Cause I need a man with a black heart of gold DOROTHY
Глава 1 Август 2014 Катер нёс его в серовато-синюю темноту – на восток. Позади, над залитым огнями курортным городком, висело красное вечернее солнце. За десять лет знакомства с Реймондом Спектером Дэвид Ингрэм встречался с ним на берегу не более пяти раз. Он сомневался, что у Спектера имелась машина, зато у него были две яхты и несколько быстроходных катеров. Только в Штатах три: один на западном побережье, два на восточном. Спектер сходил на сушу редко и только по делам исключительной важности, как это было три месяца назад, когда он праздновал шестидесятилетие в Лос-Анджелесе. Ради каждой личной встречи со Спектером – хорошо, что необходимость в них возникала раз в пару месяцев, – Ингрэму приходилось ехать на яхту. Он был не против, хотя потери времени его раздражали. Спектер (точнее, судоходная компания, которой он управлял и владел) был исключительно важным партнёром, и стоило проявить уважение к его желаниям, к тому же Ингрэму просто нравилось гостить у него. Он не думал, что яхта на этот раз окажется так далеко от берега: городок уже почти скрылся из виду, осталась лишь полоска огней и ореол розоватого света над ней, а судно всё ещё было светящейся точкой на горизонте. Казалось, катер впустую взбивает воду в пену: яхта не приближалась. Спектер неизменно обижался – или делал вид, что обижается, – на то, что Ингрэм отказывался пользоваться его катером и приезжал на заранее арендованном. Охрана проверяла и перепроверяла его, и за штурвал садился человек из службы безопасности. – Не доверяешь мне? – качал головой Спектер, когда они наконец встречались на борту. – Думаешь, мои ребята швырнут тебя к акулам на полпути? – Я тебе доверяю, – широко улыбался Ингрэм и добавлял: – Но моя охрана – нет. – Джордан параноик. Как и этот… как его звали. До него который был. Оба ненормальные. Какой-то там синдром. Как его… Посттравматическое расстройство, нет? – Пока оно работает в мою пользу. На этот раз Ингрэм планировал провести на яхте Спектера почти три дня: пятницу и выходные. Дела со Спектером он мог решить часа за три-четыре, остальное – просто отдых. Ингрэм не мог вспомнить, когда он последний раз не работал в субботу – не говоря уже о пятнице, – и приглашение Спектера стало поводом отправить себя в небольшой отпуск. Отпуск он мог провести как угодно и где угодно, но знал, что точно не пожалеет, если останется на яхте. У них со Спектером было много общих увлечений. Во-первых, они оба любили хорошие сигары. Ингрэм почти каждый раз привозил в подарок Спектеру что-то из своей коллекции, а тот угощал очередным сокровищем из своей. Во-вторых, оба увлечённо играли в покер. Ингрэм, наверное, меньше, чем раньше: слишком много стало дел, и когда он выходил из офиса, не хотелось думать уже ни о чём. Работа напоминала одну невероятно растянувшуюся покерную партию, и поэтому желание ещё и в свободное время просчитывать ходы, угадывать карты соперника и блефовать возникало всё реже. Но иногда Ингрэм всё же садился за стол, и чаще всего это происходило на яхте Спектера, где время от времени собиралась небольшая компания игроков. Никаких чужаков. Со всеми Спектер был лично знаком или даже вёл дела. Спектер, как и Ингрэм, играл в семикарточный стад. Он был популярен лет двадцать назад, но сейчас из-за засилья более простого и понятного техасского холдема даже в крупных казино осталось совсем немного столов, а в безлимитный стад в казино не играли вообще. И тут они со Спектером нашли друг друга: у них мало того что совпали довольно экзотические карточные пристрастия, они оба ещё и играли на достаточно хорошем уровне и с достаточно высокими ставками, чтобы партии оставались напряжёнными. В-третьих, и Ингрэм, и Спектер предпочитали мужчин. Это не было так уж важно, но среди гостей, если Спектер устраивал большую вечеринку, всегда можно было найти привлекательных молодых людей, которые были не прочь провести ночь в каюте Ингрэма. Тот такой возможностью пользовался, хотя и не каждый раз. Сам Спектер – он говорил, что это приходит с возрастом, – не любил партнёров на одну ночь. Он завязывал что-то вроде отношений на месяц или два, говоря, что ему нравится процесс узнавания друг друга, – враньё, по мнению Ингрэма. Он не представлял, что Спектер может узнать, если почти не разговаривает со своими избранниками кроме как в постели. К тому же эти молодые люди не производили впечатления тех, о которых вообще можно было узнать что-то более интересное и содержательное, чем рост, возраст и длина члена. Как минимум половина из них бросила старшую школу ради съёмок в рекламе и ходьбы по подиуму, а если и доучилась, то лишь формально; и Ингрэм сильно сомневался, что кто-либо из них занимался самообразованием в последующие годы. Ингрэм не собирался беседовать с ними о Сартре – он его и сам не читал, но его интересы слишком расходились с интересами этих молодых людей, и он был уверен, что и в случае Спектера ситуация ничем не лучше. Тем не менее Спектер действительно держал любовников при себе по несколько месяцев. В глубине души Ингрэм ему даже завидовал. У него были серьёзные увлечения в прошлом, и последнее закончилось, так по-настоящему и не начавшись, когда ему было тридцать. С тех пор, за семь с лишним лет, ничего. Причин было две. Во-первых, он никому не доверял и не подпускал близко. И дело было даже не в том, что его любовником могли двигать корыстные мотивы – это была бы честная сделка, пусть и замаскированная под чувства. Ингрэм знал расклад хуже: его любовником мог двигать кто-то другой, удачно подложивший мальчика в постель к врагу или конкуренту – Ингрэм своих вкусов не скрывал. Служба безопасности в каждом новом любовнике видела угрозу, и Ингрэм отчасти тоже. Во-вторых, он был не в состоянии заинтересоваться другим человеком дольше, чем на пару дней. Потом ему становилось всё равно. Он не чувствовал раздражения или неприязни, он просто переставал думать об этих людях. Он забывал бы о назначенных ужинах, если бы ему не напоминали телефон или секретарь, и не потому, что был занят на работе – о встречах с сестрой, друзьями и партнёрами по бизнесу он обычно помнил, иногда даже ждал, – а потому, что это уже не было интересно. Иногда увлечённость кем-то затягивалась на пару недель, но в конце концов он приходил к тому же: к полному равнодушию. Так что да, он завидовал Спектеру, который мог месяцами видеть перед собой одно и то же лицо, слышать один и тот же голос и не испытывать отвращения. Интересно, тот парень всё ещё с ним? Первый раз Ингрэм видел его на праздновании юбилея, не того многолюдного, официального и пышного в Лос-Анджелесе, а устроенного для близких знакомых на яхте. Спектер стоял с тем парнем на палубе возле трапа, и они вместе приветствовали поднимавшихся на борт гостей. Спектер, представляя их друг другу, назвал имя своего спутника, но Ингрэм не потрудился не то что запомнить его, но даже расслышать. Он несколько раз потом натыкался на мальчишку: тот или стоял рядом со Спектером, или разговаривал с гостями, или отдавал короткие указания организаторам вечера, которые потом бросались что-то говорить официантам, охране и музыкантам. Он вёл себя не так, как все прочие любовники Спектера: общался с гостями на равных и помогал Спектеру с устройством вечера, то есть вёл себя как партнёр, а не как временная игрушка. Через несколько недель Ингрэм увидел нового любовника Спектера во второй раз. Снова на яхте, только теперь уже у побережья Мэна. Он тогда приехал к Спектеру поздно вечером и после долгого, тяжелого разговора – им предстояло полностью «уйти» из Пирейского порта – согласился на предложение хозяина остаться на ночь. Утром завтрак подали рано, и Ингрэм собирался сразу же после него уехать: вскоре должны были начать собираться гости, приглашённые на уикенд. Ингрэму не хотелось с ними пересекаться. В маленькой столовой с полностью стеклянными стенами его ждали Спектер и его спутник с дня рождения. Ингрэм думал, что они со Спектером на яхте одни (если не считать команды и телохранителей), и на секунду остановился в дверях. Спектер, недовольно изучавший лежавший перед ним тост, ничего не видел, но его любовник смотрел прямо на Ингрэма и не мог не заметить секундного замешательства. Ингрэм почувствовал беспричинную злость. За завтраком интересной беседы не получилось: Спектер жаловался, что не выспался, и то и дело зевал, его любовник больше молчал, а если и заговаривал, то обращался к Спектеру. Судя по интонациям, у них всё было прекрасно: тёплые и доброжелательные устоявшиеся отношения. Но Ингрэм не заблуждался: ни о каких чувствах – по крайней мере со стороны безымянного молодого человека – речи не шло. Тот даже не считал нужным притворяться и разыгрывать очарованного и влюблённого. Ему не был интересен Спектер-мужчина, ему был интересен богатый и влиятельный бизнесмен. И эта честность была почти горделивой. В ней не было ничего подобострастного, унизительного или же оскорбительного для Спектера; они совершали справедливый обмен. В обмен на деньги – если решающим фактором были всё же деньги – молодой человек скрашивал одиночество и всегда был рядом: уверенный в себе, знающий, когда говорить, а когда молчать, когда нужно незаметный, неглупый. И очень красивый: острые скулы, чуть крупноватый рот, шедший этому лицу, гладкая загорелая кожа, тёмно-русые волосы. Ингрэм привык к красивым лицам, и тем более к красивым лицам рядом со Спектером, и смотрел на это глянцевое великолепие без особого интереса. Завтрак ещё не закончился, когда дверь в столовую открылась и сообщили, что приехали первые из гостей. Спектер поднялся из-за стола с нескрываемым раздражением: он не ожидал, что приглашённые начнут собираться так рано. Ингрэм в тот день поменял планы: сказал охране, что уедет не после завтрака, как собирался, а после ужина. У Спектера собралась хорошая компания, и, если быть честным до конца, Ингрэму было любопытно понаблюдать за мальчишкой. Он до сих пор не знал, как его зовут. Спектер ни разу не обратился к нему по имени и называл малышом. Ингрэма это забавляло: «малыш» был на полголовы выше Спектера. Ничто не мешало ему спросить у Спектера повторно, как зовут его любовника, но Ингрэм не мог себя заставить. Почему-то ему делалось неловко заранее, не успевал он даже рта раскрыть. Это был самый обыкновенный вопрос – вряд ли Спектер углядел бы в нём какую-либо подоплёку, но с десяток раз задав его с разными интонациями в голове, Ингрэм никак не решался произнести те же самые слова вслух. Он снова злился – за неуместное, глупое, раздражающее смущение. Он вместе со Спектером и мальчишкой вышел на палубу встретить гостей, и не успели они поприветствовать друг друга, как к пирсу подъехала ещё одна машина. Спектер разговаривал теперь с новыми гостями, а его любовник повёл тех, что прибыли самыми первыми, к их каюте. – Потом принеси мне кофе сюда, хорошо? – окликнул его Спектер. Ингрэм, отойдя на несколько шагов в сторону, закурил. Мальчишка с теми двумя гостями, супружеской парой сорока-сорока пяти лет, бостонцами, судя по произношению, отошёл на пару шагов в сторону и остановился. Он указывал куда-то в сторону берега, и по отдельным словам, долетавшим до Ингрэма, было понятно, что они говорят о каких-то общих знакомых, живущих в Норсист-Харборе, и мальчишка показывает, в какой стороне находится их дом. Потом они все рассмеялись… Ингрэм еще за завтраком заметил, какая у безымянного любовника Спектера была улыбка: лёгкая и детская. Когда он улыбался, то казалось, ему лет пятнадцать, такая в ней была искренняя и чистая весёлость. Спектер обернулся на взрыв хохота. – Я, кажется, просил тебя принести кофе! – прикрикнул он на мальчишку тоном, с которым обращаются обычно к нерасторопной прислуге. Больше всех это смутило ту самую пару бостонцев. У женщины на губах появилась вымученная извиняющаяся улыбка, а на щеках – две узкие полоски румянца. Спектер сам скривился, запоздало поняв, что, поставив любовника в неловкое положение, в ещё более дурном свете выставил самого себя. Не смутился, кажется, один только мальчишка. Он успокаивающе, по-доброму улыбнулся: – Конечно, я всё помню. Он тем не менее не бросился в столовую, а повёл гостей к спуску вниз, к каютам. Через минуту – Ингрэм не успел докурить сигарету – он принёс Спектеру кофе, причём подал его с профессиональной и угодливой ловкостью официанта. Ингрэм понял, что он делает это намеренно: намеренно добавляет ко всем своим движениям, к наклонам головы, к выражению лица услужливую подобострастность, но делает это не карикатурно, а тонко и аккуратно, почти незаметно. Это продолжалось несколько часов – всё то время, пока Ингрэм пробыл на яхте. Что бы мальчишка ни делал, стоило ему приблизиться к Спектеру, как он превращался в вышколенную, но всё равно плохую прислугу. Ингрэм знал, что отличает плохую от хорошей: хорошая умеет делать вид, что она не работает, а совершенно искренне заботится о нанимателях и клиентах. Мальчишка сейчас всем своим видом демонстрировал, что делает работу, которая ему не особо нравится. Он мстил Спектеру за тот пренебрежительный приказ, насмехался и мстил. Ингрэм не думал, что эту перемену в поведении, почти незаметную – всего лишь небольшое смещение акцентов – уловил кто-то ещё из гостей; даже Спектер, казалось, не понимал, что его любовник, пусть и исподтишка, но высмеивает его и издевается. Ингрэм любовался бы на это и дальше, но приехал Джордан. Он звонил пару раз утром, говорил, что есть срочный разговор, очень срочный и не телефонный. – Приезжай сюда. Спектер будет рад тебя видеть, – Ингрэм был твёрдо намерен остаться на яхте до вечера. – Найдём, где поговорить. – Не уверен, – ответил Джордан. Ингрэм допускал, что Джордан прав. Спектер мог считать Джейка Джордана параноиком, но сам он был не менее параноидален. Ингрэм не удивился бы, если бы узнал, что на яхте прослушивается каждый закуток. Джордан приехал около десяти и, поздоровавшись со Спектером, сразу отвёл Ингрэма в сторону. – Что-то происходит? – сразу спросил он. – Ничего. – Ты должен был вернуться с яхты вчера, но перенёс отъезд на утро. Утром ты перенёс его на вечер, – тёмно-серые глаза Джордана смотрели недоверчиво. Вот, значит, почему он примчался сюда из гостиницы? Решил, что что-то не в порядке. – Подумал, что могу немного отдохнуть, – соврал Ингрэм: не признаваться же Джордану, что загляделся, пусть и без серьёзных намерений, на любовника Спектера. Хотя, наверное, Джордану следовало бы об этом знать. В его собственных интересах ничего не скрывать от начальника своей же службы безопасности, своего друга и, наверное, единственного, кроме Клэр, человека в мире, которому он мог доверять. От него не следовало скрывать ничего, даже мелочи вроде смазливого мальчишки, которого он не прочь был бы трахнуть, если бы не Спектер. Джордан кивнул, потом огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. На секунду его взгляд задержался на облокотившемся на поручни любовнике Спектера. Тот смотрел в другую сторону: на яхты и катера, выстроившиеся вдоль соседнего пирса. – У нас большие проблемы, – прошептал Джордан. – С Жозефом. – Что он опять выкинул? – Он не дождался. – В смысле? – нахмурился Ингрэм. – Он начал всё сегодня. Лицо Ингрэма помертвело, а губы упрямо и зло сжались. – Когда? – Почти два часа назад. – Кто знает? – В Штатах? Думаю, что только мы двое. И даже там никто пока ничего не понял. Ингрэм крепко обхватил поручень обеими руками, сжал так, что будь металл чуть мягче, наверняка остались бы вмятины. – Идиот. Чёртов маньяк… – выругался он. – И что ты думаешь? Чем это всё кончится? – Я думаю, что к завтрашнему утру они все будут мертвы. Ингрэм покачал головой. Он думал об убытках, о десятках миллионов, потраченных на план, который сорвался, потому что тупица Жозеф не утерпел, не послушал их… И эти миллионы были не самым страшным. Самым страшным было то, что Нкала мог узнать, кто за этим стоял и кто помогал Жозефу Мба устроить государственный переворот. Если Нкала докопается до корней заговора, убытки будут исчисляться уже сотнями миллионов и, кто знает, Нкала может захотеть мести… Вряд ли он в силах что-то сделать, но он был достаточно безумен, чтобы попытаться. – У Жозефа точно нет шансов? – Сейчас уже нет. Эклунд ещё не приехал, а генерал Татенда в городе, одно это уже… Я же объяснял тебе, они верят, что он заговорён от пуль и… Чёрт! Это было главным условием. Не нападать, когда генерал и его отряды в столице, – Джордан снова посмотрел на Спектера и его любовника: они не проявляли к их разговору никакого интереса. – Это наш просчёт. Жозефа нельзя было полностью контролировать, наверное, не стоило тогда и начинать... Он оказался недостаточно хорошей марионеткой. – Это можно исправить? – медленно, задумчиво спросил Ингрэм. – С ним трое наших людей, – ответил Джордан. – Я поэтому и приехал сюда. В Жозефа вложено слишком много. Ситуация пока не критическая, и я решил не отдавать приказ без тебя. – Отдавай, – с каменным лицом произнёс Ингрэм. – Пусть подчистят за собой и выбираются оттуда. Джордан достал из кармана телефон и начал что-то медленно набирать. Ингрэм знал что: известные лишь нескольким людям кодовые слова. Их человек в Кавамбе получит сообщение и выполнит приказ: уничтожит тех, кому известно, кто финансировал попытку переворота. Жозефа Мба, который знал наверняка, и пару-тройку его приближённых, которые могли догадываться. Их нельзя оставлять в живых: если до них доберётся Нкала, под пытками они расскажут всё. Проклятый идиот Жозеф… Они потратили на него год и вот теперь вынуждены уничтожать собственными руками. Если бы он подождал ещё несколько месяцев, они бы сделали его президентом страны, новым диктатором. Ингрэм разжал пальцы и провёл ими по лицу от переносицы к подбородку. Ладони пахли металлом. Запах был таким сильным, что чувствовался на языке. Даже без Жозефа могли остаться улики и следы, в первую очередь денежные. Ингрэм сильно сомневался, что Нкале под силу раскрутить такой клубок, но всё равно стоило предпринять меры и обезопасить себя. Остаться на яхте до вечера, как Ингрэм хотел, не получалось. Надо было обрубить все нити, что вели к Жозефу Мба. Он не станет заниматься этим лично – на это есть армия юристов, но всё равно придётся постоянно быть на связи и контролировать процесс. Ингрэм объяснил Спектеру, что у него срочные дела – интересно, увяжет он это с попыткой переворота в Кавамбе, когда через пару часов начнут поступать новости? – и попрощался с ним и его любовником: они до сих пор были на палубе, наверное, ждали ещё гостей. Уже дойдя до середины пирса, Ингрэм обернулся: мальчишка, словно поняв, что смотрят именно на него, приподнял солнечные очки. Джордан тоже остановился и проследил за тем, куда смотрит Ингрэм. Он ничего не сказал, но, Ингрэму тогда показалось, он всё понял. Если бы не ситуация с Жозефом, он вряд ли бы промолчал. Но Ингрэм и так знал, что Джордан скажет: нельзя так смотреть на чужих шлюх. Спектер был слишком важен. Они пока зависели от его судов и его связей. Наверное, если бы Джордан всё же это сказал, было бы легче и проще. Непроизнесённые слова словно висели теперь в воздухе между ними так же, как замер на кончике языка тот незаданный вопрос: «Как его зовут?» Телефон Джордана коротко пискнул. Тот прочитал сообщение и произнёс тихо, так, что даже шедшие позади телохранители ничего бы не расслышали: – Наши люди уходят из аэропорта. Потерь нет. – Они удерживали аэропорт? – Они его заняли. До удержания дело не дошло. Ингрэм ещё раз обернулся на яхту: у поручней стоял один только Спектер. – Знаешь, что я думаю? – внимательно посмотрел он Джордану в глаза. – А вдруг ты недооценил Жозефа? Может, всё не так плохо, как ты считаешь, и мы слишком торопимся всё свернуть? Джордан остановился и вздёрнул подбородок вверх. Во взгляде не было и тени сомнения. – У них нет шансов. Я это знаю, – кадык резко дёрнулся, когда Джордан сглотнул. – Не доверяешь мне? Ингрэм усмехнулся: – Если я кому и доверяю, то только тебе. Но… – Ингрэм покачал головой, – я опасаюсь, что именно в этом случае… Именно в этом, – повторил он, – ты можешь излишне беспокоиться о своих людях. О потерях. Ты не готов рискнуть. – Я не готов всё потерять из-за одного тупого мудака, который решил сделать по-своему, – сквозь зубы процедил Джордан. – И это не мои люди. Мы послали туда всего двенадцать человек, я лично встречался только с одним из них, и наша встреча длилась не более десяти минут. Остальные – люди Жозефа. Мне по большому счёту плевать, что с ними станет, лишь бы они не вывели Нкалу на нас. Они наёмники, знали, на что шли, но даже так… Даже так я никому не пожелал бы оказаться там и поэтому сделаю всё, чтобы вытащить их. Ингрэм не стал переспрашивать, что значит «там». «Плайя-Негра». Он впервые услышал эти слова вместе с именем Джейка Джордана от Марион Грассер восемь лет назад. У Джордана были особые отношения с Африкой. Не стоило в них вмешиваться и тем более – вставать между этими двумя. Джордан был младше его на два года, но Ингрэму всегда казалось, что младше на самом деле он сам. Хотя он и родился в старой и богатой нью-йоркской семье, его жизнь не была простой, он через многое прошёл, но «Плайя Негра»… Если всё, что рассказала Марион – сам Джордан о тех месяцах ничего не рассказывал, – было правдой, то не было ничего удивительного, что Джордан «обогнал» его. Следующие несколько дней Ингрэм о любовнике Спектера не вспоминал, слишком много было дел. А потом он ему вдруг приснился. Cон был бестолковый, путаный. Днём Ингрэм разбирался с делами «Меркью»: он пока не озвучил это никому в швейцарском офисе, но были подозрения, что кое-кто из брокеров по сырьевым фьючерсам – а может, и сразу несколько – пытался обмануть их на несколько десятков миллионов долларов. Главного подозреваемого Ингрэм прижать не мог: тот знал о незаконно проворачиваемых сделках и контрактах-ширмах и наверняка догадывался, что компания легализует контрабандные вольфрам, олово и тантал. Выходить с прямыми обвинениями было опасно, потому что даже без доказательств тот парень мог создать им кучу проблем. Джордан сумел бы прижать ублюдка по-своему, но Ингрэм прибегал к таким методам в последнюю очередь… Он так и не принял решения, оставил на завтра, и всю ночь в голове крутились цифры из несуществующих контрактов и собирались советы акционеров, несмотря на то, что у сырьевого трейдера не было акционеров с правом голоса, кроме нескольких топ-менеджеров, и настоящего совета, соответственно, тоже. Потом совет почему-то перенёсся из офиса на яхту Спектера. Ингрэм с пачкой бумаг в руках оказался прямо на палубе. Состояние было близким к панике – такое почему-то часто наваливалось на него во сне. Он не мог понять, в чью больную голову могла прийти идея разместить акции компании, занимающейся легализацией конфликтного сырья, на бирже и продать случайным людям. Теперь они стояли перед ним и требовали объяснений, раскрытия данных и отчётов. А он хотел их спросить: «Откуда вы взялись? Вас не должно быть!» И тут он заметил, что через толпу кто-то проталкивается: это был любовник Спектера. В руках у него была чашка. «Ваш кофе», – произнёс он. На этом моменте Ингрэм проснулся. Он с облегчением выдохнул. Всего лишь сон. Ингрэм сунул руку под подушку, где лежал сотовый. Было всего лишь пять утра. Рядом зашевелился Фабиан, и Ингрэм тут же погасил экран. Не хватало ещё, чтобы Фабиан проснулся и начал задавать вопросы. Парень был хорош в постели, но в общем и целом – утомителен и назойлив. Тем не менее Ингрэм уже больше года встречался с ним почти каждый раз, как приезжал в Цуг по делам. Для секса раз в два месяца Фабиан вполне подходил. Скорее всего, с притягательным, кажущимся сейчас таким интересным любовником Спектера всё будет точно так же. Спектер не станет держать его при себе долго, мальчишку потом можно будет найти… И что дальше? Несколько ночей вместе? А потом он точно так же будет бояться разбудить его: и не потому, что заботится, а потому, что не хочет лишний раз разговаривать? Эти мысли были уже привычными: глядя на каждого своего нового любовника Ингрэм гадал, на сколько дней хватит искры и какой будет реакция на разрыв. Он знал, что это неправильно. Он никогда и ни с кем не останется надолго, если будет «прощаться», не успев даже познакомиться. Ингрэм не знал, что с этим делать. В какой-то момент он перестал хотеть отношений. Секса было достаточно. И вот теперь Ингрэм опять ехал на «Мадженту», яхту Спектера, и не меньше, чем о делах, думал о том, будет ли там тот парень. Вполне возможно, на его месте сейчас уже другой… На яхте, как всегда, был непрекращающийся праздник, но они со Спектром сразу ушли в кабинет, а потом Ингрэм лёг спать. Сил ни на что больше не было. Завтракал он в каюте, и на палубу вышел ближе к ланчу. Там уже веселилась толпа молодых и привлекательных девушек и парней. Они загорали, пили коктейли, демонстрировали приятелям Спектера красивые золотистые тела, и вся эта кутерьма выглядела как ожившая реклама «Джей Крю» или «Хилфигера». Он всё ещё был со Спектером. Из находившихся на палубе молодых людей он был самым одетым: на нём была тонкая рубашка с длинными рукавами и светлые джинсы. Остальные щеголяли обнажёнными торсами и задницами, обтянутыми плавками или узкими шортами. Ингрэм не был уверен, но ему казалось, что тело под одеждой должно было быть не менее красивым, загорелым и рельефным, чем у остальных; просто его не считали нужным выставлять напоказ. А ещё парень не считал нужным общаться с остальными: он сидел в шезлонге с книгой в руках и лишь изредка откладывал её в сторону, чтобы проверить что-то в телефоне или с лёгким недоумением понаблюдать за весельем и беготнёй вокруг. Ингрэм подозревал, что такое происходило на яхте Спектера если не каждый день, то через один, и, если жить тут постоянно, столпотворение могло до смерти надоесть. Мальчишка поднялся, положил книгу на шезлонг и направился к столику с коктейлями, рядом с которым стоял Ингрэм. Коктейли были настолько ярких и разнообразных цветов, что Ингрэму не хотелось ничего брать. Любовник Спектера на секунду тоже замер, изучая. Он взял ярко-голубой коктейль. – Это маргарита? – спросил Ингрэм. Мальчишка только в этот момент обратил на него внимание. – Привет! – в глазах промелькнуло узнавание. – Вчера коктейль, выглядевший точно так же, был маргаритой. Ингрэм взял себе такой же и произнёс: – Не похоже, что ты веселишься. Парень обернулся на свой шезлонг, услышав смех с той стороны. Книга уже валялась под шезлонгом, а в нём лежала полиэтиленово блестящая от масла для загара девица. – Вот дрянь! – Он снова посмотрел на Ингрэма: – Тебе тоже не особо весело. – Я приехал для делового разговора. – Многие так, но потом остаются на всю ночь. – Сегодня будут играть? – Скорее всего, как раз компания собралась… Но точно не знаю. – Ты играешь? – спросил Ингрэм. – Нет. Никогда. – Почему? – Боюсь, что понравится, – любовник Спектера, как и сам Ингрэм, так и не сделал ни одного глотка из бокала. – Я азартный. Ингрэм сейчас, вблизи и на ярком свету, разглядел, что глаза у него были не голубые, как казалось раньше, а скорее зелёные с сине-серым оттенком. Словно ему было неуютно под слишком пристальным взглядом, парень отвёл глаза. Он поднял коктейль повыше и смахнул соль с ближнего к нему края бокала. – По-моему, с ней лучше, – заметил Ингрэм, поднося к губам свой бокал. Парень медленно отпил. – Да, лучше. Но от неё губы щиплет, – он бросил на Ингрэма короткий взгляд исподлобья. Ингрэм посмотрел на его губы, тёмные, яркие, чуть влажные. Если там и были крошечные трещинки, этого не было заметно. Ингрэм понял, что дышит часто-часто. Внутри, в груди, в животе, приятно и расслабленно теплело. Он отпил наконец маргариту. – Развлекайся, – с холодной полуулыбкой бросил любовник Спектера. – Мне надо найти Реймонда. Он уже развернулся к нему спиной, когда Ингрэм окликнул его: – Ты давно с ним? Тепло внутри переросло в опасное и неприятное жжение. «Зря ты это сказал. Лучше молчи. Если он разболтает Спектеру, могут быть проблемы». Парень чуть склонил голову, словно подсчитывая. – Два месяца и две недели. Правда, с перерывами. – С перерывами? – У меня есть дела. Я не могу всё время быть на яхте. – Живёшь где-то здесь? – Нет, в Нью-Йорке. Ингрэм кивнул: он так и думал. Ещё в прошлый раз он обратил внимание на нью-йоркское произношение, хотя и допускал, что оно могло быть «поддельным». – Я тоже живу там. В основном, – произнёс Ингрэм с весьма определённым намёком. Парень улыбнулся – не так широко и открыто, как раньше, а как будто стараясь скрыть улыбку. – Я всё-таки найду Реймонда, – сказал он, снова отпивая из бокала. Ингрэм ничего не стал отвечать, просто шагнул к поручням, туда, где стоял раньше. К нему тут же подошёл до этого державшийся в стороне телохранитель: – Не могли бы вы переместиться туда, сэр? Ингрэм осмотрелся: яхта сменила курс, и он теперь стоял спиной к пока ещё близкому берегу.***
После ужина гости разделились: часть развлекалась у бассейна и джакузи, часть спустилась вниз, в полутёмный и тихий зал, где стоял круглый стол. Потолок там был непривычно низким, так что Ингрэму всегда казалось, он заденет его головой, когда встанет. Вставать в ближайшее время он не собирался – игра шла хорошо. Он взглянул на часы: почти одиннадцать. Он просыпался рано, не позднее шести, и в это время обычно уже начинал бороться со сном, но сейчас тело было словно наэлектризовано, а голова работала чётко и ясно. Он любил это состояние. Предельная чистота мысли, необыкновенная ясность сознания. Где-то внутри этих гладких, идеальных, обжигающе холодных граней пульсировали страх, неуверенность и боязнь ошибиться, но в этом и было особое удовольствие – перебороть их, подчинить, загнать за стены и полностью контролировать всё происходящее внутри и снаружи. Это было сродни наркотику. Он часто рисковал – в офисе тоже, когда заключал сделки, которые, допусти он ошибку, могли грозить колоссальными потерями и десятками лет тюрьмы, – и покер был верным способом испытать похожие ощущения, не ставя при этом на кон свободу и чужие жизни. Он рисковал всего лишь деньгами. Сейчас ставка была семьсот пятьдесят тысяч. За столом остались лишь трое игроков: Спектер, какой-то молодой азиат и он сам. Те, кто уже вышел из игры или же сделал перерыв, находились здесь же: курили, пили, тихо разговаривали – за игрой никто не следил. Любовник Спектера был здесь – единственный из толпы молодёжи допущенный сюда. Сначала его присутствие не давало Ингрэму покоя, но потом он погрузился в игру и забыл о нём. Азиат кинул карты на стол и отошёл, что-то зло бормоча на языке, которого Ингрэм не распознал. Спектер проводил его неодобрительным взглядом: ему не понравилась столь явная демонстрация раздражения. Скорее всего, этот молодой человек больше не получит приглашения присоединиться к игре. Но Спектер, когда проиграл, тоже не смог скрыть бешенства. Он был сильным игроком, но сегодня Ингрэму нечеловечески везло: везло так, что любое мастерство было бессильно. – На сегодня всё… – сказал он. – Спасибо за игру. – Я хочу отыграться, – Спектер нервно постукивал пальцами по краю стола. – Давай ещё партию? А то до следующего твоего приезда хорошего агрессивного стада не видать. – Если найдётся компания, – ответил Ингрэм, посмотрев тем не менее на часы. – Но это будет последняя партия. – Спешишь? – Спектер кого-то высматривал в зале. – Несколько звонков рано утром. – Господи, Дэвид, как ты скучно живёшь, – усмехнулся Спектер. – И когда ты собираешься тратить то, что заработал? – Возможно, потрачу прямо сейчас, если ты выиграешь… Спектер встал из-за стола. – Не возражаешь? Я немного разомну ноги. Или хочешь начать прямо сейчас? – Пожалуй, прогуляюсь тоже, – Ингрэм поднялся из-за стола. Спектер махнул рукой: – Тейт, малыш, не принесёшь мне сигару? Взгляд Ингрэма метнулся туда, куда смотрел Спектер. Тейт. Наконец-то он знал имя. Хотя это могла быть фамилия. Или прозвище. – Подожди-подожди! – задержал Тейта Спектер. – Принеси две. Для Дэвида тоже. Те самые, которые привезла Мод. – Он повернулся к Ингрэму: – Мод… Знаешь её? Моя кузина. Ну, вряд ли. Привезла мне коробку сигар с Гавайев. Хочу, чтобы ты попробовал. – С удовольствием, – на автомате ответил Ингрэм, глядя вслед идущему к выходу Тейту. Он хотел его. Представлял, как встретит в одном из узких пустых коридоров, прижмёт к стене, обхватит руками… Просунет руку под рубашку… Ингрэм был уверен, кожа у Тейта будет обжигающе горячей.***
Ту партию Ингрэм проиграл бесславно. Уже на втором круге стало понятно, что с такими картами не выиграть – по крайней мере, не против карт Спектера. Тот был недоволен скучным и лишённым интриги ходом игры. – Давай ещё партию! Господи, да ты начал сбрасывать карты с самого начала! Я даже подумать не успел, что там у тебя может быть. Ингрэм покачал головой: он знал, что Спектер может играть ночами напролёт, но сам был не из таких: – Мы же договорились. Последняя партия. – Да её за партию-то считать нельзя. Ингрэм поднялся из-за стола. – Мне пора спать. – Тебя кто-то ждёт? – спросил Спектер, откинувшись в кресле. – Нет. Я на самом деле собираюсь лечь спать. – Серьёзно? – он приподнял густые брови. – Тут столько красивых парней, а тебя никто не ждёт? – Не сложилось… – Тебе он понравился? – Кто? – непонимающе нахмурился Ингрэм. – Тейт. Ингрэм не успел даже открыть рот, чтобы сказать, что, даже если Тейт и показался ему симпатичным, он всё равно не имел в виду ничего серьёзного, как Спектер замахал обеими руками, заранее отметая все возражения: – Ты же постоянно на него смотришь. Неужели ты думал, я не замечу, как ты пялишься на моего мальчика? – Да, он мне кажется привлекательным. И что такого? – с лёгким вызовом в голосе признался Ингрэм. – Я добавлю его к своей ставке. Тебя это устроит? – подмигнул Спектер. – Добавишь к ставке? – переспросил Ингрэм. – Как ты себе это представляешь? Мысль была безумной – и дьявольски соблазнительной. Ингрэм уже был согласен на любые условия. И он согласился бы на них, даже если бы речь шла не о Тейте, а о ком угодно ещё. Он никогда раньше не играл ни на что, кроме денег. Он опустился в кресло, с которого встал минуту назад. Спектер вынул сигару изо рта: – Ну, скажем, ты в дополнение к выигрышу получишь его на всю ночь. Если, конечно, выиграешь, – Спектер вернул сигару на место. – Я должен добавить к своей ставке нечто равноценное? – спросил Ингрэм. – Нет, нет. Это всего лишь небольшой бонус, чтобы уговорить тебя на партию. Ингрэму, чуть запоздало, пришла в голову ещё одна мысль: Спектер мог подкладывать ему Тейта намеренно. Иначе с чего бы он так расщедрился? Но это всего лишь на несколько часов, которые Ингрэма ни к чему не обязывают... Он не собирается во время секса выкрикивать самые свои страшные тайны, и Тейт вряд ли сумеет взломать его ноутбук за десять минут. Охрана его хорошо обыщет перед тем, как впустить... В любом случае это далеко не первый раз, когда он берёт на ночь тех, кого пригласил на яхту Спектер. Ингрэм уже принял решение, но сделал вид, что раздумывает. Он видел нечто подобное в каком-то фильме или читал в книге. Но там всё было куда драматичнее: женщина была последней и самой ценной ставкой, когда всё прочее уже было проиграно. Какой идиот согласится на такое? Цена секса – пара сотен. Ингрэм не принял бы его даже в качестве анте – ночь с Тейтом определенно не стоила пяти тысяч долларов. Хотя если подумать... Спектер, похоже, купился на притворные раздумья: – Ты не пожалеешь, обещаю, – полушёпотом добавил он, хотя возле стола никого не было. – Вся ночь. Будешь делать с ним всё, что захочешь. В разумных пределах, разумеется. – А он согласится? – поинтересовался Ингрэм. У Спектера дёрнулся уголок губ, и он пару раз быстро моргнул перед тем, как ответить. – Об этом не беспокойся. Сначала выиграй. Если сумеешь, он через полчаса будет в твоей каюте на всё согласный, – Спектер пристально наблюдал за Ингрэмом. – Я знаю, ты его хочешь… Думаешь о нём. О том, какая у него задница… Спектер снова вынул изо рта влажный изжёванный кончик сигары и облизнул губы. Ингрэму показалось, что у него даже щёки и нос порозовели, когда он это говорил. Он облизывал и обсасывал каждый звук. – Приглашу Холкомба и кто там ещё есть, – Спектер привстал с кресла, поняв, что Ингрэм согласен на новые условия. – Только не говори им про Тейта. Это между нами. Я к нему слишком привязан, чтобы раздавать направо и налево.