Школа Моральных Уродов

В школе ещё были люди, достаточно учеников и учителей, так что на них особого внимания не обращали. Тилль спокойно забрал из их кабинета две потрепанные старые кассеты, с наклейками на них соответственно годам записи, и повёл Рихарда в класс музыки.  — Откуда у тебя ключ? — спросил Рихард с удивлением, наблюдая, как его новый знакомый отпирает кабинет. Тилль не ответил. По очереди они прослушали на не менее потрепанном кассетном проигрывателе обе записи — за 1991-й и за 2002-й года. Тилль явно слышал эти записи не впервые, а Рихард снова не мог поверить в услышанное. Он пару раз перемотал плёнку, прослушивая некоторые моменты по нескольку раз.  — Это две первые, да? Парень сказал, что кассет за 1991-й год четыре…  — У меня есть все четыре, они передаются из одного 11-го Б в другой каждый год. Но проблема в том, что они отмечены как первая, вторая, третья и пятая. Потому, без четвёртой, я не могу понять, что говорится в последней.  — Куда же делась четвёртая?  — Как видишь, одинадцать лет назад её тоже не было. Где-то пропала.  — А про что пятая?  — Там просто панический шепот. Половину не разобрать. Что-то про убийство, про «невписавшихся». Я не вдавался в подробности — без четвёртой это бессмысленно. Видишь, и мальчик из 2002-го тоже не понял. Забавно, что они тёзки. Может, ты тоже в декабре возьмешь запишешь свою кассету? Как раз одиннадцать лет прошло. Традиция. — насмешливо кривил рот Тилль.  — Так, стоп, ещё раз, — Рихард вставил в проигрыватель первую кассету, закрыл крышку, нажал кнопку и начал перематывать, — он сказал «Школа Моральных Уродов»?  — Так повелось. С самого начала, когда никто ничего не понимал, «невписавшиеся» обозвали школу и её учащихся моральными уродами, решив, что это их вина. «Невписавшиеся» клеймят себя общением с другими «невписавшимися», вот, как-то так. Рихард остановил воспроизведение и вопросительно взглянул на Тилля:  — А это что значит?  — Не знаю, что было двадцать один год назад, но сейчас «невписавшиеся» не способны общаться с другими «невписавшимися». Это не зависит ни от класса, ни от возраста, вообще ни от чего. Либо что-то изменилось, либо этот Рихард Бернштейн напутал. — у Тилля на всё был готов ответ.  — А что насчёт второго парня? — Рихард сменил кассету. — Слышал? Он сказал, что… вот, слушай! Мне кажется, такие, как я, хоть и редкость, но не исключение. Потому что… Потому что, кажется, тот парень, из 1991-го года, сам стал «невписавшимся» не сразу.  — Рихард, я не специалист. Я вообще впервые сталкиваюсь с тем, чтобы человек не мог отличать друг от друга «вписавшихся» и «невписавшихся». Пока ты со мной сегодня не заговорил, я думал, что записи на этих кассетах — обычные байки или страшилки.  — Нет, ну, понимаешь, если это так, то, выходит, я минимум третий такой! — обеспокоенно воскликнул Рихард.  — Какой — такой? Тот перемотал запись немного назад. Однако факт остаётся фактом до сих пор: я почему-то могу спокойно общаться и с «вписавшимися», и с «невписавшимися».  — Это как я, да? — Рихард взволнованно указал на проигрыватель. — А потом его назвали аномальным «невписавшимся» и изгнали! Так значит, я тоже…  — Успокойся. Я не буду продолжать общение, — хладнокровно ответил Тилль, — Мне не нужны ничьи жертвы. — …  — Я объсню тебе ситуацию и уйду в тень. Не беспокойся из-за этого. Тилль отвернулся к окну, бесстрастно глядя наружу. Рихард растерянно смотрел ему в спину, сжав пальцами кассету с записью 2002-го года:  — Но… Погоди. Но я хочу дружить! Почему ты…  — Ты не понимаешь, во что ввязываешься. — не оборачиваясь, произнёс Тилль. — Общение — важная часть жизни, не спеши от неё отрекаться. Ты «вписался», радуйся этому. А мне осталось меньше года здесь. И тебе тоже.  — Но ведь… Никто не узнает. Понимаешь… — Рихард запинался, не понимая, почему Тилль так легко отрекается от него. — Если ты уже десять лет ни с кем в школе не общаешься, а тут появился я, и…  — Я не могу позволить человеку рисковать, — отрубил Тилль, оборачиваясь и глядя на него холодными светлыми глазами. — Я не знаю, кто ты такой, но я уверен, что здесь что-то не так. Поэтому лучше тебе держаться от меня подальше, пока это не пронюхала Эмили. Рихард хмуро молчал, разглядывая пол. Воодушевление, с которым он пришёл сюда, надеясь разгадать все тайны, испарилось. — …Ладно, — сказал он наконец покладисто, — а можно прослушать остальные кассеты?  — Можно, но лучше в другой раз. Школу закрывают. — …А-а, ага. Тилль… Можно ещё вопрос?  — Сколько угодно. Но сначала выйдем из школы. Тилль вернул кассеты на место и запер кабинет. Вдвоём они вышли во двор, неспеша шагая и снова глядя в разные стороны. Вокруг было пусто: все разошлись по домам, лишь несколько ребят сидели на скамейках у стадиона, но с такого расстояния лиц было не разглядеть. Тилль повёл его через ворота сразу куда-то налево, вниз по улице, вдоль реки, даже не спрашивая, в какую сторону нужно идти Рихарду. Здесь, среди обычных неторопливых прохожих, было немного необычно видеть Тилля как такого же, обычного человека. Рихард с некоторым испугом понял, что ему привычней видеть, как от его нового знакомого шарахаются и как его избегают, а порой даже осыпают проклятиями. Загадочный феномен не распространялся на людей, которые не имеют прямого отношения к школе Вайслихт, и всё-таки даже Тилль явно чувствовал себя не в своей тарелке. Парни остановились у пустовавшей детской площадки, в квартале от школы. Тилль равнодушно бросил сумку на скамейку, подошёл к двум параллельным трубам для лазания, ухватился за ту, что повыше, и необычайно легко для своих габаритов перемахнул через неё, упираясь ногами в нижнюю трубу. Рихард остановился рядом с ним, наблюдая, как парень откидывается назад, глядя в небо и редко моргая.  — Так у тебя есть вопросы? Его голос застал Рихарда немного врасплох. Он опять заерзал, что-то растерянно мыча себе под нос.  — Э-э, в общем… Ну… Ты, может, знаешь лично кого-то из этих двух Рихардов? Судя по прошедшему времени со дня записи кассет, они ещё должны быть живы. Тилль медленно покачал головой и сел, выпрямляясь, глядя в одну точку.  — Тогда, может, кто-то из класса знает? Опять молчаливое покачивание головой.  — А вы пробовали их искать?  — Зачем? — наконец спросил Тилль.  — Их можно было расспросить.  — И что бы нам это дало? Первый Рихард, из 91-го, вряд ли был такой же, как ты, он же сам давал советы и говорил, что быть «невписавшимся» — гиблое дело. Второй, видимо, мог общаться со всеми, и подозревал те же способности у своего предшественника, но и это не несёт никакой информации. Да, ты какой-то странный, ну и что? Всё равно никто не будет разбираться, и Эмили заявит, что ты «не вписался».  — Ясно. Ещё вопрос… Как-то странно, что эти двое Рихардов, и я ещё, и… Мы все трое приезжие, да? И… все трое способны общаться и с теми, и с теми. И одиннадцать лет прошло… — …  — Тебе не кажется это подозрительным? И ребята в классе говорили, что я им знаком… Слушай, ведь если они слушали это кассеты, то они могут понять, что я — не аномальный? Что так бывало и раньше?  — И что? — равнодушно спросил Тилль. — Никто не слушал эти кассеты, Рихард. Я их нашёл, а рассказать никому не могу. — …Что?  — Они лежали в шкафчике. Наверное, их туда спрятали эти два Рихарда, или предыдущие «невписавшиеся», которые тоже слушали эти записи.  — А показать? Ты мог их просто оставить на учительском столе…  — Нет. Я мало того что не могу никому это показать, так это ещё и бессмысленно: никто не поверит парню, который учился здесь двадцать два года назад. Тем более если он «невписавшийся». И потом, как знать, может, например, «невписавшиеся» могут слушать это аудио, а на «вписавшихся» оно действует точно так же, как и разговор с любым из нас.  — А-а-а.  — Ты первый, кто слушал это, кроме меня. Про кассеты не знает больше никто. Может, в других классах тоже такие есть.  — То есть «невписавшиеся» из предыдущего 11-Б оставили эти кассеты в шкафчике?  — Угу. Какая разница?  — Мы должны найти хоть кого-то, кто поможет нам разобраться с этой штукой! Я думал, может, встретимся с «невписавшимися», спросим у них. Ну, с «невписавшимися» из прошлого 11-Б. Может, кто-то из них знает что-нибудь про одного из Рихардов?  — Думаешь… — Тилль задумчиво поковырял пальцем отстающую хлопьями краску на трубе. — Хм. Думаешь, эти Рихарды что-то знают? Хм. Он спрыгнул на землю.  — Я знаю, у кого можно спросить про них. Но это должен сделать ты.