Жертвоприношение

Тонкая рука с грязью под погрызёнными ногтями схватилась за выступающий кирпич старого невысокого здания. Молодой парень подтянул слабое тело ближе к холодной стене, покрытой зелёным мхом. Осторожно выглянул. Как он и ожидал, на центральной площади вновь разглагольствовал местный ненормальный, собирая толпу горожан, внимающих каждому его слову. Великий шаман, как прозвал себя высокий сухой шарлатан, убеждал жителей, что со дня на день вновь явится один из терроров их города, ожидая жертвоприношения. Он призывал столпившийся народ выбрать жертву, что сохранит их мирную жизнь еще на год. Жертвой должен был выступить молодой омега, до этой поры не деливший ни с кем ложе. И, как любящие родители, никто не хотел лишаться сына, поэтому последнее столетие зачатие происходит в определённый день, назначенный сменяющимися шаманами, чтобы родился альфа или хотя бы бета. Но «величайшие способности» шарлатана то и дело давали осечки и в семьях зачастую появлялись омеги. Родители, постигшие неудачу в виде рождения омеги, скорей стремились его поженить, чтобы альфа забрал невинность, и он не подходил на роль жертвы. Немного раньше старик убеждал народ, что они забирают жертв для утоления голода и злобы, чтобы жители не могли плодиться и, в конце концов, вымерли. Но пару лет назад он изменил своё мнение, высказывая, что им требуются омеги исключительно для продолжения своего рода. Как бы забавно это не выглядело, но жители свято верили его указаниям и предсказаниям. Даже когда тот ошибся, советуя сеять пшеницу, едва исчезли снега. В тот год был сильный голод, и люди толпами стояли к шаману, отдавая деньги, чтобы тот что-нибудь наколдовал для плодородия их «кем-то проклятой» земли. Но как бы парень не верил этим глупым сказкам, о жертвоприношении была сущая правда, свидетелем чего он стал ровно год назад. Жители в страхе запирали и двери, и окна на все засовы, не смели даже зажечь свечи, погружая опустевший город в пугающую тишину. Бездомный парень тогда, сгорая от любопытства «выдуманных» историй, наблюдал с крыши ветхого дома за худощавым омегой, привязанным к деревянному столбу. Парень абсолютно не испытывал никакой жалости к обречённому. Он мог бы развязать омегу, но ему было плевать на дальнейшую судьбу бедолаги так же, как и всем жителям наплевать на его жизнь. Он здесь только для утоления собственного интереса. Услышав будоражащий зов со стороны тёмного густого леса, устремил взгляд карих глаз на центральные каменные ворота города. Но никто не показался. Находиться на крыше продолжительное время оказалось чертовски неудобно и, кажется, история с жертвоприношением оказалась очередной выдумкой. Полежав ещё немного, парень надумал слезать, но зацепился ветхой рубахой за отколотый край старой черепицы. На ощупь пытался осторожно высвободить единственную одежду, как послышался более громкий вой. Он быстро присел, всё-таки порвав рукав, и вновь устремил прищуренный взгляд на ворота. Деревянные ставни соседнего дома глухо хлопнули, испугав парня. Близлежащие кусты тут же заколыхались, привлекая внимание обоих омег. Еле слышно из кустов вырвалось быстро перемещающееся крупное существо, сверкающее жёлтыми глазами. Оно принюхивалось и, наверное, слишком хорошо знало дорогу до ненавистного горожанами столба, вольно прогуливаясь по мощёной дорожке. Его густая тёмная шерсть будто сливалась с мраком ночи, а выдавало его присутствие хрипловатые выдохи, вырывающиеся из клыкастой большой пасти, и глуховатый стук острых когтей о камень. Существо, очень похожее на слишком большого волка, устремило взгляд на столб, лениво обхаживая и обнюхивая дрожащего юношу. Парень, подобравшись к краю крыши, со страхом и большим интересом осматривал странный обряд (?). Неосторожным движением он смахнул отколотую часть черепицы, и та упала на дорогу. В застывшей тишине осенней ночи звук показался таким звонким, что казалось он был слышен и на окраине, где располагался его сарай. И неприметный глухой удар черепицы о камень действительно был отчётливо слышен, но только волку. Волку, не сводившему пристального взгляда жёлтых глаз с крыши. Омега застыл, будто каменная статуя, стоявшая на площади, рядом с которой пару раз в неделю выступал шаман. Он думал, что существу не под силу разглядеть его макушку в глубокой ночи, что он не чует его запаха. Но он все видел и слишком хорошо чуял запах постороннего. Кончики пальцев начали леденеть. Волк, убедившись в отсутствии опасного врага, отвёл взгляд от крыши. Ещё раз внимательно обнюхал остолбеневшего юношу, который лишь открывал рот в немом стоне. Из густого леса послышался вой. Волк без усилий перегрыз, казалось бы, толстую верёвку и не спеша утащил парня в лес. Омега пришёл в себя только через пару минут после ухода существа, улавливая встревоженные голоса выбирающихся из укрытий жителей. Ту ночь он запомнил навсегда, а горожане забыли о пропавшем парне уже через пару дней. Только удивлялись тому, что ритуал значительно был затянут. Лишь родители жертвы продолжали горевать по сыну и по сей день. Парень, даже не желая слышать чепухи самопровозглашённого шамана, поправил верёвку на талии, удерживающую огромную рубаху, и отправился на временно пустующий рынок, где можно было чем-нибудь поживиться. Он умело скользил меж домов, приметив пустующий прилавок и столик местного кабака с недоеденным и, кажется, ещё тёплым супом. Ему не впервой доедать объедки и принимать удары раскрасневшихся от злости продавцов, слушая в свой адрес бранные слова, проклинающие всю его не существующую семью и его самого. Он, схватив миску, жадно заглатывал вкусную жидкость, набивая рот мягким покусанным хлебом, ощущая, как оголодавший желудок радостно отзывается на пищу. — Ах, ты, бескровный бродяга! — заверещал полный хозяин кабака, норовясь опять избить омегу. Парень испуганно бросил опустевшую миску, кинувшись вперёд, где из-за угла вышел знатный бета, в которого он чуть не влетел. По плечу прошлось что-то жгучее, разрывая и без того дряблую рубаху, пуская алую кровь. Он, хватаясь за плечо, быстро ринулся вглубь города, недолго виляя меж зданиями и наконец-то добираясь до своего приземистого сарая. Неглубокая рана неприятно тянула, но лекарь опять откажет ему в помощи, а сам, не имея никаких знаний о травах, не может облегчить свои страдания. Остаётся опять лишь терпеть. Выбравшись на улицу в обед, вышел на главную дорогу, дабы стащить чего-нибудь поесть, ловя привычные ненавистные взгляды прохожих. В голову что-то угодило, бесшумно сваливаясь на камни. — Можешь доесть, — без энтузиазма кинул незнакомый омега, поспешно удаляясь. Парень перевёл взгляд на валяющийся в ногах кусок свежеиспечённого покусанного хлеба. Как бы ему не хотелось неожиданных подачек и, унижаясь, подбирать объедки с земли, но выхода у него не оставалось. Гордость давно покинула его жизнь, а желудок требовал еды для продолжения такого жалкого существования. Он, доев хлеб, привалился в тени дома. Уже распалённое осеннее солнце достаточно нагрело камни дорог и домов и парень, точно объевшийся бродячий кот, нежился в их тепле. Приоткрывая глаза на упавшие в ноги объедки, он удивлённо глядел в сторону удаляющихся жителей, не понимая, почему они не гонят его отовсюду, а делятся (?) едой. Впервые за всю его жизнь в этом городе. Омега, доев все без остатка, лениво отправился к деревянному столбу, где уже должны были готовиться к жертвоприношению. Но, на своё удивление, там он не обнаружил ни души. Поздним вечером он направился в излюбленный сарай, понимая, что, скорее всего, перепутал день жертвоприношения или волки опять припозднятся. Всё чётче слышался неизвестный потрескивающий звук. Он внезапно остановился, а в увеличившихся влажных глазах виднелись непонятные играющие огоньки. Не веря, что жители смогли совершить подобное, сорвался с места, забегая за угол дома. Его хилый сарай полыхал яркими языками пламени, оставляя от единственного пристанища лишь запах гари и обугленные гниющие брёвна. Омега попытался сдержанно выдохнуть через нос, с трудом не позволяя бежать слезам от накатившей обиды и неприязни к каждому мерзкому жителю этого жалкого города. Уверенно шагая к жилищу шарлатана, замечал, что дома уже давно заперты, а глубокая ночь поглощала опустевшие улицы, на которые спустился неплотный рваный туман. Вероятно, это остатки его дома блуждали по улицам. Подрагивающая грязная ладонь сжалась в кулак, отчаянно долбивший по деревянной двери шамана. Старик, долго игнорируя присутствие враждебного жителя, всё-таки выглянул в смотровой глазок. — Чего тебе надо… бездомный, — глухо усмехнулся он своему остроумию, с нежеланием оглядывая потрёпанного парня. — Бездомный?! — сквозь зубы процедил омега, — А не по вашему ли «виденью» я таким оказался! Это ведь вы вдолбили в безмозглые головы этих жителей сжечь мой единственный дом! — повышал голос он, зная, что будь старик на улице, то непременно бы схватил его за грудки. — Да, ты прав, — перебил он, — это я спровоцировал их сжечь твой сарай, — без всякого сожаления сказал он. — Зачем тому, кто скоро умрёт, нужен дом? — Что? — не веря услышанному, переспросил остолбеневший омега. — Умрёт? — тяжело сглотнул парень, ощущая дрожь в коленях. — Горожане выбрали тебя, как следующую жертву, — слишком ненавистно высказал шарлатан. «Не перепутал, — с ужасом осознал омега, — значит… не перепутал день. Это сегодня». — Ты всё равно не приносишь пользу городу, — продолжил старик, — да и скорбеть о тебе никто не будет, — звонко закрыл смотровой глазок, прерывая общение. Горячая слеза несдержанно покатилась по впалым щекам, крупными каплями падая на разорванную рубаху. После стольких лет унижений они его предали, даже не дав шанса подняться на ранг выше и стать хотя бы пастухом. Парень так упорно пытался и был готов заниматься самой грязной работой, но везде ему отказывали. В то время, как счастливые семьи жили вдоволь, он, не слыша с рождения добрых слов, опускался на колени, терпя открытое презрение в свою сторону, просил хоть немного еды, продрогал, казалось бы, до косточек холодными зимами. И сейчас, спустя столько лет, ничего не могло измениться. Ему следовало бы давно просто покинуть город, но… Сжав узкие ладони, он стучал в дверь шамана, прося впустить. — Откройте дверь! — умолял он, — Я такой же, как и вы! Старик не обращал внимания, будто за окном шумели собаки за очередное ведро помоев. Омега, всё ещё не теряя надежды, кинулся к соседнему дому, так же стуча в запертую дверь, крича: — За что вы так со мной? Я не виноват! Ни в чём не виноват…. — глотал слёзы парень, бессильно опускаясь на ободранные колени, — Ни в чём, слышите? — тихо добавил он, уловив протяжный и ещё еле слышный вой в лесу. Сердце в страхе затрепетало, гоняя горячую кровь по жилам, а покрасневшие глаза увеличились от ужаса и осознания скорой смерти. Омега быстро поднялся на дрожащие ноги и тут же осел на землю, не в состоянии поднять своё тело. Приближающийся глубокий вой придал сил. Перебирая ногами, он вдруг остановился посреди улицы, понимая, что идти ему некуда и прятаться негде. С опаской обернувшись, встретился с взглядом светло-карих глаз своего убийцы. При выдохе он издавал что-то похожее на хриплое рычание, медленно перебирая широкими напряжёнными лапами по мощёной дороге, надвигаясь на обессиленного парня. Существо было раззадорено погоней за жертвой. Бледный свет луны упал на спину, покрытую рыжевато-коричневой шерстью. «Не тот…» — пронеслась единственная мысль. Образ волка внезапно помутнел в глазах, и омега тряхнул головой, еле удержавшись на ногах. Он чётко осознавал, что делает последние рваные вдохи свежего воздуха и, наверное, сегодня, а, может, и завтра волк украсит пугающий лес его обглоданными костями. Эти жалкие останки даже никто не попытается искать. Грудь что-то больно сдавливало, будто он уже находился в огромной клыкастой пасти, и омега схватился за рубаху в области груди, крупно дрожа от неизведанного страха. Делая робкий шаг назад, силы внезапно покинули его, и парень грузно рухнул.