Люблю не за что-то, а вопреки всему

Я имела практически безграничное влияние на мужа. И если хотела, могла заставить его выполнить почти любую мою волю. Другой вопрос, что для этого мне приходилось делать, но почти всегда всё выходило по-моему. Так было и в этот раз. Кутаясь в тёплое новое пальто с меховой подкладкой, я шла с мужем на Оксфорд-стрит делать покупки, а по левую руку от меня шли мистер Баркер с Люси. Пригласить его одного на эту прогулку было бы моветоном, так что не обошлось без блондиночки. И Бенжамин, хотя и участвовал в общем разговоре, почти всё внимание уделял жене. Но всё-таки мы трое, — я, цирюльник и Люси, — были молоды, и нам было весело друг с другом, так что улицу то и дело оглашал мой громкий заливистый смех, смех мистера Баркера и хихиканье Люси. Альберт Ловетт напротив не понимал половину наших шуток, не разделял взглядов и был в тихом ужасе от несоблюдения некоторых правил приличия. Он со своим консерватизмом не мог понять, как я могу так шумно себя вести в общественном месте, как Бенжамин смеет при людях так часто улыбаться мне, а Люси то и дело просить то меня, то супруга приложить руку к своему животу и почувствовать толкание малыша. Наверно, со стороны наша компания смотрелась примерно так — папаша преклонного возраста выгуливает своих юных буйных деток. На Оксфорд-стрит, как всегда, было очень много народу. Чувствовался потрясающий запах свежих пирожных, сияли витрины ювелирных магазинов, завораживали своей пестротой вывески у разных ателье, у лавок со сладостями толпились дети, красивые дамы переговаривались, разглядывая модные туфельки в витрине обувного магазина, представительные мужчины заходили в оружейную лавку. В целом это место представляло собой сплошной водоворот ярких красок, блеска и каждого, попавшего сюда, будь у него хоть пенни в кармане, переполнял восторг. Люси сразу же потащила мужа к магазину тканей — она хотела сшить своему будущему ребёнку несколько пелёнок с кружевами. Я хотела пойти с ними, но мистер Ловетт сказал мне, чтобы я хотя бы сегодня не бегала за Баркером и уделила время ему. Мы с мужем зашли в ателье. Эх, всё-таки я имела слабость к подобным заведениям… Кружева, разнообразные бусины, ленты, всевозможные ткани от тончайшего голубого муслина до тяжёлого бархата глубокого бордового цвета заставляли моё воображение создавать наряды, подходящие мне. Вскоре я забыла про Баркеров и с головой ушла в обсуждение фасона со швеёй. И хотя мне куда больше по душе были тёмные цвета типа синего или чёрного и ткани вроде парчи, на этот раз я решила заказать что-нибудь воздушное, лёгкое и светлое. На рождественский праздник, который мы с мужем устраивали в пирожковой, у меня были грандиозные планы. Я хотела не просто затмить Люси, я хотела понравиться мистеру Баркеру. Я хотела, чтобы, посмотрев на меня, он увидел не друга, а женщину. Я подошла к зеркалу, приложив к себе нежно-голубую и светло-персиковую ткани. Мда, это цвета Люси, что и говорить, а мне они совершенно не к лицу. Желтый я глубоко презирала, зелёный мне не нравился. Я уже почти решилась выбрать персиковый, когда ко мне подошёл мистер Ловетт. — Мне кажется, тебе пойдёт это, — он протягивает мне лиловую ткань. Я прислоняю её к себе. Хм, цвет приятный, мне очень даже подходит. — Это то, что нужно! — радостно восклицаю я. У Ловетта такое счастливое лицо, что он смог мне угодить… Прям даже как-то неловко. Следующие минут сорок Альберт помогает мне выбрать туфли, кружева для платья, ридикюль и всё в этом духе. Кажется, ему очень нравится наряжать меня. Наверно, это действительно занимательно — иметь собственную живую куклу. Ну ладно, я особо не против, пускай развлекается. Выйдя из ателье, мы наткнулись на Люси с Бенжамином, которые бурно обсуждали купленную детскую коляску. Цирюльник всю прогулку крутился вокруг жены, и я поражалась тому, как сильно он её любит. Глаза Бенжамина сияли, на губах играла прекрасная обворожительная улыбка, он говорил с Люси нежным тихим голосом. Миссис Баркер скромно улыбалась мужу, смотрела на него влюблённым взглядом. И оба они то и дело гладили её живот. А я наблюдала за четой Баркеров и понимала, что скорее в Лондоне круглогодично будет солнечно, чем Бенжамин полюбит меня. Странно, что он вообще иногда помнит о моём существовании. Наверно, самое ужасное — видеть, как любимый человек с другой. Смотреть, как его руки обнимают другую, как его губы целуют другую, как он клянётся в вечной любви другой… И понимать, что тебе не суждено познать сладость его любви и ласк. Я построила себе какой-то мирок, полный иллюзий, фантазий и мечтаний, мирок, в котором есть Бенжамин и я. Но стоило мне ненадолго вернуться в реальность, как на меня обрушивалось осознание того, что я никогда не буду любима мистером Баркером и не смогу быть с ним. Я всегда старалась не задумываться над этим, но когда видела его с Люси, всё глубже понимала бесплодность всех своих надежд. Пока мы делали покупки, я была мрачнее тучи. А Бенжамин даже не замечал этого… Люси, всегда только Люси… Сердце обливалось кровью. Наверно, вид у меня был чересчур хмурый. Мистер Ловетт даже спросил, что со мной. Я, не моргнув глазом, соврала, что мне дурно. Супруг предложил мне пойти домой и отложить покупки на другой день, но я не согласилась. Только влюблённый человек может понять, что значит видеть смысл своей жизни с кем-то. С одной стороны мне было очень больно, с другой же я получала какое-то извращённое удовольствие мазохиста от созерцания мистера Баркера, с любовью обнимающего жену. Мне было интересно, какой он с ней, с любимой женщиной. Как держится, как говорит, как смотрит. Я представляла себя на месте Люси. Полностью занятая своими странными мыслями и разбирательством в противоречивых чувствах, я весь день не слышала, как ко мне обращался Альберт, продавец или та же пресловутая Люси. Я рассеянно кивала, перебирала в руках товары и не сводила глупых влюблённых глаз с цирюльника. Когда он изредка, чувствуя мой тяжёлый взгляд, наверно, посматривал на меня, я либо идиотски улыбалась, либо вперивалась в пол. К счастью, Бенжамин был таким же влюблённым идиотом, как и я, и тоже не замечал ничего кроме предмета своего обожания, в том числе и моих странностей. Когда на город уже начала опускаться темнота, а от солнца осталось лишь зарево на западе Лондона, мы дошли таки до лавки с ёлочными игрушками и рождественскими украшениями. Рассматривая расписные шары и белоснежных ангелочков, я зашла за стеллаж с гирляндами и теперь могла лишь слышать Баркеров. Разглядывая ценники, я вслушивалась в щебетание Люси и редкие реплики Бенжамина. Судя по всему, миссис Баркер была в приподнятом и игривом настроении. Собственно, из-за беременности она бросалась из крайности в крайность — либо отравляла жизнь всем жителям домика 186 на Флит-стрит, либо была истинным ангелом. — Бенни? Господи, меня сейчас стошнит от её слащавого голосочка и этого глупого сокращения! — Да, Люси? — А ты меня любишь? Вопросик в стиле Люси Баркер — логика на нуле, нет, в минусе, как и всегда. — Ну конечно, дорогая, что за странный вопрос? — Ты меня одну любишь? — Люси, право, порой ты меня очень удивляешь… Да ладно, за пару лет совместной жизни можно было привыкнуть к её закидонам и глупости! — Нет, правда, Бенжамин — ты любишь меня одну? — Конечно, да. Разве я давал тебе повод усомниться в этом? — И тебе только я в целом мире нужна? Интересно, она каждый день вот так вот его достаёт? Если да, то я просто не представляю, как мистер Баркер всё ещё терпит жену. — Ты самый главный человек в моей жизни, — уклончиво ответил цирюльник. А вот это уже интересно. Он не ответил восторженное «да», как я ожидала. Неужели… О, Нелли, глупо и надеяться на это! Но я помнила наши прогулки, долгие беседы по вечерам у камина, помнила, как Бенжамин сказал однажды, что после Люси я самый близкий человек для него. Я помнила всё это и имела основания надеяться, что хоть немножечко нужна ему. — Бенни! Не юли! — всё таким же кокетливо-игривым голосом восклицает блондиночка. — Я заметила, что вы с Нинель Ловетт подружились. Ты любишь её? Дура. Прекрасно знает, что это не так. Больше скажу, доверяет мужу абсолютно, но веселится подобным образом! — Может, как сестру. — Бенжамин Баркер! Я скоро буду ревновать! — наигранно обижено говорит девушка. Сказать, что этот диалог меня злит, это не сказать ничего. Зачем она задаёт эти вопросы? Чего добивается? — Люси, не понимай всё по-своему! — Нет, нет, я обиделась. Мы обиделись. И будем обижаться, пока ты не скажешь, что совсем не любишь Неонилу. О, эта её манера говорить о себе во множественном числе! Конечно, всех умиляло то, что миссис Баркер всё время выдаёт что-нибудь типа «мы и малыш» или просто «мы», но меня это жутко раздражало. Моё сердце замерло в ожидании ответа Бенжамина. — Я совсем не люблю её, — говорит он очень тихим голосом. — И она тебе ни капельки не нужна? — настырно вопрошает беременная. Против воли в глазах уже блестят слёзы. Как хорошо, что в этой небольшой лавке совсем нет народу, так как уже вечер! — Люси! — Мы обидимся и уедем к тётушке. На неделю. Нет! На месяц! — Хорошо! Не нужна она мне, довольна? Я опираюсь рукой о стеллаж, чтобы не упасть — комната поплыла перед глазами из-за слёз. — Не совсем. Скажи, что ты меня очень любишь, а она навязчива. — Но дорогая, миссис Ловетт так добра к нам! Он назвал меня по фамилии… Ах Люси, почему ты бываешь так глупа и бессердечна? Говорят, что дети жестоки, так как не осознают в полной мере свои поступки и слова. А миссис Баркер была именно глупым ребёнком. — На два месяца уедем! — Ох, Люси, ты бываешь невыносима… Девушка всхлипывает. — Я поняла, ты любишь не меня, а её! — продолжается дешёвая комедия. — Я люблю только тебя. И ладно, я признаю, что Ловетт навязчива, если «вас» это успокоит! — в голосе цирюльника слышится едва сдерживаемое раздражение. — И ты устал от неё? — Я не буду отвечать на такие вопросы! Давай я тоже начну говорить, что ты любишь тётушку больше, чем меня? Или приревную тебя к… мистеру Ловетту! Тишина с минуту или около того. — Просто чудесно, теперь ты игнорируешь меня! — уже начинает кипятиться молодой человек. — Вечно ты на пустом месте устраиваешь сцены! Я устал от неё, всё, ты успокоилась, наконец? Я зажимаю рот рукой, чтобы не было слышно мои всхлипы. Бенжамин, как ты можешь говорить это? — Я прощу тебя, Бенни, если ты… скажешь, что лучше бы вообще никогда не встречал её. Что жалеешь об этом. — Я скажу! Я бы лучше вообще не встречал миссис Ловетт, не знакомился с ней и не общался! Тогда, может быть, ты бы оставалась той Люси, которую я люблю, а не превращалась бы в капризного ребёнка! Я действительно жалею, что встретил её! — немного резковато говорит Бенжамин и неожиданно быстро обходит стеллаж, собираясь покинуть лавку. Мы оказываемся лицом к лицу. Брадобрей тут же понимает, что я всё слышала — мои глаза, полные слёз, говорят об этом. Несколько ужасно долгих мгновений мы стоим и смотрим друг на друга. Он на меня — с виной, испугом и сожалением, я на него — с разочарованием, шоком и болью. — Нелли, я… — начинает цирюльник, делая шаг в мою сторону. В следующую секунду я, подобрав юбки, вылетаю из магазинчика ёлочных игрушек.