Somnia Mundi

      Раньше среди духов высокого порядка было поверье, что все их умершие родственники собирались в Лесу Костей. Заблудшие и запутавшиеся в себе духи отправлялись туда, чтобы вновь обратиться к своим истокам и вернуть свое истинное «я». Только так они могли обрести великую силу. Ведь знание своих корней делает нас сильнее и мудрее.       С тех пор появилось выражение «сходи в Лес Костей», то есть вспомни историю своего рода.       (Выдержка из сборника «Заря Сомниа Мунди», написанного знающим Лорусом из рода хранителей лесов. Ныне знающий Лорус является преподавателем истории в академии духовных наук).       В далеком краю неживом       Имя лишь ценность имеет…       (Две строчки на форзаце книги «Сомниа Мунди. Анимусы как часть нас», написанные рукой Судзуки Акаги).

      Сгорбившаяся, черноволосая девушка сидела в месте, пожравшим всякий свет, уже давно. Она успела потерять счет времени. На самом деле источник света в камере имелся. Это был плоский, прикрепленный к потолку серый диск, тускло освещающий камеру. Девушка с трудом различала свои руки.       И свое собственное имя.       Как же ее все-таки зовут? Карин Куросаки или Рена Мори?       И какая из этих двух девушек настоящая, а какая – выдумка? Плод воображения, придуманный для защиты.       «Я родилась в Каракуре, у меня есть сестра Юзу и брат Ичиго, а еще мой отец работает врачом в частной клинике, — вспоминала она и замотала головой. — Нет. Я же из северного Руконгая, 64-й район. Меня нашли в лесу несколько месяцев назад. Моей семьей стали Рами, Какуро, мальчишки Ао и Тао, и старушка. А потом я встретила Тоширо, и он пригласил меня в академию».       Хитсугая Тоширо, задумалась она, есть в каждой ее версии себя. В одной он мальчик, который иногда играл с ее командой в футбол, в другой – наставник и помощник по учебе. Значит ли это, что Тоширо является настоящим, не выдуманным? Насчет остальных девушка не была уверена. Закрывая глаза, она представляла его, объятого снежным вихрем, стоящего в зимней ночи. Он сиял и казался на фоне черного неба мраморной статуей, в его глаза были вставлены два шлифованных камня бирюзы или аквамарина, а вверху, в грозовых облаках ревел ледяной дракон, хлопая острыми крыльями и низвергая на землю белые хлопья, закручивая их в вихри.       Строчки сами возникли в голове, девушка нащупала подушечками пальцев кусок известки и пододвинулась к стене. «Мороз колет щеки, во мраке ночи живу лишь тобой...» Воспоминанием о тебе, добавила она мысленно. Если бы не ты, Тоширо, я бы уже давно сошла с ума.       Камушек известки не останавливался, все елозя по стене. В тишине эхом отдавались ритмичные удары. Ее прорвало. Она никогда не думала, что находиться одной настолько невыносимо. Действительно, человек не может находиться без общества. Ему нужно говорить, общаться, самовыражаться.       Стена спасала в какой-то степени. Стала для девушки самым искренним слушателем, молчаливо внимающим всем ее бессловным разговорам.       «Дорогой луны и звезд       Бреду я       В Лес Костей...»       Это было последнее, что она написала прежде, чем отложить сточившийся кусочек известки, прилечь на сырой пол, по-детски подложив ладони под щеку и прикрыть глаза, погружаясь в глубины сновидений. В камере девушку часто настигал сон, скорее от безделья и вечной ночи, чем от реальной нужды.       Соуске Айзен мгновенной поступью в несколько молниеносных и ловких шагов оказался за территорией Сейрейтея, остановившись в заброшенной местности. Когда-то Совет-46 хотел расширить границы города и отдал приказ о строительстве бараков для нового отряда. Однако финансы быстро закончились, и здания так и остались стоять недостроенными. Около них огромными кучами были свалены редкие минералы, отражающие духовные частицы, которые в народе называли «камнями душегуба». Это создавало вокруг недостроек мощный барьер, пересечь который могли только синигами. Мародеры в эти места не совались да и, вообще, прозвали их проклятыми.       Загадочные и брошенные бараки 14-го отряда, которому никогда не суждено было существовать, были идеальным местом, чтобы заниматься чем-нибудь секретным и нелегальным. Например, проводить исследования. Соуске Айзен прошелся вглубь, повернув за угол ветхой стены барака, и шел вдоль, пока вдруг не остановился. Наставив палец на землю, он использовал «Сё», и из кончика вырвалась быстрая искра, ударившаяся в песок. Сначала ничего не происходило, вокруг стояла мертвая тишина, но вскоре откуда-то из-под земли послышался грохот.       — Спускайся. — выглянув из люка, сказал мужчина. — У меня есть новости.       Спустившись под землю, Айзен оказался в лаборатории. Она состояла из трех комнат: спальни с встроенной уборной, комнатой для опытов и самим рабочим местом. В центре рабочей комнаты стоял большой операционный стол, а вдоль стен протянулись столы, заставленные отчетными журналами, трудами ученых, микроскопами, стойками с пробирками и остатками еды. Мусорное ведро были набито отходами. Все это освещалось множеством расплывшихся свечей, горячий воск которых растекался по поверхности стола. По-видимому, исследователь-энтузиаст жил здесь уже долгое время.       — Здесь даже немного уютно, — сказал Айзен, фальшиво улыбнувшись.       — Убираться нет времени, работа кипит, — небрежно бросил мужчина.       Он был невысоким и смуглым. Лицо у него было молодое, хотя кожу вокруг глаз уже испещрила паутина мелких морщинок. Оно было серьезным и сосредоточенным, а его антрацитовые глаза излучали холод и расчет.       Айзен склонился над журналом, страницы которого были полностью исписаны формулами, анализами, промежуточными результатами и заключениями.       — Этот анимус просто уникален, — начал мужчина, — я до сих пор не могу ничего понять. Она единственная из группы, которую мы сюда доставили, выдержала все эксперименты и выжила. Кроме того, за год ее показатели духовной силы практически не изменились, оставшись на высоком уровне. Я не знаю, кто она такая, но ничего подобного я никогда не видел.       — Она все еще разумна? — иронично поинтересовался Айзен.       — Еще как, хотя иногда несет чушь. Мне кажется, что это не из-за экспериментов.       — Я хочу на нее взглянуть.       Мужчина пожал плечами и направился к металлической двери с огромным вентелем. С трудом повернув его, он с диким лязганьем отворил заслонку и поманил за собой Айзена. Они вошли в пустую комнату, освещенную заклинанием кидо, который используют для создания света в экстренных ситуациях. Заклинание обычно недолгое и нестабильное, хотя тут все было совсем наоборот.       — Это она сама поддерживает заклинание, — пояснил мужчина. — Для нее это настолько же просто, как дышать.       — Действительно, — согласился Соуске Айзен.       Он осмотрелся, заметив почти слившуюся с белыми стенами женщину. Она была словно высечена из мрамора или изо льда. Скорбное выражение ее лица сменилось слабой заинтересованностью, и она повернула голову в их сторону, приоткрыв синие драгоценные камни глаз. От Айзена не укрылись едва проглядывающие из-под ворота синяки и порезы на шее, а тонкие изящные запястья украшали алые, покрытые коркой, шрамы от наручников.       — Рокуро Сугияма, — бесцветно сказала женщина, глядя прямо на мужчину.       Затем ее пронзительный, обдающий морской прохладой взгляд переместился на Айзена. Они уже виделись, хотя это и было несколько месяцев назад. Тогда в ее взгляде была злоба и бессильная ярость, женщина сопротивлялась, а ее рот изрыгал проклятья. Сейчас же ее почти было не узнать. Глаза казались пустыми, а тело слишком неподвижным. Ее бледные губы приоткрылись, обнажая серые без клыков зубы, которые задвигались, потому что женщина начала говорить:       — Журавль в небе рассекает белоснежными крыльями ветер, желтогрудая синица пищит на ладони. Трон миров пустует. Сможешь ли ты встать на небеса?       Рокуро с видом бывалого знатока повернулся на Соуске Айзена.       — Вот опять. Как сумасшедшая бабка.       Странно улыбнувшись, Соуске ничего не ответил.       — Твоя духовная сила поражает, — обратился он к женщине. — Анимусы, выходит, сильнее квинси и синигами вместе взятых.       — Выходит, что так, — ответила она, — хочешь расскажу, откуда у нас такая сила?       Айзен улыбнулся шире.       — Удиви меня.       — Существует легенда, — начала женщина, — что на свете жила одна богиня по имени Си Ванму, она была владычицей Запада и женой повелителя Востока. В ее саду росли персики бессмертия, которые плодоносили раз в три тысячи лет. В мире бестелесных тогда царил хаос: не было огня и воды, земли и воздуха, света и тьмы. Все было едино. Тогда Си Ванму разделила мир на Стихии и создала небольшую сферу из энергии, поместив ее в центр мира, чтобы эти Стихии уравновесить. Стихии долго насыщали отведенные им территории, пока наконец не появились созданные из их энергии новые бестелесные. Их было всего четверо, и Си Ванму пригласила их к себе в сад и угостила персиками, чтобы даровать бессмертие. Возможно, они были не так сильны, как их могучие предшественники, однако в себе они содержали чистую энергию отведенной Стихии.       — Очень интересно, — впечатлился Соуске Айзен.       — Синигами тоже являются культиваторами лишь одного пути. Чтобы стать сильнее, нужно расширить спектр своих возможностей. Даже во мне содержится не только стихия воды.       Соуске казалась, что она могла читать его мысли, выуживая из его головы тщательно скрываемые под защитным слоем ненужной информации вопросы и давала на них ответы. Это именно то, к чему он стремился в последние годы. Искал возможности стать сильнее. Неужели его намерения были настолько очевидны для окружающих?       — Значит, как были созданы границы, так можно их и стереть, — догадался Айзен, — и получить дополнительные возможности стать сильнее.       — Великая мощь, разделяющая Стихии, находится в маленьком шаре. А в нем сконцентрирована жизненная энергия.       Соуске Айзен перевел взгляд на своего коллегу. Рокуро Сугияма стоял, глазами пожирая сидящую на полу женщину. Он не мог отвести взгляд, скользя им по босым ногам, тонким израненным запястьям, покрытой синяками шее и белому лицу со впалыми щеками. Кажется, Рокуро слишком долго находился подле своей заключенной. Непозволительно долго для беспристрастного ученого.       — Ее тело может пригодится нам для экспериментов, — сказал Айзен, когда они вышли в лабораторию. — Мы пока не боги, чтобы изменить весь мир, но может у нас получится стереть границы между двумя видами?       — Она красивая, ты заметил? — вдруг сказал Сугияма.       Карие густые брови Соуске Айзена поползли вверх.       — Не заигрывайся.       — Я знаю, — быстро бросил ученый, возвращаясь к работе. — У меня все под контролем.       Было раннее утро, когда Тоширо вышел из своих покоев. Он привык мало спать, поэтому, несмотря на то, что лег рано, более привычных четырех часов пролежать во временном забвении не вышло. Он шел по коридору, уже направляясь в свой кабинет, как вдруг его окликнули:       — Капитан Хитсугая!       Обернувшись, Тоширо увидел Керо Номура, он был шестнадцатым офицером его отряда. Молодой парень совсем недавно вступил в 10-й отряд, а уже продвинулся в офицеры. Он подавал большие надежды. Номура подбежал, низко поклонившись.       — Простите, что отвлекаю вас, капитан Хитсугая. Знаю, что у вас много дел. У моей матери неделю назад случился удар. Отец прислал мне весть, что она совсем плоха. Прошу, разрешите мне поехать к ней. Я боюсь, что может случится непоправимое.       — Конечно, езжай. Надеюсь, твоя мать поправится, — ответил Тоширо.       Керо Номура, благодарно поклонившись, быстро убежал и скрылся за углом. Тоширо вдруг вспомнил, что его бабушка тоже жаловалась на здоровье. Навестить ее, что ли? Пока выдалось немного свободного времени.       Дом его бабушки, стоящий на окраине деревни, ничем не отличался от остальных. Он был одноэтажным, с высокой покатой крышей, на которой местами лежали камни. Вокруг тянулся низкий заборик, за которым к солнцу тянулись белые крокусы и нарциссы, синие мускари и светло-розовые тюльпаны. Это были самые неприхотливые цветы, которые можно выращивать даже в неблагодатной почве. Бабушка давно хотела завести свой собственный сад, тщательно выхаживала, поливала и подкармливала удобрениями, которые Тоширо привозил ей из Мира Живых. И вот, наконец-то, они зацвели, радуя глаз всех окружающих.       — Широ, я так рада, что ты продолжаешь навещать меня. Что бы я без тебя делала!       — Да ладно тебе, брось.       Бабушка заметалась, быстро ставя на стол аманатто и попутно заваривая чай.       — Как ты себя чувствуешь?       — Лучше. Погода улучшилась, и давление перестало прыгать.       Сделав несколько глотков, она подержала чай во рту и только потом проглотила. Тоширо заметил, что так делают все старики.       — Почему ты не ешь? — забеспокоилась бабушка, — тебе очень нравились аманатто, особенно, когда ты был маленьким.       — У меня что-то нет аппетита.       — Что-то случилось?       — Нет, все хорошо, — соврал Тоширо и продолжил, отчего-то смутившись. — Скажи, бабушка, а как я появился в твоем доме?       — В твоем возрасте уже поздно задавать подобные вопросы. Я думала, что ты уже знаешь, как берутся дети. Ну что ж...       — Эй! Я знаю, откуда берутся дети! Я не про это!       Ему неловко было задавать этот вопрос. Каждый раз, когда он вспоминал свою жизнь в провинции Джуринан, он никогда – никогда! – не задумывался о том, как он оказался в доме своей бабушки. Для людей в Обществе Душ было нормальным собираться в общины, обустраивать совместный быт и жить под видом семьи. В Руконгае было полно детей, большинство из которых были беспризорниками и бродяжничали по округе, поэтому Тоширо никогда не чувствовал себя неполноценным на этот счет. Но он все равно оставался чужим для других детей, никто, кроме Хинамори, не хотел иметь с ним дело. Его сторонились даже взрослые. Чувство собственной необычности засело в нем еще в детстве. Так, может, он и появился в этом доме как-то тоже по-особенному? Бабушка тихо рассмеялась в кулачок.       — Я как сейчас помню ту дождливую ночь. Река, что протекает рядом с лесом, тогда разлилась и затопила почти всю деревню. Я не спала, все перекладывала вещи, чтобы они вдруг не намокли и не испортились. Вдруг я услышала, что ко мне в дверь кто-то стучит. Постукивания были очень слабыми, будто ветер клонил деревья, и их ветви елозили по двери. А потом до меня донесся детский плач. Я открыла дверь, а у самого порога стоял самодельный коробок, а в нем лежал ты, обернутый в очень дорогое, но изношенное верхнее кимоно. Я оглянулась, но никого в округе не было. А когда я взяла тебя на руки, то очень удивилась, потому что, несмотря на сильный дождь, кимоно и ты сам были сухими и теплыми.       Тоширо чуть ли не подскочил на месте. Тайна его происхождения никогда его особо не волновала, души в Руконгае появлялись случайно, словно бы из ниоткуда, и мало кто помнил свою прошлую жизнь. Поэтому он никогда не спрашивал об этом свою бабушку. Даже сейчас мысль спонтанно взбрела ему в голову, Тоширо просто вспомнил больную мать Номуры, а оказалось, что возможно ему когда-нибудь удастся выяснить, кто же его родители.       — Сохранилось ли это кимоно?       Бабушка неуверенно кивнула, вспоминая.       — Кажется, оно лежит в одном из сундуков на чердаке. Я спрятала его от лишних глаз, а потом забыла. В то время много разбойников бродило по округе.       Им недолго пришлось искать, у бабушки было немного вещей. Она вытащила со дна сундука упакованное в бумагу кимоно и развернула его. Шелк персикового цвета приятно заструился по руке. Кимоно было просто роскошным, будто мастер, сотворивший его, вышивал не торопясь и наносил рисунок, наслаждаясь своей работой, в каждый стежок была вложена душа. На спине был изображен прекрасный пейзаж: голубая гора в окружении елового леса с протекающей у ее подножия небесной рекой. У ее берегов произрастали белые невинные цветы, которые к подолу смешивались с водой, и река вытекала яркой солнечной поляной, украшенной красными полевыми цветами и голубыми листьями.       Тоширо доводилось встречать особ из знатных родов, его часто ставили телохранителем молодых жен и дочерей. Все они были одеты в дорогие и шикарные наряды, их волосы украшали шпильки и гребни из золота и серебра, из тончайших шелковых лент и выполненных вручную цветов. Но никогда еще он не видел девушку, одетую в нечто подобное. Кимоно, как это, обычно хранятся в личных коллекциях и показываются гостям на приемах, позволяя наслаждаться красотой работы.       Он вывернул наизнанку и тщательно осмотрел. На вороте и рукавах виднелись небольшие коричневые пятна давно въевшейся крови. Та, кто обернул его в это кимоно, была ранена. Почему-то он боялся называть эту женщину своей матерью, язык не поворачивался.       — Широ, сам понимаешь, такой одежкой сверкать нельзя. Быстро своруют.       — Я вижу, — пораженно согласился Тоширо.       Он поднял кимоно к лицу, вдыхая. Ему хотелось узнать, сохранился ли еще запах этой женщины? Но пришлось разочароваться. За сто лет весь запах выветрился. Кимоно пахло старостью, пылью и морской солью.       Карин помнила прошлый опыт, из которого она уяснила один урок: если хочешь куда-то попасть и что-то найти, загляни в себя поглубже. В ее мире бесконечных полей ликориса стоит храм, олицетворение её самой; в храме есть дверь, ведущая в подвал, к ее необычной и непонятной силе. А что находится ниже подвала? Бесконечные толщи земли, разрезаемые лишь корнями деревьев.       В земле лежат ее мать и отец. Земля – хранилище их костей.       Карин осенило от неожиданной догадки. Корни деревьев в земле – тоже лес.       — Костяные корни! — воскликнула она, поднимаясь со своего места. — Это же мой род!       От радости она даже подпрыгнула. Впрочем, ей трудно представлялось, что она в своем подсознании возьмет лопату и начнет копать землю. Конечно, для подсознания это очень даже логично. Но Карин решила действовать, как привыкла. С помощью врат в своем подвале.       В этот раз получилось все гораздо проще. Она просто открыла створы врат и вышла в огромный сад. На ночном небе застыла луна, освещающая цветы и деревья. Карин сделала шаг, и яркие желтые огни, один за другим, зажглись в цветках. То были свечи, символы вечной памяти. В саду было невероятно тихо: ни стрекота цикад, ни пения сверчков. Ничего не могло нарушить воцарившуюся здесь мертвую тишину. Пройдя по тропинке, устланной галькой, Карин прошлась по мостику через небольшой прудик, оказываясь около высокого, но голого дерева. У него был узловатый ствол, а сухие тонкие ветки безжизненно клонились к земле.       — Корни еще живы, — услышала Карин, — они хранят в себе память о нашей былой славе.       Повернувшись, Карин увидела позади себя женщину, как две капли похожую на нее саму. Только она была старше, благороднее и красивее. Черные шелковистые волосы были заделаны в строгую, не слишком роскошную (нежели во сне) прическу, украшенную серебряным гребнем. Белое, как молоко, тело было облачено в угольное кимоно, на рукавах и подоле которого плясали скелеты и демоны Они. Кроваво-красный оби был перевязан тканым шнурком, который закрепляла брошь в виде маски хання.       Карин стало не по себе от того, насколько спокойно она восприняла стоящую перед ней женщину, которая словно поднялась по ступенькам прямо из преисподней. В глубине души она понимала, что что-то не так, но внешний вид красавицы не вызывал внутри никакого диссонанса. Как будто так и надо было.       — Удивительно, — продолжила женщина, осматривая вокруг сад, — что костяная тропа привела тебя сюда, в обитель клана Шиба, даже если ты не носишь наше семейное имя. Твои брат с сестрой никогда бы не нашли сюда дорогу. Полагаю, это потому, что ты стала частью нашего семейного наследия.       — Я видела тебя в своем сне, — проговорила Карин. — Ты Минори Шиба?       Женщина улыбнулась в ответ.       — Я воспользовалась правом старшинства и выгнала Акаги, чтобы встретить тебя самой и поговорить. Этот юнец не нес на своих плечах всю историю и традиции нашей семьи с рождения. Поэтому о твоем наследии он не сможет объяснить правильно.       Словно из воздуха за их спинами соткались деревянные стулья, и Минори Шиба изящно присела, приглашая Карин последовать ее примеру.       — На самом деле, — продолжила она, — именно я виновата в падении нашего клана. Кусакабэ Шиба был основателем и первым его главой, он был великим человеком, тем, кто вознес нашу семью до небес, и она стала одной из четырех великих благородных семей. А я разрушила нашу тысячелетнюю историю просто тем, что недоглядела за младшей дочерью.       — Расскажите.       У Карин так давно не было собеседников, что этот разговор с призраком или даже плодом ее воображения казался свежим глотком воздуха.       Минори Шиба еще раз взглянула на дерево прежде, чем заговорить. Ее гранитные глаза отдавали легкой печалью.       — О связи моей дочери и этого Кеиджи я знала давно, мне сообщила об этом ее близкая подруга – Хитака Кучики. Я искренне верила, что все держу под контролем. Но когда я увидела Микки с животом, я подумала, что падаю в пропасть, в конце которой из земли торчат острые пики. Меня тогда хватил сильный удар, и я две недели не вставала с постели. Молодая незамужняя девушка из высшей аристократической семьи явилась ко мне беременной непонятно от кого. Мне было страшно говорить об этом мужу. Но пришлось, мы ведь одна семья.       Хидео души не чаял в Микки, она была его любимой дочерью. Когда он узнал, то тут же оседлал коня и помчался в это треклятое поместье. Это был позор, из-за которого семья Шиба в один краткий миг потеряла репутацию благороднейшего клана. На нас стали смотреть с презрением, перестали приглашать на приемы. Мы падали и падали. В конце концов, сразу после свадьбы на семейном совете было решено, что Микки навсегда изгоняется из нашей семьи. С этого решения начались еще большие проблемы.       Тяжело вздохнув, Минори подождала, пока из тумана не возникнет небольшой столик с резными ножками, на котором стоял фарфоровый чайник с павлинами и две изящные чашечки. Стулья вмиг пододвинулись, и они уже сидели в ужасной близости друг от друга. Карин могла чувствовать холод, исходящий от кожи Минори. Женщина, подогнув ладонью рукав, разлила чай.       — У меня пересохло в горле. Давай насладимся прекрасным лотосовым чаем.       — Выглядит как уловка. Что-то вроде я выпью и навсегда останусь здесь, став частью этого измерения, — мрачно пошутила Карин.       Минори прыснула.       — Меня не может не восхищать твоя бдительность, это очень полезное качество. Но сейчас ты на земле своих предков, дитя. Зачем нам заточать здесь наше будущее?       — Я не понимаю, как я могу принадлежать к клану Шиба. Я же из Мира Живых.       — Прежде, чем взять фамилию твоей матери, твой отец носил семейное имя Шиба.       — Что? — подскочила Карин. — То есть он сейчас где-то здесь? Он же, получается, мой предок!       Минори отрицательно покачала головой.       — Он перестал быть частью клана, как только вошел в другую семью и сменил фамилию.       Отпив чай, который показался изумительно вкусным, Карин аккуратно поставила чашку на деревянную поверхность столика.       — Давай продолжим, — сказала Минори, и лицо ее посуровело. — Моя Микки была несмышленой девочкой, и никто из нас не ожидал, что именно она станет наследницей. Это было просто невозможно.       Однако она своей женитьбой с этим оборванцем вывела могущественный дар из клана Шиба. Мы поняли это слишком поздно. От Микки дар передался ее сыну Акаги. После их трагической смерти, я забрала мальчика обратно в клан. Но он был уже слишком взрослым, чтобы можно было растить его в тайне и скрывать его происхождение. После такого скандала мы не могли просто позволить ему взять нашу фамилию. Как бы мы выглядели в глазах общественности? Другие семьи и так уже говорили, что у нас нет гордости и чести.       Чтобы мальчишка не слонялся без дела, мы отдали его на службу в Готей-13. Он стал каким-то офицером 1-го отряда или что-то вроде того! Это было очень престижно, хотя не настолько, ведь Ичиро занимал пост капитана 10-го отряда. Акаги нашел себе невесту из своего отряда, и они благополучно поженились. У них родился сын, которому мы немедленно присвоили имя Шиба. В тот момент мне уже было все равно, лишь бы вернуть дар в клан. Я была слишком стара, болезнь постепенно одолевала. В тот момент наш клан разделился на две ветви: главную представляли внуки Ичиро, побочную – Иссин Шиба. В нем дар никак не проявился, но я знала, что он носит его в своей крови. Я тогда уже отправилась кормить червей, но я наблюдала отсюда за своими. Твой отец после смерти Ичиро заступил на пост капитана 10-го отряда, потому что это место было закреплено за нашим кланом, а потом повторил судьбу своей бабушки Микки, хоть он никогда ее и не знал.       — Между долгом и любовью он выбрал последнее, — сказала Карин. — Не побоялся бросить все ради любимой женщины. Смогла бы я так поступить?       Она задумалась.       — Мы с тобой похожи, дитя. Не только внешне. Я смотрю на тебя и будто смотрюсь в отражение воды: тот же строгий взгляд, волевой подбородок, упрямо сдвинутые брови, тонкие, вечно недовольные губы. Тебе не хватает жизненной мудрости, ты еще слишком молода и делаешь много ошибок. Но ты потихоньку учишься.       — Скажите, что это за наследие клана, который вы так отчаянно хотели вернуть? — спросила Карин.       Поколебавшись немного, будто решая, говорить или нет, Минори все-таки начала:       — Слышала легенду о зарождении клана Шиба?       — Нет.       — Тогда слушай.       Ичиго сидел в служебной комнате бараков 6-го отряда, наблюдая, как Рэнджи Абараи утюжит свое косодэ. Сегодня утром рядовые наконец-то принесли чистое белье из прачки, и синигами смогли надеть чистую форму, наслаждаясь приятным запахом чистой одежды. Помимо своей формы, Рэнджи нужно было выгладить форму и капитанское хаори своего капитана, поскольку у капитанов сейчас дел невпроворот. А капитан Кучики уже несколько дней ходил в мрачном расположении духа, поздно возвращаясь в свое поместье и сразу же закрываясь в своих покоях. Рэнджи несколько раз пытался расспросить капитана, но тот его попросту игнорировал и отправлял заниматься своими обязанностями.       — Да уж, не думал, что большую часть времени в Готей-13 я буду заниматься бумагами, контролем душ в Руконе и церемониями. — признался Ичиго.       — Таково предназначение синигами, — хмыкнул Рэнджи, — А ты думал, что каждый день будешь мечом махать?       Ичиго вздохнул.       — Наверное, я все еще не отвык от вечно шумного и куда-то спешащего Мира Живых.       — Кстати, как продвигаются поиски твоей сестры? — поинтересовался Рэнджи, аккуратно складывая косодэ и доставая из мешка капитанское хаори.       Нахмурившись, Ичиго погладил правое колено.       — Я недавно был у Киске, чтобы еще раз узнать о деталях исчезновения Карин. Ничего нового.       — А со второй виделся? Как ее там?       — Юзу. Нет, не виделся. Я не смог посмотреть ей в глаза. Я ужасно перед ней виноват. У меня слишком высокая духовная энергия, которая бы все время привлекала Пустых или еще кого похуже, поэтому для их же защиты мне пришлось уйти в Готей-13. Но я все равно не смог их защитить.       Рэнджи вздохнул.       — Не вини себя. Ты бы ничего не смог сделать, любой выбор ведет к определенным последствиям, которые нам нужно лишь принимать. Возможно, из двух зол ты выбрал меньшее.       — Меньшее?! Это ты называешь меньшим? — взбесился Ичиго. — Если бы я жил с ними, я бы смог защитить их от любой опасности!       — Но ты бы не смог спасти каждого в Каракуре. Твоя духовная сила привлекала бы в город все больше и больше Пустых.       Ичиго сжал кулаки, зубы заскрипели от злости.       — Я чувствую себя ужасно, что не могу ничего сделать.       В поместье Кучики было тихо. Бьякуя Кучики недавно вернулся в свои покои, тут же захлопнув за собой седзи. Слуги засуетились в приготовлении обеда, они поставили поднос под седзи его комнаты, но Бьякуя так и не притронулся к еде.       «Он даже не выглянул, — подумала проходящая мимо Рукия.»       Ее брат уже несколько дней ходил совершенно не в духе, началось это после вечернего собрания капитанов после похорон Киришики. Осторожно подойдя к седзи, она прислушалась. В покоях капитана стояла мертвая тишина. Рукия беспокоилась за брата. Пусть они и неродные, они живут под одной крышей, носят одну фамилию и называют друг друга братом и сестрой. Она должна узнать, что случилось.       Постучавшись, Рукия решила подождать разрешения войти. Не услышав в ответ никаких звуков, она осторожно приоткрыла седзи. В комнате она увидела Бьякую, сидящего на коленях перед портретом своей покойной жены. Рукия смутилась, застав брата в такой ситуации, она уже собралась извиниться, как Бьякуя заговорил.       — Заходи.       Неуверенно зайдя, Рукия села у самой стены, боясь помешать брату еще больше.       — Ты что-то хотела? — спросил Бьякуя, не поворачиваясь к ней.       — Да... то есть нет! То есть... — замешкалась Рукия, но быстро взяла себя в руки. — Брат, ты в последнее время сам не свой. Что случилось, поделись. Мы ведь одна семья.       Брови Бьякуи дрогнули. Он долго молчал, рассматривая портрет Хисаны прежде, чем начать говорить.       — Благородная семья Киришики перестала финансировать Готей-13. Главнокомандующий сообщил мне после собрания.       Рукия ужаснулась.       — Это же просто... но кто будет нас обеспечивать?       — Клану Кучики придется временно взять на себя все расходы, чтобы поддерживать Готей-13 на плаву. У нас нет столько средств, но без нашей помощи Общество Душ и Мир Живых лишатся своей защиты.       Рукия охнула, она не знала, как реагировать на подобные вести. «Мы ведь только встали на ноги, — с ужасом подумала она.»       — А другие семьи? — вспомнила Рукия. — Разве их не заботит собственная защита?       — Мне еще только предстоит выйти с ними на переговоры о поддержке, и я надеюсь, что хотя бы часть согласится.       Рукия не ответила.       — Мне только не нравится, что главнокомандующий повесил эту задачу на меня, — признался Бьякуя.       Упав грудью на стол, Матсумото Рангику безуспешно пыталась отдохнуть за те выдавшиеся полчаса отдыха. С таким ответственным капитаном, как Тоширо Хитсугая, работать приходилось не покладая рук. Рядом уселся Хисаги, отстраненно смотря в пустоту. Через несколько минут к ним подсели Момо и Кира, ставя свои подносы с едой.       — Кира, ты уже вернулся из Руконгая? — спросил Хисаги.       — Да, — удрученно ответил Инузура. — Знали бы вы, что там творится.       Все подняли на него удивленные взгляды.       — В четвертом районе восточного Руконгая вспыхнул мятеж. Там проживают несколько семей, служащих клану Киришики. Они сильно недовольны и разгневаны смертью Юкио Киришики. Нам еле удалось их подавить, несколько деревень сожжено, много жертв.       — Какой ужас! — охнула Хинамори, прикрывая ладонью рот.       — Нам сейчас не хватало только угрозы с тыла, — прокомментировал Хисаги. — Если сейчас не успокоить народ, может начаться гражданская война.       — Вряд ли зайдет так далеко. Однако недолго мы жили в мире, — вздохнула Рангику. — Когда-нибудь это все закончится?       — Кстати, как вы думаете, эта девочка действительно совершила измену против Сейрейтея? — спросил Кира.       — Я не знаю! — воскликнула Рангику. — Но лично я не верю, что Рена-тян была на такое способна. Она не была похожа на злодейку, наоборот всегда выглядела какой-то потерянной. Мне вообще кажется, что дело тут не в измене, в чем-то другом, более глубоком. И об этом нам знать не дано. Даже капитаны ничего не знают.       Момо потерла ткань формы, там, где находилось письмо. Лист бумаги неприятно елозил по коже.       Аппетит у Матсумото совсем пропал. Капитан еще отлучился по каким-то делам. Зевнув, она встала и направилась к выходу из столовой. Пока капитана нет, возможно, у нее будет пара-тройка часиков подремать на диване в кабинете. В конце-концов, она сутки не спала, оформляя все документы, чтобы получить разрешение на ношение духовных мечей в Руконгае и Мире Живых. Главнокомандующий отдал приказ всем отрядам в кратчайшие сроки сделать это на всякий случай. Это было очень хитро, ведь если наступит чрезвычайное положение, то с этими бумажками Совет-46 будет потом задавать меньше вопросов. Разрешение оформили, все шло по правилам.       Кажется, Кьераку к чему-то готовился. Он еще сам не знал, что ожидать, однако подготовку к этому начал заранее.       «Хорошо бы, если нам ничего из этого не пригодится, — подумала Рангику, выходя на улицу и направляясь в сторону своих бараков.» Поспать ей, к сожалению, не удалось. Только она прилегла на диван и закрыла глаза, как в кабинет ворвался ее капитан.       — Матсумото, ты закончила то, о чем я тебя просил?       — Почти, — ответила Рангику, осматривая высокую стопку заполненных бумаг. — Осталось только отнести в бараки 1-го отряда.       Тоширо сел за свой стол и поднял на нее глаза. Рангику широко зевнула, прикрывая ладонью рот и устало посмотрела на документы.       — Попроси офицеров этим заняться, а сама отдохни. У нас сегодня есть немного свободного времени, — сжалился он.       Матсумото не поверила своим ушам. Она радостно потянулась, уже собираясь отправиться к офицерский блок, как краем глаза заметила, что Тоширо достал из-за пазухи бумажный сверток и положил на стол.       — Что это, капитан? — поинтересовалась она.       Развернув бумагу, Тоширо обнажил персиковую ткань косодэ.       — Ты когда-нибудь видела нечто подобное?       — Боги, какая красота! — воскликнула Рангику, подходя к столу. — Это подарок для кого-то?       — Нет. Я ищу женщину, которая носила это кимоно.       — В тех мастерских, в которых я бывала, такое сделать не смогут, капитан. Лучше спросите у капитана Кучики, он точно должен знать. Он ведь из благородной семьи.       Матсумото еще постояла немного, любуясь красотой косодэ, а затем вышла из кабинета. У нее было прекрасное настроение, ведь теперь она могла поспать с чистой совестью.       — Посмотри на герб нашего клана, — Минори отодвинула ворот кимоно, обнажая белое тело.       Под выпирающей ключицей была выбита татуировка в виде отображенной буквы «S». Она закручивалась в спираль и была похожа на всполох черного адского огня или на ленту, унесенную сильным ветром.       — Это смывающий небеса водоворот, — пояснила Минори Шиба, — он означает, что в любой момент мы можем сместить королевскую семью и предъявить свои права на трон Короля. В наших жилах течет его кровь, и его абсолютная суть передается в нашем клане из поколения в поколение. Из-за этого к клану Шиба с самого начала было холодное отношение, наше родовое поместье стояло в Руконгае в отличии от остальных благородных семей, а малейшая ошибка вызывала большой резонанс у остальных семей и, особенно, у королевской семьи.       — Клан Шиба лишили статуса благородной семьи и запретили вход в Сейрейтей при первой подвернувшейся возможности. — из тени сада вышел Судзуки Акаги, — Мезальянс Микки и Кеиджи относился к личным делам клана, и поэтому в это никто не мог вмешаться. Но побег капитана 10-го отряда и по совместительству главы побочной ветви клана Шиба – твоего отца Иссина – уже расценили, как предательство и измена. Это была уже прерогатива Совета-46.       Карин заметила, что он снова сменил свой наряд. «Модник какой, — подумала она.» На нем было надето серо-зеленое кимоно с расшитыми рукавами, поверх которого было накинуто хаори цвета спаржи. Свои длинные темно-каштановые волосы он чуть заколол на затылке, а остальное отпустил, и теперь они волнами свисали с плеч. Лицо у Акаги было как всегда благородно, а карие глаза будто светились в темноте. Теперь он выглядел, как молодой мудрец.       — Вернулся, нерадивый! — воскликнула Минори, оборачиваясь и широко улыбаясь мужчине.       Сделав вид, что разозлился, Акаги наигранно возмутился:       — Пожалуйста, не называйте меня так!       — Ловко я тебя обвела вокруг пальца на том повороте!       — Я просто поддался.       — Можешь не рисоваться, здесь все свои.       — Эй! — разозлился Акаги. — Ты вообще молчи, хитрая карга!       — Кого это ты каргой назвал, поросенок! — вскочив со стула, закричала Минори.       В глубине души Карин начинала чувствовать, что некое родство между ней и этими людьми все-таки существует. А она еще поражалась со своего отца. Синдром кретинизма головного мозга передавался в его клане из поколения в поколение.       — Ладно, закончили. Карин, — Акаги повернулся к ней, — я рад, что ты наконец нашла меня. Пришло время услышать мою историю.       Бьякуя Кучики вышел из своих покоев, направляясь в гостевую комнату. Несколько минут назад прислуга сообщила ему, что капитан 10-го отряда Хитсугая Тоширо прибыл в поместье и хочет с ним поговорить. Признаться, Бьякуя не догадывался о цели визита Хитсугаи, потому как у них было мало общего, они почти не общались. Войдя в гостевую, он застал капитана, сидящего на коленях и рассматривающего гравюры на стене. Рядом с ним лежал бумажный сверток.       — Простите, что отвлекаю вас, капитан Кучики.       — Ничего страшного, я не был занят, — сказал Бьякуя, садясь напротив Хитсугаи.       — У меня ничего срочного и важного, я к вам скорее по личной просьбе, — начал Тоширо, и Бьякуя непроизвольно бросил взгляд на сверток.       — Слушаю вас.       — Мне нужно выяснить владелицу этого косодэ, — передав поклажу, сказал Тоширо. — Судя по виду, оно очень дорогое, поэтому я подумал, что вы можете знать. Вы бываете на дворянских приемах.       Развернув бумагу, Бьякуя достал косодэ. Признаться, он ожидал увидеть просто красивую вещь, которую невежественный простолюдин может принять за дорогую и роскошную. Но расправив ткань, он непроизвольно задержал дыхание, внутри что-то затрепетало от красоты пейзажа на спине, от шелковистости ткани, от мастерски выполненной вышивки и гармоничности палитры. Косодэ поразило его искушенный, опытный взгляд благородного аристократа. Но, к сожалению, он не узнал его.       — Я бы навсегда запомнил, если бы увидел одетую в это кимоно женщину, — признался Бьякуя. — Несколько нарядов подобного качества есть в нашей семье, последней их носила Хитака Кучики лет четыреста назад. В клане Шихоин есть два таких кимоно, и их не доверили надеть даже Йоруичи. В клане Цунаяширо только одно такое кимоно, и его хранят как семейную реликвию, — он на миг замолк, но сразу же продолжил. — Возможно, это кимоно кого-то из королевской семьи. Никто не знает, сколько у принцесс нарядов.       Тоширо оказался в замешательстве. Ему было трудно представить, что его возможная мать могла принадлежать к королевскому роду. Вряд ли она могла вот так вот просто спуститься в Руконгай незамеченной и оставить своего ребёнка у чужого дома. Он не верил этому. Это было как минимум странно. Как максимум невозможно.       Ему оставалось выполнить еще одно дело.       Он помнил, что обещал Мори разузнать о синигами из первого отряда по имени Коичи, поэтому сразу после встречи с капитаном Кучики отправился в архив. Теперь, после разговора с Кьераку и Айзеном, Тоширо чувствовал себя намного свободнее. Он был уверен, что главнокомандующий закроет глаза на эту его выходку.       Войдя в здание архива, которое находилось в бараках 1-го отряда, он сразу же прошел к нужным стойкам.       — Прошу прощения, капитан Хитсугая, — осторожно окликнул его сзади дежурный синигами. — В тот отдел нельзя ходить без разрешения главнокомандующегою       — У меня есть разрешение, — бросил Тоширо. — Сомневаешься? Иди и спроси лично у главнокомандующего.       Он знал, что поступает неправильно по отношению к младшим по статусу, ведь рядовой синигами никак не мог возразить капитану, тем более усомниться в правильности его действий. Не он, Хитсугая Тоширо, а именно этот бедный парень, недавно окончивший академию, будет нести ответственность за утечку секретной информации. Но сейчас была особая ситуация. На кону была жизнь Рены Мори.       С поиском нужного документа пришлось немного повозиться, записей за последние триста-четыреста лет набралось немало, и сложно было найти упоминание об одном единственном офицере по имени Коичи. В какой-то момент Тоширо показалось, что никакого синигами и не существует, и Мори все это точно также приснилось.       Пока он наконец не наткнулся на бумаги о Судзуки Акаги, те самые, которые хранились в секрете. Недолго думая, он открыл документы и начать читать.       — Что это за?.. — вслух спросил он, не веря своим глазам.       Перевернув страницу, он увидел небольшой конверт, подписанный некой Микой Матсубара, шестым офицером пятого отряда. Достав письмо, он быстро пробежался глазами:       Чоуджиро Сасакибе, спешу Вам сообщить, что я провела независимое расследование, поскольку меня так же, как и Вас не устроили результаты предыдущего, проведенного Советом-46 вместе с Айзеном Соуске.       — Опять Айзен! — воскликнул Тоширо.       Я поговорила с друзьями пропавших синигами, все они перед своим исчезновением проводили много времени на руинах недостроенного 14-го отряда (один из них проговорился своему брату), там также по рассказам Айзен Соуске с исследователем из 13-го отряда Рокуро Сугиямой проводили неизвестные эксперименты. Никому неизвестно, какие именно эксперименты это были, но явно незаконные, поскольку это повлекло исчезновение десяти синигами!       Среди пропавших синигами был офицер Коичи Ито, который проходил свидетелем по делу убийства бывшего офицера 1-го отряда Судзуки Акаги, которого за измену Обществу Душ лишили всех духовных сил и изгнали в дальние районы Руконгая. Синигами по совпадению также был из 1-го отряда, знал убитого лично и в момент смерти находился неподалеку.       Господин Сасакибе, пожалуйста, передайте это письмо главнокомандующему. Мне кажется, мы совершаем большую ошибку, оставляя это дело на самотек. Далее прилагаю доказательства...       — Кажется, Айзен начал заниматься экспериментами гораздо раньше, чем все предполагали... — размышлял Тоширо, — теперь понятно, как связаны эти люди. Но причем тут Рена Мори? А Судзуки Акаги, оказывается, был изменником и его изгнали из Сейрейтея. И он являлся Рене Мори во снах?       От всех этих мыслей Тоширо почувствовал накатывающую тревогу. Забрав письмо с доказательствами себе, он вышел из архива и направился обратно в бараки.       Еще было неизвестно, почему письмо с доказательствами о незаконности действий Соуске Айзена не возымели эффекта еще тогда, более сотни лет назад? Они могли вывести его на чистую воду гораздо раньше и не допустить стольких жертв.       Акаги повел Карин дальше, приглашая прогуляться по таинственному ночному саду. Несмотря на его жуткий холодный вид и царящую здесь атмосферу смерти, Карин чувствовала себя на удивление спокойно и даже умиротворенно. Ничто здесь не угрожало ее безопасности, она могла беспрепятственно гулять и не бояться, что кто-то выпрыгнет и нападет. В этом саду тебе не соврут и не предадут. Ушедшие этим не занимаются, это удел проходящих мимо. По лицу Акаги было видно, что он действительно был рад видеть Карин. Сейчас он отдаленно напоминал Тиатрила, рассказывающего о Сомниа Мунди.       — Об анимусах – это научное название духов – я узнал совершенно случайно. Тогда я был еще рядовым и патрулировал деревни. В одной такой деревне на постоялом дворе я услышал историю о некоем чудном мужчине, который сначала представился аптекарем, а потом убил злого демона, поселившегося в доме местных господ. Меня это заинтересовало, я вошел в гигай и поспрашивал местных жителей.       Девушка, работающая на кухне у этих господ, рассказала мне, что этот человек появился из ниоткуда, выглядел странно, словно актер театра кабуки, вел себя еще более необычно. Он с порога объявил, что этот дом проклят и в нем проживает злой демон, приказал запереть все двери, а через три дня, убив его, также испарился. Господин с госпожой наказали всем слугам, которые хоть краем глаза увидели то, что творилось за закрытыми дверьми, молчать и никому ничего не рассказывать. Но шила в мешке не утаить, и слухи быстро расползлись по округе.       — Этот аптекарь был духом, который помогал людям? — сообразила Карин.       — Именно, — кивнул Акаги. — Я решил найти его, используя новейшие по тем временам радары, засекающие всплески духовной энергии. Но, естественно, у меня ничего не вышло, ведь радар не был настроен на частоту анимуса, лишь на синигами, пустых и квинси. Мне пришлось временно забыть об этой истории и вернуться в Общество Душ. Тогда я познал мудрость духов Воды, они считают, что любому событию в этом мире уготован свой час. Если желаешь чего, просто наберись вселенского терпения и жди. Река сама вынесет к нужному берегу.       Карин хмыкнула, вспоминая вечное бездействие Дайры и безразличие храма Снежных дев. Так это, оказывается, целая философия?       — Удача улыбнулась мне только через десять лет, — продолжил Акаги. — За это время я успел дослужиться до должности третьего офицера 1-го отряда и заслужить репутацию честного и благородного синигами, подающего неплохие надежды. В своем отряде я встретил свою будущую жену Наоми, мы поженились, у нас родился сын Иссин.       Меня отправили в северную префектуру, в которой наблюдалась сильная активность Пустых. Я успешно справлялся со своим заданием, после каждого очищения тут же входил в гигай и путешествовал из города в город, оставаясь на постоялых дворах. Мир людей был мне безмерно интересен. Один раз после очередного очищения Пустого, я не сразу вошел в гигай и решил прогуляться по пустым ночным улицам. Я брел бесцельно, не особо следя за дорогой, пока случайно не увидел стоящую посреди дороги лавку. В ней горел свет, был слышен звон посуды и разговоры. Это очень удивило меня, потому что была глубокая ночь, и ни одна лавка в это время не работала.       Я зашел внутрь и увидел всего двух посетителей: странного мужчину, одетого в цветастое кимоно, с длинными ушами и когтями, крашеными в фиолетовый цвет. На его лице был наложен театральный грим. Рядом с мужчиной стоял огромный ящик с множеством отделений, от которой сильно пахло лекарствами. Я сразу же признал в нем того аптекаря. Второй была экстравагантно одетая женщина с длинными волосами и яркими красными глаза. Она тоже была одета для того времени необычно: в волосах я заметил огромную заколку в виде бабочки, а в руках она держала вычурный нескладной веер с колокольчиками. Что удивило меня больше всего, так это обслуживающий их лис в одежде повара.       Они не особо удивились моему появлению. Не были против, когда я присел рядом и заказал себе лапши, даже угостили саке и завели разговор. Я узнал, что они уже очень давно проживают среди людей, помогая им с разными бедами. Один убивает злых духов, которые рождаются из людских бед, другая решает более бытовые проблемы, беря за помощь равноценную плату.       Карин удивилась.       — В Сомниа Мунди я встречала только тех, кто искренне ненавидит синигами.       — Потому что эти анимусы не принимали участие в той войне, а во время запечатывания находились в мире людей. Они успешно скрываются от синигами до сих пор. Я знаю, что все они до сих пор служат Деметрии.       — Деметрии? — переспросила Карин.       Она задумалась. Ведь если подумать, то та старуха, наславшая на нее иллюзию, получается, жила в Мире Живых изначально. И она служит Деметрии. Значит ли это, что именно дух-хранитель Земли завела ее в Сомниа Мунди. Но зачем? Какая ей от этого выгода?       — Я заинтересовался этим далеким загадочным миром, из которого пришли мои новые знакомые. Мне ужасно захотелось туда попасть. Но я не знал, как. Ведь его запечатали. Я обратился за помощью к женщине. В той закусочной и аптекарь, и сама женщина наотрез отказались называть свои имена. Женщина попросила называть ее просто ведьмой.       Запомнив ее духовную силу, я смог отыскать дом, в котором она жила. Я долго упрашивал ее рассказать, как попасть в ее мир. Она взяла с меня плату, я должен был месяц прислуживать, стирать ее одежду, готовить еду и наливать саке. После месяца службы она сообщила мне, что с такой силой, как у меня, я сам могу попасть в Сомниа Мунди. Как же я тогда злился на нее! Ведьма помогла мне развить свой дар, ведь Минори даже словом о нем не обмолвилась. Она слишком боялась, что я могу уйти от нее, узнав всю правду. Я использовал силу, чтобы переместиться, и оказался в небольшом городке. Позже я узнал, что он называется Воющим Лесом из-за населяющих его волков, лис, енотовидных собак и кошек.       «Воющий Лес... — подумала Карин, — что-то знакомое. Родина Раку?»       — И что ты делал в Сомниа Мунди?       — Я несколько лет изучал его, записывал все наблюдения, проводил исследования. Одежда, что дала мне ведьма, успешно скрывала мою духовную силу синигами, поэтому анимусы воспринимали меня дружелюбно. Они оказываются очень добрыми и ранимыми, если их понять. Они редко живут разумом, в основном полагаясь на душевные порывы. Легко влюбляются и тут же женятся, умудряясь пронести свои чувства через всю оставшуюся жизнь. Если им грустно, то они плачут. Если злятся – крушат все вокруг. Как дети. Только они по своему мудры.       Я познакомился с Зефиринусом и Игни первыми, после уже довелось увидеть Дайру и Деметрию. Из бесед с ними я понял, что Сомниа Мунди не хватает перемен. Духи неторопливы, им тяжело даются изменения. Я просто помог их осуществить: немного изменил устройство, распределив обязанности между кланами; упразднил ороговевшее правило ношения масок, за что Дайра лично пригласила меня к себе во дворец, чтобы щедро наградить и поблагодарить; я предложил создать больше школ для детей; изменил жестокие законы на более гуманные. Я ничего особенного не сделал. Но для Сомниа Мунди это был колоссальный шаг вперед. Анимусы, знавшие меня лично, помогали мне с моими исследованиями. Я писал большой труд и хотел отправить его в Общество Душ, хотел показать, что с давними врагами можно помириться, найти компромисс и мирно сосуществовать.       — Тебе это не удалось, — догадалась Карин.       Акаги прикрыл глаза.       — Когда я вернулся в Сейрейтей, меня тут же арестовали за измену. Мой труд изъяли и отправили в Великую духовную книжную галерею, в отдел, доступ в который имеют только главнокомандующий и Совет-46. Меня хотели казнить, но, оценив мои труды и прежде безупречную репутацию, отправили в изгнание, предварительно лишив всех духовных сил. Я долго скитался в дальних районах Руконгая, пытаясь найти утешение.       Спустя пять лет ко мне явился один синигами, он представился Рокуро Сугиямой, сказал, что нашел мой труд и спросил, как можно отправиться в Сомниа Мунди. Я сразу понял его недобрые намерения, поэтому немедленно отказал ему. Он долго упрашивал, и я, разозлившись, бросил ему, что только я мог отправиться в Сомниа Мунди, больше никто не сможет. Я не думал, что этот человек окажется настолько подлым. Из-за деревьев вышел еще один, и они напали на меня. У меня не было духовных сил, и я не смог им противостоять.       Карин с ужасом слушала последнюю часть истории. Готей-13 и Совет-46 казались ей теперь все более несправедливыми и жестокими организациями, которым совсем чужды такие понятия, как гуманность и мир. Ее клан лишили своего статуса и выгнали, изгнали ее, получается, дедушку. Они забрали Ичиго работать на них, несмотря на то, сколько зла причинили его семье. С ней повторяется та же история. Для чего бы Карин им не понадобилась, она не будет плясать под их дудку.       — Я не подчинюсь им, — твердо сказала Карин, глядя Акаги прямо в глаза.       Карие глаза мужчины расширились от удивления, но вскоре он одобрительно улыбнулся.       — Я восхищаюсь твоей смелостью и дерзостью в столь юные годы. В этом весь клан Шиба. Возьми себе эту фамилию и обеспечишь себя мощной защитой семьи. Семейное имя – это не просто слово, которое ты называешь после своего собственного. Это множество предков, стоящих за твоей спиной. Взяв себе клановое имя, ты активируешь древнее заклинание.       — Какое? — недоуменно спросила Карин.       — Могучий пинок клана Шиба! — закричала Минори, показавшись за спиной Акаги.       Она занесла кулак и со всей силы ударила мужчину по голове. Тот громко закричал, и они вновь зашлись в словесной перепалке. Зрелище было таким забавным, что Карин громко рассмеялась. Ей уже нравится ее новая семья.       — Я готова, — сказала она.       Возвращаясь в свои бараки, у ворот Тоширо встретил Хинамори Момо. Она стояла у ворот, неуверенно топчась, будто не решаясь войти. Хитсугае показалось это странным, потому как Момо могла прийти к нему в любое время, не боясь потревожить или помешать. Несмотря на кучу работы, Тоширо отложит все дела, чтобы ее выслушать. Она ведь была ему как сестра. Он был не уверен, правда, старшая или младшая. Их отношения часто варьировались от «послушай, я же тебя старше» до «вытащить бедную девочку из лап врага».       — Что такое, Момо? — спросил Тоширо, легко приземляясь за ее спиной.       Девушка ойкнула, быстро поворачиваясь к нему. Взгляд у нее был, как у провинившегося котенка.       — Широ-тян, я... — начала она, запнувшись, — прости меня, пожалуйста!       — О чем ты? За что? — не понял Тоширо.       Вытащив из-за пазухи сложенный вчетверо листок, она быстро сунула его в грудь Тоширо. Развернув его, он принялся читать, и с каждой строчкой глаза его все расширялись от ужаса. Из письма он понял, что Мори написала его почти неделю назад, а дошло оно до Тоширо только сейчас. Он понял ее послание. Она просила его о помощи, клятвенно признаваясь, что не совершала ничего против Общества Душ и даже не помышляла об этом, а он за эту неделю даже не добился трехминутного посещения. Тоширо пытался, но вяло, вечно сомневаясь. Противоречивые мысли одолевали его. Если бы только он знал, как девушка нуждалась в его поддержке. Если бы...       — Почему ты не передала мне письмо раньше, Хинамори? — разозлился Хитсугая.       — Прости меня, — залепетала Момо, в ее глазах собрались бусинки слез, — ты очень уставал, я лишь хотела, чтобы ты отдох...       — Что же ты наделала, Момо?!       Хинамори заплакала, закрыв лицо ладонями. Тоширо злился. На Момо. На Совет-46. На себя. Больше всего на себя. Он не был из тех, кто в своих ошибках винит чужих людей. Сорвавшись с места, он помчался в сторону бараков 2-го отряда.       У него непроизвольно сжались кулаки, когда он увидел измученную девушку, выводимую солдатами карательного отряда во внутренний двор бараков. Она еле волокла ноги, кажется, вновь сбросила в весе, а ее спутанные черные волосы спускались на лицо, закрывая его и не давая разглядеть. Нарушая все правила, Кьераку Шунсуй позволил им двоим небольшую аудиенцию.       Только лишь вдвоем наедине они, конечно, не остались, пара наблюдающих офицеров остались стоять вдалеке. Но они совсем не мешали. Главнокомандующий также сообщил, что будет лично присутствовать в актовом зале Совета-46, поскольку Мори еще не прошла даже половины обучения, и он имеет право защищать ее в суде. Хотя бы разобраться, что от нее хотят мудрецы и судьи. Кьераку наравне с капитанами не особо понимал происходящее.       Заботливо убрав с лица девушки волосы, Тоширо ужаснулся, встретившись с затравленным взглядом гранитно-серых глаз. Достав из внутреннего кармана платок, он вытер грязь с щеки и подбородка.       — Прости меня... — тихо сказал он, — я только что прочитал письмо.       — Это уже неважно.       Вытащив из-за пазухи аквамариновое кольцо и платок с хризантемой, он протянул их девушке. Она приняла только платок. От кольца отказалась.       — Оставь себе, — сказала она. — В моем сне это кольцо носил ты. Мне кажется, оно должно принадлежать тебе. Возьми его.       Ничего не поняв, Тоширо засунул кольцо обратно. У них было не так много времени, чтобы выяснять такие мелочи.       — Ты знаешь, что будет дальше? — осторожно спросил он.       Она кивнула.       — В зале Совета-46 действует строгий протокол. Не говори, пока они не спросят, отвечай четко на поставленный вопрос, веди себя тихо и прилично, особенно не груби мудрецам. Это может существенно улучшить твое положение. С остальным мы разберемся.       — Мое положение не улучшится, потому что весь этот суд на самом деле фарс, чтобы поймать меня, — зло выплюнула она. — Я нужна им. Они хотят, чтобы я сдалась и сделала то, что они от меня хотят. Но я не сдамся, не позволю себя оклеветать.       — Я нашел то, о чем ты просила, — продолжил Хитсугая. — Того синигами звали Коичи Ито, и кажется, что причастен к смерти Судзуки Акаги, но почему-то это дело замяли. Тебе сейчас нужно выиграть отсрочку, а я со всем разберусь. Мы поднимем старое расследование и докажем твою невиновность.       Он испугался, когда Карин вдруг резко рассмеялась. Смех у нее был злой и отчаянный.       — Тоширо, — наконец сказала она, — Он не только убил Акаги, он убил и многих других, этот синигами причинил страшную боль одной женщине. У меня нет шансов на оправдание перед советом. Разве ты не слышишь себя?       — Из-за Совета-46 я уже потерял однажды своего близкого друга, — казалось, для Тоширо это была последняя попытка, чтобы остановить ее. — Я не хочу, чтобы то же самое случилось и с тобой.       Но Карин лишь покачала головой. Ее было не убедить.       Она вдруг бесстрашно посмотрела на него, и он увидел в темном граните ее глаз отчаянную твердость и уверенность. Хитсугая обреченно выдохнул, подходя ближе, и неосознанно погладил ее по спутанным волосам.       — Тоширо, — позвала она вновь.       — Что?       — Поцелуй меня. Для поднятия духа.       Плевать, подумал Хитсугая, что за ними наблюдают. Он не дал себе начать размышлять, отключая разум, чтобы не передумать. Он ведь тоже хотел этого. Нагнувшись к лицу девушки, Тоширо провел ладонью по щеке и едва уловимо коснулся своими губами ее. Она потянулась к нему, прижимаясь, словно ища поддержки, и ответила на поцелуй. Их губы касались друг друга стыдливо и неуверенно, они оба чувствовали себя ужасно неловко. Но продолжали целовать друг друга. Кто знает, может, это был их первый и последний раз. Сердце у Тоширо сжималось от боли, в какой-то момент он понял, что что-то в его душе сейчас повернулось и окончательно замкнулось.       Отстранившись, девушка обняла его, крепко сцепляя сзади руки. А потом, отпустив и отойдя на шаг, сказала:       — Я иногда бываю очень вспыльчивой, и когда я злюсь, я часто бросаю и ломаю свои вещи. Один раз я так сильно негодовала, что пнула свой футбольный мяч, и он вылетел из сетки и покатился по склону прямо на проезжую часть.       Глаза Тоширо резко расширились, а девушка все продолжала.       — Я побежала за ним, пытаясь поймать. Но он катился все дальше и дальше, пока ты не остановил его своей ногой. Ты сделал это так круто, что прямо там похитил мое детское сердце и навечно сделался кумиром, — она горько улыбнулась, прикрывая глаза. — Я правда не думала, что все вот так обернется.       — Куросаки! — крикнул Тоширо, хватая девушку за плечо, но та ловко высвободилась и пошла в сторону своей стражи, — Подожди, Куросаки, эй! Карин!       — К сожалению, время вышло, капитан Хитсугая, — ответил один из офицеров, надевая на руки девушки блокираторы духовной силы. — Просим нас простить.       Ее увели, оставив Тоширо в глубочайшем потрясении и растерянности. Неужели?.. Черт возьми, они искали ее полгода, а она все время была у них под носом, для чего-то скрываясь под другим именем. Тоширо мгновенно сорвался в сюнпо, направляясь в бараки седьмого отряда. Ему срочно нужно было сообщить эту новость Ичиго Куросаки. Действовать надо было быстро, сейчас счет пошел на минуты.       Приближаясь к резиденции Совета-46, Карин думала о том, что она одна из немногих, кому удастся побывать там внутри. Ее привели к зданию цилиндрической формы, окруженному белоснежным круглым забором. Путь от забора к зданию пролегал через деревянный узкий мост, как бы соединяющий два мира: открытый и светлый Сейрейтей и закрытый и темный Совет-46. Скрытая сторона Общества Душ.       Ее спустили вниз и ввели в подземный актовый зал с двухъярусными трибунами. Только тут ей сняли блокировщики духовной силы с запястий и шеи и оставили одну. Члены отряда тайных операций встали по углам, скрываясь в полумраке зала, готовые в любой момент перерезать ей глотку. Кьераку Шунсуй занял свою позицию чуть в отдалении, ближе к мудрецам. Карин понятия не имела, что он тут делает.       Слегка щурясь от падающего на нее света, Карин предстала перед сорока мудрецами и шестью судьями. Она была так истощена, что ужасно хотела сесть на колени. Но это означало бы, что она сдалась, подчинилась ненавистной системе. Поэтому она продолжала стоять, не обращая внимания на дрожь в уставших коленях.       — Это ваш духовный меч? — спросил один из мудрецов.       В зал внесли меч, более длинный и изогнутый, чем типичная для синигами катана. Рукоять его была плотно обмотана шелковой лентой песочного цвета, золотая цуба представляла собой раскрытый латунный цветок, из которого вырастал острый темный клинок. К деревянным оранжевым ножнам крепилась цветная перевязь Аси, которая добавляла мечу непосредственный вид. Благодаря ей, Карин носила меч, подвешивая за пояс лезвием вниз, а не засовывала за матерчатый оби, как делали другие синигами.       — Да.       Карин тяжело взглянула на свой недавно сформировавшийся меч. Даже тут она отличалась от остальных. Ее меч выглядел слишком дорого и парадно по сравнению с остальными, поэтому она предпочитала его не использовать и лишний на публике раз не показывать. Ее меч приобрел свою истинную форму через несколько часов после ее первого погружения в свой внутренний мир, хотя ни его духа, ни тем более его имени Карин узнать не удалось. Она все списывала на свою необычную силу, поэтому даже не удивлялась.       — Как зовут ваш занпакто? — спросил тот же мудрец.       — У него нет имени. — честно ответила Карин.       — Так быть не может. Назовите имя.       Пожав плечами, Карин не ответила.       — Ваше имя Рена Мори? — спросил другой мудрец.       — Нет.       Она внимательно посмотрела на реакцию Совета-46. Ни одного из мудрецов это, кажется, не удивило, зато брови Кьераку стремительно поползли вверх. Вероятно, в его голове уже был заранее заготовленный план действий, однако сейчас события начали разворачиваться вразрез с его соображениями.       — Тогда назовите свое имя.       — Карин Шиба.       Карин проговорила это так четко и ясно, так твердо и решительно, что Кьераку показалось, будто за ее спиной выстроился весь клан Шиба. Они сейчас стоят все, настроенные против общего врага, готовые в любой момент броситься в бой. Вся мощь клана выражается в одном взгляде гранитно-серых глазах молодой девушки. Поистине великая благородная семья, неважно, изгнанная или нет. У Карин сильно зажгло спину, совсем как в тот раз, когда она впервые приняла новое семейное имя.       Мудрецы переглянулись между собой. Шесть судей наклонились в ее сторону, стараясь разглядеть что-то в совсем еще юной по меркам бессмертных девушке.       — Карин Шиба, вы обвиняетесь в измене Сейрейтею. — пробасил судья, сидящий справа.       — Я никогда не была ему верна, — гордо ответила Карин, хотя протокол обязывал ее молчать. Ей не задавали вопрос, поэтому говорить она не имела права. Дерзко взглянув в сторону судьи, Карин продолжила, — синигами приносят клятву после выпуска из академии, а я ее ещё не закончила.       — Тебе не давали слова, мелкая девчонка! Не смей нарушать протокол! — разозлился судья. — За проявленное неуважение по отношению к Совету-46 тебе полагается дополнительное отягощающее обвинение.       Но Карин и не пыталась останавливаться.       — Я обвиняю вас в смерти Киришики, допущенной по вашей халатности, в изгнании Судзуки Акаги и лишении его всех духовных сил, обвиняю в лишении семьи Шиба ее благородного статуса, а также в том, что сейчас вы хотите избавиться от меня под выдуманным предлогом. Или же вы хотите украсть мою необычную силу?       Мудрецы пришли в ярость. Кьераку не знал, куда себя деть, стоя с открытым ртом. Он пришел сюда защищать бедную беззащитную девочку, а сейчас сам подумывал унести ноги. Такого обвиняемого в зале суда он не видел еще никогда. Девчонка совсем не знала страха!       — Господа! — начал он, пытаясь разрешить ситуацию и как-то сгладить разгорающийся конфликт. — Господа, давайте все успокоимся и попробуем разобраться в нашей ситуации детально и с холодной головой!       Его слова потонули в шуме общего недовольства мудрецов. Их гнев было уже не унять, а девчонка была настроена не менее грозно.       — Что ты себе позволяешь? За свое дерзкое поведение тебе полагается нижний ярус тюрьмы!       Карин взглянула на них исподлобья. Выражение ее лица стало жутким.       — Я вас уничтожу. Вы боитесь меня, потому что знаете это. Знаете, что кровь Короля Душ течет в жилах каждого из клана Шиба. Я могу распоряжаться Его волей.       Все мудрецы и судья в миг умолкли, старательно пытаясь переварить услышанное. Они переглядывались, ища молчаливой поддержки у своих соседей. Они все знали историю клана Шиба, и как предыдущему совету удалось предотвратить угрозу. История повторяется, и они должны срезать опасность на корню. Карин застыла на месте, медленно и глубоко погружаясь в затягивающую черную ненависть. Ее душу охватывала злоба, она вскипала в голове и раскаленным железом растекалась по жилам. Ярость обуревала ее.       — Казнить. — услышала она. — Казнить на месте. Прямо сейчас сделайте это! Мудрецы выкрикивали одно слово со всех сторон. Их ругань и негодование слились в один беспорядочный и раздражающий шум. Его хотелось немедленно прервать. Желательно одним щелчком пальцев. Из темных углов показались члены отряда тайных операций, они стремительно вытаскивали свои мечи. Карин не удержалась и щелкнула.       Сильный грохот и пронзительный звон раздались на поверхности. Мощная ударная волна прошлась по актовому залу, отбрасывая всех в стороны.