«Сколько же у тебя имен, дядечка?» — спросила девочка, нервно теребя в руках тряпичную куклу.
«Ровно столько, сколько мне их дали…» — ветром прошелестели ей в ответ.
Песок кончился не скоро, они ещё долгое время бродили по этой белой прохладной пустыне, но Секвана шла уверенно, и Карин не сомневалась, что та знала дорогу. Поэтому, собрав в кулак последние силы, Карин пыталась не отставать. Она чувствовала, как живот давно уже болел от сильного голода, а горло жгло от невыносимой жажды. Периодически высовывая язык и глотая вязкие слюни, она безрезультатно пыталась избавиться от мерзкого привкуса. Голова периодически кружилась, и Карин приходилось останавливаться, чтобы немного прийти в себя. Белый песок плавно перетек в безбрежные поля белого как жемчуг ликориса. Карин еще никогда не видела его иных цветов, кроме красного. Она знала, что цветок мог быть алым как рубин и синим как сапфир, но никогда – таким молочным со светло-розовыми прожилками. Карин никогда не была суеверной, но сейчас даже ей стало не по себе. Ликорис никогда не сажают и не срывают, его не найти в цветочных магазинах. Старое поверье гласит, что ядовитыми лилиями устлан путь в ад, и сами цветы символизируют мертвых. Двое путников, встретившихся на дороге, вдоль которой растет ликорис, никогда больше не увидятся. — Эти лилии растут только в трех местах в Сомниа Мунди, — сказала Секвана, рассматривая доходящие ей до колена цветы, невыносимая яркость которых заставляла ее слегка жмуриться. — Белые – только здесь, на острове Северных Течений, как символ чистоты и святости земли, по которой мы ходим; красные – на острове Крови близ города Ураго, как символ клана Сангуис; синие – только в Пустошах, где раньше был старый проход в Сомниа Мунди. Синий ликорис символизирует нас, духов. Карин чувствовала, как силы покидают ее. — Куда мы идем? — Мы направляемся в Хиган, это крупнейший город острова. — И как далеко он находится? — простонала Карин. Секвана пальцем указала в сторону высоких гор, чьи вершины были покрыты пуховым одеялом облаков. Карин охнула. — Я не дойду, — отрезала она. — У меня больше нет сил. Разве ничего нет поблизости? Секвана покачала головой. — Из-за частых тайфунов на западе острова почти никто не живет, основная часть населения сосредоточена на севере и востоке, где расположены морские порты. Обреченно промолчав, Карин опустилась на колени, всем своим видом пытаясь убедить Секвану остановиться и сделать небольшой привал. Заметив это, женщина обернулась и равнодушно посмотрела на нее. Еле слышно вздохнув, она подошла ближе и села рядом. — Если я точно помню, здесь где-то должна быть рыбацкая деревня. Ее жители раньше славились тем, что ловили огромных кальмаров. Отдохни немного, и попробуем ее найти. — Почему нам нужно именно в Хиган? — спросила Карин. Пожав плечами, Секвана подобрала двумя пальцами сухую веточку и принялась рисовать на земле. — Вообще, я полагаю, нам скорее нужно в Унарию, и туда мы сможем попасть только выйдя на корабле из доков города. А так, Хиган находится под управлением храма Снежных Дев, они обладают некоторыми знаниями и могут помочь тебе с твоей силой. — Каким образом? — заинтересовалась Карин. — В верхней комнате храма есть алтарь, где хранится вода из озера Мансар. Одного глотка достаточно, чтобы пробудить скрытые внутри силы. Это то, что тебе нужно для того, чтобы сделать шаг к пониманию себя. Карин задумчиво кивнула, и они посидели на дороге еще немного, отдыхая. — Я всегда думала, что всякие ёкаи всего лишь выдумка. — призналась она. Секвана нахмурилась и встала, случайно наступив на выбившийся из общего строя цветок, отчего его стебель переломился, а длинные белые лепестки вмялись во влажную землю. — Ты, наверное, из тех людей, которые полагают, что если они во что-то не верят, то этого не существует. Именно поэтому ты здесь без малейшего понятия, что делать дальше. Очевидно, то, что есть у тебя, понадобилось кому-то еще. И для них твоя сила совсем не выдумка. Карин хотела возмутиться, но ей не хватило сил собрать злость в кулак, поэтому она просто кисло хмыкнула. Секвана попала в самую точку. Куросаки всегда считала себя реалистом, плевалась от суеверий, закрывала глаза на загробную жизнь, а уж истории про екаев вызывали у нее смех. И теперь она оказалась непонятно где, непонятно с кем и непонятно по какой причине. И мысль о том, что она могла бы этого избежать, дав согласие продолжить заниматься с Урахарой, решительно не хотела укладываться в голове. Неужели в этом была только ее вина? — Кто ты? — вдруг спросила Карин чуть погодя. — Почему я должна тебе доверять? И правда, возможно, эта самая девушка была больше всех заинтересована в ее скрытых возможностях и сейчас вела ее прямо в пасть врага. — Я… — Секвана повернулась к ней, и Карин увидела ее странную улыбку, растягивающую потрескавшиеся губы, — обычный дух озера. Ты можешь не доверять мне и будешь абсолютно права. Но я не собираюсь некоим образом тебе навредить, лишь отплатить долг и помочь добраться до Хигана. Мне и самой… нужна большая помощь. После некоторого обдумывания Карин кивнула. Она не любила ложь, но возможно стоит позволить Секване хранить свои маленькие тайны. В конце-концов, девушка сейчас была не в том положении, чтобы возмущаться. Ее спутница знала эти места лучше нее и даже была готова помочь. Делать было нечего. Кроме того, Карин была чертовски уставшей и боялась просто упасть без сил на землю. И заснуть в окружении цветов усопших. Вскоре тропа вывела их на большое поле пожухлой травы, и Карин могла дать отдохнуть глазом после слепящей белизны лилий. Невдалеке виднелись старые деревянные халупы. Они вышли на широкую улицу, где стройными рядами стояли убогие дома в окружении запущенных, заросших травой садов. Секвана прищурилась. — Эта та самая рыбацкая деревня, о которой я тебе говорила. — Судя по всему, она давно заброшена, — заключила Карин. — Посмотрим, может, найдем чего полезного. Она повернула к первому дому на линии, открыла полуразвалившуюся калитку и прошла к двери старой бревенчатой избы. Карин осторожно последовала за ней, прислушиваясь к царящей вокруг тишине. Действительно, согласилась она, в этих краях не слышно ни птиц, ни насекомых, из-за чего вся земля, воздух и вода здесь казались ей пустыми, мертвыми и наводящими ужас одиночества. Дверь в дом со скрипом открылась, и они спокойно зашли внутрь. Пройдя через холодные сени, вошли в дом и огляделись. Внутри была довольно скудная обстановка, но, похоже, хозяева все еще жили здесь. Первой комнатой оказалась кухня, узнаваемая по древней печи и низкому продолговатому столу под окнами. Подвешенные к потолку, висели связки грибов, чеснока и вяленой рыбы, у стены в углу стоял шкаф с глиняными плошками и кувшинами. Из кухни можно было выйти в спальню, где они обнаружили большую двухместную кровать, накрытую шкурой неизвестного животного, огромный дубовый комод и прицепленную к потолку на крючок люльку. — Здесь живет молодая семья, — заключила Секвана, осмотрев колыбель. До слуха Карин донесся топот, и та с призывом посмотрела на Секвану. Девушка выпрямилась, готовая встретить хозяев дома. Кивнув в сторону, она приказала Карин встать рядом. Рваная занавеска со скрипом отодвинулась, и в спальню вбежал темнокожий, местами покрытый перламутровой чешуей мужчина; на лице горела сине-зеленая щетина. Он был одет в заношенную рубаху с грязными рукавами, закатанными по локти и в рыбацкие штаны, рвано обрезанные по колени. За его спиной вскоре показалась худая женщина в старом льняном платье. Длинные тускло-белые волосы были заделаны в несложную прическу, а лицо, шею и руки покрывали бледно-пурпурные татуировки. Заостренные кончики ушей пробивались сквозь лохматые пряди. Карин заметила, что женщина держала в руках небольшой сверток, как она вскоре догадалась, это был младенец. По неизвестной причине он не издавал ни звука, укутанный в ткань так, что не было видно даже лица. Пара удивленных взглядов уставилась на нежданных гостей. Карин почувствовала дрожь в ногах, она ждала, когда же Секвана начнет говорить, разъяснит ситуацию, но та молчала. Наконец, мужчина не выдержал, лицо его потемнело, и он со злобой в голосе спросил. — Что вы здесь делаете? Он вдруг принюхался. Его лицо исказилось от ужаса, желваки заходили, а жабры на шее раздулись. — Этот запах... не может быть... человек! — закричал он, скалясь и нагибаясь, приготавливаясь к атаке. Карин отпрыгнула от испуга, и ее тут же заслонила собой Секвана. — Мы сильно утомились с дороги, нашли вашу деревню, мы не думали, что… — спокойно начала она, но ее перебили. — Это человек! — еще больше рассердился мужчина. — Кто вы такие? И откуда?! Тишину разрезал резкий плач, испугав всех вокруг. Женщина прижала сверток к груди, баюкая. — Не ругайтесь, пожалуйста. Вы разбудили моего сына. Давайте решим все мирно. Сумар, эти девушки не из наших мест, посмотри на их одежды. Им нужна помощь, разве ты не видишь? — произнесла спокойным мягким голосом женщина. Сумар послушался, еще раз смерив их подозрительным взглядом, вышел в сени. Женщина, представившаяся Орфэ, положила ребенка в люльку, и, будто бы с невероятной тяжестью и печалью, оставила его, направившись на кухню. Подав пресные рисовые лепешки с закусками и разлив ароматного чаю, она пригласила всех за стол. — Поешь, — обратилась она к Карин. — Впусти в себя часть Сомниа Мунди, и человеческий запах уйдет на половину. Я дам вам облачиться в нашу одежду, и запах исчезнет полностью. Но если хочешь еще и духом стать частью этого мира, то лучше помойся. Поблагодарив, Карин съела все, даже не ощущая вкуса. Она была так голодна, что готова была опрокинуть в себя даже нелюбимые натто. Сумар, не желая сидеть с ними за одним столом, вышел из избы. Карин могла слышать, как он ожесточенно колол дрова где-то в глубине сада. Орфэ странно наблюдала за ними, медленно переводя взгляд с Карин на Секвану. — Просим прощения, если наша грубость оскорбила вас. Мы подумали, что вы из Дилю́виума . Времена сейчас трудные, нельзя никому доверять. — Такие татуировки носят только жрицы из храма Снежных Дев, — Секвана прищурилась. — Всем служителям запрещено покидать храм, иначе их ждет наказание низвержения. Орфэ напряглась, нервно сжимая края платья. — Я отказываюсь служить земле, которой правит сошедший с ума полководец. Все знают и понимают, насколько безумен стал бывший лучший воин Ку Инду и первый советник Дайры. Но никто не осмелится остановить его, Алмерикус с каждым месяцем пополняет ряды своей армии и становится только сильнее. Я случайно познакомилась на рынке с Сумаром два года назад и через месяц решила сбежать к нему. — И тебя даже не искали? — удивилась Секвана. — Искали, — скривилась Орфэ. — В конце концов, я была не первой снежной девой, самовольно покинувшей храм, многих находили, привозили обратно и публично казнили на площади в центре Хигана. Многие сбегали на западное побережье, и тогда Алмерикус разорил все рыбацкие поселения. В этой остались только мы. Если вы не согласны с моим решением и считаете, что долг превыше всего, то я вас очень прошу покинуть этот дом и больше не возвращаться. — Алмерикус…— охнула Секвана, — я ничего не понимаю, как так получилось? Он никогда не был жестоким. — Вероятно, он не простил себе провал на дне Красного прилива. Алмерикус всегда был лично ответственен за защиту и безопасность духа-хранителя, ее семьи, дворца и земель. Он не справился ни с чем. Дайру похитили у него на глазах, ее мужа Рюдзина разорвали на части, дворец Первой Капели взорвали и разнесли по кускам, он не смог уберечь даже свою возлюбленную Дею, верховную жрицу храма Снежных Дев. Сангуис были далеко и не смогли вовремя подоспеть на помощь. Помутившись разумом от горя, он потянул за собой и Ундине. — Ундине? — воскликнула Секвана и замолчала. Карин сидела за столом, допивая чай и внимательно вслушиваясь в разговор. Она уже немного начинала понимать об этом мире, в частности то, что страна, в которой они сейчас оказались, находилась в упадке и разорении. Единственное, что пока волновало ее, так это как текущая ситуация может быть связана с ней и ее силой. Мог ли кто-то затянуть ее сюда из-за того, что страна могла оказаться на грани восстания? Тяжело выдохнув, Орфэ расправила платье на коленях и подлила еще чай. Секвана застыла в напряжении. — Я верила раньше Ундине. Все верили, некоторые слушают ее до сих пор. Наверное, от безысходности и отчаяния. Но она лишь еще одна жертва Алмерикуса, безвольная кукла в его руках, открывает рот на публике, но говорит его голосом. — Только не Ундине, — ошеломленно прошептала Секвана. — Кто такая эта Ундине? — не поняла Карин. — Единственная дочь Дайры, — ответила Орфэ. — В день трагедии по счастливой случайности была во дворце Красного Бисера в Ураго. Алмерикус забрал девочку к себе на воспитание, чтобы сделать из нее достойнейшую дочь своей матери. Сейчас же я сомневаюсь в адекватности разума девочки. Карин заметила, как Секвана сгорбилась, царапая ногтями колени. В этот момент, сама того не понимая, Карин буквально физически почувствовала всю боль и смятение, что сейчас бушевали в душе новой знакомой. Не зная, что подтолкнуло ее, Карин протянула руку и накрыла ею на удивление теплую ладонь Секваны. — Спасибо за еду, уважаемая Орфэ. — начала она, чувствуя себя крайне неловко под пронзительным взглядом бывшей жрицы, — Секвана и я очень устали с дороги, и, может быть, вы могли бы… дать нам переночевать. Надеюсь, это не затруднит вас. — Конечно. Не стоит беспокоиться. Вы гости в этом доме, я не имею права отказать вам в помощи. Я попрошу Сумара растопить баню и постелю вам за печкой. Там самое теплое место, а здесь по ночам гуляет промозглый ветер. Конец дня прошел мирно и тихо, на тяжелые темы больше не разговаривали. Секвана была настолько расстроена, что Карин старалась ее почти не тревожить и больше времени проводила с Орфэ и Сумаром. Удивительно, но за все время они ни разу не обмолвились о ребенке. Тот и так и лежал подозрительно тихо в люльке. Карин это очень настораживало, хоть она и старалась не подавать виду. Чувствуя себя нахлебницей в бедном доме, где хозяева и так сводили концы с концами, она вызвалась помочь сложить колотые дрова в подпечек, а затем помочь растопить баню. К вечеру они вместе с Орфэ и Секваной чистили рыбу, а также замороженные с ранней осени овощи и кидали в чан, чтобы Орфэ могла приготовить на ужин суп. Стараясь не думать, кто перед ней и где именно она находится, Карин чувствовала себя легче. Психика старалась защититься, представляя все неожиданным путешествием по Японии, и Карин особо даже не удивлялась, ведя себя почти как обычно. Человеческий организм творил чудеса. — Как же вы так оказались здесь, на отшибе острова, — недоумевала она. — Человек и дух Ку Инду. Вы из Шигана? — Шигана? — переспросила Карин. — Так мы называем мир людей. Секвана кивнула. — Мы бы хотели оставить это в тайне ради вашей и нашей безопасности. Я боюсь, если об этом узнают те, кому не следует, к вам может прийти кто-то пострашнее Алмерикуса. Орфэ коротко кивнула. Ее собственная жизнь и жизнь ее семьи были ей гораздо дороже чужих тайн и проблем. Если она ничего не будет знать, никто ненужную информацию из нее выпытать не сможет. И ей даже не придется лгать. Отправившись к старому комоду, Орфэ принялась выдвигать ящики и вытаскивать из них старую, посеревшую от времени и носки одежду. Она решительно не знала, что выдать гостям, то ли самую чистое и относительно новое тряпье, то ли что-то из уже ненужного. — Ваш сын болен? — неожиданно спросила Секвана. Вздрогнув, Орфэ застыла, шелковый платок выскользнул из ее пальцев. Она посмотрела на них, и Карин увидела те же печальные, наполненные горем глаза. — Да, — обреченно произнесла она, подходя к люльке и снимая ткань с лица ребенка. Карин ужаснулась, увидев бледную кожу младенца, покрытую загноившимися язвами. В носу защекотало от странного, не слишком приятного запаха. Ребенок лежал молча, даже не открывая слипшиеся от слизи глаза. — Никто не знает, как лечить этот недуг, — продолжила Орфэ, слегка дотронувшись пальцами до щеки младенца, — врачеватели и целители лишь разводят руками. Эта зараза началась через год после того, как эта земля потеряла духа-хранителя. Мы даже не дали ему имя, боимся что ему может стать только хуже. Я не выдержу, если он умрет. Иногда мне кажется, что это наказание мне за побег из храма и предательство долга. Слезы полились по ее щекам. Сумар, случайно вошедший в спальню, тут же подбежал к женщине, обнимая, заботливо погладил ее по волосам. — Он не умрет, — вдруг сказала Секвана, подходя ближе к люльке. Наклонившись к младенцу, она погладила его по холодному, вспотевшему лбу, слегка улыбнулась и что-то зашептала. Губы Секваны двигались так быстро и тихо, что даже если бы все в комнате напрягли слух, никто не бы не смог ничего уловить и понять. Закончив свою тайную речь, Секвана нагнулась к лицу ребенка и поцеловала его в лоб. Теперь она заговорила громко, и звонкий голос ее как будто эхом разбился о стены, а осколки его закружились по комнате. — Я даю тебе имя Рен, и нарекаю тебе жить с миром и природой в согласии, жить в здравии и чести, и пусть забвение никогда не коснется тебя. Всем показалось, что на лбу у мальчика будто бы расцвел маленький белый цветок лотоса, вскоре растворившийся, словно бы впитавшись в кожу. Язвы медленно заживали, пропадая, кожа розовела, и мальчик открыл блестящие глаза. Увидев Орфэ с Сумаром и словно узнав их, он вдруг засмеялся и протянул к ним руки. Карин заметила, как слезы собрались в глазах Секваны. Признаться, она и сама едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Не каждый день ей доводилось видеть чудесное исцеление обреченно больных. В ее мире вообще такого не существует. Всхлипывая от радости, Орфэ взяла мальчика на руки и прижала к груди. Сумар рядом упал на колени, склонившись. — Встаньте, не стоит. Я этого не заслуживаю. Но мужчина не двинулся с места. — Это честь принять имя для нашего сына от вас, госпожа. Простите оскорбительную грубость простого рыбака. — Не вам стоит просить прощения, — Секвана похлопала его по плечу и заставила вновь подняться, — а мне. Приняв из рук жены ребенка, Сумар счастливо посмотрел на него и улыбнулся. — Добрый вечер, Рен. Словно опомнившись, Орфэ вновь кинулась к комоду и вытащила оттуда пару поношенных, но все ещё очень красивых нарядов. Карин увидела две расшитые рубахи с широкими рукавами и хакама к ним, одни из которых были глубокого синего цвета с ярким белым орнаментом по бокам, а другие лазурного цвета без вышивки. Из нижнего ящика Орфэ выудила на свет сверкающие своей белизной таби и темные сандалии. — Это всё, что у меня есть. Лучшие мои наряды, которые лично подарила мне бывшая верховная жрица Дея на столетие нашей с ней дружбы. Я их никогда уже не надену, но пылиться такой красоте тоже не позволю. Наряды теперь ваши. Здорово намывшись и наевшись, Карин и Секвана, удовлетворенные окончанием дня, легли спать. Ветер действительно свистел за окнами, но сквозняк до них не доходил, и Карин, устроившись удобнее, легла спать. — Знаешь, ты очень добрая. Ты сегодня меня поразила своим поступком. Если до этого я относилась к тебе с сильным недоверием, то сейчас думаю, что ты действительно можешь мне помочь, — вполголоса сказала Карин. Секвана отреагировала незамедлительно. — Пожалуйста, никому не говори, что ты сегодня видела. — Почему? — удивилась Карин. — Не стоит. Лучше забудь об этом. В эту ночь Карин уснула с чувством непонимания, и сны ей снились тоже странные и вызывающие много вопросов. Ей снился Алмерикус и Ундине, хоть она и никогда их не видела, смеющийся Рен с меткой лотоса на лбу и печальная Секвана в окружении жемчужных лилий. Все следующее утро Орфэ, сияя от счастья, нянчилась с Реном, который за ночь словно бы стал выглядеть еще лучше и здоровее. Сумар занимался стиркой, вычищая простыни, покрывала и одежку. Пока Карин зевала, Секвана успела выбрать себе лазурные хакама, на которые Карин смотрела еще со вчерашнего дня. Ей ничего не оставалось делать, кроме как взять оставшееся. Поморщившись, она натянула традиционное сандалии, которые с детства считала ужасно неудобными. Карин всю жизнь предпочитала носить как минимум кроссовки, как максимум дорогие брендовые кроссовки. Часто работа заставляла ее носить строгие туфли, но никогда она по собственной воли не надевала сандалии. Позавтракав, отдохнувшие, они уже готовы были вернуться на большую дорогу. У дверей их уже поджидал Сумар. — Ещё раз спасибо, дорогие гости, — доброжелательно сказал он, вытаскивая что-то из-за спины. Карин разглядела в его руках два небольших пузырька с прозрачной жидкостью. Секвана от удивления открыла рот. — Империумы? — воскликнула она. — Они же стоят целое состояние. — Когда-то давно я был лучшим рыбаком Ку Инду и выигрывал турниры по рыболовле на празднике Белой Рыбы два года подряд. Это моя награда. — Не стоит, — сказала Секвана. Но Сумар перебил ее. — Они ничтожны в сравнении с тем, что вы подарили жизнь моему сыну. Берите. Секвана низко поклонилась. — Когда все невзгоды пройдут, пожалуйста, возвращайтесь в Хиган и обратитесь за помощью в храм Снежных Дев. Они уже будут вас ждать, — сказала она напоследок. Они взяли каждая по одному и отправились в поле. Пройдя совсем немного, Карин не выдержала и снова начала разговор. — Секвана, расскажи мне про этот мир. Женщина задумалась, не зная, с чего начать. — Это очень древний мир, но хотя и моложе Шигана. Где-то одного возраста с Обществом Душ. Разделён на четыре Ку, которые хранят духи-хранители. Сейчас мы находимся в Ку Инду, что с древнего наречия означает страна Капель. Мы на острове Северных течений, где главным городом является Хиган, а столица Ку Инду это город Унария, она на острове Скорби. До войны эти земли процветали, было много других городов и поселений, но после остались только их руины. Мы так и не восполнили потери в населении. — До войны? — переспросила Карин. — С кем? — С людьми и синигами, — ответила Секвана. — Более тысячи лет назад. И она продолжила прежде, чем Карин позволила себе переварить информацию. — Раньше мы все жили в относительном мире, — сказала она, — духи населяли мир людей, давая людям защиту и прося взамен поклонение. Люди и природа жили в согласии и взаимопонимании. Война началась, когда человек стал отвергать дикие порядки лесов, рек и гор, близ которых он жил; стал обвинять в неурожайных годах и болезнях небо с дождем и обратился за помощью к своим людским предкам. Началась долгая и кровопролитная война между людьми и духам. В ходе нее возникли уравнители или синигами, которые изгнали духов к себе в тонкий мир за серой завесой. Сильнейший воин Общества Душ Ямамото Шигекуни Генрюсай собрал древние великие семьи и поставил на Сомниа Мунди могущественную печать на крови, сдерживающую натиск духов. Через год, окрепнув, они вернулись и поставили остальные восемь печатей, делая духов полностью и навсегда изолированными. Однако несколько лет назад Ямамото Генрюсай погиб, самая сильная печать исчезла, а остальные восемь значительно ослабли. Я почувствовала это, находясь даже среди людей. Карин слушала рассказ внимательно, не перебивая. — Я не могу в это поверить. Синигами… да я… мой брат синигами, мой отец был. У меня есть знакомые оттуда, они неплохие люди. Даже Урахара-сан и… Не может такого быть. Пожав плечами, Секвана немного прибавила шаг. Она ничего не сказала, но Карин почувствовала ее обиду. — Духи никогда не забудут нанесенное им унижение и оскорбление, не забудут и не простят. Остановившись в замешательстве, Карин не могла не спросить. — А ты? Ты тоже так думаешь? Секвана резко обернулась, и Карин почувствовала себя ужасно наивной. Это был бессмысленный вопрос. — Я ненавижу синигами, — твердо ответила девушка, смотря Карин прямо в глаза. — Если я увижу одного из них еще хоть раз в жизни, я непременно убью его. И она подняла вверх ладони, обнажая из-под ткани рубахи израненные запястья. Под тяжестью холодного, полного вдруг вспыхнувшей ненависти взгляда Карин стало не по себе, и она отвела взгляд. Ей вдруг захотелось развернуться и уйти в другую сторону. Слова девушки прозвучали так, будто она в любой момент могла убить и саму Карин. Придушить во сне или сейчас вести на верную гибель. Этот злой, холодный и тяжелый образ совсем не вязался со вчерашней добротой и печалью. Почему Секвана так ненавидела синигами? Разве можно так злиться из-за того, что случилось более тысячи лет назад? Часть семьи Карин - синигами, значит в ней самой течет эта кровь. Чувства внутри нее совсем смешались. Она была в смятении. С другой стороны, она ведь никогда не была в самом Обществе Душ и совсем не знает, как дела обстоят на самом деле. Глупо было судить, услышав лишь только одну точку зрения. Пройдя две версты, они свернули на просеку. Больше они не разговаривали. От мрачных мыслей Карин отвлекала только боль в натертых от сандалий ногах. Она старалась терпеть и привыкнуть к муке, но разве к ней можно было привыкнуть? Кроме того, после утреннего чая ей уже захотелось в туалет. По близости, кроме деревьев и дороги, туалетов было не видать. Отпросившись отойти на пару минут, Карин направилась в гущу леса. Шла она долго, уйдя вглубь даже слишком далеко, чем требовалось. Ей хотелось хоть на мгновение оказаться наедине с собой. Присев на корточки и принявшись справлять нужду, Карин выдохнула, успокаиваясь и прислушиваясь к тишине леса. Но в чаще было совсем не тихо. Она напрягла слух, пытаясь уловить какой-то далекий, совсем не похожий на естественный шум звук. Встав, она, поддавшись любопытству, попыталась отыскать направление звука. Спустя минуту до уха донеслись высокие и ясные звуки. Кто-то играл на флейте или дудке. Мелодия была совсем незнакомая, но приятная и грустная. Карин уловила легкий топот копыт и тихое ржание. Странное любопытство и отсутствие страха тянули ее к этому месту, и она прибавила шаг. Продравшись через заросли ежевики, Карин сначала увидела лошадей. Точнее, ей сначала показалось, что это были лошади, хотя, как оказалось, это было немного не так. Под деревом, топча землю и фыркая, стоял синегривый трирог. Видимо, у этого красавца нрав был скверный, поскольку из всех только он один был привязан к дереву, и ему это совсем не прельщало. Рядом с трирогом гордо красовалась стройная полосатая газель. Хотя она и выглядела спокойной, наверняка взобраться к себе на спину позволяла далеко не каждому. Третье животное больше всех походило на коня. Это был высокий тонконогий вороной, грива и хвост которого развевались дымом с характерным запахом. Из всех этот тип казался самым неприхотливым, хотя и злым из-за своего мрачного вида. Засмотревшись на животных, Карин не сразу услышала, как пение из-за кустов стихло, и ее несколько раз позвали. Она резко отпрыгнула, когда почувствовала тяжесть на своем плече. Кто-то охнул. — Осторожнее! — воскликнул он. — Кто ты? Что ты тут делаешь? Оглянувшись, Карин увидела незнакомца. Это был высокий и худосочный парень со светлыми, отдающими в голубизну, волосами. Серые глаза его были добрые и слегка наивные. Карин заметила на нем темную рубаху с вышитыми драконами в китайском стиле и плотные штаны. На ногах были надеты высокие сапоги из текстиля. — Ты в порядке? — спросил он снова, потянувшись к ней рукой, на указательном пальце сверкало серебряное кольцо с огромным ультрамарином. — Д-да, — неловко ответила Карин. — Я в порядке. Простите…прости, что… я просто услышала звуки какого-то инструмента и пошла на мелодию. — Это была фуэ, — ответил парень, не отводя от неё серых глаз, — мой друг Раку любит играть на ней. Хочешь присоединиться к нам? Он сыграет еще одну песню, какую хочешь. — Нет, я… — смутилась Карин, — мне надо идти. Я и моя спутница спешим в Хиган. Она, наверное, меня заждалась. — Мы тоже, — сказал он, не сдаваясь, — давайте пойдем вместе. Карин не нашлась, что ответить. Парень оказался настойчивым, а кроме того, у них были средства передвижения. Это могло бы значительно облегчить и ускорить процесс. А у нее болели ноги. — Хорошо, — сзади появилась Секвана. Выглядела она недовольной, но, кажется, разделяла мысли Карин. Их пригласили за общий костер. Там Карин увидела сидящего с флейтой Раку. Это был очень красивый мужчина с длинными золотыми волосами, тянущимися ниже пояса. Заметив гостей, желтые уши на его макушке игриво вздрогнули. Сверкнув хитрыми зелеными глазами, он вновь заиграл, только на этот раз мотив был довольно веселым и заводным. В отличии от первого парня, Раку был одет в традиционную японскую одежду. Напротив них в развалку сидел некто третий. Поскольку все тело этого духа было укрыто мантией, а на голову была надета бамбуковая шляпа с приплюснутым верхом и стоячими краями, Карин не смогла определить ни пол, ни возраст, ни настроение. Все, что, она могла заключить, так это то, что такую шляпу раньше носили простые торговцы, самураи и странствующие убийцы. К какой из трех категорий принадлежал незнакомец, девушка определить затруднялась. — Ну, наконец-то! — крикнул Раку, — две прекрасные госпожи в нашей скромной компании. Он ощерился, обнажая острые клыки. Полностью укрытый в мантию дух, сидящий напротив, только неприятно хмыкнул. Ему явно не понравилось данное заявление. — Не грусти, Эрин, — Раку состроил грустное лицо, глядя на духа в мантии, — ты все еще прекрасна, как ночная гроза. — Располагайтесь, — гостеприимно предложил светловолосый парень, — вы не голодны? Карин покачала головой. — Не обращайте внимания, дамы, — продолжал игриво щебетать Раку, — он всегда такой добрый, застенчивый и глупый, как и все драконы. — Меня зовут Тиатрил. — перебил его парень, завороженно глядя на Карин. — А вас? — Мою спутницу зовут Секвана, а я Карин. Они молча смотрели друг другу в глаза. Карин не могла понять, что так привлекло ее в этом странном парне с серыми наивными глазами. — А это Эрин, — опомнился он через минуту, — она может показаться недружелюбной, но она тоже очень внимательная и добрая. Оказавшийся женщиной незнакомец в шляпе не шелохнулся. — А я обворожительный Раку из Воющего Леса! — вмешался этот неугомонный парень, скалясь от удовольствия. — У нас сейчас привал. Мы выдвигаемся через двадцать минут. — сказал Тиатрил. — Карин, хочешь поехать со мной? А Секвана может поехать с Раку, ну или с Эрин. Карин кивнула. Секвана позади нее кисло надула губы, оглядывая своих потенциальных спутников на ближайшие пару-тройку дней.