Люблю не за что-то, а вопреки всему

      С этой ночи всё изменилось. Теперь мне не приходилось бегать за мистером Баркером только для того, чтобы обменяться парой слов. Он стал внимателен ко мне. Цирюльник, видимо, понял, что мне, как воздух, необходим человек, готовый выслушать, успокоить и дать совет. И Бенжамин стал этим человеком. По вечерам мы с брадобреем сидели в гостиной и пили чай, разговаривая обо всём на свете (правда, почти все темы сводились к Люси), иногда он позволял мне сидеть в его цирюльне на большом сундуке и смотреть, как он работает, а когда Люси уезжала к болеющей тётушке на пару дней (к слову, это случалось с завидной регулярностью, за месяц в общей сумме набиралась неделька), мы подолгу сидели за столиком во дворе, любуясь звездами и опять разговаривая. Я думаю, что первое время мистером Баркером двигала жалость, но потом он нашел во мне достойного собеседника, и я видела в его глазах неподдельный интерес ко мне. Наверно, ему тоже нужен был друг. Странно, но у него было много знакомых, но не настоящих друзей. Работа отнимала всё его время, оставалось только на Люси и немного на меня (всё-таки от клиентов не было отбоя).       Да, Бенжамин обожал свою жену, но в последнее время из-за беременности она часто капризничала. Можно с лёгкостью представить, каково было Баркеру, когда заканчивался тяжёлый рабочий день, и он хотел побыть с любимой женщиной, а та обсыпала его кучей прихотей и мучила нытьём. Он мог часами доказывать своей недалёкой возлюбленной, что работает только для того, что она и малыш ни в чём не нуждались, но в ответ Люси, как упрямый ребёнок, заявляла, что работа ему важнее семьи. Теперь я поняла значения фразеологизма «Сизифов труд» — мистер Баркер совершенно зря работал так много, Люси не ценила этого. Ему нужен был отдых, но он его не получал. Тогда что же удивительного в том, что иногда он предпочитал спокойный вечер со мной и тарелкой вкусного ужина, вечеру в компании избалованной жены. Если после работы он спускался в мою пирожковую, его уже ждали его любимые пироги с вишнёвым вареньем, чашка горячего чая и мягкий диванчик. Ах, ну и я, разумеется. Я, всегда готовая услужить, исполнить малейшее желание, даже если оно не высказано вслух.       Сказать, что я была на седьмом небе от счастья, это не сказать ничего. Я понимала, что чем-то большим, чем друг я не смогу для него стать, поэтому довольствовалась тем, что имею. Само собой, мистер Баркер целый день крутился вокруг Люси, а мне уделял относительно немного времени. И, тем не менее, мне не нужно было большего. Только видеть его, слышать его голос, разделять его мысли и переживания, любоваться им, в конце концов.       Люси совершенно не ревновала. Я списала это на её природную глупость, но в глубине души понимала, что она просто не умеет испытывать негативных эмоций. Она безгранично доверяла своему благоверному… А, может, она была слишком занята собой, чтобы замечать что-то вокруг. В общем, так или иначе, но Люси не стояла между нами.       А, ну да, я совсем забыла упомянуть о своём супруге! Да я, собственно, всегда о нём забываю… Все мои мысли занимает мистер Баркер… Альберт несколько дней заваливал меня подарками, на коленях молил меня простить его, но я была непреклонна. Я стала с ним разговаривать только через неделю, когда Бенжамин сам попросил меня дать мужу ещё один шанс. Наивный, он всё ещё надеялся, что у нас с мистером Ловеттом может родиться любовь! Он всё мерил по своим отношениям с Люси…       Однажды я опять полдня просидела на сундуке в цирюльне, наблюдая за работой квартиранта. Я смотрела, как Бенжамин мешает пену для бритья, как умело орудует острейшей бритвой, как любовно протирает лезвие, и понимала, что он обожает свою работу. Ему нравилось брить и стричь людей. Тонкие пальцы, сжимая серебряные дорогие бритвы, порхали над клиентами, Баркер имел великолепный талант брадобрея. Он был учтив и вежлив с посетителями, быстро находил с ними общий язык, и под конец они даже не спешили от него уходить. С каждым днём число постоянных посетителей росло, а цирюльник работал на износ. Но, казалось, что ему никогда не надоест стричь и брить. Будь то что первый клиент за день, что двадцать первый.       Итак, Баркер с усталым видом сметал волосы с пола, а я тщетно уговаривала его разрешить мне помочь. — Бенжамин, ну где ты?! Я тебя уже битый час жду! Я не могу уснуть одна! — послышался капризный голосок из соседней комнаты. — Люси, дорогая, сейчас я уберусь в цирюльне, поужинаю и приду! — отзывается брадобрей. — Ты совсем меня не любишь! Совсем не уделяешь мне времени! — О, я же сказал, что скоро приду! — отвечает молодой человек.       Мне немного неловко, что я становлюсь невольной свидетельницей этой небольшой ссоры. Да, в их случае это можно было назвать ссорой, так как обычно чета Баркеров жила душа в душу. Но последние недели Люси была просто своя не своя… — Твои обожаемые бритвы для тебя важнее жены и ребёнка! Ты совершенно не думаешь о нас! — Люси, как ты можешь?!.. — Да, да, ты эгоист! Можешь там хоть всю ночь сидеть! — дверь комнаты с шумом запирается изнутри.       На лице Бенжамина появляется боль, смешанная с обидой. Он никогда не выходил из себя, тем более не злился на Люси, которая вообще была для него чем-то святым. Но сейчас обычно такое красивое и спокойное лицо на несколько секунд исказилось гневом, а бритва, до этого нежно поглаживаемая, с грохотом улетела в противоположный конец комнаты. Баркер вылетел на лестницу, от души хлопнув дверью.       Раньше никогда я не испытывала к кому-либо такую ненависть, как к Люси Баркер. Глупая, эгоистичная девчонка! Подобрав юбки, я чуть ли не бегу на поиски Бенжамина. В гостиной его не оказалось, как и в пирожковой. Но я упорно слонялась по всему дому в его поисках. В итоге, когда я совсем отчаялась найти брадобрея, он обнаружился под наружной лестницей, сидящим за уединённым столиком в углу. Этот столик в нашем заведением считался особенным, так как был под своеобразным навесом, состоящим из лестницы и галереи. Баркер сидел насупившись, скрестив руки на груди, сдвинув брови, и лицо его казалось довольно грозным. — Не расстраивайтесь, мистер Баркер, беременные часто так себя ведут… — Я просто не могу взять в толк — она действительно не понимает, что всё что я делаю — я делаю для неё? Неужели мне самому не хочется лечь пораньше? Я зарабатываю деньги именно для всех её прихотей и для будущего малыша! И после этого я эгоист!       Гневная тирада закончилась, и Бенжамин стал казаться грустным, а не разозлённым. Я осторожно присела рядом. — Это всё беременность. Люси очень любит вас. Вот подождите ещё… сколько там осталось? Месяцев пять? И всё образуется. Мой отец рассказывал, что когда моя мать носила меня, она едва ли не каждый день закатывала жуткие скандалы по поводу и без. — Я люблю её, но постоянно мириться с такими выходками… Порой, я просто не узнаю свою жену, Люси часто бывает невыносима.       Внезапно он кладёт руки на стол и опускает на них голову. — Я очень устал, Нелл. Я больше так не могу…       Я готова подняться и своими руками убить треклятую Люси! Почему он должен так страдать из-за неё?! Я осторожно приобнимаю Баркера за плечи. Бенжамин вздрагивает от неожиданности, но не отталкивает меня. — Скоро всё образуется, я обещаю, — шепчу я и, не в силах себя сдержать, провожу рукой по его волосам.       Он поворачивает голову на бок, чтобы видеть меня, но не поднимает её с локтей. С минутку брадобрей задумчиво на меня смотрит и вдруг выдаёт: — Знаете, совсем недавно она была такой же, как вы — доброй, ласковой, заботливой…       Я не знаю, что и ответить на это. Моя рука всё ещё покоится на его плечах и Баркеру, кажется, это нравится. Он по природе своей не умеет злиться долго и быстро отходит, а когда ещё кто-то успокаивает его… Тут я совсем страх теряю и вновь провожу рукой по его шёлковым волосам. — Вам нужно больше думать о себе, мистер Баркер, больше отдыхать. — Мда, Нелли, интересное у нас с вами общение. То вы рыдаете мне в жилетку, то я пытаюсь успокоиться в ваших объятьях. Думаю, что в будущем мы будем хорошими друзьями. — я, наконец, могу полюбоваться его улыбкой, хотя и грустной. — Очень надеюсь на это.       Моя рука уже живёт своей жизнью и вновь нагло проходит по его волосам. Бенжамин улыбается шире и неожиданно берет мою ладошку в свою и поглаживает её. А в следующую секунду он вдруг подносит мою руку к губам и её обжигает лёгкий поцелуй. Сердце колотится, как ненормальное, моё дыхание учащается и молюсь только об одном — чтобы Баркер не заметил моё состояние и не понял, что его причина он сам. — Спасибо за поддержку, Нелли, — говорит цирюльник и встаёт из-за столика. — Что ж, если Люси закрыла у меня перед носом дверь, ничего не остаётся, кроме как оккупировать диван в гостиной. Если вы не против, конечно.       Я немного прихожу в себя и тоже встаю. — Конечно, я не против. Идите туда, сейчас я принесу плед и подушку.       Я поспешила уйти, чтобы Бенжамин не заметил пылающего румянца на моих щеках. Чёрт! Он что, специально это делает?! Ну почему во всех его словах, жестах и поступках есть какой-то неуловимый шарм, какая-то харизма?! Мистер Баркер кажется невинным, как ребёнок, но при желании он мог бы добиться любой женщины! С такой внешностью и обаянием, он вполне мог бы стать Дон Жуаном! И как при таких природных данных он остался таким трогательно милым и правильным?! Я тяжело вздохнула, поднимаясь по внутренней лестнице. Видимо, мне никогда не понять этого странного человека…       Когда минут через пять я пришла в гостиную, я нашла мистера Баркера мирно спящим на диванчике. Бедняга, как же он устал! Его жилет был аккуратно повешен на стул, а сам Бенжамин выглядел так, будто лишь на минутку прикрыл глаза, откинувшись на спинку, и случайно заснул.       Я с улыбкой бережно положила его нормально, сняла с него ботинки, подложила под голову подушку. Потом накрыла тёплым пледом и подбросила дров в камин. Кажется, цирюльнику снилось что-то хорошее — уголки его губ то и дело поднимались. Перед тем, как уйти, я не удержалась и провела рукой по его щеке. — Люси… — едва слышно пробормотал брадобрей и улыбнулся.       Ох, и почему даже во сне все мысли этого потрясающего человека заняты глупой, бездарной, капризной, ограниченной, эгоистичной Люси? Он всё делает для неё, буквально живёт ради неё, но девчонка не думает ни о ком, кроме себя! Почему Бенжамин должен выполнять Сизифов труд, пытаясь доказать ей что-то?! Это глупо, она в жизни не поймёт, насколько он её любит, никогда это не оценит. Точно так же, как мистер Баркер никогда не поймёт, что он значит для меня, хоть я в лепёшку расшибусь, пытаясь угодить ему… Утерев невольную слезинку, я выхожу из комнаты. В голове пульсирует лишь одна мысль — я была бы куда более лучшей женой для него, чем Люси. Я могу позаботиться о нём. Я лучше Люси.       Поднявшись в свою комнату, я подхожу к зеркалу. Там отражается всё та же красивая хрупкая девушка, что и обычно. С обычным уверенным внимательным взглядом, обычной едва заметной ухмылкой и белоснежной кожей. — Что ж, Нинель Грей-Ловетт, он уже ценит тебя. И вскоре Бенжамину Баркеру надоест его маленькая глупая жена и он будет твоим. В конце концов у тебя есть веский повод бороться за него — ты знаешь, что с тобой ему будет лучше.       Я закатила глаза. Всё, уже с зеркалами разговариваю. Плохо на меня влияет эта влюблённость…