Шерлок Холмс. Сериал от Губернатора Содома. 1 серия: Дело о непорочном зачатии

Эта история случилась спустя три месяца и три дня после моего возвращения на Бейкер-стрит. Мой давний и верный друг Джон Ватсон как раз продал свою квартиру, в которой всё не лучшим образом напоминало о покойной миссис Ватсон и перебрался на Бейкер стрит 221Б. Это было как нельзя кстати, потому что мне, как «ожившему покойнику» требовалось некоторое стороннее участие, чтобы вернуть свою жизнь в привычное русло. С Ватсоном наша жизнь быстро обрела те же ритм и наполнение, которыми отличалась и до моей «гибели». Как раз накануне начала событий доктор Ватсон сказал, будто ему кажется, что три года моего отсутствия, не изменили ничего. Но он был неправ. Годы моего отсутствия изменили меня… В тот день мы с Ватсоном вернулись с утренней прогулки и застали в нашей гостиной скромного приходского священника. Он сидел на самом краешке кушетки, старясь не занимать много места. Увидев нас, он вскочил с места и буквально просиял: — А я уже хотел уходить. По характеру своей службы, я не могу отлучаться из города на длительное время. Мистер Холмс, нам срочно нужна ваша помощь! Но дело такое деликатное и интимное… — Я весь внимание, — перебил я его, потому что вступление грозило затянуться, — изложите суть, чтобы я сразу мог понять, стоит ли мне браться за это дело или нет. — Ох… Лицо священника сразу как-то потускнело. — Мистер Холмс, я прошу вас войти в моё положение, сами слова, которые мне придётся произнести, смущают мою душу. Дело в том, что речь пойдёт о непорочном зачатии. — Непорочном зачатии? — переспросил неизвестно зачем Ватсон, ведь священник явно не страдал косноязычием. Подозреваю, таким образом, он хотел подчеркнуть необычность данного казуса. — Ватикан всегда расследует подобные дела, — затараторил священник. — Но чтобы послать запрос в папский комитет об установлении факта чуда, мы должны вначале перепроверить всё сами. Но возможности нашего прихода ограничены. Кто бы мог взять на себя роль проверяющего — неизвестно. Девица, о которой идёт речь принадлежит к клерикальной, весьма благопристойной семье, её дядя — епископ Кентский. И мы подумали, что нам понадобиться помощь профессионала, который будет беспристрастен в своих выводах. — Значит, речь идёт о девушке, которая оказалась беременной, и у вас нет подозреваемых, кроме Всевышнего? Священник покраснел: — Если выражаться мирскими терминами определённого толка, то дело обстоит именно так. — Девушка подвергалась медицинскому осмотру? — спросил Ватсон. — Девственность… эээ не нарушена? — Девушку осматривали два раза. Один раз одна очень хорошая повитуха. Второй — доктор из Йорка. Оба поклялись не разглашать тайны. И оба они признали как наличие плода, так и наличие девственности. Однако девица поклялась на Библии, что никогда, ни один мужчина не приближался к ней ближе, чем на два фута. Я посмотрел на Ватсона. У него был такой вид, будто он наткнулся на порнографический рисунок в Таймс. — Это по вашей части, Ватсон, — я сделал паузу и держал её, пока глаза дорогого доктора не стали округляться, — вам нужно будет произвести осмотр. — Только с согласия девицы, — продекларировал мой верный компаньон. — Я думаю, она не будет возражать. Это скромная, но крайне разумная девица. — Красивая? — поинтересовался я, больше желая поддразнить Ватсона, чем интересуясь по-настоящему. Священник покраснел и согласно кивнул. — Да, она весьма красива и привлекательна. Я снова посмотрел на Ватсона. Тот был похож на кота, сожравшего случайно упавший с кухонного стола кусочек рыбы. Вид его выражал крайнее самодовольство. Подозреваю, дело не стоит моего внимания. Но Ватсона оно заинтересовало, поэтому я возьмусь за него. В последнее время во мне появилась потребность делать ему приятное. В компенсацию моего обмана и отсутствия, очевидно. И почему только я сравнил своего друга с котом, а не с собакой? Мне ведь более симпатичны собаки? Может, из-за усов? Или из-за того, что с пребыванием Ватсона в квартире на Бейкер-стрит всегда становилось уютнее? — Хорошо, мы поможем вам разобраться с этим делом. Ватсон записал координаты этого Смитсона, и мы договорились, что он завтра встретит нас на станции. Когда он ушёл, я спросил у доктора: — Ну, что вы думаете, друг мой? — Непорочное зачатие не такая уж редкая вещь. Иногда, при гм… любовных играх семенная жидкость может попасть во влагалище и без проникновения. Однако, если девушка из очень строгой семьи и клянётся в том, что не имела сношений с мужчиной, то… — Медицинский казус? Чудо? Ватсон пожал плечами. Собирался я недолго. Дело было очевидным, но людские предрассудки, конечно, очень разнообразят нашу жизнь, подкидывая нам видимость тайны. Я надеялся, что поездка не затянется. Мы отправились в Йоркшир первым утренним поездом. Я заметил крошечный порез у Ватсона на левой щеке. — Не выспались? Ватсон встрепенулся: — Как вы узнали? — В три часа ночи, из-под вашей двери пробивался свет. Бывает, вы зачитываетесь книгой, но в два всегда тушите свет. Значит, это не книга, а бессонница. К тому же вы брились сонный, и порезали щёку. Ватсон вздохнул и коротко глянул на меня. — Вы тоже не спали? — Штудировал монографию об особенностях обработки шёлка в древнем Китае. — Понравилось? — Естественно вопрос был саркастическим, но голос моего доктора сохранил мнимую серьёзность. — Да. Захватывающе. Ватсон улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза. Мне понадобилось некоторое усилие, чтобы не отвести взгляда, и состроить на лице что-то вроде тени понимающей улыбки. С некоторых пор мне тяжело смотреть Ватсону в глаза. Я вдруг заметил, что они у него голубые и теперь неизменно кажутся мне осколками летнего неба, вправленными в раму его милого и родного лица. Когда я вернулся в Лондон после трёхлетнего отсутствия, я радовался каждому камню на мостовой, каждому зданию, и в некоторой степени даже каждому знакомому лицу. Увидеть Ватсона, пусть даже украдкой, в тот момент, когда я следил за передвижениями подозрительных личностей вокруг нашего дома, было для меня счастьем. Он немного постарел и осунулся, да и смерть жены добавила ему на лицо несколько морщин, но в целом, это был тот же мужчина, бывший военный, мой верный компаньон и друг. Мне пришлось ждать почти месяц, прежде чем я смог показаться ему на глаза. И эта долгожданная встреча перевернула мою душу. Через время большинство моих экзальтированных эмоций сошло на ноль, кроме тех, что касались Джона. Теперь, каждый раз, когда он спускался к завтраку, я рассматривал его так, будто не видел десять лет. Мне хотелось буквально влезть в его голову и понять, о чём он думает, чего хочет, в каком он настроении. Раньше я читал его как открытую книгу, а теперь вдруг простых слов мне стало мало, я хотел знать, что написано в этой книге между строк. Моё любопытство отчасти приобрело непристойный характер: однажды, чтобы удовлетворить его, я имитировал лёгкую простуду, чтобы иметь повод позвать моего друга в турецкие бани, где рассматривал его с новым интересом… И вот теперь наша приятная дружеская близость в вагоне первого класса компенсировала мне зря потраченное время и вульгарное как мир, дело. Смитсон встречал нас на перроне, и вид имел ещё более нервный и озабоченный, чем давеча в Лондоне. — Есть какие-нибудь новости? — спросил я его. Смитсон провёл рукой по лицу, будто убирая невидимую паутину. — Каким-то образом о беременности мисс Керрингтон стало известно общественности. Бедные женщины постоянно дежурят возле ворот дома, чтобы прикоснуться хотя бы к краю её одежды. Кто-то пустил слух, что это прикосновение излечивает от бесплодия. За последние три дня мисс Керрингтон получила по почте два угрожающих послания и три послания с предложением руки и сердца. Родители, конечно, изъяли всю почту до того, как она попала в руки мисс Керрингтон. Они в ужасном состоянии, и не знают, что думать. — Где они? — У меня, мистер Холмс. Я подумал, что… вам будет интересно. Смитерс вытащил несколько писем из кармана. — Там могли быть отпечатки пальцев… — вздохнул Ватсон, — или что-то ещё. — Я их тщательно изучу, хотя они могут оказаться лишь случайностями в этом деле. А сейчас я хочу осмотреть дом английской Богородицы. — Холмс! Не кощунствуйте! — Милый Ватсон, тут до меня успели нарушить приличия. Ухоженный дом и огромный сад, окружавший его, говорили о неплохом достатке семьи Керрингтон. Прежде чем войти, я обошел дом снаружи. — В доме есть собаки? — спросил я у садовника. — Да, вечером мы запираем ворота и выпускаем собак. Это всего лишь два спаниеля, но они очень звонкие. Их лай отпугивает воров. Хозяин не пожелал иметь для охраны больших собак, которые могли бы покалечить человека. — Весьма гуманно. А где окна мисс Керрингтон? — Они на третьем этаже со стороны сада. Два окна спальни и одно — гардеробной. Человек туда не мог попасть с улицы — видите карниз? Только если с крыши… Сплетни расползались. Теперь даже садовник в курсе того, зачем к Керрингтонам явился сыщик. Я окинул садовника быстрым взглядом: сам не молод, но жена молодая; маленький ребёнок; приходится также содержать мать и ещё одного близкого родственника… — Какая болезнь у вашей сестры? — Сделал я выстрел наугад. Судя по тому, как изменилось лицо садовника — попал. — У неё ревматизм, сэр. — Поэтому вы работаете на трёх работах, поддерживая силы той жидкостью из вашей фляжки. И это притом, что ваша молодая жена нуждается в двойном внимании, потому что нянчит малыша. — Всё так, сэр, — опустил голову садовник. Но без виски жизнь была бы ещё более тяжкой. — Вы туманите мозги алкоголем, а именно мозги могут вам помочь заработать больше денег. Вы ведь механик-самоучка. Садовник посмотрел на меня в смятении и даже с некоторым ужасом. — Ваши часы, — пояснил я. — Слишком дорогие для вас. Один из ваших нанимателей отдал вам безнадёжно испорченные часы, а вы их починили. Скажите, а часто ли у Керрингтонов бывают гости? — Не так чтобы часто, но вам лучше спросить у слуг в доме, сэр. Дворецкий вам, конечно, ничего не скажет, а вот горничная, Эмми, она, пожалуй, поболее других знает, и про мисс Керрингтон, и про её няню. — У мисс Керрингтон есть няня? — Да, малышка Керрингтон ни в какую не хотела расставаться со своей няней, и та осталась у неё в качестве личной прислуги. — Интересно… — Няня спит в её комнате, с тех пор как мисс прибыла из монастыря. — А давно ли она вернулась? — Не знаю, сэр, месяц или больше. — Ну, вот, Ватсон, что-то начинает проясняться, — обратился я к Джону, который, как я полагал, находился у меня за спиной. Но его там не оказалось. Я нашёл своего компаньона с другой стороны дома. Он мило болтал с молоденькой девушкой, судя по белому кружевному переднику и кокетливой наколке – горничной. — Холмс, это Эмми, горничная Керрингтонов. Она говорит, что мисс Керрингтон готовилась стать монахиней. — Чрезвычайно глупо с её стороны. — И я о том же говорю, сэр! — воскликнула горничная. — Мисс такая красавица! В неё влюблены все мужчины в округе. Как минимум двое уже готовы прикрыть её грех. — Отчего же, грех? — спросил я строго, и горничная тут же потупила глаза. — Но ведь все уже об этом говорят, сэр… о ребёнке. — Вы не верите в непорочное зачатие? — улыбнулся Ватсон. — Конечно, нет! То есть, да! Но ведь мисс Керрингтон не святая! — Зачем же вы клевещете на свою молодую хозяйку, — гнул я своё, — она же собирается посвятить свою жизнь Богу. — Только из-за того, что поссорилась с молодым Джимом Хопкинсом! — выпалила горничная. — И больше вы от меня ничего не услышите! Девушка подхватила свои корзины с бельём и быстро удалилась. Я осторожно осмотрелся, кто бы мог её напугать, но в окнах не колыхнулась ни одна занавеска, на кустах не шевельнулось ни листика. — Что ж, Ватсон, клятва о двух футах рискует оказаться фикцией. — Девушка строгого воспитания вполне может общаться с женихом и с расстояния в два фута. — Ватсон, да ведь даже я подпускаю вас ближе. — Но вам-то не грозит зачать, — усмехнулся Ватсон. Мне вдруг стало плохо и хорошо одновременно. Рука сама потянулась в карман, за трубкой. — Вот что, Ватсон, ищите этого Смитерса, познакомьтесь с Керрингтонами и осмотрите бедную девушку. — Бедную девушку? Так вы предполагаете преступление? Я только кивнул. — А вы куда? — Найду нам ночлег и просмотрю письма. Насколько я запомнил одно из них как раз от Джима Хопкинса. Помните гостиницу недалеко от станции? Ищите меня там. — Ну… хорошо. Я просто обязан был сбежать. Быстрая ходьба меня немного успокоила, но бесстыдные картины разнообразного взаимодействия, при которых я имел бы возможность «зачать», грозили в любой момент завладеть моим разумом и привести к позорным и неуместным вещам.