Четыре окна

От автора : Осталось в этом фанфике всего две главы. И то я переписывала их по меньшей мере 3 раза. Мне все равно не нравится то, что получилось(( Сопливо, флаффно, неправдоподобно, разговоры какие-то… Мне так кажется, по крайней мере. А вообще – меня крайне расстраивает то, что сейчас происходит между нашими странами в последнее время… Что-то мне весь настрой это сбило. Сорри. P.S. Не бечено, не вычитано, все на вас. - Альфред, я могу зайти? – Англия деловито постучал в дверь кабинета бывшего воспитанника. Ответа не последовало. - Я же сказала, мистер Джонс приказал никого не пускать! – робко пролепетала задерганная секретарша, не смея перечить представителю Великобритании. Все же, что может сделать она против страны, которая явно вознамерилась войти? Керкленд скрипнул зубами. После недавнего и уже пятого разговора «по душам» с Бонфуа… ему нужно было увидеть Америку и выяснить наконец… Нужно было увидеть. Даже если тот вообще никого не желал видеть. - У вас есть ключи? – он обратился к перепуганной девушке. Та принялась неумело отнекиваться, но Англия слишком хорошо определял, когда ему врут. И в конце концов, видимо, поведшись на заверения Керкленда о «принятии всей ответственности на себя», секретарша сдалась и протянула ему неприметный серебристый ключик. - Спаси… - Артур не договорил, а девушка уже унеслась в неизвестном направлении. Боялась гнева начальства? Да Джонс же и мухи не обидит… Впрочем, исходя из некоторых событий последних часов, Артур уже не мог так однозначно утверждать, что видит американца насквозь… … Когда к нему, почти две недели тому назад, как обещано, в полдень, явился Бонфуа, Керкленд хотел было устроить французу разнос. За все – за то, что так не вовремя позвонил, и за то, что так толком и не сказал ему ничего про Альфреда. И вообще – за все-все-все. Но Франциск бросил с порога: - Ты еще не видел Джонса? Англия проглотил так и не сказанное ругательство: - Он вернулся?! Француз лишь неопределенно пожал плечами. Потом опустился в кресло: - Артур, пожалуйста, послушай меня внимательно. И чем больше он говорил, тем сильнее у англичанина отвисала челюсть: - Какого… какого черта, виносос?! Ты заявляешься и утверждаешь тут, что Альфред с этим… - АНГЛИЯ! – гаркнул Франциск так, что Керкленд испуганно захлопнул рот. Таким он видел Бонфуа крайне редко… да что там – лишь однажды – в те далекие времена, когда их люди еще проливали кровь друг друга, а сами страны уже не хотели враждовать… - Прости, - сипло выдохнул француз, чуть расслабляясь в легонько приобнявших его руках. - Ничего. Ты не договорил. Я слушаю… … После того, что он узнал, произошедшее на сегодняшнем собрании вовсе не выглядело для Артура удивительным. Точнее, не было таким ошеломляющим, как могло бы быть. Собрание было внеплановым и, более того, устроенным самим Америкой. Это можно было бы назвать «дружескими посиделками без галстуков с целью послушать дебильные идеи янки» - этим они занимались уже не один десяток лет с завидной регулярностью – если бы не одно «но»… Дружественностью, равно как и дебильными идеями, там и не пахло. Когда сорванные со своих мест и ропщущие по привычке Германия, Япония, Англия, Польша и – неожиданно! – Южный Корея уселись на стулья в доме на нейтральной территории, в зал вошел Альфред. Тишина повисла гробовая. Джонс не был похож на себя. Вопреки обыкновению, он был бледен и неразговорчив. Без своей привычной куртки и смешинок в голубых глазах. Он лишь сухо кивнул собравшимся и, спокойно опустившись на стул, стал разбирать какие-то бумаги. Не прыгал, как заведенный, не носился по всему помещению с криками, не обсуждал никаких идиотских затей. Он даже не улыбался. Германия, не успевший никого спросить по поводу такого странного выбора приглашенных, лишь вопросительно уставился на Керкленда. Артур пожал плечами – а что он мог ему сейчас ответить? - Кхм… Америка? – как самый смелый, проговорил, наконец, немец, - так… зачем ты нас собрал? Альфред вздрогнул, словно его оторвали от какой-то важной мысли. Он аккуратно снял очки, повертел в руках и с какой-то несвойственной ему ненавистью кинул их на стол. Потом улыбнулся: - Да, прости, Людвиг. Задумался немного. Германию передернуло – и вовсе не из-за того, что Джонс назвал его по имени, что вообще кто-то делал крайне редко – нет, он скривился от улыбки американца. Раньше такой светлой, легкой, пусть она иногда и раздражала. Но сейчас она была настолько фальшивой, что натасканный со Второй Мировой на распознавание лжи немец даже позволил себе недовольно помотать головой. Альфред, впрочем, не обратил на это никакого внимания. Следующие три часа прошли для Англии, как в тумане. Нет, он, конечно, был предупрежден о возможном ходе событий, но… Он просто не узнавал того, кого никогда не переставал искренне и крепко любить. Джонс мог быть надоедливым, иногда по-подростковому, максималистки жестоким, уверенным в своей правоте, но всегда искренним. Всегда живым. Таким, каким Артур пытался его возненавидеть и таким, каким не смог. Но сейчас… он другой. Альфред был таким, каким Керкленд, как «родитель», всегда хотел его видеть – серьезным, рассудительным, логичным, говорящим по делу. Но что-то особой радости это не приносило. Америка просто… не был Америкой. Этот неизвестный никому Джонс, оказывается, собрал их для рассмотрения документов. Договоров. Резолюций. Чертовой кучи бумажек, на которую все приглашенные взирали с непониманием и чуть ли не ужасом. Нет, они сами уже который год требовали от Америки решения их всевозможных совместных проблем, но каждый раз Джонс и его правительство изобретали кучу отговорок и не предпринимали никаких действий. Это было способом всех стран, не только Америки, отвадить от себя всевозможные разбирательства. И очень часто проблемы переходили в разряд «хронических», годами не двигаясь с мертвой точки. И поэтому, когда такая держава, как Америка, внезапно идет на попятную или ищет компромисс в многочисленных, набивших оскомину всему миру вопросах, это… пугает. Пугает до дрожи. До состояния паники. Системы ПРО в Европе, освоение космического пространства, импорт и экспорт, гуманитарная помощь, ядерный синтез – Джонс обстоятельно и адекватно прошелся по всему. А у стран медленно отвисали челюсти. Наконец, Альфред закончил: - Будьте добры, ознакомьтесь сами и ознакомьте правительства с документами. Если возникнут вопросы или предложения, мы сможем полноценно их обсудить на следующем саммите и… - Америка,- отрезал Людвиг. - Да? – Джонс не моргнул и глазом, продолжая собирать бумаги. - Почему ты позвал только нас? - Наши с вами проблемы – самые насущные, - Америка чуть растянул губы в улыбке, - к тому же, это пока просто обсуждение. Конечно, я не запрещаю никому обнародовать нашу встречу, ничего подобного. Просто остальные вопросы можно рассмотреть и позже. - Мне кажется, одной страны для обсуждения «насущного» здесь явно не хватает, - Германия выцедил это прежде, чем заметил испуганно мотающего головой Керкленда. - Если вы про Россию, - Людвигу показалось, или Америку пробрала дрожь? – то он не смог сегодня явиться. Копии документов высланы ему по почте. Надеюсь, он свяжется со мной позже. А теперь… прошу простить. Джонс поднялся и, подхватив папки, направился к двери. Японец тихонечко окликнул его: - Америка-сан, вы забыли свои очки. Альфред на мгновение замер, словно ощупывая взглядом оставленный на столе предмет. Потом невесело усмехнулся: - Они мне не нужны. И, да, Артур! Керкленд вздрогнул. Своего полного имени из этих уст он давно уже не слышал. - Да? – хрипло отозвался Англия, глядя, как его уже давно не «маленький Америка» останавливается в дверях. - У меня к тебе просьба, - Альфред расплылся в дружелюбной улыбке, - попытайся, пожалуйста, связаться с Израилем. Он, похоже, намеренно не хочет со мной разговаривать. Если удастся, скажи, что мистер Обама планирует приехать к нему с визитом. И Джонс тенью выскользнул в коридор. Керкленд, раскрыв рот, молча плюхнулся на стул. Обама едет в Израиль?! * После стольких лет?! Конец света точно не за горами… - Это… что сейчас было? – как ни странно, интересующий все собравшиеся страны вопрос задал не Германия, а Корея. Повисла тишина. Ни слова не вымолвил даже обычно разговорчивый и безбашенный Польша. Артур схватился руками за голову – он и сам хотел бы знать… - Так! – кулак Керкленда опустился на столешницу спустя минуту раздумий, - я во всем разберусь. Не знаю как, но разберусь. И… пока этого не случится… я прошу вас… Англия обвел собравшихся внимательным серьезным взглядом: - Прошу вас не распространяться по поводу произошедшего. Что удивительно, страны, до этого так сильно заинтересованные в решении всех этих проблем, лишь молча кивнули. Стук в дверь отвлек Россию от мыслей. Вот уже как 4 часа, с самого утра, он разбирался с бумагами, но в голову постоянно лезло… одно мелкое голубоглазое недоразумение. От него невозможно было избавиться, нереально было вытравить из собственного сознания этот образ. Брагинский сжал зубы, почти физически ощущая на себе тот самый взгляд… пустой. Потухший, словно его покинула какая-то необыкновенная искорка. Прошло уже черт знает сколько времени… Ну нет, конечно, прошло всего две недели, но дьявол! Ему даже водка в горло не лезла – и от этого дни казались бесконечными, равно как и ночи. Куча бесконечно-тягучих смен светил - ничто для страны? Должно быть ничем. План вернуть все на свои места с треском проваливался, а причину этого нет сил искоренять – ведь сердце просто так из груди не вырвешь. В общем, работал Иван из рук вон плохо, и от этого был злой, как черт. - Кого там несет?! – Брагинский рыкнул таким тоном, что если на этом этаже его резиденции кто-то и оставался, то он сейчас точно забился бы куда-нибудь под половицы. Но людей здесь быть не должно – Россия с самого утра был не в духе, поэтому заходить к нему в кабинет не решались даже высокопоставленные чиновники. Сердитый Брагинский – это беда, злой Брагинский – это вообще время прятаться в бункер. А Иван сейчас был именно зол. Из-за двери ему никто не ответил. Но стук повторился через пару секунд. Так безмолвно, но настойчиво рядом с Россией могли вести себя немногие. И ни одного из них Брагинский не пожелал бы сейчас видеть. - Заходите, - обреченно выдохнул русский. И тут же осекся. Потому что из дверного проема, мягко улыбаясь, на него смотрел… Франциск Бонфуа. - Франц? – хрипловато выдавил Россия, - что ты здесь делаешь? Незваный гость бесшумно скользнул внутрь комнаты и прикрыл за собой дверь. Потом поднял на друга сердитые лазоревые глаза: - Это я тебя спросить должен. Что ты здесь делаешь, когда надо действовать? Брагинский закатил глаза: - Мы, кажется, это уже обсуждали, - русский бездумно уткнулся в бумаги, - если тебе больше нечего мне сказать, то… - Пожалей хотя бы мое время, - усмехнулся француз, - зря я, что ли, летел к тебе пять часов? Россия скептически приподнял правую бровь: - И мои нервы тоже пожалей, - вздохнул Бонфуа. Русский глухо простонал и потер виски: - Ну чего ты от меня хочешь? Хотя я знаю. Но не получится. Ничего не выйдет. - Ну почему ты так уверен, mon cher? – вздохнул француз. - Потому что, - Брагинский устало откинулся в кресле, - мы – две крупнейшие мировые державы. Мы можем скрыто враждовать, можем держать нейтралитет, на публику выстраивать дружеские отношения, но никогда – слышишь, никогда! – не сможем… - Но мы-то смогли, - тихо возразили ему, а потом тонкие пальцы крепко сжали плечо. Франциск всегда умел подбираться к России бесшумно. Когда-нибудь Брагинского это определенно погубит. - Вы – это вы, - огрызнулся доведенный до предела расшатанными нервами и попытками влезть к нему в душу Иван, - при всем уважении, Бонфуа, но вы давно уже не занимаете лидирующую позицию в мире! И тут же замолк. Весь гнев мгновенно испарился, осталась лишь скрежещущая зубами усталость и запоздалое сожаление – зря, ох зря… Россия готов был картинно хлопнуть себя ладонью по лбу. Или столом – так эффективнее. Больная тема в течение многих веков. Не надо было трогать. Но, вопреки ожиданиям, во взгляде француза не промелькнуло ни капли обиды. Он слегка улыбнулся и присел на краешек большого дубового стола: - Послушай-ка, что я тебе скажу. Неважно, какая ты страна. Неважно, какое место ты занимаешь. В любом случае, все, что ты решишь, каким-то образом повлияет на мир. Именно потому, что ты – единое целое всех живущих у тебя людей. Любые человеческие неприятности в твоем масштабе – это неприятности всего мира. Твоя боль – общая боль. Брагинский поперхнулся глотком противной теплой воды, моргнул, осоловело глядя на француза, а потом расхохотался впервые за много дней: - Франц, ты, однако, умеешь успокаивать! А переубеждать-то у тебя та-а-а-а-ак здорово выходит! Переждав приступ смеха русского, Бонфуа снова заговорил, как ни в чем не бывало: - Я еще не закончил. Давай скажу попроще. На людей мы похожи гораздо больше, чем можно подумать. Мы также можем кого-то любить. И также совершаем ужасные ошибки из-за этого. Все это так, но… - Философские размышления не для меня, Франц. Хватит, - поморщился русский, прикрывая глаза ладонью и попутно массируя пальцами виски. - Ты вообще спал сегодня? Брагинский промолчал. Француз кивнул неизвестно кому в пространстве и продолжил: - …но есть у нас одно огромное отличие от простых смертных. О котором я уже упоминал. Мы страдаем – они страдают. Мы счастливы – и они счастливы. - Что ты, черт возьми, все пытаешься до меня донести?! – глаза русского опасно сузились, и Бонфуа очень четко почувствовал, что действительно ходит по краю, - оставь… - Хорошо, - неожиданно легко пошел на попятную француз, явно меняя на ходу какой-то свой хитроумный план, - я даже обещаю уйти. Но при одном условии – ты ответишь мне на один вопрос. - Нет, - отрезал Россия, нервно постукивая по столу костяшками пальцев, - знаю я твои вопросы… я ТЕБЯ знаю. - Ну тогда ты должен осознавать, что так просто от меня не избавиться, да? - Заноза, - буркнул Брагинский. Бонфуа всегда был единственным, кто, распушив павлиний хвост перед разъяренным зверем, умудрялся остаться в живых, - нет, я сказал. - Клятвенно обещаю, что имени Альфреда или намека на него в вопросе не прозвучит, - деловито заявили в ответ. Бонфуа смотрел слегка озорно, но серьезно. В глазах цвета летнего неба плескалась та самая решимость, которой порой не хватало неповоротливому – в плане отношений – Брагинскому. Ну вот, от «рассудительной» ипостаси француза избавиться будет действительно сложно… Бонфуа глядел, не отрываясь. Ждал. И этот взгляд был так похож на взгляд Америки. Но все же не он… Не он. - Ладно, - сдался Брагинский, - и будь добр, потом проваливай. - Договорились, друг мой драгоценный, - прощебетал довольный своей маленькой Бастилией француз, - итак… Повисла тишина. Иван едва малодушно не заерзал на стуле, но Бонфуа поймал его взгляд и спокойно произнес: - Тебе стало легче? После того, что ты сделал, тебе стало… легче? Россия вздрогнул. Молчание воцарилось снова. Глубокая всепоглощающая тишина. - Нет, - разрывать эту тишину было нелегко, она была вязкой, словно кисель. Она давила сверху заводским прессом. Но Иван выдерживал и не такое, и врать он тоже не собирался, - нет, не стало. - И никому не стало. Тогда зачем нужно все это продолжать? – его ответ, кажется, удовлетворил француза, - не лучше ли попробовать что-то иное? - Знаю, будет звучать банально, - русский чуть усмехнулся, - но назад дорог уже нет. Размыло. Нет. Занесло снегом. - Глупости, - Франциск присел рядом с Россией, - и снова, как у людей, у нас есть дорожка назад, и, как и люди, мы в упор ее не видим, да? - Расфилософствовался ты нынче, - чуть расслабившись, хмыкнул Брагинский. Как ни странно, разговоры с Бонфуа, даже начинавшиеся самым недружелюбным образом, к своему концу всегда успокаивали его гнев. - Ве-ерно, - пропел француз, - мир-то в панике, все меняется, как тут не пофилософствовать! - Прости, что? – русский уставился на Бонфуа, как один небезызвестный зверь на новые ворота. - Ванечка, чудо ты мое, - проворковал Франциск, укладывая голову на руки, что уже покоились на столе Брагинского, - ты почту сегодня не проверял? А ты проверь. Если я прав, то тебя там кое-что интересненькое ждет. Иван несколько секунд тупо поморгал, глядя на довольно улыбающегося друга, а потом судорожно стал рыться в бумагах. На пол с тихим шумом упал довольно толстый конверт с… оттиском аверса Большой Американской печати.** Молниеносно подняв его и разорвав бумагу, Брагинский вперился взглядом в документ. Чем шире распахивались глаза русского, тем шире и хитрее улыбался Бонфуа. Когда Брагинский в ярости вскочил с места, лыбился француз не хуже Чеширского кота. - А куда ты собираешься, дорогой мой? – Франциск с трудом сдерживал смех. - Набить кое-кому рожу! – последовал рычащий ответ, - чтобы не маялся дурью! Француз расхохотался, как только хлопнула входная дверь. Боже, неужели на самом деле никто раньше не заметил, что эти двое просто созданы друг для друга! Довольный собой и оставленный в одиночестве в огромном доме Брагинского, Бонфуа нагло улегся на диван и принялся строчить в телефоне сообщение. Он все-таки заставил этого русского действовать… пусть и немного не так, как планировал. Да и вообще – не станет же Иван и правда кого-то бить? Хотя… Даже если и станет, у России мордобой – первый и самый лучший способ примирения. Франциск снова хихикнул и, возведя глаза к небу, прошептал: - Храни Господь французские вина, английскую королеву и русское упрямство! *Обама отказывался ехать с официальным визитом в Израиль с самого начала своего правления, что вызвало ропот среди стран Востока. Так что, если он вдруг решил бы, то это стало бы новостью номер один. **http://prousa.ru/images/symbols/us_great_seal/great_seal_printed.jpg Ну все ведь знают знаменитую Большую Печать США, да? =)