Люблю не за что-то, а вопреки всему

Ещё с неделю жизнь текла своим чередом. Наступило первое воскресенье декабря. День не задался с самого утра. Я проснулась от того, что Баркеры кричали друг на друга — Бенжамин просил жену успокоиться и остаться, а та осыпала его упрёками, рыдала и собирала вещи. Скандал длился полдня. Ближе к обеду шум переместился на улицу и вскоре затих. Мда, наш дом уже давно стал достопримечательностью Флит-стрит. То мы с мужем ругаемся, то Баркеры — соседи с удовольствием открывали окна, слушая наши скандалы, а потом с не меньшим удовольствием обсуждали их. Я даже не хочу задумываться о том, что думали люди, видя, как Люси хотя бы раз в месяц с чемоданами и криками уходит, как Баркер несётся за ней, громко уговаривая остаться, как мистер Ловетт выходит на боковую лестницу и орёт мне в цирюльню погромче городничего, чтобы я немедленно спускалась, как я отвечаю не тише, чтобы он оставил меня в покое. Но самым интересным зрелищем, наверно, было то, как мы с Баркером возвращались домой после прогулок поздними вечерами, громко смеясь, бурно что-нибудь обсуждая, а иногда (когда мы совсем поздно приходили и на улицах никого не было) даже в шутку убегая друг от друга, словно дети. В общем, слава о нашем дурдоме гремела на весь район. Чего я только о нас не слышала — и что я распутница, каких свет не видел, сумевшая обольстить пятидесятилетнего старика и соблазнить вовсе невинного молодого брадобрея, и что я — совсем девочка (причём сплетни доходили до того, что мне тринадцать, а Ловетту все шестьдесят, а, может, и больше), а мой муж — жестокое чудовище, которое бьёт всех жильцов дома 186, от Люси до мужа Эммы, а герой-брадобрей с бритвой наперевес, рискуя жизнью, всех нас защищает, и что мы с квартирантом любовники, Эмма находится в связи с моим мужем, а Люси беременна от слуги. Но моей любимой историей была это — будто бы под пирожковой в подвале лаборатория, Альберт — гений профессор, ставящий опыты на украденных подростках (причём подростком считался и двадцати шестилетний Бенжамин), наши слуги — его сподручные, и именно поэтому мы все такие неадекватные. В общем, доходило до абсурда, но популярность пирожковой и цирюльни росла. Многие хотели посмотреть на героя-красавца цирюльника и на кровожадного учёного-Ловетта. Пока квартиранты ругались, я успела позавтракать, одеться и даже обслужить нескольких клиентов. Уже где-то в час я столкнулась с расстроенным брадобреем в коридоре — он возвращался к себе после того, как пару кварталов пробежал за Люси. Судя по всему, та решила уехать, пока Бенжамин спал, но случайно разбудила его — он даже одеться нормально не успел за целый день, был только в брюках и полурасстёгнутой рубашке, шнурки на ботинках и то завязаны абы как. Молодой человек убрал с лица пряди взлохмаченных волос и тяжело вздохнул. Я, не в силах совладать с собой, окинула его фигуру жадным взором. Лёгкая рубашка едва скрывает его торс, плечи, узкую талию, я могу видеть его ключицы, контуры мускулов… Боже, как же он прекрасен! Я едва возвращаю взгляд на лицо брадобрея. — Нелл, она всё-таки ушла! Сказала, что вернётся только к Рождеству. — Баркер устало потирает переносицу. — Нелли, мне так плохо без неё! Что ж, видно судьба у меня такая — утешать его, когда Люси уходит, и уверять, что она скоро вернётся. — Мистер Баркер, вы простудитесь, — говорю я, застёгивая пуговки на его рубашке. Он выдавливает слабую улыбку и кладёт руку на моё плечо. Простой знак признательности, совсем не редкий для нашей дружбы, но такой двусмысленный, если смотреть со стороны… Внезапно мы оба вздрагиваем из-за скрипа и в ужасе смотрим на дверь мистера Ловетта. Она закрыта, в коридоре кроме нас никого нет. — Вот что, мистер Баркер, сейчас вы оденетесь, и мы встретимся в пирожковой. А то если мой супруг застанет нас в таком виде, мы не успеем ему ничего объяснить. Одевшись и причесавшись, Бенжамин спустился в закусочную, где его уже ждала я. Пока мы разговаривали, и я всячески пыталась поднять настроение цирюльнику, Альберт Ловетт ушёл на встречу с другом, которую отложил с предыдущих выходных. Пока он отсутствовал, я успела накормить квартиранта обедом, пожалеть и заверить, что всё у них с женой будет хорошо, поругаться с настырным клиентом-студентом и приготовить порцию пирогов с капустой. Потом я отправила Эмму за продуктами, выслушав от неё всё, что о нашей с Баркером дружбе думают соседи, и дела на сегодня были закончены. Я вышла из-за стойки, на которой убиралась и подошла к столику, где сидел брадобрей. — Ну вот, теперь, когда я сделала все дела, мы можем спокойно пойти погулять или посидеть тут. Баркер отряхнул муку с моего корсета (с самым невинным видом, вогнав меня при этом в краску) и задумчиво посмотрел в окно. — Нет, там сегодня холодно. Предлагаю побыть тут и выпить чаю, — он улыбается своей любимой нервной улыбкой. — Я отлучусь на минутку — кажется, я забыл закрыть дверь в цирюльню. Едва брадобрей исчез на внутренней лестнице, в пекарню завалился мой благоверный не в самом трезвом виде. Конечно, не настолько пьяный, как в предыдущие разы, но тоже изрядно подвыпивший. Я уже научилась оценивать стадии его опьянения. Первая, когда Ловетт добрый, его тянет на задушевные разговоры, вторая — он в отвратительном настроении и агрессивен, ну и третья, когда мозг вообще отключается и все его желания сводятся только к тому, чтобы оприходовать меня и завалиться спать. Сейчас он в второй стадии и малейшее неосторожное слово может вызвать бурю. — Нелли, мы должны поговорить, — кажется, он всё-таки между второй и первой стадиями. — О, ради Бога, не сейчас! — отмахиваюсь я, намереваясь поскорее спровадить мужа и провести спокойный вечер с Бенжамином. Толстяк берёт меня за руку. — Нелли, ты не можешь так себя вести! Эх, нужно было идти гулять, хоть на улице и холодно… — Мистер Ловетт! Отпустите меня и идите спать! — восклицаю я, пытаясь высвободиться. — Уже поздно, я с удовольствием поговорю с вами завтра. Как бы мне так сделать, чтобы они с Баркером не пересеклись? Они не особо-то ладят, когда Альберт трезвый, а сейчас он вообще может что-нибудь сделать с цирюльником, если тот косо на меня посмотрит. — Нинель, ты моя жена и сейчас ты будешь говорить со мной, а не со своим любовником! — медленно перетекает первая стадия во вторую. — Что?! С кем?! Да вы издеваетесь! Пустите меня, я вольна сама решать, с кем и когда говорить! — довольно громко говорю я. — Посмотрим, — просто говорит толстяк и, как нечего делать, перекидывает меня через плечо. Я взвизгиваю и начинаю орать, чтобы меня немедленно опустили на пол. Как же глубоко я презираю свой низкий рост и худобу! Ну почему я такая слабая?! Все, кому не лень, хватают меня, таскают, поднимают и чуть ли не подмышкой носят! Даже Баркер, который и сам-то довольно хрупкий и не очень высокий, может легко со мной справиться, что и доказал на той неделе. Что уж говорить о моём кабане-муже?! Господи, какое унижение! Ловетт опускает меня в кресло в гостиной. И наклоняется так, чтобы облокачиваться на спинку с двух сторон от меня. Где-то мы это уже проходили… Эх, и почему я не высоченная широкоплечая дылда, как Мэри из 180 дома? Я позорно вжимаюсь в кресло и хмуро гляжу на супруга. — Теперь я вся во внимании, говорите! — с сарказмом выдаю я. — Нелли, я же предупреждал тебя! И что в итоге?! В выходные вы двое исчезли на полчаса, и я понятия не имею, чем и где вы занимались. Хотя, судя по твоему платью, вы всё это время обжимались в ближайшей подворотне! Хм, ну в этом есть доля правды. — А сегодня я вообще застал вас едва ли не в нижнем белье у твоей комнаты! Что вы там делали?! Допустим, что я была одета нормально. Да и Баркер тоже — просто жилет не надел и всё. Ну и рубашка была расстёгнута. — Да действительно, чем же мы могли заниматься в метре от дверей вашей спальни?! — Неонила! Как тебе не стыдно?! Ты даже не скрываешь ваш роман! — Боже, да у вас паранойя! Что за вздор вы несёте?! — Даже эта глупышка Люси уже что-то подозревает! Надо мной смеются все соседи, называя рогоносцем! Так как его рыхлое толстое лицо близко к моему, я улавливаю запах алкоголя. Я сдерживаю резкие фразы, уже готовые сорваться с моего языка, так как понимаю, что когда Альберт в таком состоянии, его лучше не злить. Мистер Ловетт отходит к комоду и выпивает стакан виски, видимо, для храбрости. О, такими темпами вторая стадия скоро будет на пике…  — Нелли, ты любишь меня? — вдруг вопрошает толстяк. Я удивлённо вздёргиваю одну бровь. Что за допрос? Что он ожидает услышать? Что мне отвечать?! Скажу да — ведь поверит, чего доброго, да вообще не даст мне спать по ночам. Скажу нет — придушит. Это уже потом, протрезвев, он поплачет над моим бездыханным телом. Много ли мне надо? Я тщедушна, как новорожденный котёнок, а у него вон какие лапищи! — Отвечай! — рявкает Альберт. Я уже была готова соврать из-за страха, когда вдруг увидела из-за плеча мужа Бенжамина в дверях. Это было уже установленным фактом, что присутствие квартиранта плохо на меня влияет: последние крупицы разума исчезли из моей головы. — Нет! — отвечаю я, стойко выдерживая тяжёлый взгляд супруга. — Ах ты неблагодарная! — восклицает мистер Ловетт и уже заносит руку, чтобы ударить меня. Но этот огромный кулак, напоминающий кувалду, вдруг перехватывают тонкие, почти девичьи руки Бенжамина. — Мистер Ловетт! Остановитесь! Нелл ни в чём не виновата перед вами! — Позвольте мне самому решать, виновата она или нет! — Альберт выдёргивает руку из хватки цирюльника. — Уйдите, мистер Баркер, и не мешайте нам, а то мне придётся и вас проучить. — Я не уйду, пока не буду уверен, что Нелли в безопасности. Ловетт выпрямляется во весь свой немалый рост и угрожающе смотрит на брадобрея, который, в свою очередь, распрямляет плечи и вытягивает шею, дабы казаться повыше. Бенжамин едва доходит до плеч Ловетту. — Сначала вы запудриваете мозги моей жене, а потом смеете ставить мне условия? — шипит толстяк, а лицо его наливается кровью. — Я не могу допустить, чтобы обижали её. — Это моё дело! Она — моя! Скоро будет взрыв… — Нелли не ваша собственность. — Ещё одно слово и вы пожалеете, что родились на свет! — Прекратите! Мистер Ловетт, что вы такое говорите?! — отмираю, наконец, я. — А ты молчи, Неонила! Ты хуже продажной женщины, ты опозорила моё доброе имя! Ну да, это же такое имя! Ведь мой муж какой-нибудь граф, имеющий громкую фамилию и трёхсотлетнюю родословную! А я посмела испачкать его репутацию в глазах всего высшего света! Жалкий владелец не самой успешной пекарни, что он о себе возомнил? — Это не так! Вы не правы! — почти кричу я. — Что?! — Это бред, старый вы идиот! — вырывается у меня. Я вообще не очень хорошо контролирую свои эмоции и бывает, что иногда не могу удержать какую-нибудь резковатую фразочку. Вот и сейчас — ляпнула, и сама ужаснулась. — Дешевка! — рычит Ловетт и опять порывается меня ударить. Но под его рукой с лёгкостью проскальзывает худощавый Баркер и пытается блокировать удар. Альберта это злит несказанно, и он хватает цирюльника за грудки и с силой встряхивает. — Как ты смеешь, щенок?! — Это как вы смеете поднимать на неё руку?! Нелли — хрупкое, эфирное, почти неземное создание, как вы можете причинять ей зло?! — если уж Бенжамин решает что-то сказать, то говорит всё, что думает. Ох уж эти его рыцарские замашки… Начитался романов про благородных дворян и прекрасных дам, которых нужно защищать. Глупенький, будь у него меч на поясе и латы, возможно, он и мог бы так смело себя вести. А сейчас мне кажется, что мы оба уже не жильцы. — Я буду делать с ней всё, что захочу, потому что она — моя! — Значит, вы не достойны её! — выдаёт цирюльник. В ту же секунду Альберт со всей силы прижимает Бенжамина к стене, и его руки сжимаются на шее молодого человека. Чёрные глаза брадобрея от удивления и неожиданности округляются. Забыв обо всём, я пытаюсь оттащить Ловетта — но что я могу против него? Хотя я буквально висну на руке толстяка, тот не ослабляет своей хватки. — Что ты сказал, мальчишка? Как я боюсь своего мужа, когда он в таком состоянии — разозлённый до предела, подогретый алкоголем, вышедший из-под самоконтроля… Баркер беззвучно шевелит губами и тщетно пытается разжать хватку на своём горле. Как странно, когда мы с брадобреем вдвоём, он кажется мне большим и сильным, а когда я вижу его рядом с Ловеттом, он выглядит худым и слабым. Бенжамин стремительно бледнеет и задыхается. Я вижу, как он бешено хватает ртом воздух, но не может сделать вдох. Он даже почти перестал сопротивляться, а его лицо приняло нездоровый синеватый оттенок, когда я поняла, что пора действовать. Я использовала чисто женское оружие — длинные крепкие ногти, которые я от души вонзила в руки мужа. Тот ахнул от неожиданности и отпустил Баркера, решив заняться мной. Цирюльник упал на колени и оперся рукой на пол, второй держась за горло. Он судорожно делал жадные вздохи и кашлял. Я могла позволить себе быть слабой, когда Альберт угрожал мне, но если дело касалось моего любимого Бенжамина, я была готова убить. Так и сейчас, подобно ненормальной фурии, подобно химере, я со всей силы впилась ногтями в рыхлые щёки супруга. Наверное, через минуту я бы хорошенько получила, но тут подоспел пришедший в себя Баркер и попробовал оттащить от меня разъярённого Ловетта. Толстяк с силой оттолкнул его… Через несколько мгновений Бенжамин Баркер лежал на полу, его голова была прислонена виском к ножке комода, а по бледноватой коже текла кровь… — Не-е-ет!!! — вырывается из моей груди душераздирающий крик. Из неоткуда берутся непомерные силы, и я отталкиваю мужа. Весь звук куда-то исчезает, я словно оглушенная. Я бросаюсь на пол возле цирюльника и прислоняю дрожащую руку к его шее. От потрясения я даже не могу разобрать, есть ли у него пульс. — Ради всех святых, приведите ему врача! Кажется, мой благоверный понял, что натворил и уже успел испугаться содеянного и немного протрезветь. — О, Нелл, я не хотел! Просто он так меня разозлил! — Да приведите же врача!!! — уже кричу я. Альберт выбегает из комнаты. Я бережно кладу голову Баркера себе на колени. Он всё ещё без сознания и не подаёт признаков жизни. Меня трясёт крупной дрожью, я не понимаю, дышит он или нет. Он такой бледный и неподвижный, мне очень страшно. Всё, на что меня хватает — это оторвать кусок кружев от нижней юбки и прислонить его к разбитому виску. Неслушающимися пальцами я убираю спутанные чёрные пряди, пропитанные кровью, со лба Бенжамина. — Пожалуйста, ты не можешь бросить меня одну, — шепчу я срывающимся голосом. — Ты просил меня не оставлять тебя, и я послушалась — и ты не должен пренебрегать моей просьбой. Бенжамин, я так сильно тебя люблю, я не переживу твоей смерти. Подумай хотя бы о своей Люси. У вас скоро будет малыш, а ему нужен отец. Ты меня слышишь? Бенжамин? Хвала Всевышнему, брадобрей зашевелился и поморщился. — Люси? — едва слышно прошептал он. — О, Бенжамин! — восклицаю я и порывисто прижимаю любимого к себе. — Драгоценный мой, как же ты меня напугал! — бормочу я, гладя шёлковые волосы и, не в силах сдержать себя, целуя его в лоб. — Нелли, успокойся, всё хорошо. — я любуюсь его слабой улыбкой. Мистер Баркер поднимает руку и проводит ей по моей щеке. Потом заправляет мне за ухо выбившуюся прядь. — Я ведь всё правильно сказал, — очень тихо говорит цирюльник, — он не достоин тебя. Бенжамин тяжело вздыхает, без сил опускает руку и прикрывает глаза. — Бенжамин?! — Я в порядке. Просто голова так сильно кружится… Кажется, молодой человек опять теряет сознание. Уже радует, что он жив. Я усаживаюсь поудобнее и прислоняюсь спиной к стенке. Потом я подтаскиваю к себе брадобрея и нежно обнимаю. Его голова покоится на моём плече, а тело на моих юбках. Я слышу его размеренное дыхание, чувствую, как вздымается его грудь и моё сердце делает бешеные кульбиты. Всего на несколько минут я подумала, что потеряла его. И за эти мгновения я поняла в полной мере, сколько Бенжамин для меня значит. Скорее бы пришёл врач. Мне кажется, что прошла вечность перед тем, как Ловетт привёл худощавого старика, когда как на самом деле не истекло и десяти минут. Благо, лекарь жил не далеко. Альберт с лёгкостью перенёс квартиранта в его спальню и положил на постель. Осмотрев мистера Баркера, врач сказал, что здоровью молодого человека ничто не угрожает. Может, будут появляться головные боли ещё недельку, но не больше того. Сегодня ему лучше не вставать, да и завтра, пожалуй, тоже. Хорошо питаться и не переутомляться ближайшее время. Ну и не волноваться, конечно же. Пока Бенжамин спал и, как сказал доктор, восстанавливал силы, Ловетт рассыпался в извинениях. Но я была непреклонна. Твердила, что вернусь к родителям, так как мне надоели его припадки бешенства и пьянство. После пары часов уговоров и пререканий, мы договорились, что я останусь при некоторых условиях. Альберт попросит прощения у цирюльника, оплатит его лечение и возместит убытки от того, что Бенжамин не сможет работать ближайшую неделю. Ещё Ловетт поклялся на библии, что больше никогда не возьмёт в рот спиртного и не посмеет поднимать руку на меня или мистера Баркера. Мне же пришлось поклясться, что я не изменяла и не буду изменять супругу. Что ж, может, теперь, в нашем доме будет немного спокойнее? Я очень надеялась, что теперь мне не придётся тайком общаться с любимым и бояться за него и за себя. Компромисс с мистером Ловеттом достигнут, не прошло и полугода с нашей свадьбы!