Школа Моральных Уродов

Они вернулись в школу и направились прямо в библиотеку. Там, по словам Тилля, работает помощником библиотекаря один человек, у которого есть доступ к контактным данным бывших учеников — вдруг один из Рихардов, одинадцать лет или двадцать два года назад учившихся в этой школе, не сменил адрес или номер телефона? Надежда была призрачной, но всё-таки существовала. Рихард не был уверен, что им прямо вот так просто дадут адрес какого-то парня, который был в одиннадцатом классе много лет назад, но Тилля было не переубедить. Библиотека всё ещё была открыта, за столами сидели две девочки и читали. Тилль молча подтолкнул Рихарда к стойке, оставаясь в тени за шкафами — он был уверен, что если его кто-то увидит, с ними разговаривать не станут. Рихард сердито взглянул на него, но всё-таки повернулся к парню едва старше его самого, который сидел за стойкой и внимательно штудировал какую-то брошюру, не поднимая глаз.  — Простите…  — А? Да? — тот вскинул голову, тут же закрывая и откладывая брошюру в сторону.  — Не могли бы вы мне помочь? — попросил Рихард, понижая голос, насколько это было возможно. — Я… Я знаю, что здесь хранятся м-м-м… Я должен узнать, учился ли в этой школе один человек.  — Зачем тебе это? — помощник библиотекаря сощурился, очень напоминая своим видом маленькую выдру. — Эта информация личная, она не распространяется. Лучше иди. — …Да? Но я только взглянуть. Пожалуйста.  — Ты не понял? — тот поднялся со стула. — Нельзя! Уходи!  — Э… Ладно. Спасибо. Рихард тихо вышел из библиотеки и огорченно взглянул на помрачневшего Тилля. Тот развел руками:  — Не судьба… Разве что если эти Рихарды были важными шишками и про них упоминали в газетах — можно было бы порыться в старой прессе. Но это не точно.  — Может, да… — Рихард почесал нос, соображая. — А может, и нет. Погоди ещё минутку. Он вернулся к стойке. Помощник библиотекаря сразу неприветливо поднял на него глаза:  — Чего тебе ещё?  — А есть у вас выпуски местных газет за предыдущие годы? — с некоторым воодушевлением поинтересовался тот.  — Есть. — парень опять сощурился, с претензией разглядывая надоедливого посетителя. — За какие тебе годы? Или о чём статьи? Действительно… Ведь их может быть очень много. Они с Тиллем ведь, кроме того, что не знают, за какие годы им следует искать выпуски, так ещё и не понимают точно, что им конкретно нужно найти.  — За девяносто… Ладно, не надо, наверное. — наконец сказал он, сразу отворачиваясь и быстрым шагом удаляясь от удивленного мужчины.  — Мне кажется, нужно поговорить с нашими одноклассниками. — сказал Тилль, даже не спросив, получилось ли. — Эмили, разумеется, не в счёт, да и любой из администрации класса — тоже.  — Шнайдер. — сразу сказал Рихард. — Ему я доверяю. Я могу с ним поговорить.  — Следует показать ему кассеты. — Тилль склонил голову набок, оглядываясь. — Насколько ты ему доверяешь? Он не… не сдаст нас Эмили Шварц?  — Неа. Я уверен в нём. Но это уже завтра, да?  — Да. Наверное, пора уже домой. *** 1991-й год. Запись номер 2 Запись номер два. Должен сказать сразу, что класс, в который я попал, кажется мне очень странным. В прошлой своей записи я, вроде, не упомянул, что тут буквально все узнают меня. Я в этой школе всего четыре месяца, но они как будто знают меня всю жизнь. И не один человек, не два, а именно все. В сентябре это было ещё не так сильно заметно, всё-таки период знакомства, но сейчас… Откуда они знают обо мне такие подробности? Когда я спрашиваю, как они узнают, какие фильмы я любил в детстве и что мне нравится есть, они удивляются и отвечают, что знали это всегда. Ну, типа, в этом нет ничего странного. Кхм… Как по мне, это очень странно. Не знаю. Всё равно я для них уже «невписавшийся». Ха… Добавлю, что… в общем, я немного не был честен с вами. Уф… Я говорил, что я «невписавшийся», но… В общем… Хм. Нет, я не могу это сказать. Если эта кассета попадёт в руки старосты класса или ещё кого, меня вычислят. Точно вычислят. Потому что такое явление очень редкое, не думаю, что оно было раньше. Наверное, я ненормальный. Впрочем, я же приезжий. Наверное, феномен действует лишь на местных. В смысле… Хотя… не знаю. Не важно. Короче так, я выяснил: жить в школе «невписавшимся» достаточно несложно, если не лезть на рожон. Многие школьники и учителя лояльно относятся к таким, как мы — не обращают внимание и всё такое. От тебя требуется — не приставать к ним, не пытаться подружиться, не отвечать на оскорбления и так далее. Тебя для них не существует, и они для тебя тоже, понял? Иначе будет плохо. Рихард остановил воспроизведение и вопросительно взглянул на Шнайдера. Со времени их разговора с Тиллем прошли почти полторы недели, и только сегодня наконец ничего не понимающий Шнай согласился остаться с Рихардом после уроков и зайти в кабинет музыки. Тилля с ними не было — парни понимали, что если Кристоф его увидит, он вовсе не станет с ними разговаривать. Шнайдер покачал головой, словно выходя из транса:  — Я так и не понимаю, почему ты меня позвал? Ты всё-таки «не вписался»? Или что? Кто эти два парня на плёнках?  — Нет. — терпеливо ответил Рихард. — Я до сих пор не могу воспринять ситуацию в школе серьёзно, потому что я не вижу особой разницы между, например, тобой и Тиллем. Кассеты немного подтверждают, что феномен существует, но это не точно. А Тилль… Долгая история. В общем, это он посоветовал мне посвятить и тебя.  — Тилль? Ты что, разговариваешь с ним? Рихард, ты не понимаешь, во что ввязался, если Эмили узнает… — запричитал Шнайдер.  — Понимаешь, я хочу разобраться с этим. — перебил его Рихард. — Скажи, ты слышал в городе эти имена — Рихард Бернштейн, или Рихард Цвен? Не припоминаешь? Судя по всему, им должно быть по… соответственно, тридцать девять и двадцать восемь лет.  — Я с людьми такого возраста в нашем городе не особо знаком… И да, тот, Бернштейн, сказал ещё, слышал? — что его могут вычислить, если он что-то скажет. Учитывая, что в первой записи он упоминал своё имя, оно, выходит, фальшивое. Иначе чего ему так трястись? — рассудительно заметил Шнай. — Так что не думаю, что мы найдём про них хоть что-нибудь.  — Да, точно… Рихард замолчал, разглядывая проигрыватель.  — Давай дальше слушать? — предложил Шнайдер и нажал кнопку. Вся эта ситуация такая непонятная. Если я — первый среди всех, за столько лет существования школы, кто… Ну… Вы поняли. Хотя, наверное, нет… Ладно, я обещал не говорить. Продолжу. Если ты дожил до одиннадцатого класса… или вообще до любого, то ты — герой. Непросто жить в полном отчуждении,, а то и с постоянными издевками. Слушай, кто бы ты ни был, не вздумай покончить с собой. Можешь попросить родителей уехать, что угодно, только не ввязывайся в неприятности и не лезь сразу в петлю. Серьёзно, после школы всё пройдёт. Одиннадцать лет — и ты опять нормальный. Ну, в смысле, ты и так нормальный… В смысле… Ох, ладно. Я тут, кстати, наткнулся на интересную вещь. Нашёл тетрадку, вроде старый дневник, какого-то парня. Последняя дата — двадцать первое декабря 1980-го года, одиннадцать лет назад, ему тогда, как и мне, было семнадцать. Он, оказывается, тоже был «невписавшимся». Планирую найти его, если он ещё в городе. В записях мало что разобрал, такие каракули. Прилагаю дневник к кассетам, может, вам больше повезёт. (молчание, ясно, что он собрался выключить запись, но вдруг остановился) Я разобрал, правда, пару строк из последнего дня, записанного в этой тетрадке. Там сказано что-то вроде «„невписавшиеся“ оказываются виноваты каждые одиннадцать лет»,, а дальше куча психоделических смайликов. Парень явно свихнулся на нервной почве. Жаль, я не знаю его имени, только псевдоним — он играл в группе вне школы и на обложке указал свой псевдоним — Рихард-Рихард. Именно так, два раза. Прикольно будет встретить своего тезку. Но что значит эта строчка про десять лет и что «невписавшиеся» виноваты? Он типа и себя винит, получается? Ладно, следующую запись сделаю через пару недель, когда найду хоть что-нибудь про этого парня. Кхм… В общем, всё.  — Опять Рихард! — удивленно воскликнул Шнай, когда запись закончилась. — Что за чёрт? Как будто это самое модное имя тысячелетия!  — Да уж, странно… — протянул Рихард, — надо будет Тиллю рассказать. Пойдешь со мной? — …Э-э. Слушай, — Шнай вдруг замялся, — я же не наезжаю на него, просто… Я правда не могу с ним говорить, ну… Давай ты?..  — Я понял. — махнул рукой тот, доставая кассету, и зачем-то добавил: — Забей. Вместе они вышли из школы, когда уже почти темнело. Двор был пуст, только ветер гонял по нему листья.  — Послушаем завтра третью кассету? — Кристоф пнул сухой лист, кроша его ботинком. — Интересно, нашёл ли он того парня.  — Ага. Может, и Тилль с собой возьмём? Он всё-таки слушал эти записи много раз, вдруг слышал что-то, что не уловили мы.  — Да?.. Ну ладно. И правда, откуда столько Рихардов? Явно каждые минимум одиннадцать лет какой-нибудь семнадцатилетний Рихард-«невписавшийся» вдруг берётся записывать всё, что с ним происходит — на кассету или в тетрадь…  — Эй, а что за тетрадь?  — Тетрадь?.. Дневник того, из 1980-го? — вспомнил Шнайдер.  — Ну да, я не видел на той полке, где лежали кассеты, никакой тетради.  — Может, Тилль взял?  — Так ведь и Цвен из 2002-го не упоминал её… Смотри-ка, а вдруг она пропала?  — Думаешь?..  — Ну, как и четвёртая кассета за 1991-й год.  — Блин, а ведь плохо. — понял наконец Шнайдер. — Ну ладно, спросишь ещё у Тилля.  — Ага. Что происходит в этой школе? Неужели… Неужели, раз на то пошло, и Рихард, настоящий, нынешний Рихард, из 2013-го года, станет к декабрю «невписавшимся»?..