Свитки Мерлина

      Допрос продолжался несколько часов без перерыва. Сначала Гермиону заставили несколько раз повторить свой рассказ обо всем, что касалось событий минувшего вечера и, в особенности, убийства Базилио Агиллара и Каталеи Дюбурже. Затем авроры долго и въедливо расспрашивали гриффиндорку обо всех подробностях, пытаясь уловить малейшие несостыковки в ее словах. Вопросы сыпались один за другим, рождая в голове откровенный сумбур. Однако, несмотря на благожелательный тон дознавателей, девушка отчетливо понимала, что усомнись они хоть на миг в сказанном ею, и приветливая беседа с героиней войны вмиг превратится в допрос с пристрастием в стиле старой доброй инквизиции. Поэтому она старалась не лгать, быть максимально искренней и изо всех сил помогать следствию. Правда, о некоторых подробностях интимных отношений с Люциусом девушка все же предпочла умолчать. Впрочем, допрашивающие ее мракоборцы и не пытались акцентировать свое внимание на данном аспекте, по всей видимости, посчитав оное невозможным.       Вскоре любопытство дознавателей было удовлетворено, и в кабинете воцарилась тишина, которую нарушал лишь раздражающий скрип волшебного пера, скрупулёзно фиксировавшего их разговор. – Итак, – набравшись смелости, протянула Гермиона, глядя на своих собеседников, – если мы закончили, я хотела бы уйти. Этот день был очень… тяжелым и, если уж говорить откровенно, я еле стою на ногах. – Да. Вы можете идти, мисс Грейнджер. Министерство благодарит Вас за свидетельства по этому делу, – сказал молодой мужчина лет тридцати, поспешно сворачивая пергаменты с ее показаниями. – Просим Вас в ближайшее время не покидать пределы магической Британии.       Девушка утвердительно кивнула и уже направилась к двери, когда ее окликнул скрипучий мужской голос, и из-за восточной ширмы вышел высокий седовласый старик за все время допроса не проронивший ни единого слова. – Постойте, мисс, – старец расплылся в приветливой беззубой улыбке, – уверен, что у этих молодых людей не осталось к Вам вопросов, но я, признаюсь, с возрастом стал туговат на ухо и многого мог не расслышать. Окажите старику услугу, оставьте Ваши воспоминания о минувшем вечере в этих фиалах, – он пошуршал тканью мантии и извлек из кармана две небольшие хрустальные бутылочки, протянув Гермионе. – А Вы кто такой? – недоверчиво глядя на старика, поинтересовалась гриффиндорка, переводя взгляд с него на мракоборцев. – О, простите мне это досадное упущение, – начал он, – в моем возрасте порой забываешь о принятых в обществе условностях. Меня зовут Тиберий Огден. Я председатель коллегии судей Визенгамота. Данное дело находится под моим личным надзором. И, поскольку разбирательство обещает быть громким, не хотелось бы, чтобы служителей Министерства упрекали в халатности. – Но ведь… – девушка на миг запнулась, вспоминая, как на уроке с Каталеей они разбирали подобные ситуации, – Министерство не может заставить меня отдать воспоминания. Это дело сугубо добровольное. – О, безусловно, Вы правы, – добродушно отмахнулся старик. – Вы можете отказаться… – Гермиона благодарно кивнула и вновь повернулась к двери и сделала спасительный шаг к выходу. – Однако… Ваш отказ предоставить свои воспоминания может быть истолкован судьями, как желание утаить важные обстоятельства этого дела. А Вы… Вы же не хотите, чтобы у служителей Министерства возникли сомнения на сей счет. Уверен, что героиня войны не меньше нас желает, чтобы справедливость восторжествовала и виновные понесли заслуженное наказание. К тому же, содействие следствию может благоприятно повлиять на Вашу карьеру в Министерстве. Вы ведь здесь собираетесь работать после окончания Хогвартса? – Разумеется, – твердо ответила Гермиона, доставая из рукава мантии волшебную палочку и, не отводя глаз от Тиберия, вытянула из виска светящуюся нить воспоминания. – Если моих слов недостаточно, пусть их подкрепит моя память. – О, не сочтите за оскорбление, мисс Грейнджер. Просто старости свойственны сомнения и наблюдательность. Позвольте еще раз поблагодарить Вас за помощь Министерству. Примите извинения за то, что сильно Вас утомили. И… не смею Вас больше задерживать, – произнес мужчина, открывая перед Гермионой дверь. – До свиданья, – ответила девушка и твердым шагом вышла из кабинета. – Ах… да… мисс Грейнджер, – старик окликнул ее вновь, – хочу сделать комплемент вашему утонченному вкусу – у вас прекрасная волшебная палочка. Примечательная. Гермиона медленно обернулась, с непониманием глядя на собеседника, но дальнейших вопросов не последовало, и она, кивнув на прощание, направилась дальше, так и не раскрыв рта. – Вы думаете она врет? – тихо поинтересовался молодой аврор, когда девичьи шаги в коридоре утихли. – Нет. Она не лжет о событиях минувшей ночи. В этом я уверен. – Это говорит Ваша интуиция? – Скорее жизненный опыт. Ты несколько раз просил ее заново рассказать о прошедших событиях. Если бы она врала, то из раза в раз рассказывала одну и ту же историю одними и теми же словами. Но она каждый раз добавляла своему рассказу новые подробности. Они не противоречили ее словам в целом, просто девочка каждый раз вспоминала новые детали. Однако… – Однако… – выжидающе протянул мракоборец, глядя на наставника. – Всей правды она нам тоже не рассказала. Заметил румянец на ее щеках, когда я упомянул волшебную палочку? Вещица не из дешевых…выясни. – Все понял, – кивнул аврор и сделал несколько пометок в своей записной книжке. – И пригласите ко мне директора Макгонагалл. У меня к ней будет серьезный разговор. Покинув кабинет для допросов, Гермиона поспешила уйти из Министерства, ничего не сказав Гарри и Рону, которые ждали ее в главном атриуме. Возвращаться в Хогвартс не хотелось. Не хотелось подвергаться очередному допросу теперь уже со стороны друзей, поэтому девушка аппарировала к границе Хогсмида и решила немного прогуляться, чтобы привести в порядок мысли.       Первое, что стоило сделать – это успокоиться. В своих предположениях Тиберий Огден оказался прав. Она сказала им всю правду о минувшей ночи, но не сказала всей правды, которую знала. Да и как могла она сказать о том, что из приличной студентки и героини войны превратилась в любовницу Пожирателя смерти? Такое признание уж точно поставит крест на ее дальнейшей карьере в Министерстве, не говоря уже о том, что оно сильно затруднит ход слушания и даст почву для сомнений в правдивости и беспристрастности ее показаний, а это может заметно осложнить жизнь Люциуса. «Любовница Пожирателя Смерти» – мысленно проговорила она. Вот какой ее видела Каталея… вот какой ее увидят все друзья и знакомые – все те, с кем она бок о бок сражалась против этого самого «любовника». Но больше всего в этой истории ее задевал не оскорбительный статус, которым она сама себя наградила, а слова Каталеи, которые сводили ее с ума, терзая разбитое сердце.       Конечно, оснований верить словам Дюбурже у нее не было. Брошенная женщина в гневе еще и не того наговорит, но с другой стороны оснований доверять Люциусу у нее было не больше. Даже если исключить из внимания тот факт, что не так давно они были врагами… даже если забыть о разнице в возрасте и о чистокровных убеждениях Малфоев, вера в бескорыстные намерения Люциуса по отношению к ней казалась смехотворной. Слишком лицемерной и изворотливой была его натура, слишком грандиозны были его намерения, слишком высокомерным был его взгляд. В нем всего было слишком. И только разум, плененный влюбленным сердцем, мог этого не заметить. О, Мерлин, как она могла быть такой слепой? Нет… не слепой… глупой… И как она могла после всего услышанного этой ночью продолжать упорствовать в своей глупости? Дьявол! Ведь Люциус даже не пытался отрицать, что с самого начала хотел использовать ее, позволить ей рисковать жизнью в поисках библиотеки, а потом забрать последнюю себе, наплевав на все договоренности. Своим молчанием он подтвердил все сказанное, но ее треклятые чувства что было сил цеплялись уже не за его слова… не за его молчание… не за его намерения, оставшиеся намерениями, а за его поступки.       Ведь не случайно же мудрецы говорят, что судить людей можно и нужно лишь за их поступки, ибо слова стоят дешево. А за последний год Малфой действительно не раз рисковал своей жизнью, чтобы защитить ее. Он помог ей выбраться из ловушки озерной феи во время первого испытания, он спас ее во время землетрясения в пещере мечей, защитил в доме Базиля, не дал замерзнуть в норвежских снегах, принял на себя основной удар в битве с драконом. Что уж говорить, он сознательно обрек себя на заключение в Азкабане, применив непростительное заклинание к чистокровному волшебнику, которого когда-то называл своим другом. И все это он сделал ради нее. И деяния эти были куда важнее его собственных слов или слов Каталеи. Вот во что она должна была верить...       Да и что она могла поставить в противовес этому? Приверженность Темному Лорду? Или открытие Тайной комнаты, едва не повлекшее за собой смерть Джинни и ее собственную? Или пытки в Мэноре, происходившие с молчаливого согласия хозяина усадьбы? Безусловно, всё это были грехи Люциуса. Грехи, в которых он не раз раскаялся. По крайней мере, в большей их части. По крайней мере в это хотелось верить. Да и сама Гермиона, ввязываясь в это опасное предприятие, дала себе обещание не судить Малфоя за поступки дней минувших и дать ему второй шанс. А в настоящем ее память терзало лишь одно-единственное прегрешение – одно-единственное, заставившее ее в момент эмоциональной слабости поверить словам Каталеи – это было подсмотренное в Омуте воспоминание Люциуса о ночи, проведенной в объятиях блондинки. И даже сейчас, видя перед глазами их объятые жаром страсти тела, Гермиона не могла сдержать удушающего приступа слез, подступающего к горлу.       Оставалось ответить лишь на один вопрос: мог ли этот поступок стать непреодолимым барьером меж ними? Сможет ли она забыть и простить? – Гермиона! Гермиона, подожди, – за спиной послышался запыхавшийся крик Гарри, и девушка устало оглянулась. – Почему ты ушла? – Я… – как-то рассеянно произнесла она, разглядывая лакированные мыски туфель, – я хотела побыть одна и немного подумать. А где Рон? – Он отправился к второму барьеру у озера. Мы подумали, что после всего случившегося ты предпочтешь прогулку на свежем воздухе путешествию каминной сетью, только не знали наверняка какой путь ты выберешь. А потому решили разделиться. Рон отправился к барьеру у Запретного леса полагая, что ты заскочишь в избушку Хагрида, а я – в Хогсмид. – Предусмотрительно, – с грустной улыбкой ответила гриффиндорка и медленным шагом направилась вперед. Гарри ничего не осталось, как последовать за подругой.       Какое-то время они шли молча; он, уткнувшись себе под ноги, тихо выжидал момента, когда девушка переборет внутренних демонов и решится говорить о случившемся, а она нервно теребила каемку шарфа, пытаясь подобрать правильные слова. Слабый ветер шелестел молодыми листьями ясеня, играя тенями. То и дело на тропинке перед ними вспыхивали и угасали полоски света. Откуда-то из далека доносилась тихая трель птиц. А они все молчали; но именно в том, как они молчали, как они шли рядом, являлось то доверчивое сближение, которое рождается меж людьми за долгие годы самоотверженной дружбы; каждый из них как будто и не думал о своем соседе, а втайне радовался его близости. – Как Вы оказались среди авроров там – в Годриковой впадине? – всё тем же безжизненным тоном поинтересовалась девушка, нарушив тишину. – Мы заволновались, когда ты не пришла в Кабанью голову, а когда не нашли тебя в Хогвартсе, волнение переросло в страх за твою жизнь. К счастью, один из портретов видел, как ты уходила с Малфоем. Тогда Рон предположил самое страшное, а ты знаешь, что иногда он может несколько… драматизировать ситуацию, – Гермиона тихо фыркнула. – Мы попытались его успокоить, но когда ты не объявилась наутро, решили наведаться в усадьбу, а не найдя вас там, через мистера Уизли обратились в аврорат. Ситуация усугубилась тем, что активировав заклятие надзора, авроры по-прежнему не могли найти Малфоя. Он словно в воду канул. Представляешь какой переполох поднялся? Авроры предположили, что он решил бежать за границу, чтобы избежать суда и Азкабана, а тебя якобы захватил, когда ты попыталась ему помешать. – Он не похищал меня, Гарри. Это глупое предложение. – Тогда что на самом деле произошло? – Обстоятельства сложились таким образом, что он помогал мне в поисках библиотеки Мерлина. – Ты работала с Малфоем? Он же… – Да… я знаю, – нетерпеливо оборвала его Гермиона, не желая в сотый раз выслушивать отповедь о ее безрассудном поведении. – Но что сделано, то сделано.       Гарри кивнул, во взгляде его сверкнуло непонимание, но с губ его не сорвалось ни слова осуждения. Гермиона облегченно выдохнула. Будь сейчас на его месте Рон, ей пришлось бы выслушать целую тираду о том, как глупо и неосмотрительно она поступила; о том, что работая с Малфоем, она предала семью, друзей, родину и флаг… а Гарри – с ним всегда было просто. Он никогда никого не осуждал и не винил в своих бедах, а его беззлобие и бескорыстное желание помочь любому, кому требовалась помощь, всегда располагали к доверительной беседе.       Вот и сейчас он не пытался выпытать у нее ответы на мучившие его вопросы, а терпеливо ждал, когда она сама решит поведать ему историю своего падения. И, неожиданно для самой себя, Гермиона почувствовала острую необходимость сбросить с себя эмоциональный груз, который она тащила на плечах почти целый год. А дальше будь, что будет. Если кто и сможет понять ее и поддержать в эти непростые дни, то только Гарри. – Ты хотел знать, что со мной происходит в последнее время. Хотел понять, почему я отдалилась от вас, – она сделала небольшую паузу, словно собираясь с силами, – потому что я не знала, как вам все рассказать. Потому, что я боялась… что вы не сможете понять… что вы… осудите меня и отдалитесь еще сильнее, – она запнулась и опустила голову. – Гермиона, да что случилось? – Гарри обхватил ее за плечи и слегка приобнял. Так ненавязчиво – по-братски. – Что бы не произошло, ты всегда можешь мне всё рассказать. Мы столько пережили вместе, неужели после всего ты сомневаешься в том, что я смогу тебя понять? Неужели ты думаешь, что какая-то воображаемая тобой преграда может нас рассорить? – Гарри, я полюбила его, – решив не ходить вокруг да около, выпалила Гермиона. – Кого?! – парень едва не подскочил от неожиданности. Сказать по правде – это признание было последним в списке его ожиданий. – Малфоя, – на миг воцарилась тишина, Гарри сглотнул и едва слышно произнес: – Младшего? И Гермиона, так же тихо, точно стыдясь того, что сейчас собирается сказать, ответила: – Старшего…       Всего одно слово, а сразило наповал. Гарри встал, как громом пораженный, с неверием и даже с испугом глядя на подругу. И во взгляде этом читалось столько противоречивых эмоций, что гриффиндорке казалось будто под этим взором внутренности ее стягиваются в невидимый узел. Она хотела что-то добавить, но передумала. Сглотнула и отвернулась, глядя на сверкающую в солнечных лучах гладь озера, разлившегося у дальней границы Хогвартса. – Это… невозможно, – выдавливая из себя каждое слово, произнес Поттер. – Не может быть правдой… он же такой… а ты… – мысли никак не хотели складываться в логичную цепочку, срываясь губ бессвязными словами. – И все же это правда.       Гермиона достала из кармана волшебную палочку, обвела полукруг над головой и тут же Гарри ослепила серебряная вспышка патронуса, который обратившись белоснежным павлином облетел вокруг них и приземлился на холме, распушив свой хвост.       Несколько мгновений Поттер наблюдал за птицей, и чем дольше он смотрел, тем темней становился его взгляд, а вскоре и на лицо его легла непроницаемая маска, за которой Гермиона не могла разглядеть ни единой мысли, а потому испугалась собственной откровенности и возможных последствий. – Гарри, – девушка ухватила его за предплечье и слегка потрясла. – Гарри, скажи что-нибудь… Гарри… – Как… как далеко всё зашло? – переведя глаза на девушку, проговорил он. – Слишком далеко, чтобы просто повернуть назад, – смущенно ответила девушка. – Он же не принуждал тебя? – Нет. Боже, Гарри, нет, – протестующе вскрикнула юная ведьма.       Они снова замолчали, пытаясь осмыслить сказанное. На этот раз тишина была долгой и гнетущей, и Гермиона начала не на шутку беспокоиться. Гарри не был таким импульсивным, как Рон, а потому поступков его стоило опасаться в большей степени. Кто знает, во что может вылиться это признание. – Как? Когда это началось? – наконец переборов себя, произнес юноша. – Да я и сама не понимаю, когда это началось, – девушка развела руками. – Сама не понимаю, как жгучая неприязнь сменилась интересом, а тот в свою очередь перерос в симпатию… невнятную… едва ощутимую, но с каждым днем превращающуюся в нечто более сильное, противоречащее логике и здравому смыслу. Знаешь, как это бывает, когда в голове прочно заседает какая-то мысль, и чем больше ты гонишь ее от себя, тем больше думаешь о ней. Тут что-то похожее. Я даже не поняла в какой момент общение с ним превратилось в потребность, а когда поняла – уже не могла остановиться. Я будто застряла в болоте, и каждое движение всё сильнее затягивает меня в пучину, из которой не выбраться. – Но ты могла рассказать обо всем. Попросить помощи… – И что бы я сказала? Брось, Гарри…ты больше года не мог признаться в своих чувствах к Джинни, а у меня ситуацию куда сложнее будет. Уж ты-то должен понять. – И все же ты призналась сейчас… – Призналась, – губы Гермионы скривила горькая усмешка, – потому что молчать об этом уже нет сил. К тому же… лучше уж вы узнаете об этом от меня… – Что на самом деле произошло этой ночью? До нас дошли какие-то бессвязные обрывки… – Сегодня ночью мы нашли библиотеку. Нашли лишь для того, чтобы убедиться в том, что она пуста. Дамблдор отыскал ее раньше и перенес в какой-то тайник, найти который не представляется возможным, потому что все подсказки уничтожил огонь. – Но как там оказалась Каталея и Агиллар? – Видимо, они следили за Малфоем через браслеты. Базиль был коллекционером и больше прочих хотел заполучить библиотеку. Отчасти, чтобы снять с себя родовое проклятие, отчасти, чтобы заполучить в свои руки хранилище древней магии. Люциус отказался отдать подсказку и завязалась схватка. В пылу боя Агиллар превратился в монстра и напал на меня, – девушка запнулась и зажмурила глаза, будто надеялась с помощью этого нехитрого действия прогнать от себя весь ужас минувшей ночи, и продолжить смогла лишь тогда, когда теплая рука Гарри легла ей на плечо. – Не знаю, что там произошло. Помню, как его когти вцепились в меня; помню, как глаза застлала кровавая пелена. Я думала, что он меня убьет, – по ее щеке скатилась одинокая слеза, – а потом я увидела зеленую вспышку Авады и все закончилось. А дальше… дальше ты все знаешь…       Дойдя до ворот Хогвартса они присели на лежащую у дороги корягу, и Гермиона продолжила свой рассказ, будучи не в силах оборвать поток вырвавшихся откровений. Так прошел час, потом второй и третий. Гермиона говорила долго… лишь изредка останавливаясь, чтобы ответить на очередной вопрос Гарри. А Гарри слушал внимательно, с трудом веря собственным ушам. О, Мерлин, как они могли быть так слепы… как могли не заметить такого? Это просто не укладывалось в голове.       Когда Гермиона закончила свой рассказ, солнце уже клонилось к закату, а кругом заметно похолодало. Потерев замерзшие пальцы, юноша поднялся с места и подал руку подруге. – И что ты собираешься делать теперь? – тихо произнес он, исподтишка наблюдая за девушкой. – Дам показания в суде. Сделаю все, чтобы его оправдали, ну или хотя бы смягчили приговор. – А что потом? Что ты будешь делать дальше, если его оправдают? – Дальше? – иронично переспросила девушка. – Ты всерьез веришь, что для нас будет «дальше»? Мы нашли библиотеку, наша совместная история дописана и никакого «дальше» у нас быть не может. Кто он и кто я, Гарри, – Гермиона запнулась. – Даже если поверить на миг, что он сможет забыть о своих чистокровных убеждениях, думаешь у нас может быть совместное будущее? И какое место я в нем займу? Или ты полагаешь, что подобная мне сможет когда-нибудь стать миссис Малфой? Это даже звучит нелепо! Максимум на что я могу рассчитывать, так это на позорный титул любовницы аристократа. Думаешь этого я хочу? Нет! Не хочу! Его общество меня никогда не примет, мои друзья нас осудят, и мы останемся вдвоем против всех, но надолго ли? – Гарри молчал, и она продолжила. – Некоторые отношения лучше заканчивать до того, как они перерастут из пылающей страсти во взаимные упреки, унижения и нескончаемое чувство вины. Не хочу, чтобы по прошествии года или двух он возненавидел меня за то, что я отняла у него привычную ему жизнь. К тому же… совместные приключения – это одно, а совместная жизнь – совсем иное. Думаешь, мы смогли бы ужиться под одной крышей? Думаешь, он бы смог принять меня такой, какая я есть? Думаешь, мы смогли бы навсегда забыть о прошлом и не упрекать друг друга за былые прегрешения? – проговорила она, глотая слезы. Гарри молча покачал головой и протянул ей платок. – У меня только один вопрос: если ты это прекрасно понимаешь, почему позволила всему этому произойти? – Потому что дура набитая, – высмаркиваясь, пискнула она. – Потому что позволила себе мечту. Я знала, Гарри. С самого начала все знала. Я пыталась найти другое оправдание собственному интересу к нему, я обманывала себя и была рада обмануться, а в итоге меня опять ткнули носом в то, что было известно с самого начала. Нет… я решила. Я сделаю все, чтобы помочь ему и на этом точка. У нашей истории продолжения не будет.       Остаток пути они проделали в тишине, пытаясь смирить чувства, бушевавшие в груди. Проводив Гермиону до комнаты на этаже старост, Гарри сразу пошел к себе, искренне надеясь на то, что Рон уже спит, и у него получится избежать неприятной беседы.       Обогнув главный зал, он прошел в восточное крыло замка и поднялся в гостиную Гриффиндора, где нос к носу столкнулся с Джинни. Расположившись на диванчике подле камина, она погрузилась в чтение учебника по трансфигурации, но увидев возлюбленного, тут же отбросила его в сторону, обратив на Гарри огромные карие глаза. – Что случилось? – едва встретившись с его взглядом, проговорила она. – Что тебя так расстроило? Ты нашел Гермиону? – Нашел, – устало ответил он, усаживаясь рядом, и тут же приобнял девушку за талию. В ответном жесте она прильнула к нему и блаженно улыбнулась. – Как она? – Физически – здорова, морально – истощена, – коротко ответил он и тут же осекся, поймав себя на мысли, что не вправе рассказывать об этом даже своей возлюбленной. Впрочем, Джинни была не из тех, кто в угоду своему любопытству выпытывает чужие тайны из третьих уст. К тому же природная наблюдательность в купе с хорошо развитой интуицией сделали такие расспросы бессмысленными. – Уверена, что с ней всё будет хорошо. Гермиона не первая и не последняя, кому суждено страдать от синдрома разбитого сердца. Все образуется, – многозначительно сказала она и чмокнула его в подбородок. – С чего ты взяла, что ее проблема именно в этом? Их с Роном отношения… – А я вовсе не о Роне говорю, – уверенно заключила она, оборвав его на полуслове. – Их отношения дали трещину очень давно и их расставание было лишь вопросом времени, как ни печально это признавать. Мне всегда хотелось думать, что мы породнимся. – И о ком тогда ты говоришь? – лукаво подметил он, и глаза его хитро сверкнули. – О Люциусе Малфое, – произнесла она с видом человека, для которого сказанное было ничуть не удивительным и даже обыденным делом. Тут –то и настал черед Гарри удивляться. – Что? Как? Когда ты узнала? И почему так долго молчала? – О том, что у Гермионы появился новый ухажер, я догадалась почти сразу. Эти странные исчезновения по вечерам, эта таинственность – все было ясно, как божий день, но я долго не могла понять, кто этот таинственный воздыхатель. – И что ее выдало? – Не ее. Его! – Ты хочешь сказать, что поняла об этом по поведению Малфоя? Да бред. Быть не может! – Помнишь день, когда Малфой устроил показательные выступления в дуэльном клубе. Тогда он бился в паре с Гермионой. Их бой был…очень захватывающий. Будто они и не сражались вовсе, а вели какой-то диалог, понятный им одним. – Это все риторика…– отмахнулся Гарри. – Не было в том бое ничего особенного. – Ничего...кроме взгляда Малфоя в тот момент, когда Гермиона пропустила удар и рухнула на пол. Тогда он не на шутку испугался за нее… но окончательно я убедилась в том, что между ними что-то есть в день, когда сова принесла Гермионе волшебную палочку. – Я что-то совсем тебя не понимаю, – почесав затылок, ответил он. – Причем тут вообще волшебная палочка. – Притом… Гермиона удивилась этой посылке не меньше остальных. А удивилась она потому, что сама ничего не знала об этом. Вещица откровенно говоря не из дешевых, сама бы она себе такую никогда не купила, выходит – подарок. А много ли здесь таких учеников, которые смогут позволить такую роскошь? К тому же, волшебная палочка – вещь личная и покупать ее не всякий решится. Это должен быть человек… самоуверенный. – Но как ты поняла, что ее подарил именно Люциус Малфой? – Элементарно, Поттер. Если бы вы с Роном тратили меньше времени на то, чтобы пререкаться с ним и бойкотировать его уроки, и ты бы догадался, – с умным видом подметила она. – Ну и… не тяни… – Когда Малфой-старший вызвал Драко на показательный бой, он попросил тебя и Гермиону поставить вокруг них защитный барьер. – И что? – Ты помнишь дословно, как он это сказал? – О, Мерлин, Джинни, – возмутился Гарри, – да какая разница? Помню точно, что он не сказал ничего такого, из чего следовало бы, что между ними есть какая-то связь. – Дьявол кроется в деталях, – девушка подняла вверх указательный палец. – Он сказал: «у Вас и Вашей новой волшебной палочки тоже есть возможность себя проявить», – процитировала она. – И что? – Ну ты и тугодум, Поттер, – раздраженно подметила она, отвесив ему шутливую оплеуху. – Откуда он узнал, что у Гермионы новая волшебная палочка? Узнать это он мог лишь в том случае, если сам купил ее. Такой подарок вполне в его духе – роскошно, изысканно, дорого и запомнится навсегда. После этого случая я стала приглядываться к ним и вскоре догадки переросли в убежденность. Знаешь… эти мимолетные взгляды, эти саркастичные, но не лишенные тайного смысла замечания – всё это было не спроста. – Это просто гениально. С твоими навыками тебе нужно идти на службу в аврорат, – восхищенно проговорил Гарри. – Но почему ты никому не сказала? Почему не поговорила с Гермионой? – Хотела, чтобы она рассказала обо всем сама, когда будет к этому готова. Несколько раз я даже пыталась вызвать ее на диалог, но как оказалось, такие разговоры она предпочитает вести с тобой. – И что ты думаешь обо всем этом? – облегченно вздохнув, произнес Гарри, втайне радуясь, что ему не придется нести бремя этой тайны в одиночку. – А разве мои мысли изменят эту данность? – вопросом на вопрос ответила она. – Если бы Гермиона спросила моего совета, я бы сказала, что это чистое безумие. Проблема в том, что безумие и любовь идут рука об руку и мои слова и нравоучения возымели бы обратный эффект. Ведь когда говорят «нельзя» еще больше хочется.       Гарри тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана. До разговора с Джинни он действительно хотел вмешаться в ситуацию и заступиться за подругу, но сейчас осознал, что не имеет права устраивать подобные разборки, если уж он оказался недостаточно прозорлив для того, чтобы увидеть любовную связь между этими двумя. К тому же Гермиона, кажется, сама все поняла и намерена избавиться от пагубного влечения. Да и Малфоя скорее всего посадят на долгий срок, так какой тогда смысл поднимать волну, если все может разрешиться само собой? Как говорится: «с глаз долой из сердца вон».