырским храпом сотрясал стены. Я на цыпочках подошла к кровати и тронула гнома за плечо. Видимо, после долгих скандалов Торину вернули назад его облачение, и поэтому он спал в своих обычных одеждах и сапогах. Лунный свет падал на его умиротворенное лицо, и видно было, что мои дотрагивания до плеча ему по барабану. Я потрясла его за плечо сильнее. Ноль ответа. Ко мне присоединилась Оля, и теперь мы вместе трясли несчастного короля. Наконец я потеряла терпение и закричала шепотом (да-да, именно закричала и именно шепотом): - Торин!!! Торин сел на кровати и уставился на меня, как на легковой автомобиль, инкрустированный Аркенстонами различной величины. Очевидно, он ожидал увидеть злобного орка, то есть медсестру, с орудиями пыток, то есть со шприцами разного калибра, и был несколько удивлен тем, что вместо утомленного лика какой-нибудь дежурной врачихи Надежды Феокфилатовны над ним склонилась моя дружелюбная и, безусловно, ставшая ему родной физиономия. - Только не издавай громких звуков, - тихонько прошипела я. Алёна, конечно, дежурила снаружи палаты и готова была подать соответствующий сигнал, если бы кому-нибудь вздумалось посетить августейшую особу, дабы накормить ее таблетками или почитать мораль, но и она не могла бы сдерживать натиск врага слишком долго. Торину, который, видимо, по количеству участий в тайных операциях был близок к незабвенному агенту 007, дважды повторять не пришлось, и он не проронил ни единого звука, однако вопросительно посмотрел на меня. Оля тем временем кинулась к окну и пыталась его открыть. Я проговорила одними губами: - Мы пришли тебя спасать. Если не будешь слушаться меня, то тебя посадят в тюрьму… - К гопоте? – понимающе спросил Торин, видимо, желая продемонстрировать прекрасное знание современных реалий. Я тяжело вздохнула: - Если бы… В общем, сейчас мы организуем побег из гоблинского плена, но действовать надо очень-очень осторожно, а не то… - я так и не смогла придумать, что будет «а не то», и просто сделала страшные глаза. Торин снова кивнул. Эх, если бы он всегда был таким умничкой, может, мне бы и не пришлось сейчас творить такой криминал. - И какой у нас план? – интонацией, с которой говорят герои голливудских фильмов, поинтересовался король. Нет, если мы вернем его к себе домой, то я запрещу ему смотреть телевизор! - План… - вздохнула я. Наш план по гениальности равнялся его простоте, а по простоте – организму амебы. Мы хотели связать простыни и спустить на них гномьего короля вниз. Но только сейчас я поняла, до чего же этот план дурацкий. Простыни могли не выдержать гномью тушку, порваться, развязаться, или их могло просто не хватить. Однако обратного пути не было, и, тяжело вздохнув, я протянула Оле простынь, которую вытащила из-под Дубощита, так и не догадавшегося встать с уютной кровати. Сама же я взяла пододеяльник, и мы, понимая, насколько это глупо выглядит, начали связывать их узлом. Торин, вскинув бровь как одна известная актриса с фамилией «Грей», спросил, несколько повысив голос: - Вы хотите сказать, что… - он выразительно посмотрел на простынь, а потом в окно. - Ага, - уныло кивнула я, пробуя получившийся узел на прочность. Потомок Дурина иронично хмыкнул и, поднявшись наконец со своего ложа, подошел к получившейся веревке из простыни и пододеяльника и… стал развязывать получившийся нашими стараниями узел. Моя челюсть упала куда-то вниз. Во взгляде Торина читалась такая гордость, что хотелось пасть ему в ноги и заплатить государственный налог за землю, за воду и за свое жалкое существование. «Нет!» - как будто говорили его голубые глаза, «Нет, не пристало потомку Дурина красться в тени, подобно ночному вору! Я предпочту честный бой, и пусть даже я погибну в нем – но погибну так, что барды сложат обо мне песню, и будет она прославлять мою отвагу!». Я на секунду представила, как Торин с боевым молотом выходит на бой против медсестер и врачей, вооруженных шприцами, больничными утками и скальпелями, и фыркнула, однако опомнилась и уже открыла рот, чтобы начать короля отговаривать, как вдруг… - Так лучше? – спросил Торин и отошел от простыней. Я опустила глаза: простыня и пододеяльник были связаны новым узлом, который мне раньше видеть не приходилось. Морской узел рядом с этим торжеством гномьей мысли напоминал ребус в детском журнале рядом с охранной системой Пентагона. Было ясно: то, что связал Торин, не развяжется и не порвется ни при каких обстоятельствах. Однако получившаяся «веревка» была теперь раза в полтора короче, и ее хватило бы только на то, чтобы я на ней повесилась, и то не факт. В ход пошла наволочка, снятая с кровати, но получившаяся комбинация из постельного белья едва дотягивалась до окон первого этажа, а будучи привязанной к ножке кровати, как мы с Олей планировали, вообще едва высовывалась за окно. Полотенца, которых в палате оказалось неожиданно много, дело немного поправили, однако и этого было недостаточно. Тогда, тяжело вздохнув, Оля совершила поступок, от которого мне захотелось рыдать и славить свою сестру всю жизнь. Она сняла свою супернавороченную куртку с меховой опушкой, которую клянчила у родителей год, и протянула Торину. - Присобачь за рукав, будет нормально, - пожала плечами она. Я, зная, как моя сестра привязывается к вещам, и как относится даже к малейшим затяжкам или потертостям на одежде, тихонько плюхнулась на опустевшую кровать и не проронила ни слова. Торину дважды повторять не пришлось, и очень быстро рукав куртки был привязан к полотенцу тем самым хитрым узлом. Я придирчиво осмотрела веревку. - Боюсь, тебе придется прыгать, но этого должно хватить, - сказала я, закрепляя «начало» веревки на ножке кровати. Торин молча кивнул и, без предупреждения схватив конец веревки, бесшумно, словно ниндзя, взлетел на подоконник. Я, сделав глубокий вдох, перехватила веревку так, чтобы потом можно было ее отпускать небольшими порциями и, таким образом, безопасно спустить его Величество на твердую землю. - Я постараюсь потихоньку отпускать веревку, чтобы ты не полетел вниз как подбитый самолет, - шепнула я. - А что такое «само…»…- начал было Торин. - Нет времени! Оля, смотри в окно, нет ли кого-нибудь внизу! – шикнула я. Оля послушно уставилась в окно, но как только Торин начал свой спуск, конспирацию пришлось нарушить. Я почувствовала, что весит Торин как мечта сумоиста, то есть дай боже, и мои руки как-то сразу начали слабеть. Вместе с этим кровать противно взвизгнула и тоже потянулась к окну, не желая расставаться со своим прежним обитателем. Я тихонько просипела: - Помогите… И Оля, наплевав на безопасность, кинулась мне. Совместными усилиями (я, Оля и кровать) мы наконец смогли удержать Торина от дальнейшего падения и потихоньку начали отпускать веревку. Все шло тихо и пристойно. Я до сих пор удивляюсь, как в тот вечер простыня умудрилась не порваться под тяжестью Его Величества. Видимо, знатная простыня была, больничная – такой и больной с расстройством желудка нипочем, и шизофреник, и пациент, весящий под два центнера… Однако, когда «запаса» веревки в наших руках почти не осталось, раздался треск, затем звук, как будто кто-то ударил дубинкой по вязанке хвороста, а затем в открытое больничное окно влетели негромкие, но со вкусом подобранные ругательства на гномьем. Вместе с этим мы почувствовали, что веревку в наших руках вниз больше ничего не тянет. Оля поспешила втянуть комбинацию постельного белья обратно, а я кинулась к окну. Торин возлежал в кустах и философски пялился вверх. - Ты цел? – спросила я. Торин поднял вверх руку и махнул ею, что я истолковала как «да, дети мои, не беспокойтесь и спускайтесь, Моргот вас побери, поскорее, этот чертов куст колется почище, чем ежи Радагаста». Втянутая в окно веревка оказалась почти целой – не хватало только одного рукава на Олиной куртке. Та, явно проглотив комок в горле, с беззаботным видом попыталась отвязать получившуюся безрукавку от простыней, однако у нее ничего не вышло – узлы были завязаны на славу. Нам пришлось попыхтеть, чтобы высвободить предмет одежды из цепких объятий вафельного полотенца, однако на большее нас не хватило. - Теперь на нас еще и порча казенного белья, - тоскливо подвела итог я, глядя на остатки веревки. Однако медлить было нельзя. Мы прикрыли окно, создали впечатление аккуратно заправленной кровати и кинулись вон из палаты. Этот вечер выдался для нас весьма непростым, но Алена пострадала меньше всех. За всю ее работу стражем к ней подошла только заблудившаяся бабулька, дабы выяснить дорогу в какую-то палату. Однако испытывать судьбу дальше мы не могли. Как можно скорее, и в то же время не торопясь, мы поплыли к выходу из больницы. Проходя по первому этажу, я услышала: - Опять тебе спросонья мерещится! - Да зуб даю, Васильич, видел, видел, не сойти мне с этого места! Рожа – во! Бородатая! Бледная! А глаза прямо так и горят, так и горят! Пролетела мимо окна, да еще так посмотрела злобно, что я аж остолбенел! – со слезами в голосе доказывал какой-то мужик своему собеседнику. Раздавшийся смех подсказал, что мужику не поверили, однако я все равно внутренне похолодела – наша операция незамеченной не осталась. Мы снова без проблем прошли мимо бабули-вахтерши, которая видела уже девятый сон, и направились к месту падения Торина. Результат нас однако очень сильно огорошил. Торина не было. - Ну не могло, не могло все идти так гладко! Обязательно должна была случиться какая-то гадость, - возопила я и, пнув лежащий рядом камень, плюхнулась на землю. – И где, где мы его теперь найдем?! Я была близка к истерике. Неужели мы снова его потеряли?! - Мнэм… Ксюш… мы не с той стороны зашли походу… больница-то длинная, извилистая, - ответствовала мне Алёна. Я тут же кинулась в обход больницы. Да, зря я паниковала. Торин никуда не делся, выбирался из колючего куста и недобро смотрел на нас. Из моих уст вырвался вопль облегчения, и я бросилась ему на шею. Тут же следом за мной кинулись Алена и Оля. Торин, видимо, не ожидавший групповых обнимашек, с тихими проклятиями повалился обратно в куст, однако в сумерках я смогла разглядеть, что он улыбается. Все-таки я поняла, что слишком привязалась к этому бородатому зануде-королю, чтобы так просто от него отказаться. Алена с Олей, видимо, поняли это намного раньше, однако это их эмоций не умаляло. Все смешалось – облегчение, радость встречи… Да, это кажется абсурдным – мы не виделись с ним всего половину суток, но нам всем казалось, что прошла вечность. Да и к тому же Торин избежал чуть ли не смертельной опасности, и это радовало вдвойне. Однако первой опомнилась опять же я, самая здравомыслящая личность в этой компании. Представив себе, что вот именно сейчас за нами из окна наблюдает какой-нибудь дежурный врач, я поежилась и проговорила: - Ну ладно, ребят, пообнимались и хватит, пора сматываться. Дважды повторять не пришлось, и мы поскорее затрусили по освещенной фонарями улице. - А вы знаете… - вдруг произнесла я, - Весь этот цирк был абсолютно ни к чему. - Ты уверена? – приподняла бровь Алена. - Более чем. Мы могли бы просто вывести его, как простого смертного, из дверей, - буркнула я, вспомнив храпящую вахтершу. Алена, поняв всю абсурдность ситуации, в которой мы побывали, первая залилась смехом. Потом присоединилась я. Потом Оля. А потом заржал и Торин, который вряд ли понимал причину нашей веселости, однако грех не посмеяться над опасным приключением, особенно в компании. Так и шла наша странная четверка. Напоминающая эльфа своим худощавым телосложением, высоким ростом и длинными светлыми волосами белобрысая Алена. Простая и обычная я. Низкорослая Оля, важная, как какой-нибудь хоббит. И гномий король Торин, гордо размахивающий оторванным рукавом Олиной куртки. ______________________________ * - (c) Zimowit