Catch me I'm falling

16 апреля – День восемьдесят девятый. Медленно становилось лучше. Ну, лучше – это довольно относительное понятие, я, по крайней мере, мог ходить, дышать и чувствовать что-то, помимо боли. В субботу меня перевели из реанимации, но всё равно все выходные я видел перед собой лица любимых людей. Это было как в той песне, где говорилось о том, что любовь – это смотреть на то, как твой любимый умирает. Я думал, что это, скорее всего, правда. Я смотрел на маму и понимал, что она умирает, глядя на то, как умираю я. Любить кого-то – это значит быть рядом с ним, даже если осталось всего 3 месяца, смотреть, как он умирает, и умирать вместе с ним, давать разрешение на то, что он может сделать больно, когда уйдёт. Это странно, но любовь открывает тебя для боли. Это как отдавать кому-то своё сердце и доверять ему в том, что он не сделает больно. Но это также и признание того, что когда он уйдёт, он может забыть вернуть вам это самое сердце обратно. В случае с Гарри я смогу удержать его сердце у себя даже тогда, когда он исчезнет вместе с моим. 17 апреля – День девяностый. Нам с Гарри удалось сопоставить наши графики химиотерапии, и весь вечер дождливого вторника мы провели у телевизора. Так как я всё ещё чувствовал себя ужасно, со мной всегда была моя кислородная маска, но я, тем не менее, не собирался переезжать в больницу. Гарри так же не мог приехать, поэтому всё, что у нас было – это телефонная связь. Это вовсе не было каким-то особенным свиданием с ужином, но всё равно сидеть на моём старом потрёпанном диване и слушать комментарии Гарри на тему того, должна ли невеста брать то платье или нет, было прекрасно. Было мало радости в том, чтобы чувствовать себя мешком, набитым прогнившим картофелем, но всё же делить этот момент с кем-то было несколько уютно. - Ну, и что делает эта кислородная маска? – Гарри спросил во время рекламы. – Ты уже дал ей имя? Я улыбнулся и посмотрел на баллон с кислородом рядом с собой. У меня вовсе не было никакой идеи для имени, но почему бы и нет? - Нет. Он поцокал языком. - Я вообще не знаю, почему встречаюсь с тобой, ты, нетворческий язычник. - Ты единственный, кто говорил мне, что хочет татушку звезды. А это относится к десятке тех вещей, что люди делают, если у них нет воображения, но есть желание сделать что-то, - я подразнил его, плотнее заворачиваясь в футболку Лиама и сдерживая тошноту. Это было убийственно, я постоянно голодал, учитывая, что при одном взгляде на еду мой желудок делал сальто. Гарри обиженно засопел, а я постарался сдержать смешок. - А может они делают это потому, что это действительно круто. Я улыбнулся трубке. - Ты будешь выглядеть ооочень классно со звездой на лбу. - И это точно не то место, где я бы сделал это, - он ответил, всё ещё не сумев побороть раздражение в голосе. – А сейчас ты меняешь тему! Я всё ещё хочу знать, как ты назовёшь свою кислородную маску. Я фыркнул. - Ты такой настойчивый. Назови сам. - Может, я так и сделаю! Что насчёт «Король Людовик XVI»?* - Людовик XVI был обезглавлен. Я не хочу, чтобы мою кислородную маску обезглавили, Хаз. Это будет печально для всех нас, - я ответил, закатив глаза так, будто бы это реально можно было бы передать по телефону. - Но мы можем сделать ей милую маленькую корону! – он просто горел энтузиазмом, а я только поправил маску. Я всё ещё не привык к этой штуке, но врач сказал, что скоро она станет почти что частью моего тела. - Ты такой неудачник. Как ты вообще додумался до этого? – я спросил. Хотя, если честно, его глупость – это как раз то, что я любил в нём. - Как насчёт имени «желание»? - Я не буду звать мою маску желанием, - я категорично ответил. – Это глупо. Голос Гарри был на грани шока. - Это ссылка на фильм! Боже, Луи, как ты вообще себя терпишь! Я засмеялся, но даже это простое движение превратилось в приступ кашля. Мне всё же удалось отдышаться, но голос был чуть более хриплый, чем обычно, когда у меня, наконец, получилось хоть что-то сказать. - Если я однажды выплюну свои органы на пол – виноват будешь ты. - Тогда не делай этого, не думаю, что Лиам будет счастлив отчищать тебя от ковра. - Определённо, я не буду счастлив, если меня будут отчищать от ковра, - я сказал, прижимая ноги к груди. Ещё одна из всех вещей, что я любил в Гарри, - его любовь ко всему миру, то, что он беспокоился о вещах, о которых не беспокоился больше никто, вроде татуировки звезды или имени для кислородной маски. Он был страстным, легковозбудимым, слишком большим для собственного тела. - Но тогда что держит меня в живых ещё? Надежда. - Ты можешь звать её надеждой, - он предложил. - Это так глупо, что я сейчас заплачу, - я ответил. Но всё-таки подумал о том, что мне нравится. Так же, как может нравиться дешёвый роман или плохая попсовая музыка. Это вроде и плохо, но и хорошо в то же время. - Ну, вообще-то ты это предложил, со своими глубокомысленными комментариями, - он ответил, а я почти почувствовал его улыбку и то, как морщинки появляются в уголках его глаз. Я подавил смех, вовремя вспомнив, чем это закончилось в прошлый раз. - И теперь ты можешь носить с собой кусочек надежды всегда, - он сказал. – Ну, в том смысле, если мы будем задумываться о смысле. Я улыбнулся и почувствовал знакомое ощущение любви в груди. - Конечно, мы будем задумываться об этом! Гарри засмеялся. - Отлично. А теперь тихо: я хочу узнать, какое платье она выберет. Я пробормотал что-то в знак согласия и укутался плотнее в одеяло. Улёгся поудобнее и почти сразу начал проваливаться в сон под мерное дыхание Гарри и шум телевизора с Надеждой на лице. 18 апреля – День девяносто первый. Я проспал почти всю среду. Девочки с мамой уехали за день до этого, и, хоть я уже скучал по ним, мне необходим был покой. Даниэль разбудила меня около полудня и отвела в мою спальню, после чего накрыла одеялом. Иногда я переживал о том, что будет с Лиамом, когда я уйду, но с Даниэль всё становилось немного лучше. Она точно переедет сюда, они поженятся. Будет семья. Она позаботится о нём тогда, когда я не смогу. Мне всё-таки удалось сохранить свой скудный завтрак внутри себя. Я проснулся только около трёх, да и то только для того, чтобы написать Гарри пару слов. 3:02 Луи Скучаю по тебе. 3:04 Гарри Тоже скучаю. Увидимся завтра, да? 3:04 Луи Буду у тебя, как только проснусь. 3:04 Гарри Хорошо. xx 3:05 Луи Хорошо xx Остаток дня я провёл в кровати, торча в интернете. А потом снова нужно было ложиться спать. Если бы я имел хоть какое-то понятие о том, что случится в четверг, я бы постарался не засыпать ещё хоть немного, когда всё ещё балансировало на грани «хорошо». 19 апреля – День девяносто второй. Всё, о чём я мог думать несколько часов спустя – я должен был быть там. Это было так, словно заезженная пластинка с чувством вины начинает играть снова и снова. Я едва проснулся, когда зазвонил телефон. Нашарил его рукой на тумбочке и ответил, кое-как открыв рот. Минуту спустя паника и беспокойство поселились в моём животе, а я сам пытался найти хоть какую-нибудь одежду, чтобы выйти из дома. В итоге я надел то, что валялось около моей кровати, в спешке забыв шапочку. Зейн сказал, что будет сообщать новости, но всё время, пока я ехал, было тихо, я пялился в пустой экран телефона, повторяя про себя свою новую мантру. Я должен был быть там. Ты был нужен ему, и тебя там не было. Было почти 7:30, когда я вошёл в больницу. Зейн ждал меня около дверей с сигаретой в зубах. Он потушил окурок в пепельнице, когда увидел меня, и я позволил ему крепко меня обнять. Я не мог сказать, что он любил обниматься, но, тем не менее, он позволял уткнуться ему в плечо лицом и продержаться так чуть дольше, чем нужно. Он попытался выдавить одну из тех улыбок, что обычно кажутся настоящими, но провалился в этом. - Теперь с ним всё будет хорошо. Я кивнул, возвращая улыбку. Было что-то особенное в Зейне, какая-то живая связь с Гарри, и я почувствовал себя лучше, когда увидел его. - Почему ты не написал мне? Он сжал свои пальцы в кулаки, так как руки слишком тряслись. - Не мог заставить руки перестать трястись. И, к тому же, ну, ты знаешь… Какая-то часть меня на самом деле знала. Ему нужно было сказать мне это лично, нужно было, чтобы я услышал его голос, увидел его глаза. Это вовсе не было тем, что можно отправить в сообщении за пару секунд. Мы должны были держать последние частички Гарри вместе, и это было абсолютно нормальным. - А где Найл? – я спросил, когда мы пошли внутрь. - В Маллингаре. Поехал навестить маму в понедельник, а я пока не смог ему позвонить и сказать. Я кивнул, заказывая себе кофе в магазинчике, на который мы набрели. - Я понимаю, - мы сели около окна. – Так… что конкретно произошло? Зейн пожал плечами и уставился в пол. - Я не знаю точно. У него был приступ, и он упал. И это, вроде как, плохо. - Мы пока не знаем, насколько плохо? – я спросил, борясь с желанием уйти в себя. Он покачал головой. - Они не знают, насколько были повреждены его познавательные функции. Падение не прошло даром, но они всё-таки больше беспокоятся из-за приступа. Я постарался выкинуть изображения из моей головы, это было слишком: что-то, связанное с кровью, и зелёные глаза. - Всё так испортилось. Зейн пожал плечами и взял кофе со стола. - Так и есть, Луи. Так и есть. *** Я провёл большую часть дня в больнице с Зейном. Он был очень тихим, когда действительно хотел, и я был благодарен ему за это. У него не возникало необходимости заполнить воздух каким-то бессмысленным разговором, мы просто сидели, иногда в комнате ожидания около реанимации, иногда на кровати у Гарри, а иногда выходили на улицу, учитывая привычку Зейна курить. Это был какой-то очень уж медленный день, наполненный нервными разговорами, брошенными окурками и ожиданием того, что кто-нибудь что-нибудь нам сообщит, чтобы вытащить нас из этого чистилища. Было восемь тридцать, когда Зейну пришло сообщение. Мы сидели у Гарри в палате и пили кофе по третьему кругу. 8:31 Гарри Всё ещё дышу (: Мы сразу же сорвались к нему. Кайла, тёмненькая медсестра, которая обладала какой-то непередаваемой любовью к этому парню, стояла рядом с его кроватью и поправляла его катетеры. Она улыбнулась, когда увидела нас, и что-то черканула у себя в блокноте. - Я всё думала, когда вы покажетесь. Он стабилен. Мы увеличили дозу лекарства и скоро собираемся провести несколько тестов на психическое состояние. Но с ним, вроде бы, всё в порядке. По крайней мере так же, как и с вами, - она сказала, посмотрев на него. - Мне прекрасно, - ленивая улыбка растянулась на лице у Гарри, показывая его чудесные ямочки, отчего я сам заулыбался. Я знал, что это было частично из-за лекарства, они всегда делали его немного сумасшедшим, но я уже научился ценить каждую улыбку, что я мог получить. - Как ты себя чувствуешь, Хаз? – Зейн спросил, улыбаясь тоже и садясь рядом с ним. Он выглядел нормально. Нормально для человека, у которого был приступ, и который, возможно, получил какое-то повреждение мозга. На его голове красовалась большая белая повязка, видны были синяки, тянущиеся к его глазам. - Немного шатко, - Гарри пошевелил пальцами. – Моооорфиииииииииин. Я засмеялся и пододвинул стул ближе к его кровати. - Я так волновался за тебя этим утром, ты даже не представляешь. Его глаза метнулись ко мне, и неожиданно резко сквозь них прошла какая-то очень сильная эмоция. Это было словно вспышка. Что-то вроде страха, который исчез до того, как я смог осознать это. Гарри потянулся к моей руке и сжал её, возможно даже слишком сильно, улыбка снова появилась на лице, что больше походило на то, что он сошёл с ума. - Я в порядке. Тебе не нужно обо мне беспокоиться. Я попытался улыбнуться, удивляясь тому, почему мне вдруг стало так неожиданно неловко. Я посмотрел на Зейна, но тот, вроде бы, не проявлял никаких признаков дискомфорта. - Я ничего не могу поделать с этим, ты же знаешь. Он кивнул как-то слишком уж бодро. - Я бы и не хотел по-другому. - Не хотелось бы вас прерывать, но ему на самом деле лучше поспать, - Кайла стояла в дверях. – Вы, конечно, можете остаться, но будет лучше, если вы всё-таки отдохнёте, - она улыбнулась мне. – Вы оба, я вижу мешки под вашими глазами. Я удивился тому, что одна из медсестёр Гарри всё-таки заметила, как дерьмово я выгляжу, но всё не мог понять, что это значит. Точно ничего хорошего. Зейн пошевелился первым. - Позаботься о себе. У нас уроки завтра, но я приду вечером, хорошо? Гарри кивнул. - Хорошо. Он задержался в дверях, чтобы сказать: - Сладких снов. Гарри снова улыбнулся. - Сладких снов, Зейн. Я встал, чтобы пойти за темноволосым парнем, зевая. Это был очень трудный день, и всё, чего мне хотелось – это свернуться клубочком на кровати и проспать несколько суток. Гарри протянул руку и неуклюже обхватил моё запястье. Было что-то странное в его движениях, будто бы он был не совсем уверен, что делает. - Останься. Я посмотрел на него сверху вниз, на его повязку на голове, на умоляющее выражение лица. - Пожалуйста. Я кивнул и залез к нему под одеяло. Он похудел так же, как и я, наши кости всё время бились друг о друга жёстко и нещадно. - Не бросай меня, ладно? – он сказал тихо, взяв меня за руку так, чтобы не потревожить катетеры. - Ни за что. Я же обещал, помнишь? Он кивнул, укладываясь удобнее на подушках. - Спокойной ночи, Луи, - а потом после паузы: - Я люблю тебя. - Я тоже тебя люблю, - я пробормотал ему в плечо, закрывая глаза и ожидая, как меня поглотит сон. К сожалению, отдых не хотел приходить, поэтому я уснул где-то через час после того, как в помещении остались лишь звуки дыхания Гарри во сне. Пока в комнате становилось темнее, я думал о том, что изменилось в его взгляде. Это сжимало мою грудь так сильно. Я ещё не знал, что это был первый раз, когда он забыл меня. * Людовик в английском пишется как Louis. Сами можете сделать вывод, почему Гарри предложил именно это имя.