***
В комнате, вытянутой по вертикали, — потолки четыре метра, уродливая люстра на длинной цепочке, — Кэт казалась ещё миниатюрней, чем обычно. Даже на шпильках она доставала ему лишь до плеча. Белокурый ёжик на голове и брючный костюм мужского кроя делали её похожей на переодетого мальчика. Тринадцать лет, первые поллюции, любит аниме, но от родителей скрывает. — Ну наконец-то! — она театрально всплеснула руками, обращаясь не к нему, а к публике. Несколько женщин в возрасте от двадцати до шестидесяти сидели в рядок на стульях, как курочки на жёрдочке. Едко пахло смесью духов. У кого-то на коленях лежали блокноты, у кого-то «айпады», у кого-то — томики «Живучки». Подготовились ко встрече с любимым автором, напомадились, надели блузки с соблазнительными вырезами. Бедная Кэт. Он улыбнулся своей фирменной кривоватой улыбкой, которую журналисты называли его визитной карточкой, и женщины заулыбались в ответ. Одна лишь Кэт не растаяла. — Хорошо, что вообще пришёл, — съязвила она. — Когда имеешь дело со звёздами, ни в чём нельзя быть уверенной. А когда имеешь дело с таким талантливым писателем и обаятельным мужчиной, как Егор Молчанов, можно быть уверенной только в одном — он навсегда украдёт твоё сердце. Берегитесь, дамы! Дамы смутились, как будто каждая приняла шутку на свой счёт. Егор подошёл к Кэт и обнял за плечи: — Екатерина сердится потому, что я опоздал. Прошу прощения. В центре пробки, и с парковкой беда — я припарковался так далеко, что уже не помню где. Не знаю, как буду искать свою машину. Полная девушка в леопардовой кофточке хихикнула. В руках она сжимала телефон — значит, скоро попросит сфотографироваться. — Ах да! Забыл самое главное: здравствуйте, коллеги! Рад вас видеть, рад пообщаться. Надеюсь, мы неплохо проведём время. Он замолчал и взглянул на Кэт, передавая ей слово. Она продолжила, уже нормальным деловым тоном: — Что ж, ребята, наш любимый и уважаемый Егор Молчанов сдержал обещание и прочитал ваши работы, которые вы писали в рамках курса «Семь шагов к бестселлеру»… Чужие взгляды шарили по телу. Сначала по рукам — нет ли обручального кольца? А его нет, кольцо лежит дома, в коробочке. Потом по ногам, словно оценивая чистоту и стоимость ботинок, потом скользили выше и утыкались в пах. Они всегда туда смотрят. Сеанс группового визуального ощупывания. Одно дело видеть знаменитого писателя в передаче Малахова («Да, Андрей, я тоже считаю, что бросить беременную женщину может только безнравственный мужчина»), совсем другое — живьём, на расстоянии двух метров. Пусть смотрят, они за это заплатили. — Я отослала Егору рассказы под номерами, без ваших имён, поэтому он не знает, кто их написал. И сейчас мы услышим, какой рассказ понравился ему больше всего. Для меня это тоже будет сюрпризом! Ну, конечно, это же не она вчера вечером обсуждала с ним работу победительницы, её успехи в писательстве и даже личную жизнь: замужем за владельцем ресторана, пишет бойко, посещает третьи курсы подряд. И фотографию показала на всякий случай, чтобы Егор не ошибся. Кэт ненавидит сюрпризы и накладки. — Ну что, мы готовы узнать результаты? А это кто? Единственный петушок в курятнике? Пристроился с краю, спрятался за женой ресторатора, только ноги в жёлтых ботинках торчат. Обычно парни не ходят на курсы писательского мастерства. Они уверены, что пишут безупречно, а в издательствах сидят старые дураки, неспособные оценить их талант. — Егор, тебе слово. — Что ж, больше всего мне понравился рассказ под номером… — обязательно нужно сделать драматичную паузу, — под номером семь! Пока он перечислял, чем ему понравился текст, — тема, идея, конфликт (своими словами, без треножников), — единственный в группе парень выдвинулся вместе со стулом, скрипнув ножками по линолеуму. Сам испугался своего скрипа и сел, выпрямив спину. Отделился от победительницы, не захотел примазываться к чужой славе. Молодец. Смотрит в пол, стесняется. Рваные джинсы, из дырок торчат квадратные колени, из-под фланелевой рубашки в красную клетку выглядывает майка. На голове русый беспорядок, нос облез, а под глазами белеют круги, какие получаются, когда загораешь в солнечных очках. Приятная, хотя и неброская внешность. В толпе не узнаешь, пройдёшь мимо. — Что бы ты мог посоветовать Светлане? На что обратить внимание? — подала реплику Кэт. — Я лучше господину Остроухову посоветую, — улыбнулся Егор, — издать эту книгу. Студенты загудели, щёки Светланы заалели от удовольствия. Придёт вечером к своему ресторатору, приготовит вкусный ужин, охладит вино… Стоп, он же, наверное, на работе ест. Где едят владельцы ресторанов? В зале или в кабинете? Или на кухне из общей кастрюли поварским черпаком? Мысль оборвалась, взгляд снова остановился на парне, но в этот раз парень смотрел в ответ — так пристально, словно играл в гляделки, а на кону стоял большой приз. И горел в глазах паренька-начписа огонёк восхищения. Ну, с этим всё ясно… Егор отвёл взгляд, взял со стола бутылку воды и медленно выпил, ощущая, как все смотрят на его кадык. — А теперь Егор ответит на ваши вопросы. Надеюсь, вы подготовились? — спросила Кэт ехидно. Разумеется, они подготовились. Первым делом зададут вопрос, женат он или нет. Всегда об этом спрашивают. Даже Малахов. — Маша, — сказала Кэт. На стуле вытянулась девушка в леопардовой кофточке. Грудь вперёд, в руках телефон. — Я читала, что вы недавно пережили развод, поэтому третья книга «Живучки» выйдет с опозданием. Это правда? — Да, правда. «Живучка» выйдет осенью — на полгода позже, чем было запланировано. Он старался отвечать как можно мягче. Подпустил в голос бархата и мёда, они на такое реагируют — расслабляются и забывают, о чём спрашивали. Но Маша не хотела расслабляться: — А развод? Развод правда? — Нет. — То есть вы не разведены? — А кто вам сказал, что я женат? Улыбайся, но не скалься во все зубы, не пугай девушек. — Чоно умрёт? — звонко спросил кто-то из второго ряда. Егор сделал шаг к окну, поймал взгляд девчонки в очках. Толстые линзы, «арафатка» на шее, пишет социальную драму, бравирует девственностью. — Живучки его сожрут? Хороший вопрос. Кто бы знал. — Сожрут, конечно. А вы как думали? Если в первой сцене на стене висит ружьё, в последней оно должно выстрелить. Согласны, коллеги? — Согласны, — ответили коллеги нестройным хором. Ну ещё бы, кто будет спорить с Чеховым? — Да, но Чоно не виновен! — возмутилась девчонка. — Он вообще не должен был оказаться в тюрьме, это Лекетой подстроил! Вот пусть теперь Лекетой и спасает Чоно. Чоно же его спас! — А Лекетою плевать, он же робот, — отозвалась женщина с печальным носом. — Он не способен испытывать благодарность, у него нет чувств. — Да, но разве Чоно не изменил его настройки? Тогда, когда копался у него в голове? Робот не должен вредить человеку ни действием, ни бездействием, он должен повиноваться и… Не помню, что там дальше. — Это у Айзека Азимова было, а у Молчанова по-другому, — сказал кто-то ещё. — Лекетой специально подстроил, чтобы Чоно посадили в тюрьму. Наобещал с три короба и заставил себя проапгрейдить. И всё, больше Чоно ему не нужен. — Да, но…Живучка
Чоно не сомневался, что рано или поздно его прищучат за хакерские делишки, но арестовали его по подозрению в убийстве. Чоно не только не знал погибшего, он даже имени его никогда не слышал! Какой-то молодой эстонец, хотя где Эстония, а где Сивая Балка? Правосудие свершилось быстро: свидетели дали показания, от которых Чоно содрогнулся, адвокат неискренне воззвал к милосердию, а судья озвучил приговор — двенадцать лет в исправительно-трудовой колонии на Юшоре. На Земле преступников не держали — слишком дорого, но и на Юшор отправляли не всех, а только самых отчаянных и неисправимых. Чоно не считал себя неисправимым, он считал себя невиновным, но апелляцию можно было подать только из колонии. Поэтому пришлось ждать. Через месяц он вошёл в стальное сооружение, стоящее на сваях в Розовом Юшорском море. От резкой вертикальной посадки тошнило и качало, но охранники в костюмах биозащиты с непроницаемо чёрными шлемами подхватили его, протащили по узким коридорам и втолкнули в дезинфекционную камеру к троим крепким санитарам. Те тоже не церемонились. В шесть рук провели тщательную дезинфекцию, освобождая земной организм от внешней грязи и внутреннего содержимого. Несмотря на унизительность процедур, Чоно почувствовал себя чистым — впервые после суда и пересылок. Через час его, слабого, воняющего антисептиком и одетого в безразмерный полосатый комбинезон, ввели в стерильную зону. В центре находился пост охраны, а вокруг располагались камеры. Всего двадцать четыре, быстро подсчитал Чоно. В тусклом рассеянном свете он разглядел горбатого охранника с дубинкой на поясе и в наушниках. Защитных костюмов со шлемами здесь не носили. Охранник вынул наушники, дёрнув за проводки, и ухмыльнулся: — Добро пожаловать на базу, новичок. Как тебя? Чоно? — Я хочу подать апелляцию. Я невиновен. — Ну конечно. Тут все невиновны, прямо обитель праведников, а не тюрьма. Завтра напишешь свою писульку. А сейчас по распорядку ночь, спать тебе осталось два часа. — Охранник отпер решётчатую дверь одной из камер и указал на белеющую в полутьме постель: — Вот твоё место. И потише укладывайся, а то соседей разбудишь.***
Расходились все неохотно. То ли не хотелось выходить из тёплого помещения под холодный дождь, то ли тянуло подольше пообщаться в неформальной обстановке со знаменитым писателем. Кэт уже всех отпустила, но студентки окружили Егора плотным кольцом. Кто-то просил сфотографироваться, кто-то протягивал книги для автографа. Света, победительница конкурса, полногрудая Маша, девочка в очках и «арафатке» — Егор запомнил некоторых, хотя вряд ли они встретятся снова. Он сел за стол, достал из внутреннего кармана пиджака стальной «паркер». Взял из рук девочки свою первую «Живучку»: — Как вас зовут? — Елизавета Воронцова. — Какое знаменитое имя, — пошутил Егор, открывая книгу на титульном листе. — Как у любовницы Петра III. — Я не такая, — возразила Елизавета, — меня мужчины не интересуют! — Вот как? — Егор написал: «Елизавете Воронцовой от Егора Молчанова с пожеланием…» — А что вас интересует? — Книги. Фантастика. Саморазвитие. — Хорошо, — ответил Егор и дописал: «с пожеланием любви». Захлопнул книгу, протянул Елизавете и спросил: — Кому ещё подписать? — и тут же получил под руки несколько экземпляров. Позади женщин переминался с ноги на ногу парень в клетчатой рубашке. Тоже хочет автограф? Или просто пялится на любимого автора, пока есть возможность? Его взгляд ощущался как прикосновение. Когда Егор разделался с подписями, он посмотрел прямо на него: — А вам не нужен автограф? Парень вспыхнул, его щёки перечеркнул густой румянец — очень необычный, от переносицы до мочек ушей, словно на лице написана буква «Л». Он пробормотал: — Нужен, но… у меня нет ваших книг. — Читаешь на пиратских сайтах? — предположил Егор. Парень сглотнул. Полосы на щеках побагровели, глаза заблестели. Только не это! Егор щёлкнул ручкой и засунул её обратно в карман. Зачем он пристал к человеку? — Я… — парень сжал пальцы. — Вы ещё тут побудете? Мне нужно сбегать кое-куда, но я вернусь. Подождите меня, пожалуйста. Не уходите, ладно? — он двинулся к двери с таким видом, словно спешил по важному делу. Куда он собрался? — Ну я не знаю, — сказал Егор, — какое-то время я ещё тут побуду. Парень выбежал, дверь за ним громко захлопнулась. Минут через пятнадцать комната опустела, последними после долгих прощаний ушли Света-победительница и Елизавета-в-очках. Осталась только Кэт. Сразу стало слышно, как по карнизу стучит дождь. Кэт залезла на край стола и скинула туфли на шпильках. Пошевелила голыми пальцами: — Ну как тебе группа? — Да нормальные. Обычные. Эта Света вроде ничего, правда, её фантастика — любовный роман в антураже. Но в целом неплохо, — он опёрся на стол рядом с ней. — Да, Борису тоже понравилось. Ты сейчас домой? — Не знаю, может, заеду куда-нибудь, я голодный. — Поехали ко мне, я тебя покормлю. Егор посмотрел на Кэт. Маленькое твёрдое ухо, качается серьга-цепочка с чёрной жемчужиной. Это он ей когда-то подарил. Лет десять назад. — Кэт, — Егор тихонько толкнул её плечом в плечо, — давай в другой раз? Чего-то я совсем вымотался. Эта «Живучка» меня доконает, скорей бы все сдохли. — Хочешь всех убить?! — она повернула голову, на фоне тёмного окна её лицо засветилось белизной, а ярко-красные губы выделялись, как свежая рана. — Не знаю. А что, ты против? Тебе их жалко? — Конечно, жалко! — она улыбнулась: — Мы тут с девочками разговаривали, оказывается, половина из них влюблена в Лекетоя, хотя он главный злодей. А другая половина — в Чоно. Но с ним-то понятно, он невинно пострадавший, ему сочувствуешь. — Улыбка потухла и сразу стало видно, насколько Кэт устала. — Не надо их убивать. — А ты в кого влюблена? — А я в придуманных мужчин не влюбляюсь, — Кэт спрыгнула со стола и влезла в свои туфли, которые выглядели как орудие пытки. — Всё, пошли, уже поздно. Меня Муза ждёт.***
Егор проводил Кэт к машине, стоявшей под окнами издательства, и подождал, пока она вырулит и вклинится в автомобильный поток, ползущий по Садовой. Рядом с Кэт он чувствовал, что должен о ней заботиться: не огорчать, не злить, не разочаровывать, но почему-то всегда огорчал, злил и разочаровывал. Сегодня тоже. Она ничего не сказала, между ними давно не было разговоров на эту тему, но Егор чувствовал её как самого себя. Иногда даже лучше, чем самого себя. Дождь барабанил по зонту, под ногами пузырились лужи. Не хватало ещё ботинки промочить. Главное теперь вспомнить, где он оставил машину. Какой-то узкий дворик и чёрный вход в ресторан. Не успел Егор зайти под арку ближайшего дома, как кто-то бросился ему наперерез: — Стойте, Егор Андреевич! Парень с курсов. По лицу стекает дождевая вода, чёлка прилипла ко лбу, клетчатая рубаха промокла на груди и плечах. Правой рукой что-то держит за пазухой. Сейчас как выхватит пистолет! «В проходном дворе на улице Садовой фанат десятью выстрелами в упор застрелил любимого писателя». Давно не было проды. Егор остановился: — А, это ты. Извини, мы тебя не дождались. Чего ты хотел? Там, в кабинете издательства, Егор обращался к нему на «вы», а тут, под круглыми сводами арки и тарахтение дождя, автоматически перешёл на «ты». Парень вытер мокрое лицо пятернёй и достал из-за пазухи два томика «Живучки». Последнее издание. На первой обложке Чоно в арестантской робе сортирует живучек, а на второй — склонился над голым Лекетоем. Видно, что половых органов у директора тюрьмы нет. Пупка и сосков тоже нет — эти детали в книге не упоминались, но художник проявил креативность. — Хочу ваш автограф. Подпишите мне, пожалуйста. У него был едва уловимый южнорусский акцент. Он улыбался открытой мальчишеской улыбкой, как будто сделал что-то хорошее и ожидал поощрения. Неужели думает, что купить книги в магазине, а не скачать на пиратском сайте, это бог весть какое достижение? Егор достал ручку и спросил: — Как твоё имя? — Саша Лукин. — Тогда подержи мой зонтик, Саша Лукин. Егор раскрыл тугой, никем ещё не читанный том и, неудобно держа локоть на весу, написал: «с пожеланием…» Саша переместился ему за плечо и следил, что он пишет. После беготни он учащённо дышал, и в сырости майского вечера его дыхание казалось почти горячим. Егор обернулся к нему: — Чего тебе пожелать? — Пожелайте мне… — Саша замолчал, засмотрелся ему в глаза — он был значительно ниже и смотрел снизу вверх, но на Егора почти все смотрели снизу вверх, — и вдруг зачастил: — Знаете, я, конечно, читал ваши книги на пиратских сайтах, но «Живучки» у меня есть. Я покупал их сразу, как они появлялись в магазине. Продавщица мне откладывала. — Так чего же не взял с собой? — А они дома остались. Не здесь. Не в Питере. — И что, ты побежал покупать новые книги? — удивился Егор. — Зачем? Я бы тебе на листочке написал автограф. — И подумали бы, что я наглый тип, который зажимает деньги, но лезет просить автограф? — Тебе так важно, что я подумаю? — Саша молчал, дождь стучал по асфальту. Егор ответил: — Нет, не подумал бы. — Поверили бы, что книги у меня есть? Егор не сдержал улыбку. Как можно ему не поверить? Саша выглядел так, словно спал в обнимку с «Живучкой». Или даже не с «Живучкой», а с самим автором. За семь лет, что прошли с выпуска первого романа, Егор научился распознавать в людях не только своих читателей, но и фанатов. Саша определённо им был. — Тебе — поверил бы, — отчётливо сказал Егор. — Но мне приятно, что ты не пожалел денег, чтобы доказать свою лояльность. Впечатляющий поступок. Ты никуда не торопишься? Пойдём я угощу тебя пиццей. Саша кивнул. Егор захлопнул книгу.***
Они разыскали ресторан, у которого Егор бросил машину, и нырнули в полуподвальное помещение. Нашли свободный столик в проходе — маленький, неуютный, открытый взорам, как островок посреди реки. Все столы с диванчиками вдоль стен были заняты. Женские компании (белые розы в вазе, блестящие подарочные пакеты, у кого-то день рождения, тридцать пять лет, муж ушёл к молодой сотруднице), семейные посиделки с детьми и стариками, два менеджера в костюмах и с графином водки. В воздухе висел равномерный гул: молодой Тото Кутуньо пел о любви, ножи скрежетали по фарфору, волнами прокатывался детский смех. Чесноком, к счастью, не пахло, зато пахло жжёным розмарином. Егор заказал пиццу и пиво. Официант в рубашке с закатанными рукавами, обнажавшими крепкие татуированные запястья, разговаривал таким медоточивым голосом, что Егор поднял на него взгляд. Узнал, что ли? Но нет, красивые глаза были пустыми. Егор подтвердил: — Да, два нефильтрованных. Повернулся к Саше. Тот снял промокшую рубашку и, держа её на уровне колен, аккуратно встряхнул и повесил на стул. На нём осталась белая майка. Его плечи оказались более развиты, чем представлял Егор, а грудь шире. На шее висел шнурок с крестиком и каким-то образком, а поперёк бицепса пролегала чёткая граница между загаром и бледностью. Наверное, загорал в футболке. Саша поймал его взгляд и пояснил: — Это я рыбачил на прошлых выходных. Весь обгорел — лицо, руки, шея. С этой погодой не угадаешь, то ли крем от солнца брать, то ли пуховик. — Ты что, рыбак? — Я работаю в «Пескадоре». Не слышали? У нас магазин и турфирма. Организуем рыболовные туры — небольшие, на несколько человек, под заказ. Так-то я рыбачить не особо люблю, но это интереснее, чем сидеть в магазине. — И куда ездите? — Да в разные места. Чаще на север — в Швецию, Норвегию. Там в основном треска и лосось. Ну, китов ещё можно посмотреть. А иногда шеф возит группу на Мальдивы, вот там много разной рыбы — тунцы, каранксы, барракуды. Не хотите съездить? Сейчас как раз новая группа собирается, закрытие сезона. Дать визитку? — Ты меня агитируешь? Нет, я не фанат рыбалки. — Я тоже, но выбирать не приходится — это бизнес моего дядьки, то есть мужа двоюродной тёти. У меня никого здесь больше нет, я приехал из… — Саша назвал неизвестный Егору город на юге. — У нас с работой туго, ну я и подумал, чего дома сидеть, надо деньги зарабатывать, как-то устраиваться в этой жизни. Мне всего двадцать три года. Саша поставил локти на стол и наклонился. Их лица отделяло не более тридцати сантиметров. Он смотрел на Егора так, словно хотел разглядеть и запомнить его лицо до последней чёрточки. Егор машинально пригладил колючую щетину. Надо было побриться, но с «Живучкой» не до того. В голове только Чоно и Лекетой. Официант принёс пиво и зажёг свечу в латунном подсвечнике. Огонёк затрепыхался на сквозняке, окреп и разгорелся. Лицо Саши смягчилось, исчезли краснота и резкие тени, глаза заблестели. Он положил ладонь на руку Егора и попросил: — А расскажите, чем закончится «Живучка»? Хотя бы в общих чертах. Я целый год жду продолжения, а оно всё откладывается и откладывается. От прикосновения тёплых пальцев побежали мурашки. И жарко. Снять пиджак? Женщина, сидящая через проход, с любопытством смотрела на них. Егор высвободил руку: — Давай сначала выпьем и поедим. И называй меня на «ты», ладно? Мне всего тридцать лет, — он повторил интонацию Саши, и тот рассмеялся. Пицца оказалась вкуснее, чем Егор ожидал. Все эти ресторанчики для туристов в центре города — лотерея. Никто не держится за постоянного клиента, когда непостоянных толпы. Он резал пиццу ножом, собирая на вилку расплавленный сыр, а Саша ел руками. Сворачивал треугольник начинкой внутрь и запихивал в рот, запивая пивом. Если б кто другой так ел, Егор бы скривился, но у Саши это выглядело гармонично. Молодой мужчина голоден и не стесняется своего аппетита. Он умял половину пиццы, пока Егор возился с первым куском. — Так что, расскажете продолжение? Дядька говорит, что Чоно погибнет. Бросится в Розовое море, и живучки его растерзают. — А Лекетой? — спросил Егор, прикрывая улыбку бокалом пива. Сколько уже было таких встреч с читателями и таких разговоров, но каждый раз его удивляла вера людей в существование выдуманных персонажей. Для него они тоже существовали, — как часть повседневного мира, как часть его самого, — но казалось забавным, что и остальные проникались их жизнью. — А Лекетой получил свободу, о которой мечтал. Больше Чоно ему не нужен. Отработанный материал. — Это ты так думаешь или дядька? — Дядька. Но он вообще реальный мужик, верит только в деньги и связи. — А ты как думаешь? — А я думаю, что Лекетой вернётся на Юшор, освободит Чоно, и они улетят на Землю. Уедут куда-нибудь подальше, на необитаемый остров в Тихом океане, и будут жить счастливо. — Вдвоём? — Ну да. Они же любят друг друга. — Шутишь? — Нет! — Саша отложил пиццу и вытер губы бумажной салфеткой. На щеке осталось пятно от томатного соуса. — Они же зациклены друг на друге, им больше никто не нужен. Первые две книги — история их дружбы и предательства. А в третьей книге они должны воссоединиться. — Это двое мужчин, Саша, — сказал Егор. — Каким образом они могут воссоединиться? Саша вздохнул. Крестик, лежащий на белой майке, сдвинулся и упал в ложбинку посередине груди. У него была достаточно развитая грудь, чтобы на ней образовалась ложбинка, — небольшая, но явственная. Егор отвёл взгляд. О чём шла речь? Он потерял какую-то необычную мысль, которая мелькнула и пропала. Что-то связанное с сюжетом. — Но ведь Лекетой не совсем мужчина, верно? — спросил Саша. — Он бесполый организм. Он подался вперёд, вцепившись пальцами в бортики стола. Словно обнял его вместе с пиццей и пивом. Словно отгородил ото всех. — Ну допустим, и что? — А то, что Лекетой — женщина! — с торжеством воскликнул Саша. — Если принять эту версию, то всё сойдётся. Она спасёт Чоно из тюрьмы, они улетят на Землю и будут жить долго и счастливо. Вдвоём. Как тебе такой вариант? Он точно сумасшедший. В каждом глазу полыхало по свече, на лице румянилась буква «Л», а руки он простирал всё дальше и дальше, пока наконец не схватил его за локти. По позвоночнику прокатилась дрожь. — Мне не нравится такой вариант, — Егор высвободился из цепких фанатских рук. — Что за бред? Они оба мужчины. Я их такими задумал и такими написал. — Ну, значит, ты написал историю о мужской любви, — заключил Саша. — Это тоже неплохо, просто они не смогут пожениться. И у них не будет секса. А в остальном нормально, всё то же самое. Мужчина, женщина… Какая разница, если это любовь?! Он засмеялся так громко, что соседи начали оборачиваться, несмотря на итальянские канцоны и равномерный ресторанный шум. И душно. То ли кондиционеры не работают, то ли пепперони слишком острая и солёная. Егор приложил пальцы к щеке и почувствовал, что лицо горит. Надо сходить в туалет, облегчиться. — Саша, я впечатлён твоей фантазией, — сказал он, — это ж надо до такого додуматься. Он отодвинул тяжёлый стул и выбрался из-за стола. У выхода в ресторан виднелись две немаркированные двери в туалетные комнаты, он дернул на себя одну и зашёл внутрь. Здесь было прохладнее, темнее и пахло «морским бризом». Егор опёрся на раковину и опустил голову. На лоб свесились пряди волос. Он включил воду, вывернув кран на холодный максимум, и плеснул себе в лицо. Влажными руками провёл по макушке и вискам, собирая волосы на затылке, и посмотрел на своё отражение. Чоно и Лекетой, как живые, встали у него за спиной. Они тоже смотрели в зеркало. Егор повёл плечами и опустил руки. Непослушные волосы снова рассыпались, касаясь кончиками воротника. Когда кто-то говорит, что, к примеру, президент России никогда не женится на канцлере Германии, то первый вопрос, который всплывает в мозгу после секундного замешательства: «А что, они собирались?». Потому что если нет, то с чего вообще такие разговоры? Дыма без огня не бывает. Когда кто-то говорит, что Чоно и Лекетой никогда не поженятся и у них не будет секса, то с чего он взял, что это в принципе возможно? Мужчины не занимаются сексом. Даже если они лучшие друзья, даже если они привязаны друг к другу, как Чоно и Лекетой. Полный сюр. За его спиной Чоно положил руку на затылок Лекетоя и потянул к себе. И поцеловал в губы. Лекетой ответил и даже немного склонил голову, чтобы удобнее было целоваться. Обычный киношный кадр: герой в конце фильма целует героиню. Играет музыка, ползут титры. Только Лекетой — не героиня. Нет. Это фантастика. В самом плохом значении этого слова. Это бред. Но это какой-то очень… волнующий бред. Егор шагнул к унитазу и расстегнул брюки. Полувставший член выскользнул из ширинки прямо ему в ладонь. Он согнул его, направил в унитаз и неловко, неудобно помочился. Привёл в порядок одежду, тщательно, почти медитативно, вымыл руки с тройной порцией мыла и вышел в зал. Саша следил за ним, пока он пробирался к столику. Егор достал бумажник и поискал глазами официанта. — Не беспокойся, я расплатился по счёту, — сказал Саша. — Ну зачем? Это же я тебя пригласил, — Егор убрал бумажник, но за стол не присел. — Слушай, у меня внезапно появились срочные дела, я должен идти. Спасибо тебе за компанию, за разговор и за всё… Саша вскочил, поймал его за рукав: — Извини, я сегодня туплю. Несу всякую чухотень. Это от волнения, я просто не ожидал, что ты такой молодой и открытый. Что с тобой можно запросто пообщаться, как будто мы сто лет знакомы, — его глаза заблестели. — Разумеется, мужской любви не бывает. Бывает дружба, братство, сотрудничество, но ничего романтического в этом нет. Прости, я дурак… Егор хлопнул его по плечу, отдёрнул руку, словно обжёгся о голую горячую кожу, и вышел из ресторана.