***
«Пескадор» занимал первый этаж отреставрированного здания на Сенной. Не такая уж большая площадь, но выглядела контора презентабельно. Налево — стеклянный туристический офис с тремя приветливо улыбающимися менеджерами, направо — просторный магазин с рыболовным, охотничьим и туристическим снаряжением. Егор ни разу в жизни не ездил на рыбалку, поэтому не знал и половины названий продававшихся девайсов. Он не стал рыскать по магазину, а подошёл к первому попавшемуся консультанту. Бритые виски, трёхмерный паук на шее, кокетливая бородка. Лет за сорок, а всё под мальчика косит, никак не повзрослеет, бедолага. — Вечер добрый! Не подскажете, где найти Лукина Александра? Откуда эта пошлая инверсия? «Вечер добрый»! «Лукина Александра»! Он так не разговаривает. И откуда всплыла частица «не»? Нельзя так говорить, это скрытая просьба проигнорировать вопрос. «Не подскажу», — вот что обычно отвечают на вопрос «Не подскажете?». Он что, трусит? Боится встретиться с Сашей? Сердце-то почему стучит? Егор провёл рукой по лбу, смахивая дождевые капли, которые словил пока шёл от машины к магазину. Сосредоточился на голосе консультанта: —… там, где стенд мушек. Но если тебе нужны воблеры, я могу показать. У нас большой выбор «Рапалы», есть японские «Джакал». Куда ты едешь? Кто взял на работу этого перезрелого хипстера? Обращаться к покупателю на «ты» — это что-то новенькое. — Пока никуда, — ответил Егор. — Мне нужен Саша Лукин. — А, ну тогда посмотри в конце зала. Там, где мушки. Он прошёл мимо прилавков с катушками, мимо стоек с одеждой, мимо обуви и удилищ, мимо палаток, эхолотов и лодочных моторов. Там, где мушки. Перед глазами у него мушки. Душно в магазине, воняет резиной и техническим маслом. Саша стоял около пузатого мужика и показывал ему что-то маленькое, что он держал двумя пальцами. Остальные пальцы были раскрыты веером, и Егор приклеился взглядом к этим длинным ровным пальцам. У их основания кожа загрубела, розовели свежие мозоли. На веслах, что ли, грёб? Мастурбировал? Егор встал в трёх метрах от них, прислонился задом к прилавку и прислушался. — Она выглядит простенько, но это разновидность Марч Браун — самой известной мокрой мушки. Очень уловистая, вам понравится. Я сам её вязал. Крыло — перо индюка, хвост — норка, на рёбрах люрекс. Я назвал эту муху «Убийственная простота» — связать может и ребёнок, а рыба клюёт как подорванная. Для Кольского полуострова идеальный вариант. Вы же на Белоусиху едете? Его голос журчал как форелевый ручей — чисто, мелодично и расслабляюще. Хотелось лечь на берегу этого ручья и слушать его журчание до скончания века. Может быть, заснуть и видеть сны. — Да, в начале июня. Хочу попробовать на плавающий шнур. — На поверхности при медленном течении — отлично будет. Саша увидел Егора. Сначала как будто удивился, уставился непонимающе, потом его глаза засветились, уголки губ дрогнули, а на щеках начал проявляться его фирменный румянец — широкими мазками от переносицы к скулам. Как буква «Л» на лице. Егор не сдержал улыбку и отвернулся к ближайшему прилавку. Пусть спокойно закончит разговор с покупателем. Эти убийственно простые мухи наверняка очень ценный товар. Пузатый мужик пошёл к кассе. Саша с коробками в обеих руках двинулся за ним. Поравнявшись с Егором, он кивнул и тихо сказал: «Я быстро, подожди меня».Живучка
Завтракали в столовой, тесной как спичечный коробок. Чоно порадовался, что у него нет клаустрофобии. Он взял на раздаче миску риса и присел за ближайший стол. Рис вонял солью и железом и застревал в глотке. Три десятка мужчин разного возраста сосредоточенно жевали, не поднимая глаз и не разговаривая друг с другом. Они казались одиночками, которых насильно согнали и заперли в крошечной комнате. Некоторые молились, беззвучно шевеля губами и перебирая воображаемые чётки. Другие нервно вздрагивали, словно их кололи иголками, и тогда в тишине раздавалось звяканье ложки о миску. Чоно думал, в тюрьме существуют какие-то братства или землячества, что заключённые не так фатально разобщены. Хотя если вспомнить, что это юшорская колония, а не земная, то все они Земляки и братья по разуму… После завтрака все потянулись в бокс, где хранились защитные костюмы. Чоно достался старый жёлтый комбинезон со странным запахом в шлеме, но выбора не было, охранник уже поторапливал. Одетые в жёсткие неуклюжие костюмы и похожие на стаю пингвинов, заключенные цепочкой прошли через шлюз в «грязную» рабочую зону. Мутноватое забрало ограничивало обзор, Чоно заметил только, что зал побольше остальных и потолок повыше. Окон не было, но в полу зиял открытый пятиметровый люк, и Чоно как магнитом потянуло к нему. Он не мог отвести глаз от воды, похожей на густое розовое масло. Юшорское море. Самая большая ценность, найденная человечеством до того, как свернули космические исследовательские программы. В этом море жили гребневики. Сначала с ними обращались как с разумными существами: ещё бы, первые настоящие инопланетяне, надежда на установление контакта. На Юшоре построили станцию, привезли биологов. Все ждали сенсацию. Чоно хорошо помнил это время, он учился в первом классе. Он тоже чего-то ждал, читал статьи в журнале «Космос без границ», мечтал побывать на Юшоре. Но постепенно интерес к гребневикам угасал. Нежные желеобразные существа никак не проявляли свою разумность. Да и как они могли, без мозга? Они лениво колыхались в море и не реагировали на земных учёных. Зато учёные на них реагировали. Ещё как реагировали! Никто не знал, что точно произошло на станции, но исследования свернули, выживших отправили на Землю, а строение на сваях выкупила корпорация «Интерлоу». Открыли тут частную тюрьму и начали добычу гребневиков. Кажется, им нашли применение в косметологии: уколы красоты, коктейли молодости, разглаживание морщин. Чоно сжал стальной поручень и свесился над водой. Вот и он побывал на Юшоре. — Эй, новичок, — послышалось в рации, — двигай за мной. Горбатый охранник в чёрном комбинезоне помахал рукой с противоположного конца зала. Чоно поспешил к нему. Они миновали широкие бронированные ворота, прошли по очередному узкому коридору и остановились у стальной двери: — Господин Джерн Лекетой. Он тут главный. Заходи. В кабинетике помещался только рабочий стол и два железных стула. На одном сидел человек в костюме биозащиты. Его шлем был зеркальным, кто там внутри — не разглядеть. Чоно невольно уставился на своё отражение, проступавшее сквозь запачканное забрало. Он словно червяк, вытащенный из земли злым ребёнком. Некуда спрятаться. Наверняка так было задумано: зэки носили прозрачные шлемы, а начальство — зеркальные или наглухо тонированные. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и ощущая, как от спертого воздуха потеет лицо, пока не услышал в динамике: — Можешь сесть. Голос усталый и механический. Чоно присел на край стула. При желании можно дотянуться до главного, попытаться задушить, отобрать ключи от челнока и сбежать, но Чоно — всего лишь компьютерщик. Не космодесантник. Он сложил руки на коленях, изображая высшую степень послушания. Будучи незнакомым с тюремными порядками, он ждал разрешения высказаться. Лекетой достал планшет и положил на стол: — Ты имеешь право подать апелляцию. Заполни установленную форму, и твоё дело поступит к судье на повторное рассмотрение. Чоно взглянул на форму: «имя», «статья обвинения», «показания осужденного» (с пометкой «необязательно для заполнения») и «дата» (с пометкой «обязательно для заполнения»). Он иначе представлял себе подачу апелляции, не так формально и безнадёжно. Он надеялся, что хоть кто-то его выслушает. — Господин… начальник, меня обвинили в убийстве, которого я не совершал, — голос Чоно дрогнул. — Напиши об этом в графе «показания осужденного». — Я думаю, меня подставили, — он скривился от глупой киношной фразы, но тут же взял себя в руки. Лекетой видит его лицо, не стоит перед ним кривляться. — Напиши об этом в графе «показания осужденного», — равнодушно повторил начальник. — А это кто-то прочитает? Лекетой промолчал. Чоно показалось, что он смеётся там за зеркальным забралом. Невиновного человека осудили на двенадцать лет, что может быть смешнее? — Это кто-то прочитает? — он повысил голос, чувствуя, как краснеет от напряжения. — В чём смысл апелляции? Лекетой взял планшет и хотел спрятать в стол, но Чоно схватил его за перчатку: — Нет-нет, я напишу… Извините…***
Саша вернулся в отдел мушек и протянул Егору руку: — Привет! Пальцы длинные и сильные, ладонь шершавая и сухая. Егор задержал эту руку в своей, перевернул и погладил мозоли большим пальцем: — Это где ты умудрился? — Да мы вчера на Свирь ездили, облавливали пару мест. Мотора с собой не было, так я на вёслах. — А с кем ты был? Поймали что-нибудь? — С дядей. Краснопёрку поймали, — улыбнулся Саша. — Но мы не на рыбалку ездили. Дядя хочет оборудовать небольшую базу на Свири, мы присматривали домик. Сейчас на внутренние направления большой спрос — кризис, народ экономит… Его рука всё ещё лежала в ладони Егора, и Саша не торопился её вынимать. Егор водил пальцем по твёрдым бугоркам мозолей, надавливая на каждый, словно на клавиши пианино. Не хотелось отпускать эту руку. — Ну да, ваши Мальдивы не всем по карману, — сказал Егор неожиданно хриплым голосом. — Да и не всем охота ловить пираний. Они, наверное, невкусные, эти пираньи. — Барракуды. На Мальдивах — барракуды. Тепло Сашиной руки переливалось в Егора, заполняло вены и артерии, нагревало всё тело — от затылка до пальцев на ногах. Вот уж кто настоящий янь — греет и сушит всё вокруг себя, как калорифер. С сожалением Егор отпустил руку. — Слушай, я хотел с тобой поговорить. Давай сходим куда-нибудь, как освободишься. Ты до скольких работаешь? — Да я по воскресеньям вообще выходной, но сегодня дядя попросил выйти. Но я могу отпроситься! Покупателей немного, он меня отпустит. — Отлично! Они подошли к хипстеру с пауком на шее, который сидел за кассой у входа в магазин. — Артём, это Егор Молчанов, автор «Живучки». Помнишь, я тебе рассказывал? — Саша обернулся к Егору: — А это мой дядя, Артём Красильников. Знакомьтесь. Артём привстал, протягивая руку: — Ах, так вот кто написал «Живучку»! Рад познакомиться! Шурик мне все уши прожужжал: Егор Молчанов то, Егор Молчанов сё. Он тебя обожает! Я тоже. Считаю, что ты лучший писатель России — ну, из фантастов. А другие жанры я не читаю и никого не знаю. Можно с тобой сфотографироваться? Егор не успел ответить, как Артём выбрался из-за кассы и пристроился рядом, навалившись плечом: он был такой же высокий, как Егор. Саша снял их на телефон. Егор сказал: — Я хочу забрать Сашу, если ты не против. Разговор есть. — Да без проблем, — ответил Артём, — я и один справлюсь. Только, Шурик, купи мне что-нибудь перекусить, я с утра не ел. — Хочешь пирожок с кефиром? — С чем пирожок? Купи мне лучше банан и банку «Адреналина».***
В «хонде» Саша быстро освоился и вёл себя как дома. Разложил на коленях полиэтиленовые пакеты и салфетки, открыл бутылки с кока-колой и протянул Егору толстую пахучую шаверму. — Ну вот зачем ты? Я не ем эту гадость. Я хотел пригласить тебя в какое-нибудь нормальное место и поесть нормальной еды. Поболтать в спокойной обстановке. — Это нормальная еда, — возразил Саша, откусывая от шавермы огромный кусок. — Я знаю этого турка, у него все местные покупают. Ешь, не бойся. Это божественно! Листок капусты высунулся у него изо рта, и Саша втянул его обратно с сочным хлюпающим звуком. — Бофественно, — передразнил Егор и осторожно надкусил свёрток из лаваша. Густой и ароматный чесночный соус хлынул на язык. Огурчики хрустели, куриные ломтики таяли во рту. Конечно, вкусно. Если постараться забыть, что это шаверма из турецкой забегаловки у метро «Сенная площадь». Егор наклонился вперёд, чтобы не обляпаться, и посмотрел на Сашу. Тот тоже согнулся в три погибели, обложившись салфетками. По стёклам «хонды» струилась вода, дождь стучал по крыше. Казалось, они сидят в палатке на берегу реки или в лесу, вдали от людского жилья, или вообще на другой планете. Вдвоём в своём отдельном мирке, в уютном защитном коконе, а все остальные — далеко-далеко. Может, и нет никого кроме них. Двое в одном коконе… Двое в одном… — Это Артём думает, что Лекетой бросил Чоно на съедение живучкам? — Угу. — А ты считаешь, что Лекетой вернётся, спасёт Чоно, и они будут жить-поживать да добра наживать? — Угу. — Но без секса? — Да. Платоническая любовь. — А если не платоническая? — Ну, а как? — спросил Саша. — А что, мало вариантов? — спросил Егор. Он продолжал жевать шаверму, но аппетит внезапно пропал. Всё пропало — звук дождя, запах лука, многоцветье зонтов за окном. Осталось одно — желание услышать ответ. Саша молчал, раздавалось только чавканье. На вопрос не отвечал. Не надо было спрашивать в лоб, слишком наводящий вопрос. Манипулятивный. Провокационный. Хотя в чём провокация? Саша уже распинался по поводу отношений Чоно и Лекетоя, об их любви и близости. Спросить о сексе вполне нормально. Или нет? Он с трудом проглотил последний кусок и взял бутылку кока-колы. Аккуратно открыл и дождался, пока прекратится шипение. Но пить не спешил, в горле перекатывался какой-то подозрительный ком, можно подавиться. Почему он так долго молчит? Егор не выдержал, глянул на Сашу. Тот жевал с таким слепым и сосредоточенным лицом, что захотелось помахать перед ним рукой. Полное погружение в себя. О чём он думает? Саша тряхнул головой, скомкал грязную салфетку и задумчиво сказал: — Теоретически варианты есть: можно подрочить друг другу, дать в рот или трахнуться в… ну, в зад. Егору словно под дых врезали. Он даже хэкнул от неожиданности. Воздух не поступал в лёгкие, в голове зазвенело. Рука непроизвольно сжалась, и кока-кола выплеснулась, побежала по бутылке, по пальцам, закапала на джинсы. Усилием воли он расслабил руку и поставил бутылку в ячейку между креслами. Медленно, очень медленно вдохнул — на раз-два-три-четыре. Когда после первого развода у Бори Остроухова начались панические атаки, он пошёл к психологу, а потом доставал всех ценными указаниями. Первое — нужно осознать, что это не опасно для жизни, второе… А второго не было: Боре назначили убойную дозу антидепрессантов, и он успокоился. Женился во второй раз. Егор выдохнул. Это не паническая атака, это просто кровь отлила от мозга и прилила к члену. Неожиданный, непроизвольный и самый мощный стояк в его жизни. Яйца подтянулись, как перед оргазмом. Реакция на слова Саши. Одно дело, когда тебе в голову приходят странные мысли о сексе с мужчиной, и совсем другое, когда кто-то их озвучивает. Вслух говорит о дрочке, минете и анальном сексе. Звучит это ещё лучше, чем думается. Сногсшибательно это звучит. — Ты нормально? — спросил Саша. Ширинка невыносимо давила на член. — Да я нормально, более чем. Почему ты сказал «теоретически»? «Теоретически варианты есть». А почему не «практически»? — Потому что практически это невозможно — член не встанет. Только на женщину встаёт — сиськи там, попка, талия… Он изобразил на себе сиськи — явно большие и тяжёлые. Даже покачал в руках их воображаемую тяжесть. Как похабно! Егор хмыкнул и поправил ширинку, приподнявшись над креслом. Теперь бугор был рельефнее, над левым карманом явственно угадывалась головка — и выглядело это весьма красноречиво. Вряд ли Саша не заметит. Его слова о том, что встаёт только на женщину, с блеском опровергнуты. Жаль, что так глупо и театрально. Егор сжал зубы и посмотрел на Сашу. Тот пялился на его пах. Брови изогнулись от удивления, потом он нахмурился. Задумался. Диагональный румянец так разгорелся, что тянуло к нему прикоснуться, провести по этим линиям до самого края широких скул, обнять лицо ладонями. Они заговорили одновременно: — Саш, не парься… — А что, прикольно… Оба с облегчением рассмеялись. Егор присосался к своей бутылке кока-колы и залпом её выпил. Объяснить бы Саше, что происходит, но кто б ему самому объяснил. Возбуждение медленно унималось. С тех пор, как он познакомился с Сашей Лукиным, он постоянно был возбуждён — не обязательно телесно, нервное возбуждение толкалось внутри кишок, щекотало изнутри черепную коробку. Новое, непривычное ощущение — иногда остро-волнующее, иногда гнетущее, но всегда ломающее его предыдущий сексуальный опыт. — Саша, скажу честно: я не знаю, почему так. — Тебе от этого плохо? Он пожал плечами. Стекло запотело, они сидели словно в воздушном пузыре и дышали общим воздухом. Пахло объедками. Егор повернулся к Саше всем телом, насколько позволяло водительское сиденье, и посмотрел ему в глаза: — Мне не плохо, — подумал и добавил: — Я бы даже сказал, что мне хорошо, просто я не понимаю, откуда такая реакция. Но ты не грузись, это моё личное. Я не хочу, чтобы это повлияло на наше общение. Разве только… Как это сформулировать?! — Только что? — Только если ты тоже это испытываешь… Желание. — Нет, я не испытываю, — без раздумий ответил Саша. — Но если Чоно и Лекетой… Если они оба способны на такое, то это просто бомба! Тогда я получаюсь прав! У них любовь, у них может быть секс! Ха-ха-ха! Он откинулся на кресло и звонко шлёпнул себя по колену. Как пощёчину отвесил. Трепет возбуждения исчез, по затылку пробежал неприятный холодок. Егор прочесал волосы обеими руками и собрал в хвостик. Больно дёрнул. Холодок в затылке исчез. — Хочешь, чтобы Лекетой вернулся на Юшор и спас Чоно? — Ну конечно! И так уже куча народу умерла — Деминг, Фердинанд, все другие заключённые. Я не хочу, чтобы Чоно достался живучкам. Мне он нравится! Пусть Лекетой его спасёт. Кто-то же должен остаться в живых? — Я понял тебя. — А потом, когда они победят, пусть… — он хихикнул, — пусть они потрахаются. Если ты это напишешь, все охренеют! — Ты так думаешь? — Ну конечно! Никто и никогда не писал о мужском сексе. Никто даже не слышал о таком. Напиши, будет круто! Егор завёл машину и включил обдув окон. Саша собрал мусор и пустые бутылки в полиэтиленовый пакет. — А о чём ты хотел поговорить? — Когда? — Там, в магазине, ты сказал Артёму, что у тебя ко мне разговор. — Да уже поговорили.***
До часу ночи Егор смотрел сериал про зомби — бездумно, не следя за сюжетом, — а потом внезапно написал тысячу слов в «Живучку». Голая Муза сидела у него на коленях и следила за появлявшимися буквами. Иногда она цеплялась за стол и поднималась на задних лапах, желая потереться о колючий подбородок Егора. Он наклонялся к ней и позволял себя метить. Она считала его своим ещё с тех пор, как они жили вместе, — Егор, Муза и Кэт. Спать они легли, когда в окнах посерело. Дождь превратился в мелкую морось. На стёкла снаружи словно брызгали из старого пульверизатора с грушей. Когда в дверь позвонили, Егор посмотрел на часы и снова закрыл глаза. Семь двадцать. Муза выпуталась из одеяла, побежала в прихожую и начала громко мяукать. Точно, это же Кэт! Понедельник. Он открыл дверь и посторонился, чтобы она могла зайти, но Кэт не двинулась с места. Стояла в холле под ярким светом люминесцентных ламп. Резкие тени на лице делали её похожей на героиню триллера. Она сказала мрачным голосом: — Отдай мне кошку. Муза встала на пороге, потираясь потными боками о ногу Егора. С лестницы дуло холодным воздухом. — Давай заходи, а то кошка простудится. Я тебе кофе сварю. Он развернулся и пошёл на кухню, оставив дверь открытой. Пока наливал воду и заряжал капсулу в кофеварку, почувствовал движение воздуха, сквозняк прекратился, хлопнула входная дверь. Она зашла и села за стол. Злится за то, что он спал с Инной. Они давным-давно разъехались, а она всё ещё ревнует. Она так и не поверила, что он ни разу ей не изменял, пока они жили вместе. Она думала, что у него кто-то есть. Что он с кем-то трахается, потому что должен же он с кем-то трахаться, если не с ней? Логично. А он ни с кем не трахался, и никого у него не было. Егор заметил, что стоит в одних трусах, и сходил в ванную за халатом. Оделся, крепко подпоясался и налил кофе для Кэт. Сам пить не стал, слишком рано для кофе. Ни сока, ни йогурта в холодильнике не оказалось, и Егор присел напротив Кэт со стаканом воды. Она пила кофе мелкими глотками и после каждого глотка облизывала губы. Муза покрутилась под столом, угощения не дождалась и пошла хрустеть своим кормом. — У меня сыр есть, хочешь? — Нет. — Как к родителям съездила? — Нормально. — Она явно не была расположена к разговору. — Привет тебе передавали. — Больше ничего? Ни варенья, ни баночки грибов? Или ты себе заграбастала тёщины подарки? Она так на него посмотрела, что Егор не выдержал, заулыбался: — Кэт, прекращай злиться. Ну, переночевала у меня девушка, ничего страшного. Я уже забыл про неё. Не бери в голову. — Кто она? — Не знаю. Кажется, студентка. Боря где-то с ней познакомился и привёл в гости. — Так это Борина девушка? Или одна на двоих? — Нет, ещё одна была, мы же не извращенцы. — Ты спал с ней? Настроение окончательно испортилось. Спал — не спал. Встал — не встал. Кончил — не кончил. А если не встал, то почему? А если встал, но не кончил, то что помешало? А если вдруг кончил, то как удалось? Её всегда интересовали подробности. Его — нет. Ему достаточно было быть женатым, дружить с женой, писать книги и спать в одной постели. Он молчал. — Мне нужно понять, дело во мне или в тебе? Потому что если во мне, то проще развестись, а не ждать непонятно чего. Если я тебя не возбуждаю, а другие женщины возбуждают… — Меня не возбуждают другие женщины, — отрезал Егор. — Хватит. Проблема во мне, а не в тебе. Хочешь разводиться — разводись. Хочешь встречаться с другими мужчинами — встречайся. Хочешь ребёнка — рожай. Я всегда тебя поддержу. — Так у вас не было секса? — спросила она тихо. Он покачал головой и отвернулся к окну. По профилю она не поймёт, что он лжёт. Но даже если бы он хотел сказать правду, то как объяснить, что секс с Инной у него был, но не потому, что она его возбуждает? Что его совсем другие вещи возбуждают, как недавно выяснилось? Слишком странные, чтобы обсуждать их с женой. Как объяснить то, чего он сам не понимает? — А почему ты со мной не разведёшься? — Кэт вращала пустую чашку, как будто гадала на кофейной гуще. — Потому что у меня никого нет кроме тебя. — У тебя есть родители и брат. — С родителями всё сложно, а брату на меня плевать. Ты же знаешь, он меня не любит. И я его больше не люблю, я сто лет о нём не вспоминал. — А меня ты любишь? — Я миллион раз отвечал на этот вопрос, зачем ты постоянно спрашиваешь? — Потому что ты молчишь всё время! Молчара! Всё приходится вытаскивать клещами! — Я тебя люблю, — сказал Егор в окно. — Я тоже тебя люблю, — она погладила его по щеке, и Егору пришлось сделать усилие, чтобы не отшатнуться. — Я так тебя люблю, что мне даже дышать тяжело.