Свитки Мерлина

      Было темно, так темно, что хоть глаз выколи. И холодно. И холод этот пробирал до костей, только в этот раз Гермиона не чувствовала той леденящей обреченности, которая тенью следовала за ней во время скандинавского испытания. Напротив, ей овладел азарт истинной кладоискательницы, прошедшей сквозь тернии к заветной мечте. Тут-то она вдруг чётко осознала, что первичная цель уже не имеет для нее прежнего значения, а вот дорога, приведшая ее сюда – незабвенна. Поиски библиотеки помогли ей найти нечто более ценное; нечто такое, от чего она не отказалась бы за всё золото мира. Ведь по пути к этой цели она смогла найти истинное чувство, которое было сильнее ненависти, обиды и горькой памяти минувших дней. Чувство, которое вопреки воле и здравому смыслу было сильнее ее самой. – Люмос, – тихий голос Люциуса громом прозвучал в мертвой тишине, эхом отразившись от высоких стен, и по пустынному залу, будто в насмешку, прозвучало многократное: «люмос», «люмос», «люмос» – весьма устрашающе.       Гермиона затаила дыхание, выжидающе глядя туда, где по ее мнению должно было вспыхнуть голубоватое сияние, но ничего не произошло. Даже крохотная вспышка не сорвалась с конца волшебной палочки, разрывая кромешный мрак, окутавший их. – Люмос, – повторил Малфой, резко притянув девушку к себе, словно она стояла на краю обрыва и в любой момент могла сорваться вниз. Опять ничего. Тишина, мрак, неизвестность. – Люмос, – выставив перед собой палочку, произнесла Гермиона. – Ты всерьез полагаешь, что я не в состоянии сотворить простейшее заклинание? – иронично усмехнулся Малфой. – Очевидно, здесь наложены какие-то защитные чары, – задумчиво проговорила девушка, не сходя с места. – На магическом острове нельзя пользоваться магией. Абсурд! «Абсурд, абсурд, абсурд», – вновь подхватило эхо. – Помните, что говорилось в той песне: «по тому пути пройдет лишь достойный». Ни магия и титулы, и не родословная говорят о достоинствах человека, а лишь его поступки. Видимо поэтому на это место и наложены чары. Здесь не имеет значения кто ты. Испытания для всех одни. – О, Мерлин, – закатив глаза, произнес Люциус, – и много в тебе еще этих наивных умозаключений. Можешь не отвечать – это был риторический вопрос, – слегка ослабив хватку, мужчина сделал неуверенный шаг вперед, выставив перед собой руки и, будто слепой, начал прощупывать тростью землю. Шаг… за ним еще один…второй... третий. – Мы как два слепых котенка, – вцепившись в его мантию, проговорила Гермиона, следуя за ним след в след, но в тот же миг наткнулась на его спину. – Что случилось? – Малфой очертил тростью полукруг под ногами, затем наклонился чуть вперед и в то же мгновение гриффиндорка услышала глухой стук трости о камень. – Я думаю, что это лестница, – он вновь обвел тростью вокруг себя, на этот раз очертив больший радиус. И снова раздался глухой удар, на этот раз напоминающий скрежет металла о стиральную доску. «Перила», – подумала Гермиона, но вслух не произнесла ни слова. – Подожди меня здесь, – проговорил Люциус, подводя девушку к балюстраде, – я вернусь за тобой. – Нет, – сильнее вцепившись в ворот его мантии проговорила Гермиона, уткнувшись носом в его грудь. – Я не хочу оставаться здесь одна. – Неужели бесстрашная гриффиндорка боится? – Ты можешь не найти дорогу назад в этой тьме, – буркнула она. «Или вовсе не вернуться, если найдет желаемое», – скептически подметил внутренний голос, так и не научившийся доверять этому человеку. – Я может и ослеп, но не оглох, – усмехнулся он, коснувшись губами ее волос. – Если что, кричи, – но не успел он сделать и трех шагов, как Гермиона пошатнулась, издав полный отвращения всхлип и, вцепившись в фигурный столбик ограждения, сползла на каменные ступеньки. – Что еще? – не сумев скрыть раздражения в голосе, прошипел он. – Я вляпалась в какую-то омерзительную жижу, – вытирая ладонь носовым платком, пискнула она и тут же наморщила нос, поскольку от растревоженной прикосновением жидкости начал подниматься отвратительный смрад. – Фу… что это? Тухлые яйца? – Сера, – подходя ближе проговорил Малфой и, не снимая перчатки, провел рукой по верхней части ограждения. Перила оказались широкие с неглубоким желобом посередине, внутри которого действительно находилась вязкая, желеобразная субстанция. – Греческий огонь… нам нужна искра. – Греческий огонь? – робко переспросила девушка. – Изобретение византийских алхимиков – горючая смесь из серы и масла. Сначала использовалась в военных целях, а после рецепт её приготовления был позаимствован тамплиерами, привезен в Средневековую Европу и несколько доработан. В то время многие замки, включая Мэнор, освещались подобным способом. От запаха серы избавлялись с помощью благовоний и эфирных масел, впрочем, это было излишне, учитывая, что вся Европа тогда задыхалась от собственного смрада.       Люциус ощупал бока, доставая из внутреннего кармана мантии серебряный портсигар и, проведя пальцем по боковой стороне, вытащил из него рифленый металлический стержень. Секунда и сталь со скрежетом скользнула по кремниевой стороне, высекая несколько искр, вспыхнувших так ярко и угасших за мгновение. – Чтоб тебя пикси задрали, – злобно прошипел Малфой, но не успела его спутница и рта раскрыть, как услышала тонкий звук железа, упавшего на камень. – Это… – Да, мисс Грейнджер, Вы все верно поняли, – опускаясь на колени, буркнул колдун, ощупывая руками ступени, а следом за ним опустилась и Гермиона. – Не так я собиралась провести сегодняшний вечер, – с наигранной веселостью произнесла она в попытке разрядить атмосферу, да только это безобидное замечание возымело обратный эффект, ибо резануло по больному. – Восхищаюсь Вашей смелостью, мисс Грейнджер. Не каждая барышня может открыто заявить о том, что желает провести вечер в непотребном заведении в окружении пьяных мужчин, впрочем, чего еще можно ожидать от… – Подумайте дважды, Малфой, прежде, чем закончить эту фразу, – перебив его, ответила Гермиона, вцепившись ногтями в его запястье. И хоть с губ ее больше не сорвалось ни единого слова, душу ее продолжал терзать один-единственный вопрос: «Вот кто я для тебя, Люциус? Грязнокровка?» Несколько мучительно долгих минут они молчали. Лишь тихий шорох и отрывистое шарканье нарушали тишину. Дюйм за дюймом путники обследовали каждую ступень, спускаясь все ниже. Несколько раз натыкались друг на друга и каждый раз, когда их пальцы ненароком соприкасались, Люциус бурчал что-то неразборчивое себе под нос и демонстративно отстранялся, добавляя напряжения в и без того непростые отношения. – Что произошло на самом деле? – согнувшись под гнетом этого молчания и собственного любопытства, произнесла Гермиона. – Я не понимаю, о чем Вы, – даже не повернув головы в сторону своей спутницы произнес Малфой. – Что на самом деле случилось в «Кабаньей голове». Вы столько рассказывали о том, как просыпались каждый четверг; о том, как встречали меня в коридоре; о беседе с директором Макгонагалл; о том, как обследовали часовню, но лишь в двух словах обмолвились о том, что заходили в «Кабанью голову». Почему? – Должно быть потому, что ничего стоящего упоминания там не произошло, – холодно ответил он, продолжая ощупывать ступень в поисках треклятого стержня. – И все же… Вы что-то недоговариваете. – Можно подумать, что Вы со мной до конца откровенны, – усмехнулся он, и в усмешке этой Гермиона сумела заметить едва уловимую горечь. – Я соврала Вам лишь однажды… – Малфой замер на месте, и в его молчании Гермиона услышала так и непроизнесенный вопрос. – Хотя эта ложь в действительности предназначалась не столько вам, сколько Вашей своячнице. – Не хотите пояснить. – Я соврала, когда сказала Беллатрисе, что ничего не знаю ни о мече Гриффиндора, ни о крестражах, ни о дарах Смерти. – У Вас очень хорошая память, мисс Грейнджер. – Потому Вы и должны понять мое желание докопаться до истины. Я не помню ничего из того, что я говорила. И что делала тогда. – Вы не помните, потому что ничего этого не было. Если мы сумели разорвать временную петлю, ни одно действие, случившееся тогда, не возымеет последствий. Значение имеет лишь сегодняшний день, потому что от него начнется новая веха истории. Так не все ли равно… – Нет, не все равно. Никто из нас не заметит разницы, но Вы… Вы будете знать. То, что я сделала или не сделала тогда, может и не повлияет на историю человечества в целом, но навсегда может изменить историю одного человека. Мою историю. И я имею право это знать, раз уж Вы посвятили меня в остальные детали. – Нашел, – ухватив тонкий стержень, произнес Люциус, не дав ей окончить фразу, и подошел к балюстраде.       Огниво скользнуло по кремниевой стороне портсигара, сноп искр разлетелся в разные стороны, а секунду спустя пред ними выросла настоящая стена огня. Пламя с человеческий рост словно потекло по желобу перил вниз, делясь на два, на три, а затем и на четыре огненных потока. Оно, словно рисуя какой-то невероятный узор, описало круг, от которого в разные стороны потянулись пламенные лучи, а затем замкнулось посередине, являя взгляду пылающее солнце. Его лучи скользили меж высоких стеллажей, озаряя огромный зал своим сиянием. – Это невероятно, – завороженно глядя на танцующее пламя, произнесла Гермиона. – Неужели после стольких испытаний мы все-таки ее нашли.       Сама того не замечая, она вложила свою крохотную ручку в его ладонь, и не без удовольствия подметила, что так же неосознанно эта ладонь сжалась, согревая ее своим теплом. И в этот самый момент, момент их общего триумфа, все обиды и злость, что подтачивали их изнутри лишь несколько секунд назад, забылись. Как забываются всякие мелочи перед лицом чего-то действительно великого. – Да, мы нашли ее, – не сводя глаз с удивительной картины, повторил он, и начал спускаться вниз, потянув девушку за собой.       Сколько там было стеллажей? Наверное, не меньше трехсот. И все в три человеческих роста высотой. Целые века затерянной истории; тысячелетние тайны, укрытые слоем пыли; древняя магия, к которой не прикасалась ни одна чистокровная семья. Сложно даже представить, какой властью и почетом в волшебном сообществе будет обладать хозяин и хранитель этих сокровищ.       Спускаясь по ступенькам, Люциус даже начал прикидывать, как перестроить библиотеку Мэнора, чтобы она смогла вместить все эти диковинки. Признаться, он начисто забыл и об уговоре с Гермионой, и о ее желании передать эту находку Министерству Магии. Нет, все прежние договоренности теперь казались ему ничтожными, ибо он хотел всецело владеть этим «тайным оружием», используя его в угоду семейным интересам.       К слову, и сама Гермиона на миг поддалась соблазну, позволив себе пофантазировать о том, какой незаменимой для мира волшебников она может стать, единолично владея такими знаниями. Что ж, разве может ее кто-то за такое упрекнуть? В конце концов разве может женщина быть по-настоящему великой без великих амбиций.       Впрочем, этот пьянящий туман иллюзий рассеялся так же быстро, как рассеиваются грезы сновидений при пробуждении. Стоило им сойти с лестницы и затеряться в лабиринте книжных полок, как сладость эйфории сменилась сначала жгучим удивлением, а потом горечью разочарования. И чем сильнее они углублялись в эти лабиринты, тем горше становился вкус поражения, ибо все полки, попадавшиеся на их пути, были пусты. Ни единого свитка, ни старой книжонки – ничего. Только серая паутина, укрывшая стеллажи толстым покрывалом. – Как же так? – будучи не в силах скрыть своей досады, пискнула Гермиона. – Мы стольким рисковали и все зря? Неужели ничего… – Ничего, – прохрипел Малфой, из последних сил пытаясь сдержать приступ гнева, нахлынувший на него. – Кроме очередной головной боли. – Что Вы имеете в виду? – То, что этот свет не вечен, а магия здесь бессильна. Не знаю как Вы, но я что-то не заметил здесь окон и дверей. И даже если отсюда есть выход, едва ли мы сможем найти его в кромешном мраке после того, как угаснет огонь. Мы в ловушке, мисс Грейнджер. – Вы умеете поддержать в трудной ситуации. – Вы хотели сказать: смотреть на мир без розовых очков? – усмехнулся он. Через четверть часа они наконец достигли середины зала. Книжные полки были установлены здесь по кругу, в точности повторяя форму огненного желоба, а от них, точно лучи солнца, в разные стороны расползались резные стеллажи. В центре находился огромный круглый стол из темного дуба, по краю которого смыкалась тисненая золотом надпись на латыни. – Что здесь написано? – подойдя ближе к столу, проговорила Гермиона. – Сила не есть справедливость, справедливость – вот высшая и истинная сила! – перевел Малфой. – Это всего лишь мечта одного человека, которой так и не суждено было сбыться, ибо и дураку ясно, что справедливости в этом мире нет. – И чья это мечта? – с укоризной глядя на своего спутника, поинтересовалась Гермиона. – Короля Артура, – холодно ответил Малфой, подметив под толстым слоем пыли фрагмент пергамента. – О, мерлинова борода, быть того не может. Неужели это тот самый круглый стол? – девушка с благоговением прикоснулась к пыльной поверхности. – Не каждый день удается прикоснуться к легенде. – Не разделяю Вашего восторга. Еще чуть-чуть и мы с Вами тоже станем легендами, канувшими в Лету, – потянувшись за пергаментом, произнес он. – Не разделяю Вашего пессимизма, мистер Малфой. Не может быть, чтобы отсюда не было выхода. – Главное, чтобы хватило времени на то, чтобы его найти. – Что это? – глядя на клочок бумаги, проговорила Гермиона. – Очередная насмешка над нами, – Люциус отер пальцами пыль с блестящей поверхности. В эту секунду лицо его озарила горькая улыбка. Сделав глубокий вздох он смял карточку из пачки шоколадных лягушек, с которой на него сквозь прозрачные очки-половинки взирал Альбус Дамблдор, и отбросил ее в сторону. – Треклятый старик оставил нам свою визитную карточку! Будь он проклят. Даже из могилы умудряется играть в свои игры, – прошипел Люциус, сползая на пол. И уперся спиной в резную ножку стола. – Еще тогда… двадцать лет назад он нашел библиотеку. Он спрятал ее, унеся этот секрет с собой в могилу. – Возможно, это лучшее, что он мог сделать. Страшно даже представить, что бы могло случиться, если бы до библиотеки добрался Волан-де-Морт. – Не произносите его имя, – машинально прижав ладонь к предплечью, проговорил Малфой. – И все же это правда. Хотя Вы и были последователем и приверженцем идей Темного Лорда, Вы никогда не были фанатиком, а значит, не могли не понимать масштабов катастрофы, которая нависла бы над миром, получи он столь великую силу. На месте Дамблдора Вы сделали бы то же самое. Вы тоже укрыли бы ее от посторонних глаз. – Вы всерьез полагаете, что будучи неопытным юнцом, несведущим в окклюмеции, я мог сокрыть от Темного Лорда подобную находку? За одну лишь мысль о подобном он приговорил бы к страшной смерти всю мою семью. – Тогда Вы дважды должны поблагодарить Дамблдора за оказанную Вам услугу, – в ответ Малфой надменно усмехнулся. – Пойдемте, – он подхватил ее под локоток и потянул за собой. – Огонь не будет гореть вечно, нужно найти выход до того, как все погрузится во мрак.       Несколько часов кряду они обыскивали огромный зал, лишенный окон и дверей. Дюйм за дюймом ощупывали холодные камни в попытке отыскать потайной тоннель, пока обессиленные и измученные, не опустились на холодные плиты. – Не может быть, чтобы здесь не было никакой лазейки, – пытаясь сохранить присутствие духа, проговорила Гермиона, исподтишка наблюдая за Люциусом, который с молчаливым равнодушием расстелил на полу собственную мантию, привалившись спиной к стене, а затем достал из кармана сюртука серебряную флягу и с наслаждением сделал несколько глотков. – Думаю, нам нужно вернуться к лестнице и еще раз осмотреть статуи рыцарей, что стоят у противоположной стены. Из цикла легенд о короле Артуре я узнала, что после его смерти каждый рыцарь получил шкатулку с заветом. Сэр Бедивер должен был вернуть «Эскалибур» озерной владычице. Сэр Галахад – спрятать Чашу Святого Грааля, а Сэр Парцифаль стал хранителем ключей от Камелота. Понимаете? – она с возмущением уставилась на своего спутника, который, казалось, потерял всякий интерес к происходящему. – Ключей, Люциус!!! – более настойчиво повторила она. – Я думаю, что он и является хранителем ключа к нашему спасению. Вы понимаете. Малфой! – Я все понимаю, – спокойно проговорил он, прикрыв веки. – И еще я понимаю, что надо отдохнуть. Утро вечера мудренее. Сейчас мы ничего не сможем сделать. – Вы же сами сказали, что мы должны найти выход до того, как погаснет огонь. – В ближайшее время это нам не грозит, – кивнув в сторону книжных шкафов, проговорил он. – Их явно уже не будут использовать по назначению, а у нас будут дрова. – Ложитесь и отдохните, решение само придет, когда разум готов будет принять действительность такой, какой она является. Сегодня мы сделали все, что могли. Постарайтесь уснуть и не мешайте мне думать, – мужчина в очередной раз приложился к фляжке с коньяком.       Гермиона изобразила на лице недовольную гримасу, но все же возражать не стала, опустившись на пол подле него. Какое-то время они молчали, вглядываясь в пляшущее пред ними пламя, а потом девушка, повинуясь потаенному желанию души, вложила свою руку в его ладонь и больше не отпускала. Люциус чувствовал, что между ними что-то происходит, как будто сейчас они продолжали начатый когда-то невзначай разговор, и каждое сжатие руки, каждый вздох, трепетное движение ресниц о чем-то говорили.       Так прошел час, а может – два. Счет времени никто не вел. – Ты призналась во всем, – разрушив молчание, произнес Люциус. – Что? – непонимающе воззрившись на него, проговорила Гермиона, но колдун даже головы в ее сторону не повернул, по-прежнему заворожено наблюдая за тем, как алые языки пламени вздымались ввысь, создавая причудливую игру теней на каменных стенах. – Ты хотела узнать о том, что произошло в «Кабаньей голове», и почему я так старательно избегаю этой темы. Так вот: в один из бесконечно повторяющихся четвергов ты, наконец, раскрыла все карты и призналась в своих чувствах… и не только мне. Твой рыжеволосый ухажёр тоже стал свидетелем этих откровений, оказавшись не в то время и не в том месте. Или, наоборот, оказавшись там, где должен был быть – все зависит от того, с какой стороны посмотреть.       При этих словах гриффиндорка побелела, словно привидение, с недоверием уставившись на своего собеседника. И как ни старалась, была не в силах понять, говорит ли Малфой правду или разыгрывает перед ней какой-то спектакль. – Это глупость какая-то, – нервно улыбнувшись проговорила девушка, дрожащей рукой заправляя за ухо выбившуюся прядь. – Я не могла такого сказать… Не могла! Не при Роне… – По-твоему я лгу? – Да… то есть… нет… – запинаясь, ответила Грейнджер. – Не знаю… не понимаю…как… – И зачем мне это? – вопросительно изогнув бровь, произнес Люциус. – Я уже давно не мальчик, и не стану играть в любовь, выдумывая подобные небылицы. Ты хотела знать правду, я тебе ее рассказал. И теперь вопрос в другом: что ты будешь с этой правдой делать? – А что можно сделать с тем, чего на самом деле не было. Вы сами сказали, значение имеет лишь сегодняшний день. А сегодня не было этого разговора… и не было признания в любви, – поднимаясь с места, проговорила гриффиндорка. «И не должно быть чувства вины», – про себя добавила она, но все равно продолжила ощущать себя виноватой. Сказанное Люциусом просто не укладывалось у нее в голове. Неужели она на самом деле могла осмелиться на такое признание? И как, черт возьми, Рон умудрился стать свидетелем этой сцены. Какой-то кошмар… – Да, этого разговора действительно не было, – не сводя с возлюбленной испытующего взгляда, кивнул мужчина, – но разве для кого-то из нас поменяется сама суть происходящего? Ты знаешь, что чувствуешь… и я это знаю, но собираешься ли ты сказать ему об этом? – Как я ему такое скажу? – Гермиона взяла из его рук фляжку и сделала несколько больших глотков, поморщившись от отвращения. Янтарная жидкость обожгла горло и спустилась ниже по пищеводу, оставляя после себя приятное ощущение тепла и легкое головокружение. – Все пытаюсь сформулировать эту мысль… может так: дорогой Рон, помнишь ты хотел знать, почему я отдалилась от тебя? Так вот, виной тому действительно стал другой мужчина. Разумеется, ты хочешь узнать, кто он… с чего бы начать: с того, что этот самый мужчина пытался убить нас бесчисленное количество раз или с того, что он является отцом нашего сокурсника и по совместительству – преподавателем. В общем, я думаю, ты уже понял, о ком идет речь. – А что… по-моему получается очень лаконично, – усмехнулся Люциус, отхлебнув из фляги. – Ничего сложного… – Все кажется легким, если Вам плевать, что Вы причиняете кому-то боль. – Но ты уже причинила ему боль, – равнодушно подметил Люциус. – Просто он еще не знает об этом. – Если ничего не знаешь, ничего и не болит. Я… – тут ее голос сорвался, – я хотела бы полюбить Рона. Хотела бы возненавидеть Вас, хотела бы, чтобы все было просто, но это не так… Зачем Вы рассказали мне все это? Почему сейчас? – в этот миг в голосе Гермионы слышалась такая горечь и мольба, что Малфой едва сумел вынести ее взгляд и не отвернуться. – Потому, что пора закончить эти игры. Потому, что меня тянет к тебе, а это может закончиться не слишком удачным стечением обстоятельств для нас обоих. Или даже для нас троих… Ты можешь вернуться к нему. Или попытаться строить отношения со мной, но не с нами обоими. Это нелегко, но в то же время – очень просто… А теперь приляг и отдохни, – при этих словах Малфой демонстративно растянулся на мантии и повернулся к ней спиной. Через несколько минут его дыхание стало мерным и глубоким, все тело расслабилось, и мужчина погрузился в спокойный сон.       Что до Гермионы – с четверть часа она измеряла шагами зал, пытаясь успокоить лихорадочно блуждающие мысли, то и дело проклиная Люциуса за его умение так быстро и легко засыпать. «Мерзавец! Как он посмел вывалить на меня все это и заснуть, как ни в чем не бывало», – то и дело повторяла она, сверля колдуна яростным взглядом. Однако, вконец измотав и душу, и тело этими терзаниями, девушка все-таки опустилась на их импровизированное ложе, правда уснуть так и не смогла. Может быть, оттого, что боялась вновь погрузиться в кровавые кошмары своих воспоминаний, а может потому, что тревожные мысли о нависшей над ними опасности окутали ее своим покрывалом. А может, – от небывалого ощущения, которое заставляло как-то по-иному биться ее сердце и даже изменило ритм дыхания. Сложно было сказать, ибо все чувства и опасения перемешались внутри нее, являя гремучую смесь, готовую вспыхнуть от малейшей искры. И все же она лежала тихо, стараясь не обнажать собственных страхов и опасений, а воспаленный разум, тем временем, продолжал играть с ней злые шутки, доводя до исступления.       То и дело ей чудились какие-то белесые прозрачные фигурки, похожие на человеческие, только без лиц. Словно черно-белые проекции, они блуждали между стеллажами, распространяя кругом леденящий душу холод. Чем они были? Плодом ее больного воображения или же растревоженными обитателями потустороннего мира? Такими же искателями, не сумевшими найти выход из этой западни? «А что если этого выхода нет?» – полная отчаяния мысль ворвалась в ее разум, заставляя похолодеть изнутри. Гермиона моментально вскочила с места, отирая вспотевший от напряжения лоб и, притянув ноги к груди, воззрилась на угасающее в желобе пламя. Фигурки в дальнем углу тут же исчезли, только чувство обреченности и страха никуда не делось. Сейчас она ощущала себя зверем, загнанным в клетку и лишенным надежды вырваться на свободу. «Успокойся», – проговорила она сама себе. «Тебе приходилось бывать и в худших переделках и всегда удавалось найти решение, а сейчас… сейчас твоей жизни никто и не угрожает». «Никто, кроме голодной смерти», – подытожил внутренний голос, и тут же, будто в подтверждение этой мысли заурчал желудок. «Вот, дьявол. Только этого не хватало! Ложись и спи. Сон лучшее лекарство и от больного сердца и от всего остального», – сказала она сама себе, потянув на себя полы длиной мантии, но в эту секунду взгляд ее застыл на огромном круглом столе, а точнее, на маленькой карточке из картона, что лежала на нем. – Быть не может, – одними губами прошептала Гермиона. – Он же ее разорвал. Я сама видела. И в этот момент спасительная догадка, напрочь отшибла у нее другие мысли. Подскочив с места, она что было сил начала трясти Малфоя за плечо. – Люциус, вставайте… да просыпайтесь же, – не открой колдун в это самое мгновение глаза – вполне мог бы схлопотать звонкую оплеуху. – Что такое? – прошипел он, потирая глаза. – Я так и знала. Я знала! Пройдя все испытания, Дамблдор не стал бы заживо хоронить здесь других искателей. Смотрите! – девушка схватила со стола карточку из шоколадных лягушек с портретом бывшего директора, и показала Малфою. – Это наш спасительный билет. Я думаю, что это портал. Его оставил Дамблдор не только для того, чтобы все узнали о том, кто стал обладателем библиотеки, но и для того, чтобы прочие искатели могли выбраться из этой ловушки. – Если это действительно портал, – задумчиво проговорил Люциус, – нам понадобится ключ, чтобы его активировать. Скорее всего это какое-то кодовое слово или фраза. Но какая? Вы лучше знали этого старика. Что это может быть? – Не думаю, что этот пароль связан непосредственно с Дамблдором. Он должен иметь непосредственное отношение к тому, что с нами происходит именно здесь. Вы говорили, что провели с десяток вечеров, беседуя с его портретом. Он говорил Вам что-то такое, что не вязалось с общим контекстом разговора? Может быть… повторял какую-то фразу?       На мгновение Люциус застыл, пытаясь возродить в памяти детали их ночных бесед. – Да. Было кое-что. Частенько на мои вопросы он отвечал небезызвестной тебе фразой: «ищите да обрящете, просите и дано вам будет, стучите и вам отворят». Если предположить, что это загадка, то отгадав ее мы получим пароль для активации портала. – «Ищите да обрящете», – повторила девушка. – Но что мы должны искать? Какую подсказку он нам оставил? – О, мисс Грейнджер, само это место и есть подсказка. Мы с Вами оказались заперты здесь, словно узники в Азкабане. А знаете какую заветную мечту лелеют все заключенные, томящиеся в неволе? О чем они молят высшие силы? Знаете, какая навязчивая идея преследует их каждое мгновение с момента пробуждения и до самого сна? – Гермиона молчала, нервно закусив губу. – А вот я, к своему несчастью, знаю. Они мечтают когда-нибудь оказаться на свободе. – Вы думаете это ключ? – Есть только один способ это проверить, – Малфой сжал в руках карточку, и протянул Гермионе руку, которую та с радостью приняла. На несколько мгновений повисла напряженная пауза – та самая, что в фильмах сопровождается волнующей музыкой, за ней последовал тяжелый вдох и тишина, которую будто гром, прорезал голос Люциуса. – Свобода.       В следующее мгновение Гермиона почувствовала сильный рывок и зажмурилась из-за нескончаемого круговорота красок, мелькающих перед глазами, ноги ее оторвались от земли, мышцы свела жесткая судорога, а дыхание в груди перехватило. И они полетели. Полетели навстречу ветру. И вдруг ноги ее ударились о что-то твердое и подкосились, будто ватные. Не прижми ее Люциус в эту самую секунду к своей груди – валяться бы ей в грязи у его ног. – Ты как? – произнес он. – Отлично, – согнувшись в три погибели, произнесла гриффиндорка, пытаясь побороть приступ тошноты, подступивший к горлу. – Я не знаю, куда нас забросило, но мы определенно в Англии, – оглядываясь по сторонам, заключил Люциус.       Переведя дыхание, Гермиона подняла голову и застыла на месте, точно громом пораженная.       Они стояли на пустой дороге, серебрящейся в лунном свете. По сторонам узенькой улочки виднелись бурые крыши однообразных домишек. Чуть впереди золотистый свет уличных фонарей указывал на центральную площадь деревушки, где точно шпиль, прорезающий небеса, возвышался темный обелиск. – Зато я знаю, где мы, – еле слышно проговорила девушка. – И где же? – В Годриковой Впадине. – Как символично, – саркастично усмехнулся Малфой. – У старика было превосходное чувство юмора. – Или же… Люциус… все дороги ведут домой. Ведь Дамблдор сам долгое время жил в Годриковой Впадине. Здесь похоронены его родители, здесь прошло его детство, здесь он любил и терял любимых. Подумайте, будь Вы на его месте, где бы Вы спрятали библиотеку? – В Мэноре, конечно… что за вопрос? – Вот именно – в своем родовом гнезде. А у Дамблдора помимо Хогвартса был только один дом. Здесь. – И Вы знаете, где находится его дом? – девушка в ответ лишь утвердительно кивнула. – Ну что ж, тогда настал черед наведаться в гости. Пойдемте.       Пройдя по скудно освещенной улочке, они обогнули деревенскую площадь, оставив за спиной кладбище и маленькую церквушку, и повернули в небольшой темный переулок. За углом уже виднелась покосившаяся крыша двухэтажного коттеджа, заросшего диким плющом и травой. Тут-то Гермиону и охватило чувство, скорее похожее на страх. Оказавшись так близко к цели, она уже не знала, хочет ли в самом деле найти эту библиотеку. О, Мерлин, ведь не случайно же столько людей сложили головы, чтобы навсегда укрыть ее от чужих глаз. Ведь неслучайно же Дамблдор перенес ее из тайника, тем самым создав очередную веху испытаний для неугомонных искателей. Что будет, если тайные знания попадут не в те руки? О, она прекрасно понимала последствия. И все же, ступив на этот путь уже не могла остановиться. Ею двигало уже не любопытство… и не охотничий азарт. Ею двигала жажда знаний и желание доказать самой себе, что она является истинной наследницей Мерлина, достойной узнать его тайны.       Люциус, видно, почувствовал, что с ней происходит, — он схватил её за руку и потянул вперед, хотя сам в точности и не знал дороги. А если уж говорить совсем откровенно – двигался по наитию, словно кожей ощущал присутствие магии. – Это здесь? – остановившись у перекошенной, заросшей плющом ограды, проговорил он. – Да.       Дом был невероятно старый, забытый… покинутый всеми. С обветшалых стен практически полностью облетела штукатурка, обнажая серые пористые камни; половицы на крыльце прогнили настолько, что наступить на них без риска провалиться, было невозможно; окна, заколоченные досками, посерели от времени, а может, то была паутина затянувшая их толстым покрывалом. Дверь так же была заколочена и перетянута цепью, которую сковывал заржавевший от времени замок.       Путники, подойдя к дому, обошли его со всех сторон. Задней двери, выходившей в палисадник, не было. Как не было и намека на то, что в дом кто-то влезал. Это вселяло определенную надежду. – Значит дом не грабили, – глядя на обвалившийся остов того, что когда-то называлось детской игровой площадкой, заключил Малфой. – Видимо поленились взламывать ржавый замок и отрывать столько досок. – Люциус вынул из трости волшебную палочку и вновь вернулся к двери. – Систем Аперио.       С кончика волшебной палочки сорвался светло-зеленый светящийся луч, и замок вместе с досками с треском разлетелся в разные стороны. Осторожно толкнув дверь, Малфой зашел внутрь и тут же вышел обратно, почувствовав тошнотворный запах пыли, застарелой плесени и бог весть чего еще. – Нужно дать свежему воздуху проветрить дом, чтобы можно было там находиться, – пояснил он. – Надеюсь, Вы никуда не торопитесь, мисс Грейнджер. – Не помню, чтобы Вас так волновал запах вековой пыли в зале библиотеке или гнилостный смрад подземелий, – усмехнулась Гермиона. – Тогда у меня не было выбора, а сейчас – есть.       Подождав около получаса они снова вошли внутрь. Все вокруг было старым. Всюду была пыль и паутина. Даже на ткани, что укрывала мебель лежал толстый слой пыли. Обои выцвели и отошли от стен, ковер истлел от времени – всюду было запустение и разруха. Очевидно ни один из братьев Дамблдор не изъявил желания сюда вернуться после произошедшей в их семье трагедии. – Гоменум ревелио, – прежде, чем продолжить свой путь, проговорил Люциус. – Дамы вперед, – шутливо добавил он, пропуская Гермиону перед собой. Та в ответ демонстративно закатила глаза, но спорить не стала.       Пройдя в одну из комнат, они увидели старый рояль, одна ножка которого провалилась вниз вместе с прогнившей половицей. На столике в гостиной стояла шахматная доска с расставленными на ней фигурами. Очевидно кто-то начал партию, но так и не закончил ее. Сколько времени прошло с тех пор? Наверное, около века. На краткий миг девушка замерла на месте, разглядывая резные фигурки, и снова двинулась вперед. На кухне они увидели небольшой очаг, в котором все еще висел покрытый копотью котелок. На полках вся в пыли лежала старая посуда и чашки, в углу расположился небольшой стол с недопитой чашкой кофе, судя по темному высохшему ободку внутри. – Видимо дом покидали в спешке… а может, кто-то намеренно оставил все в таком виде, чтобы никогда не забывать, – с нескрываемой грустью, произнесла ведьма. – Я думаю спальни наверху, – посветив «люмосом» перед собой, произнес Малфой, – пойдемте. У меня нет желания задерживаться в этом месте дольше необходимого. Кто знает, какие еще ловушки мог расставить здесь этот хитрый лис.       Наверх уходила деревянная винтовая лестница, такая же старая и ветхая, как и все вокруг. При каждом шаге ступеньки поскрипывали и прогибались, грозя в любой момент обвалиться, потянув вниз незваных гостей.       На втором этаже оказалось три комнаты: большая родительская, детская спальня Арианы, еще хранившая в себе память о своей хозяйке, и небольшая спальня с двумя односпальными кроватями, очевидно принадлежавшая братьям Дамблдор. – Итак, – протянул Люциус, входя внутрь. – Что мы здесь ищем? Библиотеки здесь определенно нет. – Мы ищем очередную подсказку. Ключ, который укажет нам на тайник. – Если, конечно, этот тайник действительно существует. – Существует, не сомневайтесь. Дамблдор хотел защитить библиотеку, а не похоронить ее. Он подобно Мерлину оставил бы за собой след из хлебных крошек, главное его найти, – оглядывая комнату, произнесла гриффиндорка, остановившись у старого дубового трельяжа, на котором стояло несколько портретов. – Что-то нашли? – Старые колдографии. Должно быть это его родители, – девушка отерла пыль со стеклянной поверхности, – а это Ариана – его сестра. Я видела ее портрет в «Кабаньей голове» – она взяла второй снимок. – Хм… – недовольно хмыкнул Люциус, пытаясь тем самым вернуть мысли Гермионы в нужное ему русло, но у него не получилось. – А это… – она взяла в руки черно-белую колдографию, с которой за ней наблюдали двое семнадцатилетних юнцов, облаченных в старомодные кафтаны. Достав портрет из рамы, она перевернула карточку и прочитала выведенную чернилами надпись: «Геллерт и Я. Стафорширский лес» – датировано 1900-м годом. – Конечно, все это очень познавательно, но абсолютно бесполезно, – забирая из ее рук портрет, ответил Люциус. – Лучше напомните мне, что мы здесь ищем? Пока что я вижу только груду ветхого барахла, которому грош-цена. – А я вижу чужую жизнь, полную трагедий. – Мисс Грейджер, давайте ближе к делу. У меня нет настроения и желания выслушивать сантименты… – Хорошо, мы ищем подсказку… Дамблдор был очень щепетилен в таких вопросах. Когда мы пытались отыскать крестражи, он оставил подсказки в книге сказок барда Биддля, написанной рунами. Признаюсь, я ломала над ними голову не один месяц. Гарри же нашел один из даров Смерти в золотом снитче, который директор завещал ему после смерти. Так что… подсказка может быть где угодно. Может, на этой колдографии, – Гермиона кивком указала на портрет, который Малфой до сих пор держал в руках. – А может, в любой из этих книг, – она пробежалась пальцами по пыльным корешкам. – В дневниках… – Именно, мисс Грейнджер, в дневниках! Мы не с того начали наши поиски. А кто-то оказался поумнее нас, и пока мы с Вами лазили по пещерам, рискуя жизнью, кто-то просто выкрал эти треклятые дневники из кабинета Макгонагалл. – То самое ограбление полгода назад. Но ведь в точности неизвестно, что украли грабители. – О не будьте так наивны. Не может быть совпадением то, что кабинет ограбили через неделю после того, как я обнародовал этот свиток. Идиот, – пнув ногой старый сундук, прошипел Малфой. – Нужно было забрать эти дневники самому. – Вы кому-нибудь рассказывали о том, что искали библиотеку. И главное, о том, что Вас спас Дамблдор? – Каюсь. Впрочем, нас могли услышать и без этого. Чертов Хогвартс. Там даже у стен есть уши. Возможно, библиотеку уже давным-давно нашли… – Я так не думаю, – перебила его Гермиона. – Если бы Вам нужно было спрятать два ключа, стали бы Вы прятать их в одном месте? Дамблдор был слишком хитер и никогда бы не написал открыто о том, что он нашел библиотеку. Возможно, похитители столкнулись с более сложной дилеммой, чем мы. Смотрите, – девушка порылась в своей бездонной сумке и достала оттуда увесистый томик сказок барда Биддля. – Это та самая книга, которую он мне завещал. Видите, на страницах какие-то пометки. Я не смогла их расшифровать тогда, но… может быть это и есть разгадка. Он хотел, чтобы мы нашли крестражи. Может, он так же хотел, чтобы мы отыскали библиотеку? – Дайте взглянуть, – Малфой забрал книгу, рассматривая символы на пожелтевших от времени страницах. – Это древне-кельтские числа. Смотрите, они стоят рядами друг над другом. – И что это значит? – Думаю, это книжный шифр. И если я прав, каждая цифра здесь соответствует странице, строке и букве в какой-то другой книге. – Или дневнике… – Или дневнике, – повторил Люциус. – Шанс один к ста, но попробовать стоит. Это не может быть совпадением. – Если Вы правы, то у нас есть ключ, без которого краденные дневники бесполезны. Останется только отыскать этого таинственного вора. – Не нужно никого искать, моя прекрасная синьорина, – послышался приторно-любезный голос за их спиной. И от этого голоса по спине у Гермионы побежали сотни мурашек, а кровь словно замерзла в венах. Сжав в руке волшебную палочку она медленно обернулась, но стоило ей встретиться со взглядом нарушителя их спокойствия, как страх превратился в безмерный ужас. – Базиль, – холодно произнес Люциус, глядя на давнего приятеля. – Признаюсь, не ожидал увидеть тебя так скоро. – Как… как Вы нас нашли? – Это как раз было не сложно, – Малфой ответил на вопрос вместо него, обнажая запястье, на котором серебрился браслет надзора. – Очевидно у кого-то появились друзья в Министерстве Магии. – Тебе ли не знать того, какой силой обладает золотой галеон. – Если тебе так не терпелось меня увидеть, Базиль, мог бы соблюсти приличия и отправить сову, я принял бы тебя в Мэноре, как должно принимать человека твоего круга. – О, Люци, ты же знаешь, я живу затворником уже немало лет. Я проклят в настоящем, а будущего нет. И поскольку дело мое не терпит отлагательств, я решил нарушить традицию и сделать тебе сюрприз. – О таких сюрпризах, лучше предупреждать заблаговременно. – Раз уж ты опустился до воровства в моем собственном доме, и мне необязательно блюсти приличия, – с этими словами он достал из-за пазухи обтянутую зеленым шелком диадему, которая была на Гермионе в день маскарада, и бросил к их ногам. – Синьорина, в следующий раз Вам стоит быть внимательней и не оставлять улики на месте преступления. Итак, думаю, вы уже догадались зачем я пришел. Отдайте мне книгу и все закончится мирно. Иначе, – он демонстративно похлопал пальцем по часам, – полночный час приближается. – Очевидно дневники уже у тебя есть. И кто же помог их раздобыть? – риторически поинтересовался Люциус. – Видимо, это была мисс Дюбурже. – Видимо, – входя в комнату, проговорила Каталея, – тебе не стоило пренебрегать мной, Люци. – Для нас все могло кончиться иначе. – Было бы лучше, если бы для нас ничего и не начиналось. Прав был мой отец, из женщин получаются никуда не годные адвокаты. – Для тебя я была бы лучшим защитником, – нацелив на него волшебную палочку, произнесла блондинка. – Но ты сам все испортил. – Воистину, ничто не может сравниться с яростью отвергнутой женщины, – усмехнулся Базиль. – Но в защиту Каталеи скажу – она не сразу решилась тебя предать. Тебе действительно не стоило пренебрегать ей. А теперь, будь умницей, отдай книгу.       Все это время Гермиона молча наблюдала за их словесной баталией, пытаясь продумать пути отступления. Откровенно говоря, ситуация была не из лучших. И, хоть Малфой был прекрасным дуэлянтом, искушенным в темной магии, да и сама она не была из робкого десятка, у их противников было несравненное преимущество – проклятие Базиля. Ведь стоило ему только обратиться, и он станет практически неуязвимым для любого вида магии. И что тогда им останется? Бежать? Молить о пощаде? Отдать шифр Базилю и позволить им найти библиотеку Мерлина? Нет. Это было недопустимо. Окажись такая невиданная сила в руках такого человека, как Агиллар, и он не только найдет возможность снять родовое проклятие, но и поработит весь мир, осуществив давнюю мечту своих предков. Предотвратить это следовало любой ценой. Но как? Изможденное испытаниями тело и доведенный едва ли не до исступления разум отказывались помогать своей хозяйке с решением этой задачи. – Гермиона, – голос Люциуса подействовал на нее, как отрезвляющая пощечина, выводя из размышлений, – забирай книгу и уходи отсюда. Быстро. – Что?! Нет! – прижимая к груди томик со сказками, ответила гриффиндорка. – Я не брошу тебя. – Уходи, со мной ничего не случится, – сквозь зубы прошипел Малфой. – Нет. – О, как это мило, – издевательски подметила Каталея, – эта маленькая наивная ведьма и правда влюбилась в тебя, Люци. Браво, твой план удался. – Какой план? О чем она говорит? – дрожащим голосом пискнула Гермиона, обратив на побледневшего от ярости Люциуса взгляд, в котором читалось столько мольбы и боли, что у него ком подступил к горлу. Мерлин, а ведь она действительно стала ему небезразлична. Нет, то была не химия, не притворство, а истинное чувство, которое он не чаял в себе обнаружить. – Не сейчас, Гермиона. Поговорим об этом после. – Мистер Малфой! Люциус… – Мерлина ради, – не выдержала Каталея, закатив глаза. – Неужели ты, невзрачная заучка, всерьез полагала, что сможешь заинтересовать такого мужчину, как наш Люци. Он с самого начала использовал тебя, чтобы найти библиотеку; хотел, чтобы ты сделала за него всю грязную работу и рискнула жизнью, а когда библиотека была бы найдена, он просто забрал бы ее себе, а что до тебя… – Не слушай ее, – искоса наблюдая за Гермионой, произнес Малфой. – Она пытается рассорить нас, чтобы расправиться с нами по отдельности и забрать книгу. – Тогда скажите мне, что она врет! Скажите, и я Вам поверю. Всего одно слово, – но Люциус не произнес ни единого звука. На этот раз ложь, которая прежде отскакивала от зубов, встала где-то поперек горла. Он больше не мог ей врать. Не мог и не хотел. Тем более не мог врать, когда правда уже лежала на поверхности. И Гермиона, желала она того или нет, уже знала обо всем. И в то же подтвердить слова Каталеи он тоже не мог, а потому молчал. И молчание это было красноречивее тысячи слов. Девушка досадливо всхлипнула, глотая слезы и отстранилась. – А теперь, раз уж все маски сброшены, и мы, наконец, покончили с этими душещипательными объяснениями, – вмешался в разговор Базиль, – отдайте мне книгу. – Нет! – твердо произнес Малфой. – Что ж, ты сам меня вынудил, Люци. Видит бог, я хотел решить эту проблему без крови.       Он достал из кармана руку, на которой сверкнул старинный перстень с сапфиром, и сделал резкий выпад. Луч холодного огня сорвался с синего камня и пролетел в нескольких дюймах от плеча Малфоя – тот едва сумел увернуться, посылая в ответ собственное проклятие. Завязался бой. То и дело комнату озаряли красные, желтые, зеленые вспышки огня, перемешивающиеся с водными брызгами, молниями и разноцветными искрами. Никогда прежде Гермиона не видела, чтобы кто-то так искусно владел беспалочковой магией, как Базилио Агиллар. Казалось, магия рождалась в нем, наполняя каждую клеточку тела, и по одному лишь желанию своего хранителя выплескивалась в мир, сметая все на своем пути. Вот он – истинный чародей, который вполне мог бросить вызов самому Темному лорду. На этот бой можно было бы билеты продавать.       Вот, озарив комнату ослепительным сиянием, распахнул свои крылья золотой орел, столкнувшийся с водяной стеной, которую воздвиг перед ним Люциус, а в следующий миг огромная птица обратилась в ничто, а пол под ногами превратился в болотистую субстанцию, которая начала затягивать Малфоя вниз, сковывая ноги. Вот это был бой.       Тут стоило признать одну истину: каким бы хорошим бойцом не был Люциус, но Базиль был куда лучше. Каждое его движение, каждый жест, даже легкий трепет ресниц несли в себе опасность. Но когда к бою присоединилась Каталея, исход был предрешен.       С каждой секундой Малфой сдавал позиции, будучи не в силах отражать сыплющиеся со всех сторон заклятия. Стена за его спиной превратилась в дырявое решето и в любое мгновение грозила обрушиться вместе с крышей, погребая в развалинах всех участников этого побоища, половицы под ногами проваливались стоило только на них наступить. Шаг, и нога его провалилась меж половиц, мужчина потерял равновесие и рухнул на спину, выронив волшебную палочку. – Прощай, Люци. Ты был достойным соперником, – с улыбкой прорычал Агиллар, пустив в него синий смерч, и в миг, когда Малфой уже готов был попрощаться с жизнью, в бой вступила Гермиона, выставив пред ними щит.       Удар был такой силы, что стена за их спиной буквально разлетелась по камушкам, и их обоих выбросило со второго этажа. Не успей девушка сотворить левитационные чары, и звездного неба, что раскинулось над ними мерцающим покрывалом, они могли бы никогда не увидеть. – Вставай, – откашливаясь, прохрипел Люциус, поднимая девушку под локоть. – Здесь нельзя оставаться, нужно выманить их на открытое пространство. – Пустите, – вырываясь, пискнула она, поднимая волшебную палочку. – Вы обманули меня…       Однако перевести дыхание и разобраться в личной драме они так и не успели. В рассеивающейся после обрушения пыли показались два стройных силуэта, размытая алая вспышка озарила округу, а потом все стихло. И было в этой тишине нечто зловещее, ибо она предвещала настоящую катастрофу. – Базиль, нет! Базиль! – обезумевший от страха голос Каталеи прорезал ночную тишину. И от этого крика даже Люциусу стало не по себе. Он ничего не видел, в окутавшем их пылевом тумане, но знал наверняка, что произошло. Оставив Гермиону за спиной, он сделал несколько шагов вперед, выставив перед собой волшебную палочку, и всмотрелся во тьму.       Где-то поблизости из тишины раздалось мерзкое чавканье вперемешку с хрустом, похожим на хруст ломающихся костей, но стоило мужчине подойти поближе, как все затихло вновь, а в рассеивающемся облаке показался темный девичий силуэт, распростершийся на багровых от крови камнях, а рядом никого.       Люциус подошел ближе, вглядываясь в изломанное тело Каталеи. Несколько раз конвульсивно дернувшись, блондинка замерла. Из ее приоткрытого рта торопливой струйкой бежал красный ручеек, а в глазах застыло безмерное удивление. – Вот, дьявол, – выругался он.       Это была уже не битва двух волшебников, это была охота, где дичью были они с Гермионой. Мгновенно развернувшись, Люциус бросился к возлюбленной, но не успел пробежать и пары метров, как дорогу ему преградил огромный монстр, своими чертами лишь отдаленно напоминающий человека.       Он был похож на тощего великана, с которого полностью содрали кожу, его четырехпалые руки с драконьими когтями были значительно длиннее положенного, а потому передвигался он, как большой горилообразный примат, опираясь на кулаки. Голова походила на человеческую, но также без кожи, нос был точно отсеченный чем-то острым, лишь сухожилья переплетали кости, и непонятно на чем в глазницах держались золотистые глаза с вертикальным зрачком. Из его пасти торчали желтые и кривые зубы, похожие на жвала плотоядных насекомых. Но куда хуже был не его облик, а смрад из слюнявой пасти.       Тварь обошла Люциуса по кругу, явно пытаясь что-то вынюхать своим обрубком. Потом резко отскочила, скривив свою и без того страшную морду, и зарычала. Несколько раз она кидалась на него, пытаясь принудить к бегству, но тут же отскакивала, возможно, передумав уже в прыжке. – Моей спины ты не увидишь… – шептал Малфой, медленно поворачиваясь вместе с чудовищем, – Хочешь напасть, попробуй.       Немного обождав, монстр облизнулся длинным, раздвоенным точно у змеи языком, и с воплем кинулся на волшебника. Гермиона, все это время наблюдавшая за действом, от ужаса впала в немое оцепенение. Мерлин, даже перед Волан-де-Мортом несчастная не чувствовала такого первобытного страха, как сейчас. Она хотела отвернуться, понимая, что тварь сейчас сотворит с Люциусом, но не смогла. Страх сковал ее настолько, что закрыть глаза она была не в состоянии. Тут-то ее и ослепила яркая огненная вспышка, стена огня расчертила землю, отгородив ее от кровожадной твари. И вдруг она услышала надрывный голос Люциуса: – Я знаю, чего ты боишься, выродок. И пусть я не смогу тебя убить, клянусь, я выжгу здесь все дотла, но не подпущу тебя ближе, – тут же последовала вспышка огня, а затем еще одна, темная тень скользнула мимо нее, и попыталась обойти Малфоя с другой стороны. И снова очередная струя огня пролетела рядом с девушкой.       Видимо Малфой за долгие годы общения с Базилем все же узнал его слабую сторону – огонь. Он не мог причинить чудищу существенного вреда, но в то же время приносил ощутимый дискомфорт, заставляя держаться на достаточном расстоянии. Через несколько минут пламя пожрало все вокруг: вспыхнули кроны деревьев, амбар, запылала даже вода в небольшом ручейке, что огибал улицу. Невредим оставался лишь старый дом Дамблдоров, который лишь чудом обходили огненные всполохи.       Как могла Гермиона боролась со стихией, заливая пожары с помощью «агуаменти», но они то и дело вспыхивали снова. Кругом царил самый настоящий хаос, и каждым ее движением руководили скорее инстинкты, нежели разум.       Будто снег, кругом падали черные хлопья пепла, от едкого дыма слезились глаза и стало практически невозможно дышать. И все же битва продолжалась. То и дело сквозь пламя просматривалась черная тень монстра, метавшегося из стороны в сторону в попытке схватить свою жертву. И вновь огненные всполохи не давали ему приблизиться к цели.       Гермиона несколько раз порывалась помочь своему спутнику, но все ее попытки залить адский огонь терпели крах. Страшно даже подумать, что случится, если Люциус хотя бы на миг потеряет контроль над всепоглощающей стихией и пламя всей своей мощью обрушится на несчастную деревушку. – Берегись, – прокричал Малфой. Девушка едва успела пригнуться, как над ее головой пролетело взрывающее заклятие и угодило точь-в-точь в зияющую дыру окна, потянувшись вверх по стене. – О, нет. Книга! Книга с шифром осталась там! – подскочив с места, Гермиона бросилась к дому, но в тот же миг почувствовала, как острые, будто лезвия, когти скользнули по ее спине, и что-то тяжелое навалилось на нее, придавив к земле. Она пыталась брыкаться и сопротивляться, но тщетно. Несчастная распласталась на полу и взвыла от боли, чувствуя, как что-то вгрызается ей в плечо.       С запозданием сознание девушки уловило крик Люциуса и испуг на его лице. Секунды потребовались на то, чтобы понять, что произошло. О, Мерлин, должно быть монстр, повинуясь инстинкту хищника, почуял в ней легкую добычу и бросился следом, будто голодный пес за убегающей жертвой. За этот краткий миг вся жизнь пролетела у нее перед глазами, а потом ее ослепила зеленая вспышка, и воцарилась темнота.       Очнулась Гермиона несколько мгновений спустя на руках у окровавленного Люциуса. Он склонился над ней, растирал руками ее щеки, что-то говорил, но она не могла разобрать ни слова. Точнее, не слышала ни слова, как будто происходящее вокруг являлось сюжетом фильма ужасов и кто-то вдруг выключил звук. – Ты можешь подняться? – произнес Малфой, помогая девушке встать, но она ничего не ответила. Лишь оглядела окрестности полубезумным взглядом. Кровь из сочащейся раны залила всю куртку, но боли уже не было, точнее, она ее не чувствовала. Стена огня, что окружала их, угасла, оставив после себя черную выжженную пустошь; рядом, изувеченный клыками и обожженный, лежал труп Каталеи; а у их ног, уже обратившись в человека, покоился Базилио Агиллар. – Вы убили его, – пискнула Гермиона, дрожащей рукой вцепившись в предплечье Люциуса. – Это была Авада Кедавра. Я… я видела зеленую вспышку. – Я сделал то, что было необходимо, – пытаясь привлечь ее к себе, проговорил он, но девушка уперла ладошки в его грудь и отстранилась. То ли все еще пребывала в шоке от увиденного, то ли слова Каталеи настолько врезались в ее память… – Это все Вы… Вы и Ваши интриги. – Гермиона, послушай… – Не смейте приближаться ко мне! – находясь в преддверии истерики, взвизгнула она, и тут же услышала за спиной хлопок трансгрессии. – Гермиона, – оттолкнув в сторону Малфоя, который едва держался на ногах от усталости, Рон подбежал к гриффиндорке и прижал к груди, осматривая рану. – Нам нужна настойка бадьяна. Гарри, скорее. – Вы за это ответите, Малфой, – проговорил Поттер, трансгрессировавший сразу после друга. – Люциус Малфой, – послышался голос главного мракоборца. – Приказом Министерства Магии Вы помещаетесь под стражу за применение непростительного заклятия, за открытое использование магии в магловской деревне, а так же за похищение мисс Гермионы Грейнджер. Любая попытка сопротивления будет расценена, как акт агрессии и препятствие правосудию. Опустите волшебную палочку. Малфой повиновался без возражений. Его тут же окружили несколько мракоборцев, сковав по рукам и ногам, и потащили за собой. – Мы так волновались за тебя. Когда ты не пришла в паб, я сразу понял, что что-то стряслось, – заглушая голоса авроров, причитал Рон. – А когда мы узнали, что тебя увел пожиратель… о, Мерлин, мать чуть с ума не сошла. Гермиона, Гермиона, скажи хоть слово. – Рон, оставь девочку в покое, – забирая девушку из объятий сына, произнес Артур Уизли. – Неужели не видишь, что она до сих пор в шоке. Оно и неудивительно. – Надеюсь, на этот раз Вас все-таки приговорят к поцелую дементора, Малфой, – прорычал Рон, когда Люциуса проводили мимо, но тот даже глазом не повел в его сторону. – Гермиона… – никакой реакции, она будто не слышала его. – Да как ты смеешь после всего случившегося к ней обращаться, ты мерзкое ничтожество, – не унимался парень. – Уведите его отсюда. – Гермиона, все что сказала Каталея было правдой лишь в начале, но всё изменилось сейчас. Всё. И в глубине души ты это знаешь. Я… – Пойдем, – один из авроров не дал ему договорить, бесцеремонно пихнув в спину, и Люциус, не удержав равновесия, упал на землю.       Вновь раздались хлопки трансгрессии и через несколько минут на улице не осталось никого, кроме золотой троицы, а сзади них погребальным костром пылал старый дом Дамблдоров, в котором сгорала последняя надежда отыскать библиотеку Мерлина, последняя надежда на такое далекое отныне счастье.