Fate/White Knight

Тук-тук-тук... Каучуковый мячик отскакивает от стены и возвращается в руку движением, доведенным за годы до автоматизма, скорее присущего машине. Тук-тук-тук... Равномерный звук, сродни китайской пытке капающей воды, способен приводить в бешенство, доводить до исступления и трясущихся рук. Но я привык. С тех пор, когда это монотонное занятие было моим единственным развлечением, я притерпелся к побочным эффектам такого сомнительного препровождения и даже убедил себя, что это успокаивает и настраивает на философский лад. Сила убеждения - великая вещь, даже если ты разговариваешь сам с собой. В какой-то мере, с тех пор ничего не изменилось - все те же белые стены, комната, которую можно измерить несколькими достаточно широкими шагами вдоль и поперек. Иногда я задумываюсь, неужели и это жилье я выбрал, соизмеряясь с привычкой, которая навсегда задержала меня в этой ловушке - белой коробке и мерных ударах мячика об стену. О, а вот это уже совершенно другой звук. Стук, нарушивший медитативное спокойствие явно был другой тональности и раздавался снаружи, уничтожая мысль о том, что я все таки окончательно сошел с ума в подвалах родового замка и вообразил себе мир лишь силой воспаленного сознания. Я медленно встал, и, еле переставляя ноги, поплелся к двери. Голова была тяжелой, будто с похмелья - накануне я засиделся в библиотеке и лег спать глубоко за полночь. Натруженные глаза болели, и даже тот тусклый свет, что пробивался сквозь плотные шторы, терзал их, будто ножами. - Господин Рикардо! Откройте! Я знаю, что вы здесь! Прекрасно. Хозяйка дома пришла восстановить справедливость и наказать виновных. Я многократно божился не потворствовать своей дурной привычке, а она столько же раз делала вид, что верит в мои обещания. Из-за меня соседняя комната почти всегда пустует, поскольку немногие люди способны выносить регулярную долбежку в тонкую стенку, разделяющую помещения. Донна Магдалена прощает мне это только потому, что я, в отличие от большинства постояльцев, плачу за комнату аккуратно и всегда вперед. И так же аккуратно мстит мне тем, что коверкает мое имя на итальянский манер. Впрочем, я не обижаюсь - это выходит у нее довольно мило и как бы само собой. Но последний постоялец из комнаты 2-А съехал месяц назад, и, что характерно, не заплатив за последнюю неделю. Только в один из прекрасных итальянских дней все его вещи таинственным образом исчезли, а находящаяся под окном клумба селекционных анемонов хозяйки оказалась вытоптана. Так что, если подумать, ничего таинственного в исчезновении соседа не наблюдалось, а я чувствовал себя совершенно безнаказанным, предаваясь любимой забаве. Защелка повернулась с третьего раза. Когда я, наконец, открыл дверь, донна Магдалена уже достигла стадии кипения, и этот кипяток готов был освежить мою больную голову и направить мысли на покаянный лад. - Господин Рикардо! Вы опять за свое! Весь дом ходуном ходит, а я совершенно не могу сосредоточиться! - Она отточенным годами жестом приложила руку ко лбу и закатила глаза, изображая муки и страдания стареющей Джульетты на сцене провинциального театра. Второй рукой она крепко, словно клещами, вцепилась в рукав моей рубашки, что совершенно не вязалось с образом умирающей, чтобы вытащить меня в узкий коридор, где ей удобнее будет чинить надо мной суд и расправу, а я не смогу скрыться за тонкой эфемерной перегородкой двери и отгородиться от ее праведного гнева символическим замком. - Прошу проще... - Я не успел договорить, как она перебила меня направленной тирадой, из которой я, к своему стыду, понял едва ли пару слов. Несмотря на то, что я прожил в Риме больше семи лет, мои познания в итальянском улучшились не слишком сильно, а донна Магдалена имела очень неприятную привычку в моменты волнения переходить на родной язык, сопровождая свою речь бурной жестикуляцией, еще более отвлекающей от основного смысла. Я собрался с силами и попытался снова: - Прошу... - И в этот раз мне не удалось продвинутся дальше. Однако ситуацию, пребывающую на грани трагедии и комедии, спасло появление третьего действующего лица, не предусмотренного сценарием. Дверь комнаты 2-А приоткрылась. На пороге возник мужчина лет пятидесяти, одна щека которого была густо вымазана кремом для бритья. В одной руке он держал одноразовый станок, а в другой полотенце. И то и другое были из личных запасов донны Магдалены, что означало, что проще было побриться ржавой пилой и подтереться наждачной бумагой. Я испытал резкий прилив сочувствия к своему новому соседу - частенько именно гостеприимство хозяйки заставляло постояльцев спешно ретироваться, даже не узнав, какой неприятный тип проживает по соседству. Судя по выражению его лица, он предполагал увидеть в коридоре как минимум трех мафиози, волокущих несчастного с ногами, запаянными в бетон. Когда он понял, что никто не собирается никого убивать, глубокие морщины на лбу разгладились. Мужчина обратился к донне Магдалене по-итальянски, но я снова смог разобрать лишь пару общих мест - его акцент был просто ужасен. Он говорил очень мягко и спокойно, и, что удивительно, она даже не пыталась его перебить. В конце концов хозяйка, одарив меня последним взглядом, который, кажется, обладал силой испепелять на месте целые города и крепости, удалилась вниз по лестнице, излишне громко топая ногами в знак своего крайнего неудовольствия. Мужчина посмотрел на меня и снова что-то произнес по-итальянски. Я сокрушенно покачал головой. Он улыбнулся и перешел на английский. Его речь была грамматически безупречной, как будто бы я вдруг оказался на приеме у королевы, но акцент все еще выдавал его с головой. Я начал развлекаться, гадая, откуда же он прибыл - его внешность была совершенно лишена национального колорита, так что едва не пропустил мимо ушей то, что мне говорили. Да, сегодня явно не стоило полагаться на свою внимательность. - ...месяц, или около того. К сожалению, я сейчас немного занят. - Он указал глазами на бритвенный набор в своих руках. - Вы не возражаете, если я зайду к вам через полчаса? Что? Ко мне? Зачем? Правду сказать, мне было очень неловко признаваться в том, что я большую часть времени думал совсем не о том, поэтому мне оставалось просто кивнуть. Стоило бы из вежливости добавить пару общих фраз, но на это у меня просто не оставалось сил - головная боль снова напомнила о себе. Снова отгородившись от всего мира картонной дверью, я стянул с себя несвежую одежду, в которой пришел вчера домой и, судя по всему, так и упал в неразобранную постель. Выкрутив душ на полную, я встал под холодные струи и с минуту просто стоял, закрыв глаза и приходя в себя. Налившиеся водой волосы неприятно липли к спине, как будто на моей несчастной голове притаился осьминог. Я не глядя взял с полочки какой-то из флаконов и щедро полил осьминога мылом. Я повернул кран. Горячей воды не было. Снова. Пришлось закончить мытье уже приплясывая от озноба. Торопясь, я натянул относительно чистую футболку прямо на мокрое тело. Не спорю, это красиво и эффектно смотрелось бы, будь я хоть самую чуточку больше похож на героя американских боевиков с их литым рельефным телом. На моей астенической фигуре облепившая меня ткань смотрелась лишь дополнительным штрихом к портрету записного неряхи. В дверь снова постучали. Проклятье! Я уже успел забыть о незваном госте. Нет, сегодня определенно не мой день. На пороге, разумеется, стоял мой недавний знакомый. Даже с таким рассеянным вниманием как сегодня, мне потребовалось всего ничего, чтобы определить, что же именно в нем казалось мне таки смутно знакомым, тревожащим и успокаивающим одновременно. Мой новый сосед определенно был священником. Черная отглаженная сутана, белоснежный воротничок, аккуратно выстриженная тонзура, которую я не заметил при нашей первой встрече. Внешнее впечатление портили только мелкие порезы на щеках, явно оставленные тупым бритвенным станком. На лице его было достаточно морщин, но они не выглядели суровыми, как у многих прелатов преклонного возраста, а как раз наоборот - казалось, что все эти следы оставили улыбки, смех и добродушные подмигивания. Серые глаза смотрели прямо и доброжелательно. Я посторонился, пропуская его в комнату. У меня почти не было мебели - я в целом не нуждался в обширном гарнитуре, проводя большую часть времени в библиотеке, да и негде здесь было ставить что-то большее, нежели уже имелось. Пришлось предложить святому отцу кресло, некогда обитое велюром, а теперь протертое почти до блеска десятками задниц предыдущих жильцов, а самому расположиться на кровати, подтянув под себя ноги. Молчание затягивалось, и я почувствовал себя неловко. Складывалось ощущение, будто меня измеряли, взвешивали и оценивали, впрочем, без какого либо злого умысла, словно бы из научного интереса. Я кашлянул. Падре вынырнул из своих раздумий как пловец-рекордсмен у края бассейна. - Как я уже говорил, меня зовут отец Хуан, и я странствующий священник. Приехал в Рим на конференцию, так что, я надеюсь, вы не возражаете, если я поживу по соседству месяц или два, пока пройдут заседания. Я совершил странный даже для самого себя жест, что-то среднее, между кивком и пожиманием плечами, долженствующий выражать мое к этому отношение. Можно подумать, мне на самом деле есть хоть какое-то дело до того, кто именно и как долго проживает в комнате 2-А. Но мне совершенно не хотелось грубить, да и к тому же отец Хуан вызывал во мне трудно объяснимую приязнь. Может быть потому, что так вовремя спас меня от назревающего скандала с хозяйкой пансиона, а может быть просто потому, что являл собой некий собирательный образ мудрого пастора и доброго дедушки, который покупает внукам сахарную вату и водит кататься на пони. В конце концов, у меня никогда не было такого дедушки. - Рикаард фон Айнцберн. Реставратор при Апостольской библиотеке. Донна Магдалена наверняка предупреждала вас, что я беспокойный сосед в то время, пока не на службе. - Да, она что-то такое говорила. - Его до крайности живое лицо, казалось, двигалось все разом, чтобы губы сложились в мягкую улыбку, морщинки-лучики очертили глаза. - Но что может отвлечь доброго христианина от праведного отдыха и искренней молитвы? - Пожалуй, вы правы. - Я улыбнулся в ответ. Тяжесть в голове, наконец, начала понемногу отступать, возможно под действием ауры этого добродушного священника, и мне захотелось продлить это ощущение. - И на какую тему ваша конференция? Сейчас в Ватикане так много народу, проходит столько мероприятий, за всеми не уследишь. Да и я, признаться, затворничаю. - Я позволил себе легкий смешок. - А вы интересуетесь вопросами веры, сын мой? Знайте же, что я член очень закрытого ордена. - Он состроил весьма таинственную мину. По своим актерским способностям он недалеко ушел от донны Магдалены, поэтому выглядел весьма комично. Но затем вмиг посерьезнел. - На самом деле, наш орден не столько закрытый, сколько мало популярный внутри церкви. Многие считают наше послушание бессмысленным, - Отец Хуан так тяжело вздохнул, что мне захотелось приободрить его хоть чем-нибудь. - А некоторые не только бесполезным, но и даже вредным. Увы, церковь сейчас далека от заветов Христа. - И в чем же оно заключается? - О Боже пусть это не окажется какой-нибудь глупостью, вроде хождения немытым, босиком и в дерюге ради пришествия Царствия Небесного. Отец Хуан, разумеется, не производил подобного впечатления, но я в жизни насмотрелся всякого. - Наш орден посвятил свои труды поискам реликвий, оставленных Христом и его учениками. И в первую очередь реликвия, что нас интересует - Святой Грааль. Я внезапно почувствовал, как закаменели мышцы пресса и спины, а желудок отозвался спазмом. Если бы я не взял себя в руки, то, должно быть, повалился бы с лежанки на пол, как колода. - Вы не шутите? - От волнения я чуть не дал петуха. - Грешно так шутить, сын мой. - Отец Хуан покачал головой. - Раз в год наш орден собирается здесь, в Риме, чтобы обменяться сведениями, которые направят нас на верный путь. И именно сейчас я чувствую, что мы близки к разгадке как никогда ранее! - В его голосе звучало такое неподдельное воодушевление, что оно, кажется, перекинулось и на меня, пробегая острыми мурашками по позвоночнику и прокатываясь горячими волнами по всему телу, расслабляя сведенные внезапной судорогой члены. - И что ж заставляет вас так думать. - Мой голос упал до шепота, и я потянулся к священнику, словно вверял и принимал некую страшнейшую тайну. В ответ от тоже склонился ко мне, как к сообщнику над планом ограбления. - Я отыскал подлинные мощи рыцаря Галахада.