Выпусти меня хотя бы до рассвета

После полуночи не случается ничего хорошего. Уилл прекрасно знал это и всегда старался успеть выехать домой хотя бы в одиннадцать, однако сегодня он повздорил с социальным наставником и долго не мог сосредоточиться, читая по десять минут одну и ту же страницу и совершенно не улавливал смысл. Он пришел в себя, когда охранник погасил в библиотеке огни и едва не запер его до утра. После полуночи трасса на Вулф Трап была абсолютно пустой и безжизненной, медленно развертывалась перед автомобилем, и Уилл ехал медленнее обычного, чтоб успеть затормозить, если на дорогу выскочит зверь. Он представил себе крупного зверя, черные блестящие глаза, белый в свете фар абрис меха, и словно притянул беду: за очередным поворотом так и случилось. Прямо перед автомобилем мелькнула чья-то фигура, Уилл резко нажал на тормоз, вывернул влево и выключил мотор, отстраненно ощутив, как вся слюна мгновенно впиталась в слизистую, и во рту все пересохло. Уилл вышел из машины, и полночь мягко обняла его за плечи, теплая, влажная, журчащая голосами сверчков и редкими криками птиц. Лес стоял стеной по обе стороны дороги, луна скрывалась за макушками деревьев, и Уилл на мгновение закрыл глаза, привыкая к темноте и тишине. Фонарик скользил в его влажной ладони, округлое пятно света поползло по пустому асфальту, и Уилл решил было, что зверь ему примерещился. И если бы не запах, он бы вернулся в машину. Отчетливо пахло кровью, гарью, бензином и чем-то еще, похожим на запах нержавеющей стали, холодных пряностей, древесного дыма, целый букет странных, будоражащих сознание ароматов. Уилл сделал несколько шагов, оглянулся по сторонам, и впереди, справа на обочине дороги он заметил темный силуэт сбитого машиной зверя – темнее окружающего леса. Сердце бешено заколотилось, тут же запершило в пересохшем горле. Это был не зверь. На обочине лежал человек. Уилл зажмурил глаза, надеясь, что сильного удара не было, что он успел вовремя свернуть, и что это всего лишь шок, а не смерть. Он медленно подошел ближе, присел на корточки рядом с ним, заметил, что тот дышит, и цепкие когти тревоги отпустили сердце. Человек выглядел скверно, весь грязный, худой и израненный, кровь запеклась на рассеченной брови. На вид ему было не больше двадцати. Уилл прижался ухом к его груди, проверяя, как бьется сердце: ровно, отчетливо, гулко. Он почувствовал запах еще ярче, еще отчетливее, сотни знакомых оттенков и смыслов, которые сплетались в один, рассказывая о силе, которая незаметна на первый взгляд, но скрывается внутри, за внешне неприглядной, жалкой оболочкой оборванца и бродяги. Сила, которая только и ждет возможности проявиться, испугать, сожрать целиком – или же надежно защитить и успокоить. Внезапно набежала слюна, и Уилл сглотнул ее, отстранился неловко, будто это было больше, чем просто прикосновение. Нормальные люди так не пахли. Нормальные люди пахли потом, чистотой или одеколоном, за этими запахами не стояло никаких смыслов. Но это не был нормальный человек. Это был самый настоящий альфа. Уилл никогда не был встречал настоящих альф. Он, разумеется, слышал о них, слышал об их потрясающей жестокости, самоуверенности и собственнических инстинктах, о том, что они неуправляемы и всегда стремятся оторвать кусок побольше. Именно из-за этого стремления, из-за постоянной склонности к насилию каждый альфа, желающий жить внутри страны, походил обязательную процедуру химической кастрации, которая называлась легализацией. Раньше альф определяли на работу, сопряженную с опасностью, они работали в пожарной службе и службе спасения, но это приводило к постоянным конфликтам с бетами, поэтому в последние тридцать лет легализовали всех альф без исключения. Если же альфа желал сохранить себя, как мужчину, то дорога была одна – в армию, во внешние ряды войск, которые были лишены права возвращаться на родину. Такова была плата за спокойное, либеральное, адекватное общество без агрессии, направленной на собственных граждан. Размножаться альфам не позволяли, поэтому они встречались все реже и реже, крайне редко появляясь на свет в семьях бет или омег. Даже своих знакомых взрослых легализованных альф Уилл мог пересчитать по пальцам одной руки. Он с сомнением посмотрел на бродягу. Ошеломляющий запах, дикий и животный, но одновременно строгий и странно притягательный, говорил о тщательно скрываемой агрессии. Или же об элементарной неприрученности. Так было, например, с немецкой овчаркой по кличке Родд, которого Уилл точно так же подобрал на дороге: раненого, злющего поначалу, но потом они сошлись характерами. После он пристроил Родда в один из полицейских участков Вьенны и порой навещал его. – Эй, – тихо позвал Уилл, погладил альфу-бродяжку по щеке кончиками пальцев, – как ты себя чувствуешь? Тот не ответил. Он давно следил за ним, приоткрыв глаза, словно наблюдал и ждал решения. Уилл замер, не зная, как лучше поступить. Слишком уж тот напоминал брошенную жестокими хозяевами собаку, и хоть об альфах шла дурная слава, Уилл не мог просто так встать и вернуться в машину, оставив его умирать на обочине. – Но не могу же я тебя подобрать, – сказал он с сомнением, – ты же все-таки не животное. Тебе следует обратиться за помощью в центр помощи бездомным. Альфа скользнул по нему мутным взглядом и пробормотал что-то неразборчиво. Царапнул ногтями по асфальту, стараясь подняться, и присел, встряхнув головой. – Я дам тебе немного денег… – выдохнул Уилл, уговаривая больше его, чем себя, – и еды. Тебе станет полегче. Правда, не знаю, есть ли у меня что-нибудь, кроме собачьего корма... а тебе он вряд ли придется по вкусу. Альфа сглотнул, настороженно следя за его губами, разбирал каждое слово. Он казался оглушенным, будто подорвался на мине и каким-то чудом спасся. По худым, резко очерченным скулам протянулись багровые полосы. – Я не могу... – тихо заговорил Уилл, прекрасно понимая: где альфы – там и опасность. Но тот поймал его взгляд и посмотрел с такой горькой надеждой, что не было никаких сил отказать в помощи. Уилл никогда не оставил бы на дороге зверя. – Хорошо, – выдохнул Уилл, чувствуя, как громко ухнул камень, сорвавшийся с его совести, – идем в машину. Я позабочусь о тебе. Альфа встрепенулся, поднялся на ноги и пошатнулся, тощий, плечистый, длинноногий. Уилл невольно улыбнулся, помогая ему пройти в машину и устроиться сзади. Альфа выглядел породистым, и был бы очень хорош собой – как борзая с прекрасной родословной, – если бы не худоба. – Откуда же ты взялся, красавец? – усмехнулся Уилл, но так и не услышал ответа. Он обернулся и увидел, что альфа устроился на заднем сидении, подложил его сумку с книгами под голову и мгновенно заснул, почувствовав себя в безопасности. Уилл улыбнулся и потрепал его по грязным, слипшимся в сальные пряди волосам: – Конечно, трасса – не самое подходящее место для сна. Отдыхай, а дома я помогу тебе прийти в себя. *** Темный ночной лес остался позади. Уилл припарковал машину у крыльца, разбудил альфу и жестом пригласил его выйти из машины. Он слышал лай из-за запертых дверей, стая уже заждалась его, к предвкушению спокойного вечера примешивалась радость от неожиданного знакомства. Уилл редко водил к себе гостей, и никогда еще никто не оставался у него на ночь. Это был новый опыт, и Уилл чувствовал себя немного неуверенно и неловко. – Итак, тут я живу, – объявил он, распахнув дверь, – а это мои друзья, я познакомлю вас позже, а сейчас пока что рано общаться. Надеюсь, что у тебя нет блох… Альфа не ответил, со сдержанным любопытством разглядывая собак, а потом вошел в дом, приглядываясь и осматриваясь. – Идем сюда! – раздался голос Уилла из кухни, – я думаю, что первым делом мы должны тебя накормить! Позаботившись о собаках, Уилл попытался навести уют на кухонном столике, неуклюже задел локтем солонку с перечницей и едва не опрокинул все на пол. – Похоже, я немного волнуюсь, – пробормотал он скорее себе под нос, уставившись в пол. – Я не очень-то хорошо схожусь с людьми, знаешь ли. Альфа внимательно выслушал его, склонив голову к плечу, улыбнулся вдруг так тепло, что Уилл ощутил, как волнение спадает, и уходит неловкость. Внезапно он понял, что его радует молчание альфы – все же с обычным человеком пришлось бы общаться совсем по-другому, выдумывая какие-то темы для беседы, вместо того, чтобы просто озвучивать свои мысли. К тому же приключение на дороге объединило их некоторым образом. – Сейчас... – Уилл быстро заглянул в холодильник, вынул контейнер с ужином и поставил его разогреваться. – Надеюсь, тебе понравится. Хотя, думаю, ты в любом случае не откажешься. Альфа явно не собирался отказываться. Несмотря на плачевный вид, он не забился в угол, как делали большинство подобранных Уиллом собак, вместо этого он вышел на середину кухни и начал рассматривать ее со странной полуулыбкой. – Пожалуй, я сделаю пасту. С мясными консервами, к сожалению, ничего лучше у меня нет. Зато мы оба точно не останемся голодными, – пробормотал Уилл, наполняя водой большую кастрюлю. Он никогда не готовил в ней для себя, но альфа выглядел таким голодным, ему наверняка требовалось много еды... – С одной стороны даже хорошо, что ты молчишь, – улыбнулся Уилл, обернувшись к нему, – иначе я бы чувствовал себя неловко. Я вечно не могу подобрать правильные фразы. С собаками проще, они умеют общаться без слов. Альфа усмехнулся, подошел и совершенно неожиданно склонился к его шее, бесшумно обнюхав Уилла. – Эй! – воскликнул тот, вздрогнув от щекотного ощущения, – не пугай меня так, ты же не животное! Альфа ничего не ответил, стоя по-прежнему рядом, и Уилл отступил к плите. – Вымой руки и садись за стол, – велел он строго. Было бы жестоко вначале отмывать альфу целиком. Кто знает, сколько дней он обходился без нормальной еды? Альфа послушно подошел к раковине и, подтянув вверх обгорелые манжеты некогда белой рубашки, принялся отмывать руки от копоти. Уилл краем глаза следил за тем, как он делает это – неспешно, аккуратно, не забывая тщательно вычистить грязь из-под ногтей. – Как только поешь, мы приведем тебя в порядок, – пообещал Уилл, открывая банку с консервированным мясом для пасты. – Все будет хорошо, вот увидишь. Альфа взглянул на него с улыбкой, будто не сомневался в этом. И, вытерев пальцы о кухонное полотенце, он уселся за маленький стол у окна, ожидая ужина. Со вчерашнего вечера оставалось три куриных голени, обжаренных со специями, и все три Уилл, после недолгого колебания, выложил на тарелку и поставил перед альфой. Тот беззвучно, но все же заметно сглотнул голодную слюну, воззрившись на еду. Уилл не смог сдержать улыбки и ободряюще потрепал его по волосам. – Угощайся. Сейчас я закончу с пастой и присоединюсь к тебе. Он вернулся к плите, разложил по тарелкам уже готовые спагетти и щедро полил их горячим мясным фаршем в соусе. Такой банки обычно хватало на несколько дней, и запасы консервов были не безграничны, но Уилл решил, что после разберется с этим. – Ты почему не ешь? – изумился он, обернувшись и обнаружив, что альфа терпеливо ждет чего-то. – Остынет! Альфа посмотрел на него серьезно, и Уилл вначале нахмурился, а потом расставил тарелки с пастой и сел за стол. – Ты меня ждал? Как это мило с твоей стороны, – улыбнулся он, заметив, что альфа тут же взял приборы. – Приятного аппетита. И сам принялся за еду, потому что обедал восемь часов назад. Спагетти вышли слегка недосоленными, но Уилл решил не обращать на это внимания, продолжил жевать нетерпеливо. И с удивлением заметил, что альфа ест аккуратно, куда аккуратнее, чем он сам, разделывая курицу ножом и вилкой. Уилл всегда ел курицу руками и не представлял даже, что кто-то всерьез способен на подобное издевательство над едой. Но альфа явно наслаждался горячей курицей, каждым ее кусочком, который он отправлял в рот, и Уилл не стал ничего говорить. В конце концов, у всех были свои странности. Может, стрессовая ситуация так странно на него повлияла, а, может быть, альфа, как герой фантастического романа, свалился на него прямо из девятнадцатого века? Уилл улыбнулся сам себе, пытаясь обуздать чересчур бурное воображение, но все же спросил: – Парле-ву франсе? Альфа тут же вскинул голову, уставившись на него в упор, но Уилл смутился и ничего больше не спросил, потому что давно позабыл уроки французского. Он быстро расправился со своей порцией и вернулся к плите, убирая с нее грязную посуду. Вечер предстоял долгий, не стоило оставлять уборку на последний момент. Альфа тем временем неторопливо съел все, что ему дали, оглянулся в поисках десерта, и Уилл протянул ему яблоко: – Держи. Надеюсь, теперь ты чувствуешь себя лучше. Альфа тихо заурчал в ответ, жмуря глаза. Коснулся его пальцев, принимая яблоко, поднес его к лицу, внимательно прислушиваясь к аромату. – Ты милый... – решил Уилл, почесав его за ухом привычно, точно Уинстона, – но грязный, точно уличный енот. Ешь, а я пока что все подготовлю. Альфа сочно вгрызся в яблоко, с интересом наблюдая, как Уилл стелет на пол старые газеты и ставит посредине шаткий табурет. – Прошу. – Уилл протянул руку, указывая на табурет. – Садись, я займусь тобой. Быстро расправившись с яблоком, альфа выбросил огрызок и сел, куда ему велено было, расслабленно расправил плечи, доверяя Уиллу. Тот похлопал его по плечу: – Умница, хороший мальчик. Думаю, ты понимаешь все, что я говорю, не правда ли? Тот не ответил, будто не услышал его слов, и Уилл едва слышно вздохнул. Могло ли так случиться, что альфа был избит или оглушен, в результате чего потерял рассудок? Или же все альфы от природы были недалекими? Уилл не знал точно, но сомневался в этом, несмотря на пропаганду о тупости и упертости этого сорта людей. – Давай посмотрим, – ласково пробормотал Уилл себе под нос, взяв в руки гребешок для собак, – что у тебя в голове... или кто. Однако ни вшей, ни блох у альфы он не обнаружил, несмотря на то, что его волосы были грязными и спутанными. – Ты чище, чем я думал, – улыбнулся Уилл, вновь похлопав его по плечу, – надо бы тебе сдать анализ на паразитов, но, как мне кажется, у тебя и внутри все в порядке. Ты просто голодная грязнушка. Альфа не отреагировал на ласковое детское прозвище, и Уилл принялся выстригать репьи из его головы. – Жаль, что приходится это делать, – сказал он со вздохом, – но иначе от них никак не избавишься. Ничего, я попробую подстричь тебя. Раньше я стриг своего папу, и у меня неплохо получалось. Конечно, это была не модная элегантная стрижка, но альфа стал выглядеть еще симпатичнее, когда Уилл закончил. – О, видишь, какой ты красивый... – он протянул ему зеркальце. – Надо все-таки дать тебе имя. Может быть, Чесапикский незнакомец? Уилл усмехнулся сам себе, взял лезвие и принялся аккуратно сбривать тонкие волоски на его шее сзади и заметил вдруг надпись, спрятавшуюся за воротничком рубашки. – Что это у нас тут? – нахмурился он, бесцеремонно оттягивая воротничок пальцем. Татуировка, набитая простой иссиня-черной краской, гласила: «№ B 1327-1. Ганнибал». – Ганнибал... Это твое имя? – медленно произнес Уилл, пытаясь понять, что значит эта жутковая татуировка, похожая на лабораторный штамп. – Так тебя зовут, да? Альфа обернулся и пристально уставился на него. У Уилла внутри все сжалось от бессилия и боли, как в те минуты, когда он читал в новостях о проведении экспериментов над животными. Неужели над альфами тоже ставили эксперименты? Но ведь они не были животными, они были людьми! – О, – выдохнул Уилл, едва находя в себе силы, чтоб сдержать свои чувства, – бедный... через что тебе пришлось пройти?! Поддавшись порыву, он крепко обнял альфу, ощущая его худобу, чувствуя кисловатый, прокопченный привкус гари от его кожи, волос и одежды. – Теперь я понимаю, как ты оказался на трассе, – проговорил он, чувствуя, как в горле набухает комок, – ты сбежал из лаборатории. Все эти выпады и манифестации против альф такие жестокие... Но не волнуйся, Ганнибал, я постараюсь что-нибудь придумать. Я постараюсь защитить тебя. Альфа, вначале невероятно напряженный и даже готовый к атаке, словно кобра перед броском, внезапно расслабился. С тихим утробным урчанием он потерся головой о его шею, наверняка испачкав ему рубашку, но Уилл не обратил внимания. Его мысли были заняты другим: неужели можно было так издеваться над альфами, пусть даже они не такие, как все люди! – Все будет хорошо, – пообещал Уилл, стараясь сглотнуть свой комок, – я вижу, что ты смелый и хороший, что ты смог выбраться. Теперь все будет в порядке. Альфа тихо заурчал в ответ, поднял руки, но не прикоснулся, словно не рискуя обнять Уилла в ответ, просто положил голову ему на плечо. Уилл почесал его за ухом, чувствуя, как в груди нарастает невероятно сильное и приятное ощущение, когда ты спас кого-то – и не просто от голода и холода, а от чего-то более страшного. Номер перед именем, что он мог значить? Что Ганнибала готовили к каким-то особо жестоким и опасным испытаниям? Уилл потрепал его по плечу и отстранился: – Замечательно, что ты на свободе. Но нам надо закончить с твоим ужасным видом. Ты ведь будешь хорошим мальчиком и сделаешь все, как надо? Ганнибал преданно взглянул на него и кивнул, впервые за весь вечер открыто подтвердив, что понял его слова. *** Теплая вода хлестала из душа, достаточно теплая и комфортная, и Уилл, третий раз проверив температуру, слегка вымок и задернул занавеску. Была мысль выкупать Ганнибала в жестяном тазу, в котором Уилл обычно мыл собак, но после недолгого колебания он решил дать ему воспользоваться душем. Если уж альфа способен есть курицу ножом и вилкой, то вымыться он точно сможет. Ганнибал неслышно подошел сзади, положив голову ему на плечо, и Уилл едва не подпрыгнул от неожиданности. – Кто так подкрадывается? – он слегка дернул его за ухо. – Но раз уже пришел, то давай раздевайся. Сейчас я тебя вымою. Смерив его слегка надменным взглядом, Ганнибал быстро стянул с себя рваную грязную одежду и демонстративно бросил ее в угол. – Не переживай, я сейчас подберу тебе чистую, – усмехнулся Уилл, отвел взгляд, уставившись в угол, и ощутил странное смущение от его наготы, – но для начала мы ототрем копоть. Ганнибал вскинул бровь и, прошествовав мимо него, зашел в душ и задернул за собой занавеску. Уилл удивленно замер, но заметив по контуру силуэта за плотной занавеской, что Ганнибал спокойно моется сам, решил больше не приставать к нему. Уилл тоже прекрасно мылся один, подходящая щетка с длинной ручкой позволяла самому натереть себе спину, и это было гораздо проще и удобнее, чем пытаться завести отношения с кем-то. Поэтому Уилл решил оставить его в покое и вышел из ванной, аккуратно притворив дверь. Конечно, после придется купить себе новую щетку... После недолгих раздумий, Уилл принес в ванную одни только новые трусы и повесил их на крючок. Остальную одежду он решил выдать ему позже, чтоб как следует рассмотреть синяки и возможные раны Ганнибала. Тот мылся чуть ли не втрое дольше, чем сам Уилл, и на счетчик воды было просто страшно смотреть. Все же насколько дешевле было вымыть его в тазу... Но удовольствие от того, что Ганнибал отмылся сам и почувствовал себя чистым, стоило этих денег. Уилл часто переживал за собственное будущее, потому что не умел копить, едва сводил концы с концами после смерти отца, все заработанное и сэкономленное быстро расходилось куда-то в пространство. Но об этом всегда можно подумать позже, главное правило – по возможности избегать долгов и кредитов – Уилл умудрялся соблюдать. Пока ванная была занята, он проверил еще раз карманы на одежде Ганнибала и выбросил ее в бак для сжигания мусора, а потом впустил собак в кухню. Те напряженно принюхались к запаху чужака, как и всегда, но большинство было знакомо с порядками этого дома. Только Уинстон не перестал рычать и даже задрал было лапу, чтоб пометить табурет, который занимал альфа, но Уилл не позволил это сделать. – Фу! – строго окликнул он пса. – Даже не думай! Уинстон нехотя послушался, улегся под дверь кухни и принялся громко ворчать, не доверяя странному чужаку. Уилл не обратил внимания на его капризы, порылся в домашней аптечке и вернулся в гостиную. Ганнибал, завершивший наконец свои водные процедуры, явил себя миру. С увлечением разглядывая корешки книг, он остановился напротив полок. Уилл засомневался, умеет ли он читать. – Нравится что-нибудь? – улыбнулся он. – Если будешь хорошо себя вести, я тебе почитаю. Ганнибал обернулся к нему, всем своим видом обещая вести себя хорошо и даже превосходно. Но Уилл вновь смутился, как и прежде, в ванной. Старался не глядеть на него, но ничего не мог с собой поделать. И дело было не в том, что он раньше никогда не видел голых парней, – нет, он видел их – два раза в неделю после тренировок в общей душевой... но Ганнибал выглядел неуловимо иначе, чем все они. Безупречно сложенный, он был высоким, и даже худоба не так сильно портила его. Кожа обтягивала упругие и твердые даже на вид мышцы, по рельефным кубикам на животе тянулась дорожка волос. И на груди его тоже были волосы. Уилл никогда не видел такого у бет и омег его возраста, разве что в старых фильмах, где альфы общались с людьми, сражались или просто загорали у бассейна, привлекательные и яркие как само солнце. Сейчас старые фильмы с участием актеров-альф были под запретом, и достать кассету было непросто. У Уилла было несколько таких, которые он прятал в ящике для постельного белья. Он, разумеется, знал, что еще есть эротические фильмы с участием альф, и однажды едва не купил такой, но в последний момент испугался. Эротика в последние тридцать лет была под цензурой, нынешний кинематограф старался обходить запретные темы. Уилл однозначно мог сказать, что один только вид Ганнибала прямо попадал под статью о не нарушении морального облика. – Д-давай, – произнес Уилл, заикаясь, – я посмотрю твои раны. Надеюсь, у тебя нет перелома. Болит где-нибудь? Ганнибал оценивающе поглядел на него, а потом отрицательно покачал головой. – Хорошо, что ты начал откликаться, – сказал Уилл сухим, стерильным тоном, стараясь не думать о каплях воды, которые стекали с мокрых волос на широкие плечи. О поблескивающей коже и о заметной выпуклости под синей тканью трусов. Ганнибал подошел ближе, заставив его вздрогнуть. Плавно поднял руку, и Уилл шумно сглотнул, не сразу поняв этот жест, но потом сообразил. На межреберных мышцах красовался огромный кровоподтек, но кожа, к счастью, не была разбита. – Сейчас я смажу тебя очень хорошим средством, – выдохнул Уилл, неловко выдавливая прохладный гель себе на пальцы. – Через неделю от этого не останется и следа. Он прикоснулся к его боку, принялся втирать гель, ощущая каждое малейшее движение, каждый его вздох. В горле вновь возник комок, но на этот раз не от горечи, а скорее, от удивления. Уму непостижимо. Уилл и представить себе не мог, что однажды будет ухаживать за раненым альфой, и что тот окажется таким... таким альфой! – Вот и славно, – механически, бесчувственно проговорил он, выдавив еще геля себе на пальцы, и растер терпко пахнущую прохладу по чужому бедру. Ганнибал глухо, утробно заурчал, отчего у Уилла мурашки по коже побежали, и если бы в ту же секунду Уинстон не отозвался из-за двери горестным рычанием, неизвестно, к чему бы это все привело. Уилл встряхнул головой, прогоняя наваждение, придирчиво осмотрел его, быстро коснувшись небольших синяков, обнаружил на его торсе много давно подживших шрамов. Как альфа мог подпустить к себе кого-либо, кто причинял ему такую боль? Значит, в тот момент он был совсем невзрослым… это подтверждала и рубцовая ткань, которая почти не отличалась от кожи. В горле застрял горький комок. Уилл представил себе мальчика, с которым жестоко обращаются, и как же больно было думать об этом! – У меня ты будешь в безопасности, – тихо прошептал он, поддавшись моменту, и погладил его ласково по лопатке, хранившей след от ножевого пореза. Ганнибал оглянулся через плечо, но Уилл уже справился с чувствами и улыбнулся ему. – Стой смирно, дружок. Я еще не закончил. Опасаясь, что увидит серьезные ожоги, Уилл продолжил осмотр, но Ганнибал отделался уже подживающими повреждениями второй степени. Для них было достаточно жирной остро пахнущей мази, которую Уилл растирать не стал, нанеся плотным слоем. Ссадины и царапины он обработал дистерилом, дотошно осмотрев его всего и опустившись перед ним на колени, чтоб ничего не упустить. Ганнибал с улыбкой глянул на него сверху вниз, и Уилл почувствовал себя странно. – Так, – сказал он, поднимаясь и вытирая руки салфеткой, – кажется, я ничего не упустил. Мазь сейчас подсохнет, и тогда одевайся. Эта одежда немного ношеная, но она чистая и без дырок. Все, что есть. Ганнибал кивнул и резко шагнул к нему, сцапал за плечо. И не успел Уилл как следует испугаться, провел кончиком языка по его шее, словно в благодарность за то, что тот обработал его раны. От простого, невинного прикосновения сердце сорвалось в бешеный ритм. – Фу! – воскликнул Уилл, пораженный до глубины души, и прежде всего, своей реакцией. – Это что, шутка? Ганнибал кивнул серьезно, но в карих глазах мелькнули огненные искорки. Похоже, ему доставляло удовольствие изображать из себя животное и дразнить Уилла. – Обманываешь меня, – выдохнул тот, – я знаю, что ты понимаешь, что творишь. Не делай так больше. Ганнибал вскинул брови и склонил голову к плечу в немом вопросе. – М-мне это не нравится, – выговорил Уилл, – так что будь умницей, слушайся меня. Ганнибал кивнул, и Уилл вышел из гостиной, оставив его там. Прислонился спиной к двери и сполз по ней, ощущая дрожь в подгибающихся ногах. Управление миротворческой миссии утверждало, что альфы опасны, все, без исключения. И Уилл, стирая ладонью с лица взволнованное напряжение, теперь понимал, что они имели в виду. Ганнибал не сделал ничего из ряда вон выходящего, но Уилл спинным мозгом уже чувствовал, что что-то неладно. Запрет комитета морали и цензуры на фильмы с альфами. Уголовная ответственность за хранение и распространение фильмов, где альфы... занимаются любовью. Уилл ощутил вдруг всю энергетику, заключенную в этих кадрах. Представил себе полуобнаженного Ганнибала, который лижет в ухо какого-нибудь омегу... например, Энтони с их потока. Энтони поначалу насмешничает, пытается показать, кто здесь главный, но потом все становится по своим местам. Картина возникла перед глазами, настолько сочная и живая, будто Уилл в самом деле смотрел такой фильм, и уголки его губ непроизвольно дернулись вниз. Причем тут Энтони, ведь это Уилл нашел альфу! Его вдруг лизнули в щеку, и Уилл шарахнулся в сторону, но это был всего лишь Уинстон, который попытался подбодрить приунывшего хозяина. – Понятия не имею, что с этим делать, – шепотом поделился Уилл, поглаживая и почесывая Уинстона, – наверное, пора познакомить вас. Веди себя прилично, я знаю, что ты у меня умный. *** Старые джинсы оказались коротковаты, а футболка, которая на Уилле свободно болталась, пришлась Ганнибалу впору. Тот придирчиво оглядел себя в зеркало, щуря глаза и приглаживая подсохшие волосы. – Хороший, хороший... – чуть насмешливо отозвался Уилл, проходя мимо, – пойдем, Ганнибал. Я познакомлю тебя с ребятами. Они вдвоем вышли на веранду, окунувшись в прохладный летний бриз, и стая внимательно уставилась на чужака. Уинстон заворчал, и Ганнибал, сощурив глаза, вскинулся презрительно. – Тише, – велел Уилл, одной рукой упираясь в грудь Ганнибала, а другой указывая псу на место. – Мы сейчас все будем взаимно вежливы. Итак, знакомьтесь. Это Ганнибал. Уинстон фыркнул и улегся на свое место, но не осмелился прямо возражать при хозяине. Уилл чувствовал растущее напряжение Ганнибала и успокаивающе погладил его по груди. – Ганнибал, это Уинстон. Это Бастер, это Тимми, а это Спот и Ричмонд. Познакомься с ребятами. Ганнибал посмотрел на Уилла, потом перевел взгляд на собак, изучая их, и постепенно закрыл глаза, будто осознал что-то. – Надеюсь, что вы подружитесь, – заметил Уилл. – Если ты не хочешь лечь спать прямо сейчас, мы можем посидеть на веранде. Тот задумчиво взглянул на небо и острый полумесяц луны над верхушками деревьев, а потом кивнул. Уилл улыбнулся: – Хорошо, тогда я принесу табурет для тебя и имбирный лимонад для нас обоих. Когда он вернулся, то обнаружил, что все тихо и спокойно. Вот только Ганнибал уселся в его любимое кресло, удобно откинувшись на спинку. Уилл вздохнул, поставив рядом табурет, и присел на него. По-хорошему, Ганнибала следовало немедленно согнать со своего места и дать понять, что так делать нельзя, что это хозяйское кресло, но Уилл зацепился взглядом за ссадины на его руках и не смог этого сделать. Бедный альфа без того натерпелся, и в один вечер ему можно было позволить все. Пусть, наконец, ощутит себя в тепле, не только физическом, но и душевном. Уилл вновь почувствовал легкость внутри, невероятно довольный тем, что смог спасти очередного бродягу, и тот не умер от голода на трассе, одинокий и никому не нужный. – Твой лимонад, – сказал он тихо, протягивая ему стакан, и Ганнибал принял бокал, благодарно коснувшись ладонью его плеча. *** Уилл едва смог сосредоточиться на утренней лекции, а ближе к обеду и вовсе бросил попытки. Мысли его были совсем далеко от размеренной речи преподавателя, который рассуждал о психологических механизмах правонарушений и объяснял психологию правонарушителей. Уилл хотел как можно быстрее вернуться домой, рассчитывая заехать в магазинчик Эда и взять подработку на дом, хотел купить альфе что-нибудь вкусное и порадовать его. Сегодня Уиллу, как никогда, не было дела до сокурсников, их трепа и подколок. У него была собственная жизнь, пусть несколько затворническая, но он был счастлив. Он вспомнил, как чудесно провел вечер в небольшой, но теплой компании, как крепко он спал ночью, без всяких кошмаров, несмотря на то, что пришлось спать на диване, потому что Ганнибал занял его кровать. Уилл сам не понял, как это случилось: он постелил, разобрав диван и наскоро очистив от шерсти липкой лентой. Но когда Ганнибал увидел это, он придирчиво осмотрел все, потянул за чистую простынь, принюхиваясь к запаху кондиционера для белья – а потом проинспектировал постель Уилла. Уилл почувствовал себя сконфуженным, так как уже дней восемь спал на одном и том же белье, и ему было неудобно и неприятно, что Ганнибал бесцеремонно исследует его запах. – Ложись на диван. – Уилл показал ему и даже отвел. – Ты будешь спать здесь. Но пока он отлучился в ванную, чтоб почистить зубы перед сном, Ганнибал преспокойно забрался в его кровать, не смутившись восьмидневными простынями. Уилл замер в нерешительности, глядя, как уютно тот устроился под одеялом, прижимая к себе подушку, а потом нехотя пошел на диван. Предпочел отдать кровать без боя, ведь Ганнибал сильнее нуждался в хорошем отдыхе. *** В магазинчике его уже ждала целая коробка с заказами, и Эд, привычно ворча, выплатил ему задаток. Доллары в кошельке слегка туманили голову, Уилл не успел осознать, как оказался в мясной лавке. Обычно он приезжал сюда пару раз в месяц, покупая субпродукты для собак и иногда вырезку для себя. Уилл не любил ездить по магазинам и часто ел, что придется, но альфу точно нельзя было держать на рационе из наггетсов, сельдерея и консервов. Уилл никогда не держал собак бойцовских пород, но почему-то думал, что Ганнибала следует кормить так же, как их. Хорошо, что появились деньги! Уилл купил бекон, чтоб жарить по утрам, телятину, которую можно было нарезать и отварить в тяжелой посуде, добавив муки для густоты соуса, и купил свинины на фарш. Все это он готовил редко, и никогда не покупал так много за раз, задатка не хватило, и пришлось добавить из заначки, отложенной на зиму. Но он не жалел денег, представляя, как накормит альфу мясом, и как тот обрадуется. Уилл отнес все в машину, размышляя о жизни. Неясно, на какой срок можно было оставить Ганнибала у себя. Все же тот не был его питомцем, его нельзя было сдать в приют или отправить на передержку. Несмотря на необычный способ знакомства, Уилл понимал, что не должен относиться к нему, как к бродячему псу. Но как он мог сейчас указать ему на дверь? Гораздо проще было обойтись без новых джинсов этим летом. Старые еще не протерлись, а еще можно было сэкономить на книгах и вновь ходить в библиотеку, это дешевле, хотя и не так удобно. К тому же, пока Ганнибал не согласится поговорить, невозможно точно узнать, будет ли он в порядке, если уйдет. Уилл не сомневался, что тот может говорить, но просто не хочет этого делать. *** Пока Уилл был далеко от дома, мысль об альфе, который ждал его, казалась такой увлекательной и волнующей, но чем ближе он подъезжал к Вулф Трап, тем яснее в его голове становился образ Ганнибала. Это не ласковый щенок, напомнил он себе. Это совершеннолетний альфа, который был выше, крупнее, и главное – гораздо спокойнее и увереннее в себе. Даже в момент, когда Уилл мог бросить его посреди трассы, он выглядел озабоченным, но никак не паникующим. Ганнибал гораздо лучше умел справляться с собой. Уилл вздохнул и не сразу решился выйти из машины, просидев в ней несколько минут, пока немного не свыкся с действительностью. Но потом, взяв пакет со свежим мясом в одну руку и прижав к боку коробку с заказами другой, он пошел в дом. Извечная привычка бояться дала о себе знать, внутри мало-помалу нагрелось гадкое ощущение надвигающейся неприятности, словно абсцесс, зреющий в слоях плоти, но как только Уилл вошел на кухню через черный ход, оно тут же растаяло как следы крови в воде. Собаки кинулись ему навстречу, возбужденно и радостно встречая хозяина. Кипела на огне большая кастрюля, и Ганнибал, обряженный в фартук, методично помешивал варево длинной ложкой. Уилл не помнил, чтоб у него дома водились фартуки, тем более мужские, и после секундного раздумья он понял, что Ганнибал сымпровизировал его из скатерти. Но по кухне плыл настолько аппетитный запах, а Уилл чувствовал себя таким голодным, что решил закрыть глаза на его самоуправство. Вся маленькая стая была накормлена и довольна, и даже Уинстон спокойно прошел мимо Ганнибала, улегся неподалеку в надежде получить подачку. – Как прошел день? – поинтересовался Уилл, сгружая пакет с мясом на разделочную столешницу. – Я вижу, все хорошо? Ганнибал кивнул и, отложив ложку, обернулся к нему. Подошел близко, практически вплотную, изучая запахи, которые Уилл принес из города, и от этого ощущения по спине пробежали мурашки. – Не надо так, – слабо возразил Уилл, но альфу этот запрет не остановил. Он встал еще ближе, касаясь его своим телом, взял пальцы Уилла в свои и поднес к лицу, согревая их своим дыханием. Вновь пробежали мурашки, и холодный пот выступил на шее. Уилл скользнул взглядом по его невозмутимому лицу и резко отстранился: – Прекрати, – сердито приказал он, – не делай так. Ганнибал посмотрел на него вопросительно, готовый снова схватить его за руку. – Потому что мне это неприятно. – Уилл стиснул зубы. Ему и в самом деле было неприятно, потому что от прикосновений он становился слишком взволнованным и чувствительным. Ганнибал шумно выдохнул, будто с сожалением, но послушно вернулся к плите. Уилл заглянул ему через плечо: – Ты готовишь суп? Я давно не ел горячего... пахнет замечательно. Ганнибал ничего ему не ответил, чуть сощурив глаза, и Уилл, привычным движением потрепав его по плечу, подхватил свою коробку и ушел в гостиную. Первым делом Уилл переоделся в домашнее и уселся за свой рабочий стол, щелкнул выключателем яркой лампы. Подвинув ее поближе, он вынул из коробки электробритву с наклеенным ярлыком "заменить вилку". Работы тут было на пару минут, и Уилл с удовольствием погрузился в нее. Как же хорошо сидеть в тепле своего дома, зная, что скоро будет готов вкусный ужин, что все вокруг довольны и счастливы. Альфа, похоже, успел не только покормить и выгулять собак, но прибраться, сэкономив Уиллу пару часов. Это было так замечательно, что казалось сном. Разобравшись с бритвой, Уилл принялся перепаивать контакты небольшого транзисторного приемника – и едва не капнул припоем себе на колено, ощутив внезапное прикосновение к плечу. – Ганнибал! – воскликнул он, положив паяльник и резко вскочив на ноги. – Ты опять подкрадываешься. Сколько раз тебе говорить?! Тот опустил взгляд и уставился в сторону, явно обиженный резким тоном. Уилл вздохнул: – Прости, я не хотел на тебя кричать, но ты напугал меня. Что ты хочешь? В ответ Ганнибал взял его за руку и потянул за собой на кухню. Уилл вначале сопротивлялся, желая закончить с приемником, но пальцы Ганнибала крепко обвились вокруг его запястья. – Хорошо, – со вздохом согласился Уилл, – сейчас я приду на кухню, только уберу тут, чтоб никто не проглотил транзистор. Ганнибал, чуть поколебавшись, разжал хватку и молча кивнул. *** Утреннее солнце лежало ярким квадратом на столе, желтым, как нагретое подсолнечное масло, и казалось таким же теплым и сочным. Уилл, сонно моргая, наблюдал за тем, как Ганнибал варит кофе. Он нашел турку, наверное, где-то на чердаке, в вещах, оставшихся после смерти мамы. Уилл никогда не перебирал их и ничего не выбрасывал, предпочтя просто-напросто забыть обо всем. Однако турка пригодилась, запах свежесваренного молотого кофе был куда приятнее, чем растворимое варево. Если бы не этот запах, Уилл бы точно уснул прямо за столом, улегся бы головой на ярком масляном солнце, потому что вчера они долго-долго сидели на веранде. Молчали, но слов и не надо было, было только наслаждение моментом и тихим обществом друг друга. Уилл лениво провел ладонями по лицу, поднялся и сходил в комнату за маленьким радио, которое он отремонтировал прошлой ночью. Включил его, чтоб протестировать, как работает, и заодно немного взбодриться. – … а теперь о важном, – раздался энергичный голос ведущего. – Полиция Виржинии в очередной раз напоминает о том, что после вооруженного восстания в одном из изоляторов штата несколько беглых заключенных все еще находятся на свободе. Все произошло просто мгновенно. Уилл даже не понял, что случилось: Ганнибал аккуратно снял турку с огня, запер двери на кухню, вытер ладони о фартук. И молча направился к Уиллу. – Все беглые заключенные чрезвычайно опасны! – надрывался ведущий. – Даже не пытайтесь задержать их самостоятельно и при встрече с ними сразу же звоните в полицию! – Нет! – тихо выдохнул Уилл, глядя на него снизу вверх. – Ты что, разыскиваемый преступник? Ганнибал посмотрел на него с некоторой долей сочувствия, аккуратно провел пальцем по щеке, словно сожалея о том, что был готов сделать. И все так же спокойно он провел ладонью ниже, пальцы его вжались в шею, болезненно и методично, словно тиски. – Не-ет… – просипел Уилл, не осознавая, как жизнь в одночасье оборачивается невыносимым ночным кошмаром. По радио играла какая-то веселая песенка, собаки лаяли в комнате, одуряющее терпкий запах кофе расплылся по кухне, взгляд Ганнибала, терпеливый и приязненный, заполнил собой весь мир. Уилл не успел понять, что все вот-вот закончится, задергался, пытаясь вдохнуть, вырвался – только для того, чтобы вновь попасться в хищные руки. Ганнибал без труда поймал его, прижал спиной к себе и плотно сдавил горло, не позволяя вдохнуть. Уилл успел подумать о том, что это не может быть правдой, это все лишь кошмар, едва не потерял сознание… но вдруг смог вдохнуть невероятно вкусный глоток воздуха, еще и еще, снова, не замечая того, как чужая жестокая ладонь скользнула ниже, обводя выемку ключицы. Окно, закрытое шторами, плясало перед глазами. Надышавшись вдоволь, Уилл привык к этому ощущению и понял, что все еще жив, что это не сон, что Ганнибал по-прежнему рядом, слишком близко, и что его ладони слишком внимательно изучают его тело. – Т-ты… – сипло выдохнул Уилл, закашлялся и едва не задохнулся, в горле неприятно саднило – но тут ему стало еще неприятнее, во много раз, когда он почувствовал, как с него стаскивают домашние штаны. Нагретый воздух коснулся тела, словно сообщая Уиллу о том, что его беззастенчиво разглядывают, видят все то, что Уилл всегда старался скрыть. – Нет, нет, нет, – пробормотал Уилл, когда его вновь развернули к себе лицом, зажмурился, не желая видеть, сжался весь, не желая чувствовать – и не мог не чувствовать того, что происходит, как чужие пальцы гладят его между ног. Стыдно, унизительно и равнодушно, словно он не был живым существом, словно он не мог страдать, словно он был всего лишь игрушкой. Проглотив мерзкий горький комок, вставший поперек горла, Уилл распахнул глаза, попытался оттолкнуть Ганнибала от себя – и тот вновь взял его за горло, вжимая пальцы точь-в-точь в появившиеся синяки. – Ты хочешь?.. – пробормотал Уилл, замечая, как все расплывается перед глазами от набежавших слез. – Чтобы я не сопротивлялся? А потом убьешь? Тебя за это посадили? Пальцы сжались сильнее, и мир вновь затуманился, воздуха не хватало, и перед глазами поплыли звонкие, как рябь на воде, круги. Уилл потерялся, словно выключенный из этого мира, не сразу вновь пришел в себя, ощущая лишь послевкусие странного, тянущего ощущения, расползшегося по телу, словно проступающее на одежде кровавое пятно. От неожиданного непрошенного вторжения стыд и темная похоть потекли по венам. Твердая, упругая головка была чересчур большой, и если бы не предательская смазка, Уилл ни за что не смог принять ее. Это произошло быстро, плавно и болезненно, с каждым движением Уилл всхлипывал, стараясь вывернуться, и застонал обреченно, понимая, кто Ганнибал ни за что не отпустит его. Желание убивать сменилось на страсть, и Уилл с ужасом осознал, что для него это почти одно и то же. От боли хотелось взвыть в голос, но вместе с тем совершенно не хотелось расставаться с потрясающим ощущением: каждый раз, когда крепкий член входил в его тело, скользко, быстро и напряженно, от страха и удовольствия дыхание перехватывал. Уилл застонал, невольно подаваясь вперед, потянулся к нему всем собой, желая получить еще. Ганнибал обнял его, зашептал ему в ухо что-то на незнакомом языке, оказывается, он умел говорить, прекрасно умел, голос его оказался невероятно нежным, хрипловатым и низким. Уилл шмыгнул носом, нахлынувшая любовь, яркая и сырая, легко опрокинула последние сомнения, они утонули, исчезли бесследно. – Я тебя не понимаю, – тихо признался Уилл, порывисто обнял его, чувствуя, как любовь затопила все уголки души. Он прижался лбом к его лбу, удивленный тем, как исказилось его лицо, шумно сглотнул, но ком, застрявший вдруг в горле, не желал исчезать. Ганнибал ухмыльнулся, широко и равнодушно, словно с его глаз постепенно спала пелена. Он принялся разглядывать Уилла: налипшие на лоб спутанные пряди, красные губы и блестящую от пота шею. По безволосой груди тоже сползали соленые капли, от Уилла ярко и тревожно пахло повязанной омегой, тревожно для всех, кроме его альфы. С любопытством ребенка, стискивающего бабочку в кулаке, Ганнибал скользнул ладонью вниз, к члену, погладил растянутую до предела покрасневшую кожу, не без труда пропихнул в Уилла еще и палец, позволяя белесым каплям вытечь наружу. И неожиданным, невероятно болезненным движением насильно вынул свой узел, отчего все теплое, сладкое ничто в голове Уилла будто вывернулось наизнанку, превратилось в шумное, колкое, отвратительное, дребезжащее сотней голосов. Сперма, вместо того, чтобы оставаться внутри, как положено, щекотно заструилась по ногам, и это было так неправильно и скверно, что хуже невозможно было придумать. Как на приеме у врача, когда надо наклониться вперед, лечь щекой на холодную, липучую, пахнущую антисептиком клеенку и почувствовать вдруг возбуждение от властной ладони на своей незащищенной заднице. Уилл ненавидел эти осмотры до глубины души, нередко полностью теряя контроль над собой, и сейчас, абсолютно потерянный после случившегося, он просто набросился на Ганнибала. Больше в голове не осталось ничего. *** Если смотреть на огонь в камине, растопырив пальцы и сощурив заплаканные глаза, можно заметить, как свет собирается на кончиках пальцев, как будто загораются крохотные огоньки. Мысли текли ровно и спокойно, сплетаясь в узор, Уилл проследил за ним, и тот показался ему знакомым. Ах да. Это же его собственный кассетник, одна из его любимых песен, из тех, что про смерть. Уилл сморгнул, невольно возвращаясь в мир живых под гитарную композицию, сопровождаемую игрой на органе. Оказывается, он лежал на диване: одетый и даже чисто вымытый, запах геля для душа перебивал все остальные. Собаки расположились на полу, кто спал, кто играл, кто жевал игрушку. Прекрасный, спокойный вечер... не считая несильной, ноющей боли, отдававшейся во всем теле. И дикой твари из дикого леса, которая сидела в кресле около камина. Ганнибал сразу заметил, что Уилл пришел в себя, навострил уши, не желая демонстрировать интерес – и все же не мог его скрыть. – Ты все еще здесь?! – выплюнул Уилл, с трудом поднялся, плед соскользнул на пол с его плеч. Ганнибал кивнул. – Хватит мне врать, – отчетливо выговорил Уилл, глядя ему в глаза, – ты умеешь говорить. Я слышал. И даже не вздумай делать вид, что ты не знаешь языка, я знаю, что знаешь. Поленья тихо трещали в камине. – Очень удобно быть немым: рано или поздно все отстанут? Довольный его догадкой, Ганнибал улыбнулся шире. – Пора пообщаться, – выдохнул Уилл, шестым чувством осознавая, что сейчас ему ничего не угрожает. На дне души пушистым щенком свернулась уверенность в себе. Не особо надеясь на успех, он потянулся к тумбочке с книгами и выудил из-под нее коробку для обуви. Однако пистолет оказался на месте, нетронутый, и несколько обойм лежало здесь же. Уилл, развернувшись лицом к Ганнибалу, быстро снял оружие с предохранителя. Медленно навел его на точку меж холодных, темных глаз и сглотнул, ощутив, как скользит влажный палец по спусковому крючку. – Н-не думай, – чуть заикнувшись, начал Уилл, что я не смогу выстрелить. Смогу. Ганнибал чуть прикрыл глаза, словно ощутил невидимое давление, а потом уставился на Уилла преданно и серьезно. – Кто ты? – сглотнул Уилл. – Мне кажется, ты знаешь, – проговорил тот терпеливо. – Меня зовут Ганнибал. – Знаю. Что ты за дрянь?! Откуда ты взялся? – Полагаю, это тебе тоже известно, ты ведь слушал новости. – Так... – Уилл стиснул зубы, с удивлением осознав, что тот не боится пистолета, а отвечает скорее потому, что чувствует интерес. – Расскажи, кто ты и откуда, то, что я еще не знаю. – Я из Европы, – соизволил ответить Ганнибал, – наша страна испытала на себе вторжение ваших миротворцев. Моя семья была уничтожена, я оказался в одном из лагерей, а затем в вашей стране. – В изоляторе? – уточнил Уилл. – Это был не изолятор. Не только изолятор, – ласково улыбнулся Ганнибал, – это был питомник. – Для альф? – Да. – Но зачем? – Для того чтобы доставлять удовольствие таким, как ты. Уилл медленно перевел дух и опустил пистолет, ощущая, как дрожь пробежала по усталым рукам, они были вялыми, как мокрые тряпки. Он положил пистолет на колени, демонстрируя, что готов вновь схватить его и выстрелить Ганнибалу в лицо. – Я тебя не понимаю, – признался он тихо, – какое удовольствие? – Мне казалось, что ты умнее, – Ганнибал улыбнулся широко, – хотя ты омега... Тебе же понравилось то, что произошло с утра. – Н-нет, – судорожно сглотнул Уилл, не желая вспоминать свой ледяной страх и липкое, как пот, бессилие. – Да. Ты стонал и просил еще. Это то, что ты заслуживаешь... и остальные, подобные тебе. Всех альф в питомнике учили, что омеги утверждают, что любят рыцарское, романтичное, возвышенное отношение к себе, приправленное грубым, грязным сексом. Я убедился, что это не лишено смысла. – Кто тебя этому учил?! Каких еще альф? – воскликнул Уилл, с горем и тоской глядя на него и не осознавая, что все чувства написаны на его лице. Ганнибал, который говорил гладко, вежливо и грамотно, абсолютно не был похож на милого и молчаливого парня, которого Уилл приютил у себя. Впрочем, садист и убийца тоже не имел к тому парню никакого отношения. Уилл вдруг окончательно осознал, что тот альфа, которого он встретил на дороге, неразговорчивый, спокойный, уверенный в своих силах и заботливый альфа никогда не существовал. Его личный альфа, нуждающийся в нем, желающий жить у него дома и ухаживать вместе с ним за его стаей – Уилл просто придумал себе его, вот и все… его маленькая наивная мечта просто рассыпалась на звонкие куски, осталось лишь смести их в совок и выбросить в мусорное ведро. – Ты предполагаешь, что все альфы, находящиеся на территории страны, кастрированы? Разумеется, правительство предпочитает, чтобы все так думали. Но что тогда произойдет с потребностями омег из обеспеченных слоев населения? Скромные возможности бет их не удовлетворяют. – Ты хочешь сказать?.. – Уилл умолк, недоверчиво разглядывая его, от этого разговора ему было неуютно, он чувствовал липкий беспорядок между ног, хотя еще пятнадцать минут назад все было нормально. – Все равны, но некоторые равнее, как изъясняются опытные альфы, – ухмыльнулся Ганнибал, разглядывая его с любопытством. – Я видел детей влиятельных родителей, которые посещали наш питомник, проводя там лучшие уик-энды своей жизни. Но я еще никогда, – он едва заметно высунул кончик языка и облизнулся, – не участвовал в подобном. – Почему? – Поначалу из-за возраста, мне только недавно исполнилось восемнадцать. – И ты сбежал? – Да. В питомнике был организован поджог, многие альфы оказались на свободе. Часть, предполагаю, убита, часть поймана, ну, а тем, кто сумел найти укромное безопасное место, повезло больше. – Как тебе? – Как мне, – он кивнул, вежливо улыбнувшись, точно отличник, ответивший урок. – Безопасное место! – буквально выплюнул Уилл, чувствуя, что его трясет от эмоций. – Ты втерся ко мне в доверие, спас свою задницу, а потом захотел убить! – Однако не убил же. – Ты просто ублюдок! – воскликнул Уилл, подхватив пистолет, вновь направил его на Ганнибала и хрипло сказал: – Руки за голову. Ганнибал замер, удивленно сморгнув, но Уилл крепко держал пистолет двумя руками: – Я сказал! Собаки заскулили, подняли вой, но Уилл, не глядя на них, щелкнул языком. Не спускал взгляда с Ганнибала, который медленно послушался. Лицо его, неуловимо грустное, вновь приняло бесстрастное выражение, отчего Уиллу самому стало скверно на душе. – Вперед, – тихо приказал он, – выйди из кухни через заднюю дверь. Я не шучу. *** Ночная прохлада остудила голову, но недостаточно для того, чтобы Уилл перестал чувствовать себя вареным яйцом, которое вынули из кипятка и оставили на тарелке, не окунув в ледяную воду – процесс внутренней варки продолжался, мозг, душа и сердце кипели в скорлупе. Все труднее было удержать пистолет в руках, а Ганнибал только и ждал минутной слабости, готовый развернуться и наброситься на него. – Вперед, – вновь приказал Уилл, кивком указывая на дверь в небольшой подсобный домик. Там хранился весь его арсенал рыбака и многое другое. Ганнибал прошел внутрь, развернулся и замер на пороге. – Лицом к стене! – воскликнул Уилл, не приближаясь. – Отойди к дальней стене и стой там. Ганнибал не пошевелился, а потом, медленно облизнувшись, сделал шаг по направлению к Уиллу. Выстрел оглушительным хлопком разнесся по пустоши. Уилл тяжело задышал, быстро навел пистолет обратно на Ганнибала: – Следующая пуля будет твоей. – Что ты собираешься сделать со мной? – проговорил Ганнибал низко, хрипло и взволнованно, но Уилл мог поклясться, что он играет сейчас, чувствует себя хозяином положения. Но от этого голоса мурашки побежали по внутренней стороне бедер... Уилл похолодел, осознав, что это вовсе не мурашки. Смазка, которая обычно оставляла одно-два влажных пятнышка на белье, сейчас просто-напросто струилась, крохотные капли скользили вниз по коже. – Замолкни! – прикрикнул Уилл, ощущая себя донельзя странно: будто затянул на шее рыси бантик из шифона, надеясь, что это сможет удержать зверя. Он запер первую дверь – вернее, решетку из арматурных прутьев, навесив на нее тяжелый замок. Светлая, обтянутая чересчур тесной рубашкой, треугольная спина Ганнибала притягивала взгляд, но Уилл зажмурился и решительно захлопнул вторую дверь. И, сунув связку ключей в карман, он пошел к дому: окна уютно светились в наступающих сумерках. Уинстон сидел у черного входа, нетерпеливо и часто дыша. – Привет, парень, – улыбнулся Уилл, потрепал его по голове и вошел в дом. В мусорном ведре он обнаружил обломки и детали разбитого телефона: Ганнибал явно навел на кухне порядок. Гребаный аккуратист. Уилл сглотнул, ощутив, как сдавило горло невидимой рукой. Пережитое унижение и страх умереть текли по венам как отрава, то и дело Уилл вспоминал, как это было: драка за домашний телефон, резкий удар в плечо, разлетевшийся на куски аппарат, пальцы, сомкнувшиеся на запястье и оставившие след. Ганнибал, спокойный, мрачный, но при этом явно довольный. Уилл выудил телефонный диск из ведра, счистил с него налипшую грязь и осмотрел внимательно. Он вполне мог собрать телефон и вызвать полицию, но при одной мысли о мелкой россыпи деталей и тщательной работе ему стало тошно. Гораздо проще оказалось дойти до дивана и вновь закутаться в плед, утешая себя, отложив починку телефона до утра. В конце концов, Ганнибал никуда не денется. В душе было пусто, и даже Уинстон, который устроился рядом на полу и лизал его пальцы, не мог восстановить опрокинутое равновесие. *** Ночью к нему пришел странный сон, чересчур похожий на явь – или же это была реальность, настолько странная, что больше напоминала бред. Было жарко. Так жарко, что простыни и покрывала, сбившиеся в один неуклюжий, влажный от пота комок, дышали на него теплом. Так жарко, что даже холодный ночной воздух, обрушившийся на его разгоряченную кожу, показался приятной прохладой. С тихим, тоскливым скрежетом открылась дверь, и эхо этого звука долго металось и звенело в его голове. Предрассветная луна уже опустилась к горизонту, но света хватало, чтобы различить в темноте стоящего человека. Откуда-то из глубины памяти вдруг всплыло патетическое восклицание: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Уилл рассмеялся бы, если бы мог. А Ганнибал ничуть не удивился, заметив его, как будто ждал, терпеливо приманивая к себе – абсолютно без слов. Просто влез без спросу в его мысли, перевернул вверх дном все понятия о плохом и хорошем, вернее, об отвратительном и приятном. Совершенно спокойно он поднялся на ноги, подошел к решетке, остановился в шаге от нее, посмотрел на него строго и сдержано. Неизвестно еще, кто из них находился на правильной стороне. Уилл прильнул к решетке всем телом, мелко и часто дыша, впился пальцами в ребристые прутья, почувствовав, как резкий запах металла прилипает к коже. – Тссс, – шепнул Ганнибал, протянул руку сквозь решетку, погладил его по голове, словно щенка. Привлек его к себе, тихо рыча от невозможности как следует обнять и приласкать Уилла, посмотрел на него в упор, чуть облизнувшись. И, вжав пальцы в его затылок, коснулся его губ своими, коротко и сдержанно целуя, не пытался насильно вторгнуться в его рот, и от этой осторожности внутри все трепетно сжалось, будто кто-то прошил его сердце нитками, а теперь стягивал туго окровавленные концы. Терпения не хватило, Уилл сам попытался поцеловать его всерьез, по-настоящему, прихватывая зубами кончик языка, но Ганнибал не дался, предпочел прервать поцелуй. – Я знал, что ты придешь, – светясь торжеством, проговорил он, обхватив его лицо ладонями. Бесшумно вздохнул и скользнул ладонью ниже, – ты послушный… хороший… Уилл смотрел ему глаза в глаза, но сразу почувствовал его нарастающее возбуждение, попытался прижаться еще плотнее, но не смог, царапнул ногтями по неподатливой стали. Потряс решетку, словно запертый, мечущийся в клетке зверь – и тут же пришел в себя. Ключ принадлежит ему. Ганнибал должен быть взаперти. – Я тебя не выпущу… – заявил Уилл, – даже не проси. – Хорошо, – хрипло и низко прошептал тот, соглашаясь на это. Демонстративно расстегнул молнию на джинсах, сунул руку в трусы, зажмурился на мгновение, а потом посмотрел на Уилла почти что бесстрастно. – Зачем ты… – сбивчиво выдохнул Уилл, прекрасно понимая – зачем. – Я не прошу меня выпустить. Но покажи мне себя, – шепнул Ганнибал, едва заметно улыбаясь, губы его потемнели от прилившей крови, на щеках слабо румянец возбуждения, – я хочу видеть. Прежде, чем он осознал, что делает, Уилл уже стянул с себя мокрую футболку, едва не запутавшись в ней, обхватил себя руками, потому что мгновенно продрог под внимательным взглядом. И отвернулся, чтобы не смотреть ему в глаза, разделся, сам не понимая, зачем, ведь он не собирался открывать дверь. Абсолютно не собирался. Но он и не открывал. Капли пота высохли на коже под прохладным ветром, отчего прикосновение теплой ладони к пояснице показалось невероятно приятным и желанным. – Нагибайся ниже, – тихо, но отчетливо скомандовал Ганнибал, стиснул крепко его бедра, и Уилл не смог ослушаться, приказ показался ему вполне здравым. Он наклонился вперед, кровь медленно прилила к голове, словно затопив ее предвкушением. Сухие пальцы коснулись вдруг его губ в четком, без слов понятном распоряжении. Пальцы отчетливо пахли железом. Уилл молча пососал их, хотел укусить несильно, но потом не решился этого сделать. Смазка появлялась словно сама по себе, вынуждая его каждый раз замирать и вздрагивать от этого скользкого, неуютного ощущения, но Уилл не чувствовал себя неловко, все мысли о подобном просто вытряхнулись из головы в тот самый момент, когда он наклонился ниже. Капли на бедрах быстро остывали, но холодно уже не было, он вновь согрелся, разгоряченный предвкушением. Ганнибал дразнил его, лаская и разглядывая, а потом одним замечательным плавным движением вошел без предупреждения в его тело, рванул на себя, вынуждая громко застонать. Холодный, грубый металл, разделявший их, обжигал кожу, и от несбыточности мечты прижаться как можно плотнее хотелось плакать. – Хороший… – ласково пробормотал Ганнибал, не сдержавшись, впился пальцами в пряди его волос, заставляя запрокинуть голову, и Уилл вновь застонал, накрыл лицо ладонями, но не от боли, а от того, что ласковые слова упали куда-то внутрь души, дотронулись до сердца. Небо медленно светлело. Уилл, опустошенный схлынувшей страстью, выпрямился и извернулся в его руках, сумел заглянуть Ганнибалу в глаза, во всем теле пульсировало ощущение, что теперь-то они смогут понять друг друга, теперь у них двоих все будет хорошо. – Ты доволен, насколько я могу судить, – ухмыльнулся Ганнибал, поймав его пустой, преданный взгляд. – Да… – пробормотал Уилл, чувствуя, что металл решетки слегка потеплел и больше не обжигает кожу. Через пару минут он почувствовал, что может освободиться, отступил на шаг вперед и подхватил свою одежду. – Что ты собираешься со мной сделать? – повторил Ганнибал вчерашний вопрос, тоже приводя себя в порядок. Уилл рассеянно пожал плечами, натянул футболку обратно и вдруг заметил, что тяжелый замок лежит в траве. Он недоверчиво уставился на него, медленно перевел взгляд на решетку – и Ганнибал, радостный, что Уилл наконец-то заметил его проворство, толкнул ее вперед и вышел наружу. *** Погода выдалась пасмурной, не в пример вчерашнему дню. Невзрачный рассвет плавно перетек в тихое серое утро, и Уилл, толкнув дверь, молча вошел на кухню, уселся на стул и мрачно обхватил себя руками. Они успели подраться около подсобного домика, Ганнибал не отказал себе в удовольствии ткнуть его лицом в траву, продемонстрировать силу и свое превосходство, и это ощущение было настолько скверным, что и сказать нельзя. Уилл подумал о том, что был бы он альфой, он никогда не обидел бы другого человека без причины. – Отчего у тебя такой недовольный вид? – поинтересовался Ганнибал, начав хозяйничать на кухне, – невежливо выходить к завтраку с таким лицом. – Неужели? – Человека с хорошими манерами отличает умение скрывать свои чувства, контролировать себя. – Я не собираюсь ничего контролировать! – воскликнул Уилл, а потом уставился на него в упор, – давай ты просто уйдешь, и мы забудем друг о друге навсегда? Я не стану вызывать полицию. Цени мою доброту и проваливай. – Какой ты сердитый, – Ганнибал приблизился и положил ладони ему на плечи. – Я хочу, чтоб ты ушел, – выдохнул Уилл, крепко стискивая зубы. – Убирайся из моего дома и не смей больше лапать меня! – Как это грубо, – сдержанно проговорил Ганнибал, совершенно не собираясь подчиняться. Он смочил полотенце в прохладной воде и осторожно стер следы травы и земли с его лица. Уилл почувствовал горький комок, распухший в горле, и промолчал, обещая себе, что не станет плакать. Эта мерзкая нежность от Ганнибала раздражала и делала его уязвимым, полным жалости к себе. – Отвали! – буркнул Уилл, отобрав у него полотенце. – Отвали от меня и катись ко всем чертям со своими гребаными манерами. Ганнибал выпрямился, прохладно взглянув на него, а потом отвернулся и распахнул холодильник. – Ничто не обходится нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость, – сказал он, вынимая овощи, – папа любил подчеркивать это. – Мне без разницы, что там болтает твой папаша. – Уилл забрался на стул с ногами, обхватив колено и прижавшись к нему щекой. – Еще он упоминал мне о том, что одинокие омеги часто проявляют агрессию, маскируя ею слабость и чувство обреченности. – Ганнибал сполоснул томаты и пару перцев под струей воды. – Но это не повод раздражаться для благородного человека. Долг любого добропорядочного альфы состоит в том, чтоб деликатно предложить помощь и заботу. Уилл промолчал, чувствуя, как его запах, чересчур отчетливый, смешанный с запахом самого Ганнибала, исходит от него, погружая хмурое утро в томный дурман. – Это правило касается не только омег. Мама замечала, что ко всем людям следует относиться с уважением. Омеги … – Ты просто сочишься уважением ко мне, я смотрю, – не выдержал Уилл. – Особенно это было заметно вчера. – Омеги особенны, поскольку эмоциональны и несдержанны, – ровным голосом продолжил Ганнибал, нарезая перец кольцами, – а прислуга упоминала, что омеги еще и похотливы сверх меры, как мартовские кошки. Уилл резко выдохнул, вскинув голову, но непрошенные слезы уже успели потечь по щекам. Услышать такое от альфы, которого он спас… к тому же после этой безумного, жаркого секса на рассвете! – Ненавижу омег, – спокойно сказал Ганнибал, заливая яйцом поджарившийся бекон. Запах еды, еще секунду назад казавшийся таким аппетитным, вдруг стал зловещим и тошнотворным от того, что Ганнибал касался и готовил ее. Уилл прижал ладонь ко рту, пытаясь пережить тошноту, нахлынувшая слабость не позволяла добраться даже до раковины. Он едва не упал со стула, но почувствовал, что Ганнибал успел подхватить его. – Убери лапы, – выдохнул Уилл, часто моргая, потому что перед глазами все двоилось. – Тебе нехорошо? – Меня от тебя тошнит. – Какая жалость, – вздохнул тот и усадил его обратно на стул. Сходил в гостиную за пледом и укрыл им Уилла, ласково поцеловав в ухо, отчего в голове зазвенело как от удара. – Ты же ненавидишь омег, – угрожающе рыкнул на него Уилл, – так какого черта ты меня трогаешь! Ганнибал замер, разглядывая его с любопытством, будто и в самом деле задумался – какого черта? – Ты не такой омерзительный, как другие, – проговорил он неторопливо, склонился над ним и поцеловал в лоб, – ты сладкий, очень сладкий, невинный и одинокий. И пахнешь просто чудесно. – Ты сумасшедший, – вдруг догадался Уилл, глядя в его светло-карие глаза. Встряхнул спутанными волосами, и кудрявые прядки упали на лоб. Он облизнулся и повторил еще раз. – Ты больной, правда? Ганнибал усмехнулся и не ответил, гордо вскинув голову. – Ты сбежал не из питомника, а из лечебницы. Чем ты болен? Вместо ответа Ганнибал погладил Уилла по щеке, а потом склонился к его уху и отчетливо прошептал: – Не обязательно спрашивать у меня. Можешь просто заглянуть в зеркало. Холодный пот облизнул позвоночник, очертания предметов расплылись, звон в ушах достиг предела и через секунду Уилл обнаружил разбитую сахарницу в собственной руке и темную, густую кровь, стекающую по скуластому лицу Ганнибала. – Уилл… – усмехнулся тот, даже не пытаясь ее унять, потянулся к нему, но Уилл больше не выдержал. Спрыгнув со стула, он попытался выскочить из дома, намереваясь выбежать в поле и не останавливаться, пока силы не иссякнут. В голове не осталось ни единой связной мысли, вместо этого на него обрушилась ужасная череда воспоминаний, агрессии и насмешек. Казалось, что он давно научился жить с ним, и вот, пожалуйста, в один момент все, что лежало спокойно, как мамин хлам на чердаке, вдруг оказалось выволоченным наружу! – Нет! – закричал Уилл, поскользнувшись на рассыпанном сахаре, забился в руках Ганнибала, вырываясь и крича во весь голос: – Нет! Пусти меня! Отпусти! Я не могу… Он вывернулся и тут же ударился головой о косяк, сильно, до боли, заорал еще громче, слыша, как в ответ лают собаки, бессильно зарычал и наконец-то затих, весь вымазавшись лицом в крови Ганнибала. – Нет… – беззвучно пробормотал он, вздрагивая всем телом, – я не такой. Не смей так говорить обо мне. Ганнибал философски пожал плечами, вновь заворачивая его в плед, но на этот раз – на манер смирительной рубашки, заведя руки ему за спину. Уилл дернулся раз, другой, но все было бесполезно, он почувствовал себя бабочкой, которую затолкали обратно в кокон неуклюжей гусеницы. – Отпусти! Отвали от меня! Оставь меня в покое! – воскликнул он уже не так громко, но Ганнибал молча подхватил его, отнес на диван и ушел на кухню. Через десять минут он вернулся, чисто умытый и пахнущий дезинфицирующим раствором, и поставил на столик тарелку, на которой был красиво разложен только что приготовленный омлет. – Жаль, что предыдущий пришлось выбросить, – вздохнул Ганнибал, отрезая кусочек, – но он безнадежно подгорел. Из-за того, что некоторые личности ведут себя скверно. Уилл посмотрел сквозь него пустым взглядом. Детские страхи вцепилось в горло тысячей зубов, и он не мог выбраться из этого болота. – Будь любезен, вернись ко мне, – попросил Ганнибал, протирая лицо его приятно прохладным и влажным полотенцем. – Уилл. Вернись сюда. – Чего ты еще от меня хочешь? – жестко спросил Уилл, поколебавшись недолго. Что в детстве, что в настоящий момент жизнь была отвратительно пугающей, и разницы не было никакой. – Хочу, чтоб ты позавтракал. Я предпочел бы сделать это вместе, на кухне, но ты выбрал иной путь, – вздохнул Ганнибал, накалывая ломтик мяса на вилку. – Поэтому просто открой рот. Уилл так и сделал, собираясь послать его подальше, но потом облизнулся и стянул мясо с вилки, зажмурив глаза. Ему нужно было восстановиться, немного отдышаться и отойти от невероятно сильного желания, сжигающего тело. Глупо было отказываться от еды, и он покорно съел следующий кусочек, протянутый ему. И не смог увернуться от поцелуя в лоб. – Зачем ты это делаешь? – с ненавистью прошипел Уилл, стараясь не расслабляться вблизи этого изверга. Ганнибал задумался и пожал плечами: – Хочется. Время словно замерло – и одновременно медленно текло, секунда за секундой. Уилл, замотанный в плед, наблюдал за тем, как ест Ганнибал – не спеша, но не медлительно, наслаждаясь вкусом свежих овощей и бекона. Бекон все же пах очень соблазнительно. – Дай мне еще, – попросил Уилл, сглотнув слюну, – я не наелся. – Это мое, – сообщил Ганнибал, не собираясь делиться. – Хочу еще. Я не наелся. – Подожди до обеда. – Я хочу сейчас, – упрямо выдохнул Уилл, – я голоден. Ганнибал оценивающе взглянул на него, и Уилл догадывался, что тот съест все сам. Но после небольшой паузы Ганнибал сел ближе к нему и молча протянул кусок бекона, наколотый на вилку. – Ммм... – выдохнул Уилл. На вкус мясо было просто восхитительным, и непонятно было, как он умудрялся так долго обходиться без него, питаясь чем попало. Ганнибал довольно погладил его по шее, продолжая кормить его, но не забывая при этом про себя. Он был таким ласковым и заботливым сейчас, что Уилл заурчал в ответ, прижавшись к его ладони, будто позабыв все, что произошло. – Ты наелся? – поинтересовался Ганнибал, когда тарелка опустела. – Или приготовить еще? – Мне хватит, – сонно пробормотал Уилл, чувствуя, как тепло и энергия расходится по телу, – сними с меня плед. Ганнибал усмехнулся, сощурил глаза, но все же освободил его из плена, не преминув прижаться щекой к его виску на мгновение. – Кто-то собрался подремать после завтрака? – Кто-то не спал всю ночь. – Уилл зевнул, прикрыв рот ладонью, зажмурился, чувствуя, как Ганнибал укладывает его, заботливо подтыкая плед. – Удобно? – спросил тот, поглаживая его по плечу. – Да, – вздохнул Уилл, не открывая глаз, – и помни, я тебя не простил и выгоню прочь, как только приду в себя. – Неужели ты будешь так жесток? – усмехнулся Ганнибал, целуя его в щеку. – Да. Ты мне не нужен, – заявил Уилл, не открывая глаз. – Очень грубо и бессердечно. – Это ты грубый и бессердечный ко мне. А все эти твои нежности – только безмозглый инстинкт. Ты сам это знаешь. Ганнибал поднялся на ноги, рассматривая его сверху вниз, но Уилл окончательно задремал, не отличая явь от игры разума. В странной сонной хмари он видел Ганнибала похожим на северную рысь, прикинувшуюся верным псом, чтоб проникнуть в его дом. И если бы не внезапный прилив похоти, то все закончилось бы грустно и прозаично. Представив самого себя, бездыханного и в луже крови, Уилл странным образом успокоился и провалился глубже, крепко заснув. Его альфа позаботился о нем: накормил, уложил спать и поимел, как следует наполнив спермой. Ведомый инстинктами организм счел, что все идет хорошо, и логические доводы потонули во тьме веков. *** Ближе к вечеру Уилл проснулся, чувствуя, как лицо просто горит от поднявшейся температуры. Его знобило, и холодный пот, пропитавший плед и одежду, напоминал о прокисшем молоке. Уилл с отвращением сбросил с себя влажную ткань и прикусил губу, чтоб не стонать в голос. Горло саднило, как при начинающейся простуде. Все повторялось. Как прошлой ночью и как позапрошлой, только хуже, с большим размахом, точно маятник, набиравший обороты. Или огромный колокол в звоннице, Уилл слышал гудение этого колокола и ощущал его всем телом. Покрывшись испариной, он мгновенно замерз и едва не рухнул с дивана, пытаясь поднять плед. Это был самый настоящий ад, хуже ангины и гриппа, потому что и то, и другое лечилось таблетками, теплым питьем и хорошим сном. Течка не лечилось ничем, Уилл уже понял это, но после утренних заявлений Ганнибала вновь подставляться ему было невыносимо больно. Ганнибал ненавидел омег, и хотя он был достаточно вежлив, чтобы не произносить это вслух, Уилл был уверен, что он считает его ничем не лучше шлюхи. Даже хуже самой последней шлюхи, которая отдается за еду. Уилл же отдавался бесплатно и был готов приплатить, чтобы взяли. Эта мысль заставила его глаза наполниться слезами, но они быстро высохли на разгоряченной коже. Если Ганнибал хочет, он может придти и овладеть им, Уилл не станет сопротивляться. Но не больше. Лучше сгореть от температуры, чем от стыда. Собравшись с духом, Уилл поднялся и доплелся до ванной. У него совсем не было сил стоять под душем, и тогда он просто-напросто уселся на дно кабинки, включив холодную воду и проглотив сразу две таблетки аспирина. Кафельная стена морозила спину, ледяные брызги били по коже, заставляя вздрагивать и задерживать дыхание, и Уилл горестно застонал, прижимая ладони к лицу. Несмотря на аспирин, температура росла. Уилл чувствовал, как теплая смазка по капле сочится из его тела, он потрогал себя там, между ног, ощутив податливую припухлость, и до крови прикусил губу. Никогда еще он не чувствовал себя таким уязвимым. Никогда с тех пор, как начал становиться взрослым. Вода лилась, журчала на множество голосов, и в какой-то момент Уилл осознал, что она говорит голосом Ганнибала. Он нехотя прислушался и выделил из сотни бессвязных монологов один. – Уилл? Уилл, у тебя все в порядке? Уилл не желал отвечать. Задвижки на двери больше не было, только выемка щерилась светлыми щепками. – Уилл, я буду вынужден войти, – предупредил тот из-за двери. Вода все так же журчала, болтала на разные лады, но Уилл уже не чувствовал холода. Через пару секунд дверь отворилась, и Ганнибал возник на пороге. Рысь в шкуре приличного, порядочного зверя. Монстр из кошмарных снов, который почти что удавил, изнасиловал его, а потом разбил телефон, чтоб Уилл не смог позвать на помощь. – Уилл, – слегка растерянно выдохнул монстр, но сразу же решительно завернул вентиль и опустился на колено, глядя Уиллу прямо в глаза. – Ты совсем замерз. – Мне жарко, – сипло выдохнул Уилл в ответ, чувствуя, как слова дерут горло наждачной бумагой. Ганнибал выпрямился, словно раздумывая, что делать. – Оставь меня в покое, – подсказал Уилл, отворачиваясь к стене. – Ты болен... – проговорил тот задумчиво, подхватил полотенце с крючка и накинул Уиллу на плечи. Вторым он тщательно и осторожно вытер его волосы, выжимая холодную влагу, и Уилл вновь закусил и без того растревоженную, припухшую губу. Ему хотелось, чтобы этот монстр как можно скорее покинул его дом... и продолжал гладить его по голове. – Ты весь горишь, – встревожено заметил Ганнибал, оставив напускную холодность и безразличие, – обними меня за шею, я отнесу тебя на кровать. – Отвали от меня, – хрипло и низко прорычал Уилл. – Не капризничай, будь умницей. – Я не хочу тебя обнимать. – Но почему? – Потому что я не хочу обнимать никого, кто меня мучает и презирает. – Уилл стиснул зубы. Никого, кто считает, что это позорно – истекать смазкой и гореть от желания, лезть на стену и молиться на крепкий член с хорошим узлом. Никого, кто ненавидит его за неуравновешенность, слабость и попытку это скрыть. Ганнибал замер, брови его сошлись на переносице, и короткая морщинка сделала его взгляд грозным и задумчивым одновременно. Он молча наклонился к Уиллу и поднял его, пытаясь удержать на руках, а тот был слишком подавлен, чтобы сопротивляться всерьез. – Оставь меня в покое, – злобно выдохнул Уилл сквозь зубы, – я тебе не уличная... – Будь умницей, умолкни, – легко возразил тот, крепко стискивая пальцы над его ключицей и умело пережимая вену. – Ты ничего не решаешь. Уилл открыл было рот, но хватка усилилась, и он только всхлипнул в ответ, спрятав лицо у него на груди. Ужасно было признавать, что он хотел этого. Нет, разумеется, он не хотел, чтобы Ганнибал ставил его на место, но, похоже, впереди маячила долгая ночь, разделенная на двоих. При мысли о теплой сперме внутри все отозвалось радостным нетерпением, и Уилл снова всхлипнув, на этот раз – в предвкушении. – Вот и славно, – промурлыкал Ганнибал, ощутив его послушание, – ты умница. Он бережно опустил Уилла на кровать и сам устроился рядом, целуя его замерзшие колени. Уилл невольно засмеялся, ощущая его щекотное дыхание, но когда тот крепко впился пальцами в колени и развел их в стороны, у Уилла просто дыхание перехватило. Он боялся сказать, боялся спросить что-нибудь, меньше всего желая сейчас услышать грязные, оскорбительные слова в свой адрес. Но Ганнибал молчал, лунный свет отражался в его глазах, и выражение лица у него было совершенно нечитаемое. Непрошенная капля смазки вытекла наружу, и Уилл невольно закрыл лицо руками. Это было слишком тяжело, слишком невыносимо – быть таким больным, жалким и уязвимым перед альфой. Лучше пережидать лихорадку одному, чем так мучиться. – Мне нравится твой запах, – тихо сообщил Ганнибал, не смеясь и не оскорбляя его. – Напоминает мне осень, первый снег и горько-сладкие ягоды рябины. Уилл засомневался, глядя на него сквозь пальцы, но тот говорил совсем серьезно. А затем, проведя пальцем по его промежности, он подхватил каплю и поднес к его губам: – Попробуй. Уилл задышал часто, с сомнением поглядывая на него, но потом зажмурился, недоверчиво высунул кончик языка. И ощутил на губах солоноватый привкус, насыщенный и ни на что не похожий. Это действие было слишком извращенным, даже после того, что между ними уже произошло, но он не успел как следует подумать об этом. Ганнибал обнял его, надвинувшись сверху, и поцеловал, вначале медленно, затем все более страстно и резко, и это было не просто хорошо, это было восхитительно, просто ошеломляюще, как будто Уиллу вручили сертификат на счастливую жизнь без проблем. Вкус поцелуя, терпкий и жаркий, обещал ему, что все будет хорошо, что рядом с ним – выбранный им альфа, который вот-вот вновь повяжет его. – Хочу... – выдохнул Уилл нетерпеливо, – возьми меня, сейчас. – Ты не решаешь, – напомнил Ганнибал и ухмыльнулся, – решаю я. Уилл протестующе застонал и скользнул ладонью вниз, крепко стискивая свой вставший член, но Ганнибал тут же ударил его по пальцам. – Похоже, твои родители тебя ничему не научили, – хмыкнул он, стискивая его запястья и поднимая их вверх, – придется мне сделать это самому. – О чем это ты? – вздрогнул Уилл, но не стал вырываться, похолодев при одной мысли о том, что Ганнибал станет отвлекаться от процесса. – В вашей стране омеги невероятно глупые и плохо обученные, – заметил он, связывая его запястья вместе, – у нас им хотя бы старались дать воспитание. Уилл посмотрел в его глаза с алыми искорками на самом дне и ничего не сказал. В его стране альф кастрировали и правильно делали. Испытывать такие мучения только потому, что какой-то пришлый тип взорвал его гормональный настрой – слишком жестоко. – Ты не хочешь меня? – не удержался Уилл от главного вопроса, занимавшего практически весь мозг. – У нас было принято, – Ганнибал начисто проигнорировал его слова, – что омега всегда послушен, скромен и занят мыслями о том, как доставить удовольствие партнеру. Я просил тебя умолкнуть – не вынуждай меня повторять дважды. Уилл, который собирался было возразить, упрямо поджал губы. – Покорность и умение следовать правилам делают омегу особенно привлекательным и, соответственно, совместная жизнь пары похожа на рай. Уилл сощурился, готовый поведать Ганнибалу, в каком именно гробу он видел его рай, но тот был слишком серьезен, пугающе серьезен, и он не решился. Был только один способ все изменить: достать пистолет, связать Ганнибала и как следует насладиться его членом, предварительно сунув кляп ему в рот, но Уилл очень сомневался, что ему удастся это провернуть. И что на следующий день он не проснется с головой, лежащей отдельно от тела. В конце концов, Уиллу надо было получить свое и немного потерпеть. Ганнибал говорил неприятные, унизительные вещи, но хотя бы не оскорблял прямо. Хотя бы не душил его перед тем, как оттрахать, если на то пошло. – Тебе понравится, – сказал он тихо, поглаживая чувствительную кожу на внутренней поверхности его бедра, – это сейчас ты топорщишь свои иглы. Потом ты все поймешь. – Хорошо, – согласился Уилл и закрыл глаза, вытягиваясь на покрывале. Связанные руки немного ныли, но пока что совсем несильно, и теплое дыхание Ганнибала у его бедра заставило его член подняться вновь. Уилл старался не реагировать слишком откровенно, но тело плохо слушалось его. На каждое прикосновение губ он реагировал стоном, и чем ниже спускался тот к его животу, тем громче постанывал Уилл, позволяя себе погрузиться в удовольствие. О, конечно, он предпочел бы уже оказаться на члене, ощущая его глубоко внутри, но поцелуи были куда более утонченным, пронзительным удовольствием. После того, что Ганнибал наговорил про омег, Уилл не ожидал, что тот притронется к его члену, но все оказалось иначе. Умело обхватив его у основания, Ганнибал коснулся губами головки, принялся ласкать, поначалу чересчур технично и бесчувственно, но быстро причувствовался к его ощущениям, стараясь сделать ему по-настоящему приятно. Не возражал, что Уилл нетерпеливо упирался головкой в мягкие стенки горла, оттаяв немного, отойдя от холода. Похоже, он и правда знал, как сделать омегу счастливым. С каждым плавным движением головка утыкалась в податливое тепло, отчего в паху все сладко замирало. Уилл не продержался долго, кончил и зажмурился, потому что вновь позволил себе очароваться им, хотя знал, чем все это может закончиться. - Я был прав? – тихо и требовательно спросил тот, вытирая свои жадные губы. - Д-да, - пробормотал Уилл и прильнул к нему, сонно выдохнул ему в шею. Ощутил, как два пальцы без особого труда проникают в его тело, свел ноги вместе, но сон уже одолевал его. - Хочу, чтоб ты знал, - пробормотал Ганнибал ему на ухо, - порядочный омега лучше засыпает, если… Уилл так и не узнал, при каких условиях порядочным омегам спиться слаще. Он просто провалился в сон, наконец-то ощущая себя удовлетворенным. *** Посреди темной ночи Уилл проснулся, ощущая окружающий мир по-новому, совершенно по-другому, не так, как это было раньше. Его дом, насквозь пропитавшийся его запахом, удобный и уютный. Его стая. Его альфа, тихо вздрагивающий во сне. Пальцы его сжимались, будто он душил врага или боролся с ним, и это зрелище отчего-то наполнило Уилла нежностью. Он бесшумно поднялся с кровати и принялся строить гнездо вокруг своего альфы. Вначале в ход пошла леска. Уилл легко и быстро опутал мебель, протянул леску поперек комнаты, цепляя ее за ручки шкафов и оконные рамы, будто огромный паук, увлеченный своей паутиной. И, потратив на нее не один десяток метров, Уилл набросил сверху все имеющиеся покрывала, соорудив полог над их ложем. Теперь кровать была похожа на небольшую, но очень уютную пещеру, и Уилл, донельзя довольный собой и своим творчеством, забрался внутрь, в теплую и невероятно уютную постель. Прижался к Ганнибалу всем телом и тихо заурчал. Тот, не просыпаясь, пробормотал что-то в ответ на незнакомом языке и притянул его к себе. Насколько плохо и отвратительно было просыпаться одному с тех пор, как началась течка, настолько хорошо ему было сейчас прижиматься к настоящему, живому альфе. Во всем теле тихо стучало в ритм сердце не просто удовольствие, как от хорошей еды, а нечто большее. Словно теперь Уилл понимал, как все устроено в мире. Что ничего во вселенной не способно причинить им вреда. – Мы в безопасности, – едва слышно выдохнул Уилл, стараясь не разбудить его, – снаружи холодно и так пусто... Если сощурить глаза и посмотреть на краешек светлого окна, различимый из-под полога, то легко можно было вообразить себе снег, падающий из бесконечного неба. Любимый образ из его детства: ледяной и огромный, словно северный океан, равнодушный мир вокруг, и уют родного дома. – Так холодно, – заворожено пробормотал Уилл, прижимаясь щекой к его плечу, – снег заметает следы и хоронит все, что было сделано. Ганнибал молча сцапал его, укладывая под себя в полусне. Скорее всего, он не понимал, что Уилл пытался ему объяснить. Но Уиллу и не надо было. Ему достаточно было того, что он понимал за двоих. Покрывала пахли его домом, немного сырой древесиной, немного рыбой, собаками и им самим. Уилл не хотел засыпать снова, но сам не заметил, как привычные запахи мелодично слились в единый, и погрузился в сладкое забытье. *** Они проспали до самого обеда, Ганнибал держал руку на животе Уилла и стискивал губами мочку его уха, тихо посасывая и изредка покусывая во сне. Если бы не собаки, Уилл предпочел бы вовсе не вылезать из их дивного гнезда, но Уинстон поднял лай, и остальные его поддержали. Ганнибал проснулся, неосознанно чмокнув его в ухо, заморгал часто-часто, потирая глаза, и постепенно пришел в себя, будто выбрался на поверхность из глубокого подвала. – Доброе утро, – проговорил он хрипло со сна, его дыхание было чуть кисловатым, – как это называется? – Ммм... – Уилл поцеловал его в уголок губ, – о чем ты? – Об этом, – Ганнибал брезгливо ткнул пальцев в крышу из покрывал над ними, – почему мы спим как бездомные? – Потому что так уютнее, – ответил Уилл спокойно, совершенно не желая ругаться, – пожалуйста, будь другом, выпусти собак и накорми их... – Я? Твоих собак? – Да. – Уилл сгреб подушку в охапку, уткнулся в нее и пробормотал: – А я скажу тебе спасибо. – Заманчивая перспектива, – хмыкнул Ганнибал и бесцеремонно перевернул его на живот, желая изучить его тело, красноречиво расписанное следами близости, но Уилл упрямо перевернулся обратно. – Вначале собаки. – Я сам решу, что вначале, – хищно оскалился Ганнибал, уперся ладонями ему в плечо, вынуждая лечь на живот, но Уилл вдруг протянул руки и обхватил его лицо: – Тебе так тошно... хочется все контролировать и показать, что твой конец здесь самый главный? Бедный ты мой. – Уилл, захваченный волной сочувствия и сострадания, поцеловал его в тонкий, породистый нос, в самый кончик. – Тебе столько лет не давали права голоса. Столько лет приходилось подчиняться... Ганнибал тихо зарычал на него, крайне недовольный попыткой проанализировать его прошлое, но Уилл вновь поцеловал его в нос, повыше, в старый шрам чуть пониже переносицы. – Как они вообще справлялись с альфами? С такими, как ты? Ведь ты и твой характер – оружие массового поражения. Ганнибал даже не улыбнулся, молча соскользнул с него и выбрался из гнезда, не разрушив его. Уилл, подтянув одеяло повыше, укутался и закрыл глаза, слушая как Ганнибал одевается: быстро и почти бесшумно. Сон пришел, как компенсация за болезненные, бессонные ночи, и Уилл вновь охотно отдался ему, даже не задумываясь о сопротивлении. Сон был сладким и благословенно пустым, как будто он уснул в чаше огромного неподвижного колокола, и никто не мог до него добраться. Ганнибал разбудил его через несколько часов, на закате, церемонно позвав по имени. – Что случилось? – сонно отозвался Уилл, с трудом выдираясь из ласкового, милого сна. – Я приготовил ужин. – Замечательно. Неси сюда, мы поедим вместе. – Нет. – Почему? – Мне противна привычка есть в постели. – Но сейчас особенное время, – запротестовал Уилл, не желая расставаться с одеялом. – Я не хочу выбираться наружу. – Если ты хочешь составить своему альфе компанию за ужином, – высокомерно заявил тот, – то я жду тебя через десять минут. И, обрати внимание, не в нижнем белье. – А в чем же? В смокинге с бабочкой?! – возмутился Уилл, но тот не стал даже слушать его возражения и ушел на кухню. Явно следовал своим правилам и принципам, странным и непривычным, неуклонно следовал, и Уиллу ничего не оставалось, кроме как попробовать примириться с его привычками. *** Это были самые странные дни в его жизни. Уилл понимал, что никогда больше не станет прежним, не мог не понимать – как будто Ганнибал оторвал от него куски и сожрал их, навсегда лишив способности мыслить, как прежде. Чем дольше Уилл с ним общался, тем яснее понимал, что дальше будет только хуже, что это путь в пропасть – с минутами резких, страшных падений и днями медленного, гнетуще тревожного спуска. Ганнибал же будто не чуял ничего. В отличие от Уилла, он спокойно мог покидать дом, не желая большую часть времени проводить в гнезде под одеялом, он принес еду и самозабвенно возился на кухне, как будто это и было самым главным. Совершенно не заботился, не подозревал даже, что между ними не все гладко, что потрясающе сильное опьянение от течки постепенно проходит, и с каждым днем утренний кофе все отчетливее отдает горечью. – Я прогулял уже несколько дней, – выдохнул Уилл, размазывая пролитые на стол капли, – в академии меня по голове не погладят. – Зачем тебе учиться? Из-за этого ты слишком много времени проводишь вне дома. – Думай, что говоришь! Я люблю учиться. – Или же привлекать других альф своим запахом. Ты непозволительно много думаешь о сексе. – Все наоборот, – резко сказал Уилл, – это ты пытаешься присунуться везде по самый узел. А я должен закончить свое обучение и работать по специальности, а не подрабатывать всю жизнь механиком-любителем. – Отец упоминал, что… – Тут нет твоих папочки и мамочки, – отрезал Уилл, – уясни это, наконец. Здесь другая жизнь, другая страна, а ты все застрял в каких-то представлениях. Нет никаких альф, и кроме тебя, меня никто никогда не пытался обидеть или изнасиловать, понятно? Ты знаешь, и я очень рад, что живу там, где мне ничего не грозит. Как жаль, что из-за каких-то озабоченных идиотов ты оказался в моем доме! Ганнибал мрачно глянул на него, крайне недовольный грубостью в свой адрес. – Похоже, ты не знаком с правилами хорошего тона. Пора тебя научить. – Себя учи, – отрезал Уилл и поднялся со стула, но не успел выйти из кухни. Ганнибал схватил его сзади, неожиданно и так быстро, что Уилл не смог вовремя оттолкнуть его от себя. Схватил, и стиснув крепко, поволок в комнату. Уилл едва мог вздохнуть, в ушах зазвенело от недостатка кислорода, и собственная уязвимость перед альфой показалась ему унизительной. Укусив его за предплечье, Уилл стиснул зубы так крепко, как только мог, но тот не обратил внимания. Резко вздернув его руки над головой, Ганнибал привязал его запястья ремнем к торчащему креплению и замер, разглядывая его и сцепив пальцы в замок. Уилл бесшумно сглотнул вязкую слюну, подбирая подходящие слова, но Ганнибал на мгновение прижал палец к его губам. А затем прогнал собак на кухню, задержался там, но скоро вернулся. – Неужели тебе так нравится быть мудаком? – Уилл попытался охладить его пыл, но Ганнибал не ответил. На губах его блуждала едва заметная улыбка. Аккуратный, стройный и подтянутый, несмотря на неидеально сидевшую одежду, он встал на одно колено перед Уиллом. – Хочешь, чтоб я посвятил тебя в рыцари? – сипло усмехнулся Уилл, потому что во рту все пересохло. Ему не нравилась ни эта улыбка, ни едва заметный блеск в глазах. – Нет, – мягко ответил Ганибал, – но я бы предпочел, что бы ты немного задумался о чистоте речи. О том, что ты и как ты говоришь. – Иди ты!.. Уилл попытался увернуться от прикосновения, но тот ловко расстегнул на нем джинсы, чуть стянув их вниз. В груди стало тесно, и Уилл едва смог вздохнуть, почувствовав нарастающее напряжение. – Мне кажется, – невыразительно заметил Ганнибал, обводя пальцем контур его вставшего члена, – ты готов воспринять урок. Уилл отвернулся, промолчав, потому что тело отвечало куда более красноречиво, но Ганнибал, выпрямившись, взял его за подбородок и развернул его лицо к себе: – Слушай меня внимательно. У моей омеги не может быть такого грязного языка. – И что ты сделаешь? – ухмыльнулся Уилл, ощущая, как джинсы медленно сползают с бедер. – Вымоешь мне рот с мылом? – Не знаю, поможет ли это, – вздохнул Ганнибал, оглаживая его лицо кончиками пальцев, – возможно, твой непослушный грязный язык проще тщательно вымыть под проточной водой, отварить и подать с лаймом. Уилл невольно заглянул ему в глаза и замер от ужаса, потому что осознал – Ганнибал не шутит. Ганнибал действительно был готов это сделать. Холодный блеск в его взгляде не оставлял сомнений. Еще пятнадцать минут назад Уилл спорил с ним, а теперь слишком ясно вспомнил то, что произошло в то утро на кухне. Когда Ганнибалу оказалось проще придушить его, чем поговорить и что-то объяснить. Это было нападение без всяких слов, просто рывок, инстинкт, рефлекс убивать, которому Ганнибал не желал сопротивляться и нисколько не стеснялся его, а похоже, наоборот, гордился этим. – Открой рот, – приказал Ганнибал, касаясь его рта подушечкой большого пальца. – Слушай, это переходит границы... – пробормотал Уилл, чувствуя, как палец давит на губы. Ганнибал замер, сощурив глаза. – Черт, если тебе это так важно, я больше не стану называть тебя мудаком... – выдохнул Уилл, невольно облизнув его палец, – только успокойся, идет? Хорошо, пусть будет по-твоему. Ганнибал улыбнулся краем рта и мягко постучал пальцем по его губам. – Чего еще ты хочешь? – выпалил Уилл, дернувшись в сторону, изрядно напуганный его поведением, – я пообещал уже, что еще? – Я велел тебе открыть рот, – напомнил Ганнибал, – ты продолжаешь упрямиться? – Ох... – только и выдохнул Уилл, облизнулся и чуть приоткрыл рот с влажным звуком. – Шире. Зажмурившись на мгновение, Уилл открыл рот пошире, нижняя челюсть задрожала от плохо сдерживаемых чувств. – Хорошо, – похвалил Ганнибал, погладил его за ухом, – ты можешь еще шире, я знаю. Уилл собрался было выругаться на него, но не смог, слишком пугающе спокоен и одновременно нестабилен был Ганнибал. Ощущая легкий дискомфорт, он широко открыл рот, облизнув вмиг пересохшие губы. Связанный и взволнованный, Уилл чувствовал себя крайне уязвимым в этот момент. – Умница, – хмыкнул Ганнибал, обводя его губы, раскрытые буквой "о". Вытащив чистый носовой платок, он аккуратно скомкал его и пропихнул ему в рот. Вторым платком он закрепил кляп на месте, связав края платка узлом на затылке. Уилл напряженно уставился ему в глаза. – Мне нравится разговаривать с тобой, – признался Ганнибал, поглаживая его по щеке, – но если ты продолжишь ругаться, мы не сможем этого делать. Уилл шумно выдохнул, нахмурив брови. – Я надеюсь, что ты поймешь мою просьбу и научишься разговаривать, – сказал Ганнибал, поворошив его по волосам, – я хочу, чтобы мы понимали друг друга. Ты хочешь этого? Уилл нехотя кивнул. – Расставь ноги, – велел Ганнибал, возвращаясь к его стоящему члену, и Уилл послушался, невольно подаваясь его прикосновениям. Но Ганнибал не стал ласкать его, он просто показал Уиллу корень дайкона, который зачем-то принес с кухни, принялся обстругивать его демонстративно, складывая очистки на блюдечко. – Для того, что бы я был уверен, что ты запомнишь мою просьбу, – пояснил Ганнибал, потянул вниз его трусы и, коснувшись промежности двумя пальцами, собрал немного смазки, которая успела натечь. Уилл глухо застонал и закатил глаза. – Расслабься, – раздался негромкий приказ, и твердый конец корня уперся в плотно сжатое отверстие. Уилл вновь застонал, не собираясь поддаваться, но смазка, по капле сочившаяся из тела, позволила без особых проблем ввести дайкон. Ганнибал осторожно и бережно втолкнул его почти наполовину и, закусив губу, поглядел, как плотно его мышцы обхватывают светлый, сухой корень. А затем совершенно безжалостно выпрямился и отошел в сторону. – У тебя есть возможность подумать над своим поведением, – сообщил он, и Уилл громко взвыл, не собираясь с этим мириться. Однако он ничего не мог поделать. Его тело, разгоряченное и возбужденное, желало продолжения, твердый крепкий корень не давал покоя, тонкая струйка смазки стекла по нему. Пряный жар разошелся по телу, дайкон будто начал нагреваться изнутри. Уилл застонал, но Ганнибал, безразличный к его страданиям, взял книгу и уселся в кресло, не собираясь даже смотреть. Густая слюна пропитала ткань платка, Уилл едва не захлебнулся ей, кое-как продышавшись – а между ног постепенно разгорался самый настоящий пожар. От острого, пряного дайкона внутри все горело, кровь прилила к низу живота, и Уилл выгнулся, пытаясь освободиться, но только почувствовал, как корень глубже входит в его тело. Ощущение вновь заставило его застонать, вскрикнуть всем телом. Ганнибал молча, сосредоточенно читал, будто не чуял боли и отчаяния, разлитого в воздухе. Уилл сознавал, что может рвануться в сторону с силой и вывернуть крепление из стены, но не делал этого, не мог, не хотел сопротивляться приказу своего альфы, боролся с собой из последних сил. И, стиснув зубы, тихо, жалобно взвыл. Тихо прошелестела страница, но через пару секунд Ганнибал все же отложил книгу в сторону и подошел к нему. Лицо его, перекошенное странной гримасой, было похоже на пополам разбитую маску. – Мммрррф... – застонал Уилл, подняв к нему лицо, подбородок блестел от слюны. Ганнибал молча скользнул пальцами меж его ног, плавным, тягучим движением вынимая корень, смазка потекла по запястью. Уилл тихо ахнул, невольно прогнувшись в спине, стиснул ноги, отчего внутри все сжалось в тугой, пульсирующий похотью и болью комок. Сдержанно выдохнул, Ганнибал поднялся, освободил кисти Уилла от ремня, подхватил его на руки и отнес в ванную. Прохладная вода смягчила жаркую боль, и Уилл заскулил, как побитый пес, прижался головой к груди Ганнибала, который сосредоточенно мыл его, спокойными, методичным движениями. Рубашка его промокла, с манжет струилась вода, но Ганнибал, будто не замечая этого, поцеловал Уилла в сухой, горячий лоб. Донельзя странная ласка от того, кто недавно угрожал отрезать язык, но Уилл запрокинул голову, подставляясь под поцелуй. Удивленный Ганнибал замер, не сознавая, что делать, но на щеках у него тоже расцвел румянец, будто в сердце ему кто-то воткнул жгучий дайкон. – Ммм... – протестующие застонал Уилл, почувствовав зубы, сомкнувшиеся на языке. Пальцы стиснули ошейник туго, поцелуй был жестким, губы саднило, но достигал до дна души, дыхание замирало. Шум воды гудел в ушах, и Уилл едва сознавал связь с реальностью, не вполне понимая, жив он или из него поцелуем выпили душу. – Тсс... – прошептал Ганнибал, не позволяя ему подняться. – Подожди, я возьму полотенце. И, выключив воду, он сам накинул на Уилла полотенце, сам вытер его, коротко поцеловав в макушку. Прошептал что-то на ухо, ласковое и совершенно непонятное, после чего спросил: – Хочешь ужинать? – спросил Ганнибал. Уилл молча закивал, будто рот по-прежнему был заткнут кляпом. Ганнибал потерся лбом о его лоб и, улыбнувшись, вышел, прямой, подтянутый и совершенно жуткий. Альфа. Уилл сморгнул раз, другой, постепенно возвращаясь в себя, сердце, выжатое до капли, билось в груди сухим и горячим камнем. И, кое-как приведя себя в порядок, он зашел в комнату, заглянул под тумбочку для книг, а после – на кухню. В голове плескались разрозненные мысли, будто он не высыпался целую неделю, а потом пытался решить сложную задачу, усталым, сонном мозгом. Или же этого сердце не выспалось, потому что тоже более, тоже не могло принять верного решения. Несмотря на то, что вывод был вполне понятен, Уилл все еще колебался. Потому что вывод на самом деле был не один. Потому что можно было в очередной раз закрыть глаза и подумать о том, как хорошо жить вместе. Как замечательно просыпаться в обнимку с альфой, и что он чувствует к нему на самом деле. – Я думаю, нам стоит плотно поужинать, – поделился соображениями Ганнибал, вынувший приличный кусок мяса для разморозки. Уилл неопределенно хмыкнул и, держа в руке пистолет, молча прошел мимо, распахнул дверь и встал у порога. - С меня достаточно, - объявил он. Ганнибал поднял на него внимательный взгляд. – Уйди, – сказал Уилл, тяжело дыша, – уйди прочь. – Хочешь в меня выстрелить? – Я хочу, чтобы тебя здесь не было, – объяснил Уилл, прижал ребро ладони к кадыку, – ты мне вот уже где. Ты хоть знаешь, как мне было страшно? Думаю, что нет. Уходи. – Значит, ты меня прогоняешь? – уточнил Ганнибал, словно не мог в это поверить. Словно всерьез считал, что можно стерпеть все это, простить унижение и закрыть глаза на жестокость. Стоял и смотрел на него презрительно, и в то же время преданно, почти что просительно, совершенно не стесняясь давить на жалость тому, над кем так недавно издевался. – Ты совсем больной, – пробормотал Уилл, чувствуя, как щиплет в глазах, – я знаю, что тебе некуда податься... но я не могу больше. Мне плохо с тобой. – Ты утверждал обратное. – Да, но я был не в себе! Я слишком хочу... хотел верить в то, что ты не такой плохой, что после изолятора тебе сложно привыкнуть к нормальным отношениям. Я хотел, но ты рвешь меня на лоскутки! Скоро не останется ничего! Ганнибал смерил его взглядом, от пистолета в опущенной руке до усталых красных глаз. Высокомерная усмешка исчезла с его лица, он больше не улыбался, но так и не сказал ничего. Не раскаялся, не почувствовал себя виноватым. Ни на минуту даже не усомнился в себе, терпеливо и цепко изучая Уилла: вдруг даст слабину и позволит остаться. – Уходи, – повторил Уилл, вынуждая себя повторить, не жалеть Ганнибала – потому что тот никого не жалел. Распахнутая дверь вытягивала тепло, свет падал в нее, исчезая, словно в черной дыре. Ганнибал молча отвернулся, прошел сквозь дверной проем, прочь из уюта, любви и заботы, как будто в открытый космос шагнул. И аккуратно закрыл за собой дверь. Уилл, совершенно потерянный, не почувствовал никакого удовлетворения – пустота высосала из него все чувства, и даже радость от того, что он поступил правильно, померкла. Он выбросил импровизированный фартук, не в силах думать о Ганнибале, вернее, о его отсутствии. В кухонном шкафчике нашлась початая бутылка виски, Уилл взял было в руки, но при одной мысли об алкоголе его едва не вывернуло наизнанку. Он поставил ее на место и, подозвав к себе Уинстона, зарылся лицом в жесткий мех. После полуночи не случилось ничего хорошего.