Свитки Мерлина

      Жизнь – это череда выборов и каждый новый день неизменно приводит человека на распутье, где он должен выбирать между чувством и велением разума, между желанием и долгом, между совестью и выгодой, и Люциус, как человек практичный, без колебаний выбирал последнее. Всегда во главе угла для него было личное благосостояние и положение в обществе, которых он добивался всеми доступными средствами: брак с Нарциссой, «полезные знакомства» в правящей верхушке, даже идейная приверженность Волан-де-Морту – все это было результатом тщательно продуманных решений. И пусть порою не все шло гладко, но упрекнуть себя в горячности старший Малфой не мог никогда. До сего дня. Точнее до начала его исправительных работ в Хогвартсе.       О причинах таких преображений, как и любой упрямец, он, поначалу, старался не думать, но чем больше старался, тем сильнее эти мысли завладевали его сознанием. И все бы ничего – пагубные мысли не самое страшное, что могло с ним приключиться. Куда хуже были его поступки и чувства, которые волею случая сумели вырваться из темницы самоконтроля и внести хаос в равномерный уклад его распланированной на годы вперед жизни. И причиной тому стала, к его нескончаемой злости, треклятая Гермиона Грейнджер.       То была ирония судьбы, а может жестокая насмешка высших сил, решивших сокрушить жизненные идеалы и низвергнуть высокомерного аристократа в пучину полубезумной одержимости в доказательство его ничтожности пред силами Вселенной. Очевидным было одно: все больше эти недозволительные отношения напоминали эмоциональный вампиризм, истощавший души и сделавший и Люциуса, и Гермиону заложниками собственных чувств. И события накануне послужили тому наглядным доказательством. Сколько сил было потрачено на то, чтобы изобразить на лицах безразличие, а что в итоге? Крах и душевная пустота, а ведь каждому из них нужно было сказать лишь пару слов, сбросив с губ печать предубеждений… так нет. Они продолжили играть в глупую гордыню, изводя себя бессонными ночами и попытками забыться в компании друзей или за бокалом вина. И за этот эмоциональный выбор Люциус проклинал себя все утро, а если уж говорить совсем откровенно, то проклинал он себя за то, что логика ему отказала и губительные чувства дали глубокие корни в его сердце.       Как бы то ни было, весь день корить себя из-за проявленной слабости было глупо, поэтому наскоро подкрепившись, Малфой набросил на плечи мантию и направился в кабинет З.О.Т.И. По расписанию у него должен был быть урок у пятого курса, затем обед с Каталеей, которая в очередной раз вознамерилась подготовить его к повторному слушанию, а потом весьма сомнительное приключение в Сомерсете в компании той, от которой следовало держаться подальше. «Мерлин, и что может пойти не так?» – иронично подумал Люциус, запирая за собой дверь, и кратчайшим путем направился в кабинет.       Пройдя по узкому тоннелю, который в обход главного зала вел к учебным классам, он свернул за угол и уже собирался войти в комнату, когда с противоположной стороны коридора увидел до боли знакомую фигурку Гермионы.       Они замерли одновременно. Впрочем, он и так шел не особо быстро, размышляя над тем, как ему выпутаться из сложившейся ситуации, а вот гриффиндорка явно на урок опаздывала, двигалась стремительно... пока не увидела его. А едва увидела, остановилась так, словно наткнулась на невидимую стену... да и лицо у нее такое стало, как будто пред ней дементор появился. – Мисс Грейнджер, – при звуке этих повелительных ноток в его голосе сердце девушки подскочило и забилось втрое сильнее, руки затряслись и, повинуясь какому-то необъяснимому инстинкту, она, не отрывая взгляда от нежданного собеседника, попятилась вдоль стеночки назад. И с чего бы это? Неужто стала бояться оставаться с ним наедине? – Стоять! – разгневанный рык подействовал на нее лучше, чем заклинания оцепенения. Она застыла на месте точно статуя, выжидающе наблюдая за каждым движением мужчины. – При встрече люди обычно приветствуют друг друга, – холодно протянул Люциус, подходя к девушке. – Я не слышала от Вас никаких приветствий, – в тон ему отозвалась Гермиона.       Малфой сделал еще несколько шагов, собираясь убрать с лица девушки непослушный локон, но в этот момент услышал за спиной звук взрыва и резко обернулся, увидев перед собой свору выбежавших из класса первокурсников, на ходу выпустивших в окно несколько фейерверков. Пробежав мимо него чернеющим потоком, они с криками вырвались во двор, наблюдать световое представление. – Да что б тебя, мелкий вредитель, – прошипел Люциус, хватая за ворот мантии одиннадцатилетнего мальчишку, который настолько увлекся действом, что врезался в него на полном ходу. – Какого Мерлина вы здесь творите? Где ваш учитель? – встретившись с грозным взглядом бывшего Пожирателя, пуффендуец затрясся всем телом, залепетав что-то непонятное, чем вызвал еще большее раздражение Малфоя. – Кто все это устроил? Минус сорок баллов Пуффендую за недозволительное поведение, – он с силой встряхнул мальчугана. – Отпустите Джека, – Люциус перевел взгляд на нежданного защитника этого малолетнего проказника, коим оказался… о какая неожиданность – его сокурсник из Гриффиндора, повисший у Малфоя на руке. – Отпустите. Он ни в чем не виноват. Иначе… – Иначе… – не веря своим ушам, протянул Люциус. Это уж было что-то из ряда вон выходящее – смелость, граничащая с глупостью. Даже пресловутый Поттер не позволял себе говорить с ним в таком тоне, по крайней мере, в возрасте одиннадцати лет. Совсем школота от рук отбилась. Никакого уважения к старшим. – Иначе что? Малец, встретившись со взглядом Малфоя, быстро прикусил язык, но так и остался висеть у него на руке. – Иначе… что? – повторил Люциус, подняв взгляд на Гермиону, и замолчал. Там, где только что стояла гриффиндорка, сейчас не было никого. Видимо она, воспользовавшись ситуацией, предпочла оставить мальчишек в одиночку разбираться с нависшей над ними «угрозой». – Пикси тебя задери, – злобно прошипел мужчина, отбросив мальчишек от себя с такой силой, что они не смогли устоять на ногах, – еще раз увижу что-то подобное, вы у меня полетите следом за теми фейерверками, – оправив полы мантии, прошипел он и молча дернул за дверную ручку.       Стоило ему лишь переступить порог, как аудитория замерла. Казалось, студенты даже дышали через раз, обратив на него полные внимания взоры. И только откуда-то с дальних рядов до чуткого преподавательского слуха доносился тихий храп кого-то из студентов. Должно быть бессонная ночь, проведенная в астрономической башне, дала о себе знать в самый неподходящий момент. Что ж, тем хуже для остальных. Оглядев присутствующих снисходительным взглядом паука, который взирает на кружащих около паутины мух, Люциус занял свое место за преподавательским столом. – Ну что же, приступим к нашей стандартной пытке, – доставая волшебную палочку, произнес Малфой. – Филлипс, Морган, – звук его голоса мгновенно вывел уснувших студентов из состояния сонного оцепенения, а брошенное вслед за ним «агуаменти» и вовсе заставило несчастных повскакивать со своих мест. – Да, профессор, – в один голос пролепетали растерявшиеся юнцы, уставившиеся на Малфоя с едва скрываемым страхом. – Неделя наказаний. Будете помогать профессору Слизнорту в подземельях, – усаживаясь в свое кресло, протянул он. – Ах, да… и еще – минус двадцать баллов Когтеврану за недопустимое поведение студентов во время урока. Садитесь.       Раскрыв учебник на параграфе «Банши: классификации, места обитания и способы противостояния», он начал монотонно читать, не слишком вдумываясь в смысл написанного. Именно поэтому и без того скучная тема превратилась в невыносимую, и к концу занятия не только студенты, но и сам Малфой начал клевать носом, будучи не в силах справиться с сонливостью. Что же, в любой деятельности, бывают взлеты и падения и этот урок – его преподавательское фиаско. – Итак, класс, есть ли у Вас вопросы? – привычно поинтересовался Люциус в конце занятия. Впрочем, вопросов они не задавали никогда, не желая давать преподавателям возможность пуститься в пространные объяснения в счет их свободного времени. Так что и ответом ему было вполне предсказуемое недовольное бурчание учащихся, спешно засовывающих в рюкзаки перья, чернильницы и конспекты. – Оно и к лучшему, – буркнул он себе под нос, глядя на стоявшие в углу старые часы, которые как раз пропели полдень.       Благо хоть обед с Каталеей прошел на удивление легко и непринуждённо. На этот раз девушка не пыталась накормить его своими «сценариями» процесса; не стала вбивать в его голову имена судей и присяжных, давая советы касательно поведения на суде, напротив, она превратилась в образчик степенной аристократки магической Британии, с которой приятно было разделить не только трапезу и беседу, но и что греха таить – постель.       Да, сейчас женщина, сидевшая перед ним, выглядела совершенно по-другому, хотя и осталась самой собой. Ее нежное лицо, нынче лишь слегка подкрашенное, стало еще красивее и естественнее. Ниспадающие на плечи белокурые пряди игриво «плясали» при каждом ее движении, лишь слегка прикрывая длинную шею, на которой сверкало подаренное им ожерелье. Любо-дорого посмотреть. И все же эта чарующая красота не вызывала у него сердечного трепета и трепета вообще. Пожалуй, так как на Каталею, Люциус мог бы смотреть на античную статую прекрасной богини или на очень дорогую картину. Она была скорее дополнением интерьера приятным глазу, но незначительным по своей сути, а душа тем временем жаждала совсем иного. – И ты представляешь, – мило щебетала Каталея, – и она согласилась. Вся магическая Европа была уверена, что Монмаранси сгноит этого наглого венгра-интригана в Нурменгарде за то, что он вломился к ней в дом, украл семейные реликвии и соблазнил, а она, представляешь, прямо на слушании решила отказаться от своих обвинений, выставив идиотами адвокатов, представлявших ее интересы. Такого скандала в коллегии не было давно. Поначалу думали, что он ее приворожил, опоил или нашел другие способы внушения, так нет же. По всей видимости, она действительно в него влюбилась. Представляешься себе… женщина ее положения и влюбилась, как неопытная девочка! Какой моветон. И эта любовь обернулась катастрофой для мелких дельцов «черного» рынка Прикарпатья. Как известно именно Монмаранси занималась оборотом незаконных артефактов в Восточной Европе, а теперь она практически во всеуслышание заявила о своей готовности отойти от дел. И если это произойдет, очень скоро и мы ощутим на себе последствия ее любовного безумия. Лавка «Горбин и Бэркис» опустеет, как и многие магазинчики Лютного переулка – настоящая трагедия для тех, кто интересуется темной магией. Люциус… Люциус, ты вообще меня слушаешь? – девушка легонько потрясла его по плечу, выводя из размышлений. – Что?.. Я задумался и прослушал тебя, – изобразив рассеянность на лице, проговорил он. – Не могла бы ты повторить? – Я говорю, что с уходом Жозетты Монмаранси из бизнеса мы можем столкнуться с небывалым дефицитом редких магических товаров. Если ты не забыл, именно она помогла нам раздобыть реликвии, которые мы обменяли на твою свободу. И именно она обещала раздобыть оставшееся, а теперь... эта ситуация ставит под угрозу все наши планы. – Если такая мелочь, может поставить под угрозу наши планы, значит, планы были никудышные, – равнодушно произнес он, потягивая чай. – Я смотрю тебя не сильно беспокоит сложившаяся ситуация, – в тон ему протянула Каталея, все еще держа руку на его плече. – Не вижу смысла переживать по поводу того, что я не властен изменить. К тому же, Жозетт была весьма несговорчива и брала весомый процент за свои услуги. Возможно тот, кто придет после нее проявит большую гибкость в ведении дел. – Ты так уверен в том, что кто-то придет после нее, что готов поставить на кон свою свободу? – с вызовом проговорила девушка, и в ее глазах скользнуло непонимание. – Свято место пусто не бывает, – вытерев губы салфеткой, проговорил он и бросил ее в тарелку, тем самым давая понять, что обед для него закончен. – А как же место подле тебя, – игриво протянула Каталея, делая глоток вина. – А что с ним не так? – Оно все еще свободно. Все газеты пестрят заголовками о том, что ты теперь «завидный холостяк», и многих интересует вопрос о том, долго ли будет пустовать место леди Малфой. – Как ты сама сказала: «свято место пусто не бывает». Следующей леди Малфой станет жена моего сына. Что до меня, не думаю, что завидным холостяком можно назвать того, кто одной ногой стоит в Азкабане, а за спиной тащит такой груз постыдных тайн, что запачкаться ими может даже тот, кто просто проходил мимо, – растянувшись в ироничной улыбке, проговорил Малфой. – При наличии хорошего адвоката это дело поправимое. К счастью, таковой у тебя имеется. Я обещала, что со следующего заседания Визенгамота ты выйдешь свободным человеком, и я сдержу свое слово, – Каталея слегка сжала его плечо, а потом скользнула рукой ниже – по предплечью, укрыв его ладонь своей. – Так что ты вполне можешь строить будущее без страха увидеть пред собой двери Азкабана. – Строить будущее с тобой? – Люциус вопросительно изогнул бровь, наблюдая за реакцией своей собеседницы. – А почему бы и нет, – делая глоток вина для смелости, проговорила Каталея. – Я принадлежу к древнему магическому роду, я молода, умна, богата и красива. И говорю это без ложной скромности. Мы могли бы составить прекрасную партию. К тому же, нам было хорошо вместе, так почему бы не растянуть это удовольствие? – Признаюсь, я сражен и удивлен одновременно. Не думал, что когда-нибудь услышу от карьеристки Каталеи такое предложение. А как же деловая этика, запрещающая адвокатам вступать в отношения со своими клиентами? – ехидно поинтересовался он, но с места не сдвинулся. – Помнится, несколько месяцев назад ты ставила во главе наших отношений свою карьеру. Что изменилось с тех пор? – Через неделю будет заключительное слушание, после которого ты перестанешь быть моим клиентом, а я перестану быть твоим адвокатом, – промурлыкала она, рисуя ноготком узоры на его руке. – Заманчивое предложение, – усмехнулся в ответ Люциус, исподлобья наблюдая за тем, как на лице девушки расцвела лучезарная улыбка. Яркая, теплая и, возможно способная разогнать мрак, царивший в его душе, но принять это предложение, означало связать себя магическими узами с еще одной красивой куклой. Куклой, которая будет украшать дом своим присутствием, вести светские беседы и посещать званые вечера, безукоризненно выполняя обязанности миссис Малфой, но все же она будет куклой… скучной, пустой, а в перспективе капризной и жадной до денег. – И мы вернемся к его обсуждению после того, как ты выполнишь свою часть нашей сделки, – вмиг стерев с лица Каталеи радость, произнес он. – Что? Почему? Ты одинок, не связан ни с кем обязательствами, свободен… – негодующе проговорила она, с видом женщины оскорбленной в своих лучших побуждениях. И это ж надо… она сделала первый шаг и проиграла… – Уже не свободен, – сбрасывая ее руку, проговорил мужчина, и поднялся с места. – Неужели ты предпочтешь мне эту поганую грязнокровку? – точно змея прошипела Каталея, со злостью воззрившись на него. От былого очарования на ее лице не осталось и следа. Воистину, ревность способна превратить даже самую красивую женщину в исчадие ада. – Не грязнокровку, – тщательно скрывая злость, проговорил Малфой, – а собственное уединение и свободу. Я вполне счастлив и в компании с собой. Что до мисс Грейнджер, – он сделал демонстративную паузу, – помнится, ты сама твердила мне о необходимости наладить с ней отношения, чтобы она могла свидетельствовать в суде со стороны защиты. Я последовал твоему совету, а посему мне непонятны твои упреки. – Наладить отношения, Люциус, а не тащить ее в постель. Ты хоть представляешь, каким скандалом может обернуться судебный процесс, если узнают, что ты спутался с собственной ученицей? И не просто с ученицей. О, Мерлин, о чем ты вообще думал? Как мы сможем завоевать симпатии судей после такого?! – Нам лучше закончить этот разговор, – холодно произнес он, поднимаясь со своего места, и направился к выходу, – в тебе, прелесть моя, говорит сейчас вино и оскорбленное женское самолюбие, раздувшее проблему из ничего.       Каталея бросила ему вослед еще несколько упреков, а потом захлопнула за ним дверь с такой силой, что по полу прошла легкая вибрация. Пожалуй, самым прискорбным во всей этой истории было то, что мисс Дюбурже была не только его любовницей, но и адвокатом, а это превращало ее в сомнительную союзницу, которой следовало срочно подыскать замену. Но проблема состояла даже не в том, чтобы найти нового защитника в такой короткий срок, а в том, что Каталея знала слишком много о его подноготной и окажись эти знания не в тех руках – бывать беде. И надо ж было так вляпаться. Нет, определенно с женщинами нельзя вести никаких дел – все одним заканчивается, а потом приходится разгребать последствия. И почему он не догадался связать их сделку непреложным обетом? Сейчас бы голова по пустякам не болела.       Взглянув на часы, Люциус позволил себе немного расслабиться. До шести оставалось чуть более трех часов, а это значит, что он успеет написать несколько писем своим «коллегам по цеху» и навести справки о новом защитнике, который в случае чего сможет заменить так некстати воспылавшую страстью Каталею. К счастью, это занятие отняло у него немного времени. К пяти часам все письма были написаны, а дела улажены (настолько, насколько это было возможно в данной ситуации). До вылазки в Сомерсет оставалось чуть больше часа, сидеть в комнате, дожидаясь того момента, когда стрелка разделит циферблат часов пополам, не хотелось, да и мозги перед приключением проветрить было просто необходимо. Посему, он наскоро переоделся и направился в Хогсмид студенческой тропой.       Пройдя по Верхней улице деревушки, Малфой оставил за спиной «Сладкое королевство», магазинчик письменных принадлежностей и совиную почту, остановившись около «Кабаньей головы», из которой доносилась музыка и на редкость веселое пение. В памяти сразу всплыли деньки беззаботной юности, когда он в компании старших Гойла и Нотта убегал из Хогвартса, коротая вечера за бокалом-другим огневиски или темного эля. Да, хорошее было времечко, хозяин не задавал лишних вопросов, наливал доверху, а за отдельную плату из-под полы мог продать дурманящий табак, от которого не только сны, но и реальность становилась ярче. Тогда не было еще на его шее печати Азкабана, на совести – десятка покойников, на руке – черной метки, а в жизни – Волан-де-Морта. Тогда все было просто, тогда его ждали безоблачное будущее и пост Министра Магии, а сейчас… сейчас впереди была лишь пугающая неопределенность.       Люциус тяжело выдохнул, чувствуя, как его охватывает неведомое досель чувство ностальгии. Ему вновь захотелось оказаться шестнадцатилетним юнцом, убежавшим из-под надзора, вновь захотелось хлебнуть добрую пинту сливочного пива в компании друзей, коих теперь у него не осталось, вновь захотелось ощутить то небывалое чувство свободы, которым он дышал, вырываясь из родового имения.       Повинуясь этому желанию, Люциус ухватился за ручку и с силой потянул тяжелую дверь. И тут же почувствовал, как его обдало запахом хмельного пива, смешанным с ароматом запеченного мяса и картофеля. – Проходите, располагайтесь, – сказала престарелая официантка, скользнув мимо Малфоя с наполненными подносами. – Сегодня у нас праздник. «А у старика Дамблдора дела видать идут на лад, раз смог себе дополнительную прислугу нанять», – подумал Люциус, подходя к барной стойке.       Да, за добрую четверть века здесь так ничего и не изменилось. Все та же старая мебель покрытая лаком и не по одному десятку раз восстановленная хозяйственными заклинаниями; все та же покрытая вековой паутиной люстра с чадящими свечами, все та же картина голубоглазой девочки на стене. Даже бутылки и те были расставлены все в том же порядке, словно и не было долгих лет, словно этот почти воровской притон застрял во временной петле, сохранив свой первозданный вид для многих поколений. – Огневиски, – проговорил Малфой, оглядев своих «соседей», коими оказались Амброзий Флюм – владелец «Сладкого Королевства» и престарелая любительница собак Мопси Флиберт, судя по всему уже дошедшая до кондиции, ибо вовсю подпевала волшебной шарманке, игравшей «Котел, полный крепкой, горячей любви». – А где же хозяин заведения? – ехидно поинтересовался Люциус, когда перед ним поставили наполненный до краев стакан. – Отсыпается, должно быть, старый лентяй, – проговорила официантка, перекидывая через плечо засаленное полотенце. – Вчера набрался он славно. Желаете его увидеть? – Упаси Мерлин, – усмехнулся Люциус, – у него есть все основания подать мне яд вместо вина. Так что от встречи с ним я, пожалуй, воздержусь. Не хочу портить настроение в такой прекрасный вечер. – Как угодно, – хмыкнула женщина, ставя перед ним миску с крекерами, и начала нервно протирать барную стойку, что-то бурча себе под нос. – Что, неудачный день? – глядя на нее, поинтересовался старик Флюм, протягивая ей пустой стакан. – Вовсе никакого покоя не стало. Раньше здесь тишина и покой были, порой за день никто и не заглянет, а теперь в Хогвартсе похоже совсем никто правил не чтит. Распоясал их Аберфорт вконец. Теперь с ними никакого сладу, каждый день сюда таскаются. Шумят, поют, пляшут так, что стены дрожат. Того и гляди эта халупа рассыплется. А я… я уж не так молода, чтобы бегать туда-сюда, а они вишь… только и делают, что кличут меня к себе, как собачонку. Дайте нам пива, дайте нам эля, принесите закуски. И нет, чтобы сразу все заказать. Совсем молодежь от рук отбилась! Видишь… опять зовут, – проворчала женщина, кивнув в дальний угол зала, где расположилась шумная компания учеников, во все горло галдящих застольные песни. – А ведь все члены хороших семей. Герои войны. – Героям тоже хочется время от времени отдохнуть, – понимающе подметил Флюм. – Вспомни себя в их возрасте. – Я в их возрасте сидела в библиотеке и готовилась к сдаче экзаменов, а не таскалась по злачным заведениям в поисках приключений на свою голову. – Видимо потому и осталась старой ворчливой девой, – добродушно усмехнулся старик, увернувшись от ее удара. – Тихо-тихо старушка, а то отвадишь постоянного клиента.       Ставший невольным свидетелем этих душевных излияний Люциус невольно проследил взглядом за недовольной официанткой, да так и застыл на месте, не донеся стакан до рта. И причиной тому стало все то же сборище студентов, которое так честила женщина.       В противоположном от барной стойки углу, сдвинув сразу несколько столов, расположилась шумная компания гриффиндорцев. Поттер, Уизли – брат с сестрой, Долгопупс, Финниган, девица Лавгуд, близняшки Патил, Дин Томас и еще несколько ребят с шестого курса, фамилий коих Малфой не помнил, да и не пытался запомнить. И ладно бы только они, но среди них в самом центре стола, словно королева вечера, восседала она – Гермиона Грейнджер. Уже изрядно набравшаяся Аберфортовской бормотухи, раскрасневшаяся, веселая и явно не собирающаяся никуда с ним идти. – Давай, Герм, твоя очередь, – пытаясь перекричать своих горластых товарищей, начал Рон, приобняв подругу за талию. – Давай! Давай! – тут же подхватили они, обратив все свое внимание на девушку, которая поднявшись с места, взяла в руку медный кнат и, бросила его ребром об стол в надежде, что он отрикошетит в стоявшую в центре стола кружку, но тот, со звоном ударившись о дерево, скатился под стол под восторженные крики собравшихся. – Штрафной! – передавая Грейнджер наполненную до краев кружку, прокричала Джинни. – Пей! Пей! – ударяя кулаками об стол, прокричали друзья, не обращая внимания на неодобрительные взгляды остальных волшебников, собравшихся в пабе. – Я не выпью столько, – прижав руку к груди, попыталась возразить Гермиона, но друзья словно и не слышали ее, продолжая скандировать это ненавистное для слуха «пей». – Не волнуйся, Герм, я помогу, – забирая из ее рук кружку, отчеканил Рон, делая несколько солидных глотков, разом уполовинив кружку, и вновь протянул ее Гермионе, которая несмотря на явное неудовольствие залпом осушила остальное, отерев губы тыльной стороной ладони. – А говорила не сможешь, – весело подметил Гарри, бросая монетку в кружку, точно так же, как минуту назад делала Гермиона. – А ты классная, Грейнджер, когда пьяная, – весело подметил Финниган. – Не чета той зубрилке, спрятавшейся за горой учебников. – Ты тоже классный, Симус, когда я пьяная, – отозвалась девушка, весело глядя на однокурсника. – Один-Один, Грейджер. Ты просто мастер искрометных ответов, – растянувшись в дружелюбной улыбке, ответил гриффиндорец. – Не я, а сэр Оскар Уайльд, – ответила она. – А это кто еще такой? – Да так… не грузи свой мозг… – Ооо, Вы только посмотрите, наша примерная девочка начала буянить, – воскликнул Дин Томас. – Алкоголь преображает людей. – Не честно. Она сжульничала, – с ехидной улыбкой на лице начала Парвати Патил. – Ей Рон помог. – И то верно. Такому рыцарю нужна благодарность, – едва сдерживая смех, скривилась Джинни. – Поцелуй прекрасной дамы, – со всех сторон послышались одобрительные хлопки и присвистывания. – Поцелуй его… целуй! – Нет. Я не… – начала было Гермиона, покраснев от смущения еще больше и уперев ручки в грудь Рона, который уже потянулся к ней, чтобы поцеловать. – Не стесняйся, Грейнджер, мы отвернемся, – прокричал Симус Финниган, делая смачный глоток из кружки. – Целуй! Целуй! – в один голос начали кричать Джинни и Полумна, и Гермиона, сдавшаяся под натиском общественного мнения и алкоголя, подалась вперед, слегка привстав на мысы, и прильнула к губам Рона лишь на одно мгновение, тут же отстранившись. – Халтура, Грейнджер, нас не проведешь. – Может, тогда, танец, – тихо проговорила Полумна, мечтательно поглядывая на шарманку. – И правда, – сказал Рон и, не дожидаясь разрешения, подхватил Гермиону под локоток и вытащил в центр зала, вовлекая в танец. Положив одну руку девушке на талию, парень прижал ее к себе, и закружил на одном месте. Правда, к всеобщему разочарованию медленная песня, которую с таким удовольствием горланила старуха Мопси, почти сразу закончилась, и вместо нее шарманка запела веселый ирландский мотив. Гермиона уже собиралась вернуться к товарищам, но Рон удержал ее, вновь привлекая к себе. – Эээ, Герм, так не пойдет. Мы только начали, щас и другие подтянутся. Помнишь, мы решили, что сегодня будем веселиться не смотря ни на что.       И действительно, следом за ними в центр зала сначала вышли Гарри и Джинни, а затем и остальные ребята, закружившись в хороводе. Поначалу Рон и Гермиона танцевали вместе со всеми, а потом парень вытащил ее из хоровода, и они закружились по залу, и во всем этом круговороте гриффиндорка четко осознала – спьяну она танцует просто отвратительно. Кто бы мог подумать, ее вел Рон. Рон, который всегда танцевал, словно пьяный медведь!!! Он ее направлял, да и поддерживал тоже он, а она – школьная староста и отличница чувствовала бревном несгибаемым. Позорище. «Надо меньше пить, идиотка», – мысленно протянула девушка, пытаясь смирить стремительный бег красок, кружившихся перед глазами и вызывающих тошноту. – И вот мне интересно, – через два танца, произнес Рон, сильнее прижав девушку к себе, – долго этот белобрысый пустозвон будет таращиться на нас, словно мы закон нарушаем. – Ты о ком? – как-то рассеянно переспросила Гермиона, глядя на юношу. Рон остановился, и развернул свою партнершу, прижав спиной к своей груди. – О, Мерлин, только не это, – одними губами прошептала она, глядя на мужчину. Люциус Малфой стоял, скрестив руки на груди и с холодным, высокомерным взглядом наблюдал за происходящим. – Эй, Герм, ты что? – почувствовав напряжение девушки, проговорил Рон. – Да не обращай ты на него внимания. Мы совершеннолетние, уроки закончились и сделать он нам ничего не может.       Но Гермиона словно не слышала ни слова. Всю веселость словно ветром сдуло, а она так и продолжила стоять на месте, хотя перед глазами у нее и продолжали вальсировать в такт музыке цветные пятна, грозя в любой момент вызвать приступ тошноты. – Я думаю, нам пора возвращаться, – проговорила она. – Время уже позднее. К тому же нам надо подготовить два свитка по трансфигурации. – Да ладно, прекращай, сейчас ты все равно делать ничего не сможешь и не будешь. Давай повеселимся как раньше, всем невзгодам назло. Не позволяй этому снобу испортить такой хороший праздник. – Да он ничего и не портит, – тихо проговорила Гермиона, пряча глаза в тени длинных ресниц. – Он просто стоит, – девушка подошла к столу, перекинула через плечо сумочку, и уже собиралась со всеми попрощаться, но в этот самый момент голова ее начала буквально разрываться от нестерпимой боли, на лице выступила испарина, а собственное тело оказалось неожиданно тесным для ее души. Словно чья-то злая воля пыталась ее потеснить, загнать в дальний угол и начать диктовать свои условия. «Легилименция», – подумала гриффиндорка и, превозмогая боль, воззрилась на Люциуса, чей голос ныне звучал в ее голове, как родной, потеснив ее собственные мысли. «Признаться, я ожидал от Вас большего, мисс Грейнджер. Большей серьезности, большего понимания, большего…» – закончить он не сумел, так как восставшая пред ним ментальная стена преградила ему доступ к сознанию девушки. И, не успел он прийти в себя после этого краткого сеанса легилименции, как увидел несколько нацеленных на него волшебных палочек. – Оставьте свои штучки, Малфой. Иначе сильно об этом пожалеете, – процедил Гарри, уперев волшебную палочку ему в грудь. – О, мистер Поттер, а Вы, я смотрю, на своих ошибках не учитесь. Не разобравшись в сути дела, сразу лезете в драку. Очень опрометчивый поступок. – Тут и разбираться не в чем. Ко мне столько раз пытались залезть в голову, что я точно знаю о том, что сейчас происходило. – Да что Вы? – снисходительно улыбнулся Люциус. – И что же, по-Вашему, сейчас происходило? – Гарри, не нужно. Он ничего не делал. У меня просто… просто разболелась голова, – проговорила Гермиона, ухватив юношу за предплечье в попытке забрать у него волшебную палочку. – Гарри, это правда не то, о чем ты думаешь. – И что же это тогда? – участливо поинтересовался Поттер. – Что бы это ни было, у меня нет ни малейшего желания об этом знать, – равнодушно протянул Малфой, натягивая перчатку. – Сегодня я увидел достаточно. Мистер Поттер, – Люциус едва заметно кивнул в знак прощания, мистер Долгопупс, – он намеренно проигнорировал Рона, – и, конечно, мисс Уизли, желаю Вам приятного завершения этой вакханалии. Надеюсь, она не помешает вам всем подготовиться к завтрашней контрольной. Мисс Грейнджер, – он обратил на Гермиону пристальный взгляд серых глаз, – я сильно в Вас разочарован. – И, не сказав более ни слова, Люциус направился к выходу, через мгновение скрывшись за массивной дверью.       Такого поворота событий Малфой, признаться, не ожидал. И сейчас комом подкатившая к горлу ревность пожирала его изнутри, точно прожорливая саранча, вызывая неконтролируемые приступы злости. Откровенно говоря, он и сам не знал, как умудрился сохранить внешнее хладнокровие и не испепелить мальчишку Уизли у всех на глазах. Дьявол, а ведь он так старался убедить себя в том, что девчонка ему безразлична, но стоило другому мужчине к ней прикоснуться, как от этой убежденности и следа не осталось. Сказать по правде, в этот самый момент Люциус ощущал себя дураком, который за бесценок продал нечто дорогое и очень значительное, но в силу собственного упрямства не мог заставить себя оное признать.       «Ничего. Хочешь позлорадствовать, позлорадствуй», – проговорил он, мысленно обращаясь к Гермионе. «Как бы ни старалась, ты не сможешь просто так взять и отмахнуться от того, что было. Ты не настолько хорошая актриса, и рано или поздно маска твоей внешней невозмутимости падет, – без устали твердил он, поднимаясь на холм на окраине Хогсмида, но, несмотря на все усилия, так и не смог вернуть себе душевного покоя, ибо перед глазами стояла ненавистная сердцу картина. И коварная, источающая силы мысль раз за разом возвращалась: а что, если… Что, если это действительно конец? Что, если их отношения закончились, так и начавшись? Что, если она действительно важна для него, и он больше не сможет испытать радость от обладания ей? Что, если этот наглый рыжеволосый мальчишка сумеет забрать то, что принадлежит ему – Люциусу Малфою? Нет, он просто не может проиграть какому-то Уизли. Мерлин, и как только он позволил подобному произойти…       Дойдя до того места, где должна была состояться их встреча, Люциус оглянулся в надежде увидеть бегущую следом девушку, но и этой надежде не суждено было сбыться. Что ж, видимо это испытание ему действительно придется преодолеть в одиночку. Зажав в руке волшебную палочку, мужчина сделал глубокий вздох, представляя себе конечную точку аппарации, а секунду спустя перед глазами возникла каменная кладка древнейшей в Британии церкви.       Гордо возвышавшаяся башня больше десяти веков наперекор всем ветрам одиноко стояла на холме, словно бессменный страж, оберегая врата в мир истинной магии. Магии настолько сильной, что даже обычные маглы могли ее почувствовать, невольно склоняясь перед силой этого места. Всё здесь, начиная со стрельчатых окошек и укрытых мхом стен и заканчивая огромным арочным порталом, сквозь который проходил огонь заходящего солнца, хранило на себе печать древнего величия. Величия, которым Люциус не дал себе возможности насладиться, сосредоточив все свое внимание на поисках подсказки.       Минуты медленно превратились в часы, огонь заката сменился мраком ночи, а потом горизонт вновь окрасился в розовые тона, а Люциус ни на йоту не приблизился к разгадке тайны. Несколько раз он обошел башню по периметру в попытке отыскать магические руны или скрытые надписи. Несколько раз осмотрел погруженный во мрак зал, пропахший благовониями и ладаном и каждый раз, склоняясь над очередным орнаментом или письменами, он говорил себе, что сможет прекрасно справиться без Гермионы, и каждый раз уверенности в его голосе становилось все меньше, хотя упрямство и не давало ему оное признать. – Очевидно, ты упускаешь из вида какую-нибудь мелочь, – буркнул он себе под нос, оглядывая пустынный зал. «Признайся хотя бы сам себе, что тебе не хватает этой ходячей энциклопедии», – со вздохом подумал он, в очередной раз оглядывая помещение, погруженное в тишину.       Прямо перед ним возвышался алтарь, напротив которого в несколько рядов растянулись деревянные скамьи, а на стенах, молчаливо взирая на него из золоченых рам, расположились священные лики двенадцати апостолов. Вот, пожалуй, и все убранство величайшей из церквей. Не было тут ни росписей, ни разноцветных витражей, ни древних гобеленов, и все же в этой простоте было больше очарования, чем в помпезных соборах и златоглавых церквях, ибо здесь как нигде чувствовалось то самое единение с силой, которую маглы величали «богом», а волшебники – магией. – Под дланью светлой Михаила в долине двух хрустальных рек, – задумчиво протянул колдун, усаживаясь на скамью, – покоится такая сила, какой не ведал человек. К ней путь хранит святое пламя, – на миг он запнулся, вспоминая тропу «огня», сотканную из солнечных лучей, проходящих сквозь арку. Очень символично. – Место то, ошибки быть не может. Просто….– мужчина еще раз оглядел скромный интерьер церкви, – я что-то упускаю. – Как правило, это означает, что Вы упускаете всё, – раздался тихий голос за спиной, при звуке которого Люциус подскочил, словно ужаленный, нацелив на нарушителя спокойствия волшебную палочку. – Что за… – рядом не было ни души. Малфой сделал несколько шагов вперед, остановившись в метре от живописного портрета седовласого старца в желто-синем облачении со связкой золотых ключей в руках. Надпись на раме гласила: «Божию милостию хранитель ключей от врат в Царствие Небесное, первый среди равных – светлейший апостол Петр». – Хранитель врат… – и тут-то его осенило. В послании говорилось, что врата от Авалона хранит «рыцарей стена», а апостолы – это рыцари бога. Так мог ли Мерлин спрятать очередную подсказку в одном из портретов, проведя некую аналогию между раем и Авалоном? А почему, собственно, и нет? В те далекие времена, когда не было статута «о секретности» маги не скрывали от маглов своей силы, делили с ними одну культуру и схожие убеждения – и укрыть тайное послание здесь значило обеспечить его сохранность на века. – Хм… – стянув с руки перчатку, Люциус уже потянулся к раме, желая проверить, какие тайны хранятся за священным ликом, но его вновь окликнул уже знакомый голос. – Держите руки при себе, молодой человек, – образ старика на портрете в мгновение ожил и с осуждением воззрился на него. – Волшебник, аристократ, с виду человек с образованием, а ведете себя, как непосвященный. – Я так понимаю, и Вы… Вы тоже волшебник… были им… когда-то… – Все мы здесь волшебники в том или ином смысле, – ответил старик. – И все мы искатели. Кто-то ищет здесь откровения, кто-то успокоения и утешения, кто-то прощения. А чего ищите Вы? – Врата на Авалон и библиотеку Мерлина, – уверенно ответил Люциус, молчаливо наблюдая за тем, как во взгляде апостола интерес сменяется разочарованием. – Только и всего? Когда на сердце тяжкий груз, Вы ставите во главе угла такую пустую цель? – старец, встретившись с решительным взглядом серых глаз, лишь пожал плечами. – Коли это Вам желанно… что ж, просите, и дано будет вам; ищите, и обрящите; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. «Получает… это точно. Только получает не то, что просит. Я вот уже полгода ломаю голову над тем, как разобраться в своих отношениях с этой грязнокровкой, а в ответ получаю лишь головную боль», – саркастично подметил Люциус, а вслух произнес: И в какую дверь я должен постучать? – Путь в мир иной лежит через могилу, – спокойно ответил старец, не спуская глаз со своего собеседника. – Туда не сложно попасть, а вот вернуться обратно, дано не каждому, ибо лишь достойный высших знаний пройдет по сей стезе. – Где-то я подобное уже слышал, – презрительно фыркнул Малфой, поднимая глаза на святого старца, который вновь застыл на портрете, – выходит, я должен умереть, чтоб постигнуть эту тайну. Всего-то… Эй… Мы еще не закончили… – Люциус направил на портрет волшебную палочку и сотворил несколько заклинаний, которые обычно «возвращали к жизни» особенно упрямые портреты. Но сейчас ни одно из заклятий не сработало. Вопреки всем усилиям старик с портрета больше не проронил ни слова, видимо решив, что и так сказал достаточно. – Как же надоели эти загадки. Почему нельзя просто сказать иди туда и сделай то… вечно эти метафоры, иносказания и головоломки, – прошипел он, садясь на скамью. «И лишь достойный высших знаний пройдет по сей стезе», – мысленно протянул Люциус. Достойный… но был ли он достоин права отыскать библиотеку и прикоснуться к сокрытой в ней магии? Был ли он достоин этой чести не по собственному убеждению, а по мнению высших сил. Сил, которые он не сможет обмануть и умаслить лестью. Ответ очевиден – нет, именно поэтому он избрал себе достойную во всех отношениях спутницу, которой было под силу совершить этот подвиг. Собственно, он и затеял весь этот спектакль с проклятой шкатулкой для того, чтобы заставить Гермиону делать за него всю грязную работу, а потом присвоить себе плоды ее трудов. А в итоге Малфой не только принял в этом приключении самое деятельное участие, но и отправился в вылазку в одиночку. И все ради чего? Ради того, чтобы доказать самому себе, что в игре с судьбой он не готов поставить на кон свою жизнь? Нет, он не готов был лечь в могилу, чтобы попасть в Авалон, ибо знал наверняка – такому как он не дадут вернуться обратно. И если остальные испытания он худо-бедно мог бы пройти и сам, то здесь ему нужна была Гермиона, ну и воскрешающий камень, конечно. Если уж ее дружок сумел вернуться из мертвых, то сможет и она. – А теперь мы входим в святая святых, – медленно приближающийся женский голос мгновенно проник в сознание Люциуса, разорвав цепь его рассуждений. Видимо он настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как в церкви началась первая экскурсия. Мерлинова борода, да он проторчал здесь всю ночь. – Как Вы все уже знаете, холм св. Михаила издревле связан в народных поверьях с легендами о короле Артуре, – продолжила экскурсовод. – В 1191 году монахи Гластонберийского аббатства объявили об обнаружении ими саркофагов с именами Артура и его супруги Гвиневры. Позже эти реликвии были перенесены в монастырь и, к великому сожалению утрачены при невыясненных обстоятельствах год спустя. И хоть официальной версии исчезновения саркофагов озвучено не было, некоторые монахи уверяли, что дело тут не обошлось без вмешательства магии. Поговаривают, что во мраке ночи последователи Мерлина проникли в аббатство и забрали короля и королеву обратно на Авалон. Но на этом легенды не заканчиваются. И по сей день это место продолжает привлекать оккультистов и исследователей паранормальных явлений со всего света. И все они, как один признают эту церковь порталом в священный для всех фейри остров Авалон. Говорят, – женщина наигранно понизила голос, – что по ночам грань между мирами стирается, открывая портал, и к нам приходят гости из иных миров. – О, Мерлин, – с раздражением проговорил Люциус, закатив глаза, – портал Авалона это Вам не банка газировки, которую можно просто взять и открыть, иначе я не торчал бы здесь всю ночь. – Простите, – недовольно скрестив руки на груди, проговорила женщина, скептически оглядывая Малфоя сквозь толстые стекла очков. Собственно, такое внимание было вполне объяснимо. В своем старомодном по магловским меркам костюме он больше походил на забывшего свое место аниматора, чем на всеми уважаемого лорда. И все же женщина удержалась от ехидного замечания о его внешнем виде, ограничившись дежурной фразой: Не помню, чтобы Вы были в числе купивших билет. – А с каких пор маглы платят деньги за то, чтобы посетить дом вашего Бога? – оправляя полы мантии, произнес Люциус. – Маглы? Мама, кто такие маглы? – дергая какую-то блондинку за рукав, проговорил мальчик лет шести. – С тех пор, как дом Господа стал музеем, – изобразив на лице суровое выражение, ответила женщина. – Музеем, в котором и показать нечего. Оттого и придумываете глупые сказки, – насмешливо проговорил Малфой и, не дожидаясь ее ответа, направился к выходу. – Как тут не поверить в сказки, – вослед ему сказала женщина, покрутив пальцем у виска, – когда по улицам города разгуливают такие вот субъекты, да еще и без присмотра врачей. – Ответом ей тут же прозвучало несколько оживленных смешков. – Так… на чем я остановилась. Ах, да, на саркофагах короля Артура, которые были найдены здесь. – Где именно? – остановившись в нескольких шагах от двери, проговорил Люциус, до которого, казалось, только сейчас дошел смысл её слов. Кто бы мог подумать, что с уст маглов может слетать полезная информация. «Ну конечно, путь в иной мир лежит через могилу. Через могилу Артура и Гвиневры. Это и есть портал в Авалон. Не обязательно умирать, чтобы постигнуть эту тайну». – Что? – Где именно были найдены саркофаги? – В катакомбах у западной стены. По данным рукописей тоннель уходил вглубь холма и заканчивался небольшой усыпальницей. – И вход в эти катакомбы находится… – О, даже думать об этом забудьте, в двенадцатом веке церковь подверглась частичной реконструкции, подземные ходы были опечатаны и заложены из-за угрозы обвала. Нет никакого тайного хода. Уже нет. «Нет для таких, как вы», – подумал Люциус, подходя к западной стене, где отгороженная ширмой находилась дверь в подвальные помещение, которые Малфой оглядел лишь мельком, не найдя ничего стоящего. А не нашел ничего лишь потому, что средневековые вандалы полностью уничтожили все подсказки. – Вы куда?! – с негодованием воскликнула женщина, преграждая ему путь. – Это закрытые помещения. Вход посетителям туда запрещен. – Что ж, может, мы можем договориться об индивидуальной экскурсии, – подойдя ближе к ней, проговорил Малфой, спиной отгородив их от посторонних взглядов, и сняв с манжета алмазную запонку, вложил в руку незнакомки. – Думаю, мы можем что-то придумать, если Вы подождете, пока я закончу экскурсию, – приторно улыбнувшись, ответила незнакомка, в одночасье сменив гнев на милость. Что ни говори, а природа у всех одна: и в мире маглов, и в мире волшебников золото решает все. И если оно у тебя есть, можно решить все проблемы. – С нетерпением буду ждать, – так же приторно улыбнулся он и демонстративно уселся на скамью, но стоило экскурсии скрыться в другом зале, как Люциус скользнул вниз, запечатав за собой дверь с помощью магии.       Подвал был небольшой, мрачный, пропахший тленом и вековой пылью, но достаточно сухой. Стены густо стягивала паутина, пол испещрили извилистые трещины, в углу сваленная в гору лежала куча какого-то истлевшего тряпья. Словом, ничего примечательного для взгляда. – Тергео, – проговорил Люциус, и паутина тут же втянулась в кончик волшебной палочки. Как и ожидалось, на стене не было никаких символов и знаков, ничего, что могло бы указать на наличие тайной двери. Кто-то может по незнанию, а может, по умыслу сделал все, чтобы сокрыть проход. Оставалось лишь уповать на то, что сам тоннель не пострадал от завалов. – Эванеско, – с конца палочки сорвалась струя воздуха и стена, вставшая на его пути, поблекла, а потом исчезла вовсе, являя взгляду кромешный мрак тоннеля. – Люмос.       Что ж, хоть эта надежда не рассыпалась в прах под гнетом реальности. Тоннель был цел, по крайней мере, та его часть, что просматривалась до поворота. А дальше… дальше под землей раскинулись настоящие катакомбы-лабиринты, состоящие из довольно больших галерей, соединенных меж собой тоннелями. Последние сохранили фрагменты потускневших от времени фресок и рельефов в виде растительных орнаментов, остовы обвалившихся колонн и обломки скульптур. Что не говори, а зрелище куда более внушительное, чем одинокая церковь на холме, ибо под землей находился истинный храм, намного масштабнее, древнее и ценнее во всех отношениях. «Небольшая усыпальница», – про себя усмехнулся Люциус, вспоминая слова экскурсовода. «Да здесь целый город под землей. Вот и верь после этого маглам». – Флагрейт, – произнес колдун, ставя огненную метку у очередного поворота, чтобы не заблудиться на обратном пути, и спустился на пролет ниже, углубившись в мрачные коридоры. Вскоре он наткнулся на небольшое помещение, по всему периметру которого стояли статуи рыцарей в сияющих доспехах. Как и говорилось в подсказке. Всего пятнадцать человек, а посреди комнаты лежала огромная гранитная плита, на которой очевидно и стояли пропавшие саркофаги. Почти исчезнувшая, но все же читаемая эпитафия гласила: «Здесь покоится прославленный король Артур вместе с Гвиневрой, его второй женой. Велики были его дела, честным было его правление, немыслимой стала его смерть. Да не ляжет на него вина за бесстыдные поступки сына. Да останется потерянной и забытой окровавленная корона. И пусть живет в веках память о нем, ибо наступит тот день, когда король возродится».       Вот оно, то самое место – врата Авалона. Люциус чувствовал это каждой клеточкой своего тела; чувствовал, как магия проходит сквозь стены, напитывая все кругом; знал наверняка, что находится у последней черты, но, как ни старался не мог ее переступить. Ни одно из творимых им заклинаний не могло отворить дверь. Ему нужен был ключ… ключ, доказывающий, что он достоин… ему нужны были золотые ковчежцы, потом и кровью добытые в испытаниях.       Вот уж точно, если судьба решила свести двух людей вместе, то так просто она не отстанет. И как не пытался Люциус убедить себя в том, что сможет прекрасно обойтись без Гермионы, треклятая случайность все равно сводила их на одном пути. Прямо злость берет. – Черт с тобой, – злобно пробормотал он. И в слова эти, видимо, вложил весь смысл своих чувств к Гермионе, будь она неладна. Только… кто ж этот черт, которому суждено быть с нею? Видимо, сам Люциус, наконец осознавший, что никуда ему не деться от этой маленькой грязнокровки. То ли потому, что привык. То ли потому, что полюбил. А кто ее, разницу-то, разберет? Да и важно ли это, если в душе пылает огонь? Будь, что будет. Коль уж сама судьба вмешалась в это дело, ничего не попишешь.       Поставив у входа в помещение очередную магическую метку, он направился к выходу, но тут же почувствовал, как нестерпимый жар обжог ему лицо, и глаза резанула ослепительная вспышка, а дальше все происходило так быстро, что передать оное словами было невозможно. Это мерзкое ощущение, пожалуй, можно сравнить с неудачной трансгрессией, когда человека расщепляет на атомы, а вот собраться обратно он уже не может. Некая сила словно сдавила его со всех сторон, не давая возможности дышать, на грудь будто положили неподъемный груз. А в следующий миг все вокруг потемнело от вспышки невыносимой боли, и мужчина рухнул вниз, чувствуя, как сознание оставляет его, а в голове все же продолжала крутиться одна единственная мысль: он сделал это. Он нашел врата на Авалон.